Burg

– Спасибо, – пробормотал Ким, поворачиваясь к выстроившимся вдоль стен шкафчикам. – Я все осмотрю. Джи Хун тихо произнес у него за спиной: – Здесь всегда дежурят пожилые офицеры. Мерфи осталось три дня до пенсии. Судя по всему, от его внимания не укрылась тревога во взгляде Тэ. – Это не очень обнадеживает, – прошептала Ким. В его ушах снова зазвучали предостережения хена. – Не беспокойтесь, тут никогда не возникает проблем. Заключенные, которые к нам приходят, больны или ранены. Все, что им нужно, – это избавление от страданий. Маловероятно, что они укусят руку, которая предлагает им помощь. Взять хотя бы сегодняшних пациентов… Все они уже несколько недель с нетерпением ждут появления врача. А самых опасных заключенных, из «одиночки», сюда приводят в наручниках, и они не смогли бы создать проблемы, даже если бы захотели. – Что такое «одиночка»? – О, так мы называем изолятор. Ким кивнул, размышляя над словами Джи Хуна. Наконец он решил, что нечего распускать нюни. Необходимо преодолеть свой страх. Отвернувшись, парень открыл шкафчик из матового стекла и начал изучать его содержимое. Оказалось, что медпункт очень хорошо укомплектован лекарствами. – Так значит, вы не ожидали, что доктор Пак выйдет на пенсию? – Ага. Он собирался поработать еще пять лет. Разумеется, никто его не винит. Инсульт заставил его изменить планы. – Жизнь слишком коротка, – сказал Тэхен. – Надеюсь, доктор Пак восстанавливает здоровье и чувствует себя хорошо. – Недавно я слышал, что он отрабатывает технику ударов в гольф клубе «Плано». – Молодец! – Это точно. А остальные ничтожества – вроде нас – должны вкалывать. Джи Хун добродушно улыбнулся. – Что ж, надеюсь, скоро вы подыщете кого нибудь на его место. И тогда можно будет не приезжать сюда . – В эту тюрьму? – Джи Хун фыркнул. – Это маловероятно. Мы находимся в восьмидесяти милях от Свит Хилла и в пяти часах езды от места, где подают приличные суши. Это практически задворки цивилизации. Техасская глушь – это не совсем то, о чем мечтают врачи. Но, по крайней мере, теперь раз в неделю нас будете посещать вы. Это уже кое что. Киму стало не по себе. Когда доктор Хван искал добровольцев, у него сложилось впечатление, что речь идет о временной работе. Он думал, что полуторачасовую поездку в «Девилс Рок» им с доктором Хваном придется совершить пару раз, не более. Тэхен не вызвался бы ему помогать, если бы знал, что это будет происходить постоянно. В конце концов, он получил диплом медбрата не для того, чтобы работать в тюрьме. Ким восхищался людьми вроде Чон Джи Хуна, которые способны к подобным подвигам, но сам не стремился к самопожертвованию. Он работал в частном врачебном кабинете в маленьком городке, где наиболее значительным событием прошлого года стало появление «Старбакса». Самой серьезной проблемой, с которой обращались к ним в клинику пациенты, был перелом руки (не считая одного случая менингита). Если бы Тэхену не хватало впечатлений, он мог бы переехать в Форт Уэрт, или в Хьюстон, или в Остин и поступить на работу в одну из больниц. «Так что же ты здесь делаешь?» – спросил он себя. – Полагаю, будет лучше, если я все таки ознакомлю вас с правилами, – сказал Джи Хун, слегка хлопнув в ладоши и потерев их друг о друга. Заглушив внутренний голос, напоминающий голос его хена, Ким вымученно улыбнулся и переключил внимание на медбрата, который объяснял, что им следует делать в случае экстренной ситуации, которая никогда не возникнет, проработай они в тюрьме хоть миллион лет. Киму очень хотелось верить, что это действительно так

***

– Брось это печенье, засранец, или следующим, что окажется у тебя во рту, будет мой кулак! Хосок чуть сильнее сдавил шею другого заключенного. Он знал, что с помощью этого захвата не сможет его убить или хотя бы лишить сознания, но не сомневался в том, что перед глазами у негодяя плывут круги. – Пошел на хрен! – просипел парень. О боже . Хосок думал, что удастся обойтись без этого. Весь первый год в «Девилс Рок» он плевал кровью. Ему приходилось драться каждый день, защищая себя и брата. Не было ничего важнее этого. И вот все сначала: он дерется из за крекера. Хорсу не понадобилось много времени, чтобы осознать, что им с Чимином нужны союзники, поэтому он соблюдал правила игры, и со временем союзники у него появились. Но это не означало, что ему больше не приходилось драться. Хосок по прежнему вынужден был время от времени разбивать несколько черепов – лишь для того, чтобы сохранить свое место в тюремной иерархии. Вот, например, как сейчас. Этому парню было не больше двадцати, и Хосок почувствовал жалость. Столько же лет было ему самому, когда он оказался в ужасных стенах «Девилс Рок». Да, ему тогда было двадцать… Он был смертельно напуган, но исполнен решимости защищать Чимина и себя. Разумеется, многочисленные свастики и трилистники, покрывающие тело этого пацана, разрушали представление о юношеской невинности. Этот парень был вполне оперившимся «белым воином» и не упустил бы шанса сунуть Хосоку заточку между ребер. – И не вздумай его раскрошить, – предостерег противника Чон. – Я не собираюсь жрать крошки с пола, тебе ясно? Он понимал, что это всего лишь печенье. В другой жизни, много лет назад, он, наверное, часто оставлял на тарелке недоеденные крекеры, но теперь все было совершенно иначе. Нельзя было отмахнуться от этого эпизода. Еда являлась ценностью, и никто не уступал ее без борьбы. Если бы Чон поступил по другому, его бы сочли слабаком. И не только его, но и его брата. Всю их группировку, черт возьми! А Райд не потерпит слабаков рядом с собой. Здесь такое не прощается. Этому Хосока научили восемь лет тюремной жизни. Точнее, он усвоил это правило уже в первую неделю. Чон не знал никого безжалостнее Райда. Этот жутковатый тип оказался за решеткой всего на несколько лет раньше него и брата, но уже руководил одной из самых крупных группировок. Тот день, когда Райд принял в нее Хосока и Чимина, стал для братьев знаменательным – у них появилась надежда на выживание. Рядом с Райдом находились только самые сильные. Заключенные собрались вокруг Хорса, плюясь и рыча, словно звери, жаждущие крови. С минуты на минуту здесь должны были появиться надзиратели. Брат стоял рядом, обводя темно карими глазами толпу. Он прикрывал спину Хорса, следя за тем, чтобы никто из белых воинов не вмешивался в разборку. Райд и члены его группировки тоже наблюдали за Хосоком. Их холодные лица были абсолютно спокойны. В тюрьме эмоции влекли за собой смерть. Или что нибудь похуже. А уж в «Девилс Рок», несомненно, было кое что похуже смерти. Если бы Хосокву пришлось жить так же, как некоторым из этих бедняг, он с радостью предпочел бы заточку под ребра. Костлявый скинхед извивался – Чон мертвой хваткой сдавил ему шею. «Белые воины» подступали все ближе. Одно движение с их стороны – и вмешается Райд. «Белые воины» это знали. Все это знали. Ненависть между их группировками была взаимной, но умирать сегодня никому не хотелось. Чон протянул парню открытую ладонь: – Отдай. – Пошел на хрен! – брызгая слюной, прошипел тот. Дело было не в печенье. Все было намного серьезнее. На кону стояла жизнь Чона. Он не имел права уступать. Все это происходило уже много раз и до смерти ему надоело. По крайней мере, окончание его срока было не за горами. Хорс отсидел уже восемь лет. Свои «от восьми до пятнадцати» он получил за непредумышленное убийство. На первом слушании, состоявшемся четыре месяца назад, в условно досрочном освобождении ему отказали – из за частых визитов в карцер, – но, возможно, через год другой… Если ему удастся не нарушать порядок. Когда они с Чимой попали в тюрьму – за убийство негодяя, изнасиловавшего их двоюродную сестру, – адвокат сказал, что они еще легко отделались. Братья могли получить и более суровый приговор. Но симпатии присяжных были на их стороне. Или – что было гораздо важнее – на стороне Кэти, которая рассказала в суде, что сделал с ней Мейсон Лири. Братья убили человека. Они не собирались этого делать, но факт остается фактом. Чон был согласен с тем, что он оказался в тюрьме заслуженно, но легче ему от этого не становилось. Каждый день, проведенный в «Девилс Рок», высасывал частичку его души. Чон глубоко вздохнул и сделал то, что должен был сделать. Сжав кулак, он ударил парня в лицо, отдавшись на волю насилия, которому была подчинена вся его жизнь здесь. Он почувствовал, как толпа вздрогнула. Прежде чем Хосок успел обернуться, его голова взорвалась болью. Он рухнул на пол, увлекая скинхеда за собой, а затем, преодолевая боль, с усилием поднялся на ноги. Со лба Хосока стекала теплая струйка крови. На него набросился другой скинхед, лицо которого было покрыто татуировками. Он замахнулся подносом – судя по всему, тем самым, который уже опустил на голову Чону, – готовясь нанести еще один удар. Никто по прежнему не вмешивался: два на одного было соотношением, с которым, по мнению Райда, обязан был справиться любой член его группировки. Чон покосился на брата, взглядом приказывая ему не вмешиваться в драку. Если бы он этого не сделал, Чон младший ввязался бы в потасовку, наплевав на мнение Райда. Кровное родство было превыше всего. Хосок бросился на ударившего его заключенного, пнув его ногой в колено, и с удовлетворением услышал треск. Толпа зашипела, осознавая, какую боль тот сейчас испытывает. Скинхед с воем рухнул на пол. Хорс подхватил выроненный поднос и ударил им по лицу наглеца, который схватил его крекер, затеяв тем самым всю эту гнилую разборку. Четыре «быка», прорвавшихся сквозь толпу, резко остановились при виде двух скинхедов, которые стонали на полу у ног Чона. Хосок поднял руки ладонями вперед, пытаясь показать, что не собирается создавать проблемы. Точнее, больше не собирается этого делать. Честер, один из самых жестоких надзирателей в «Девилс Рок», дважды ударил его дубинкой по ребрам. Этого следовало ожидать: этот подонок любил избивать заключенных. Его дубинка, которую он пускал в ход по делу и без дела, разбила уже множество голов. Воздух покинул легкие парня, и он сложился пополам от боли, взорвавшейся у него в боку. Честер обожал свою работу. Остальные надзиратели бросились на Хосока, сбив его с ног. Он не сопротивлялся, но это не помешало Честеру навалиться на него всем телом, ввинчивая колено ему в позвоночник. Хосок закусил губу, сдерживая крик, – он не собирался доставлять удовольствие этому негодяю. Вместо этого он улыбнулся, ожидая, пока на него наденут наручники. Рывком поставив парня на ноги, надзиратели скомандовали остальным заключенным разойтись. Он заметил нахмуренное лицо брата и пренебрежительно ухмыльнулся, пожимая плечами, чтобы немного его подбодрить. – Шевелись! – прорычал Честер, грубо толкая Чона вслед за двумя другими заключенными. Хосоку стоило большого труда скрыть гримасу боли. Похоже, этот урод сломал ему ребра. Чимин кивнул брату, пытаясь дать ему понять, что с ним все будет в порядке и брату не стоит беспокоиться. Они знали существующий порядок: за драку Чон проведет в карцере не меньше недели. Но все это пустяки. Ему случалось находиться в карцере и дольше. Проведя несколько недель в сером замкнутом пространстве, которое заключенные между собой называли «дырой», он начал сомневаться в том, что еще не утратил рассудок… В коридоре Ламберт, главный дежурный надзиратель, со скучающим видом осмотрел всех троих. Заключенный, которого Хорс ударил в колено, скулил, не в силах передвигаться самостоятельно. Его поддерживали два охранника. – Что произошло? – рявкнул Ламберт. Чон выдержал его взгляд, и его лицо стало похоже на невозмутимую, непроницаемую маску. – Мы просто дурачились. Никто из заключенных не признавался в том, что дрался. Никто никогда ни на кого не показывал пальцем, никто никого не обвинял. Это было неписаным правилом, даже среди врагов. Драка – как для нападающей стороны, так и для жертвы – означала более продолжительный срок в «дыре». Ламберт фыркнул: – Да неужели? Он постучал по колену скинхеда концом дубинки, отчего тот взвыл еще громче. – Похоже, оно сломано. – Ламберт бросил на Хосока угрожающий взгляд, а затем посмотрел на скинхеда. – Это сделал Чона? Пострадавший стиснул зубы и вздернул подбородок. Его лицо вновь обрело свирепое выражение. – Он же сказал: мы просто дурачились. Ламберт закатил глаза, давая понять, что разбираться дальше не намерен. – Отлично. Мне плевать. Отведите их в медпункт. Если колено действительно сломано, отправьте его в больницу. Глаза скинхеда блеснули. Казалось, он забыл о полученной травме. Очутиться за стенами тюрьмы было большой удачей. Больничная еда была лучше тех помоев, которыми кормили в «Девилс Рок». – Шагай, придурок. – Честер больно ткнул Чона в спину, заставляя его следовать за другими заключенными. Хорс бросил взгляд через плечо. Это был предел его возможностей. Его скованные наручниками руки сжались в кулаки, а разбитые в кровь костяшки пальцев побелели. Ему самому казалось странным, что он все еще способен на подобную реакцию. Что он все еще сердится на «быка», вонзающего колено ему в позвоночник или пинающего его с таким видом, как будто перед ним кусок дерьма. Можно было бы предположить, что после стольких лет, проведенных в тюрьме, ему это будет безразлично. Что он будет воспринимать это как должное, смирившись со своей судьбой и не рассчитывая на иное обращение. Ему следовало бы принять это как часть своей жизни.