Лучшее лекарство

Рюноске Акутагава всегда был странным. Этого даже понимать не нужно было - одного короткого взгляда хватало, чтобы увидеть. Чуя никогда не уговаривал его. Одна короткая смс с цифрами, и в назначенное время в дверь раздавался звонок. Они даже не говорили об этом. На работе они почти не пересекались, а дома у Накахары обоим было не до этого. Первый раз это произошло слишком спонтанно, можно даже сказать случайно. Они были на задании и должны были взять информаторов. Но Акутагава, как обычно, перестарался. Настолько, что один человек был мертв, а второй присмерти. Чуя был дико зол. Он кричал, что мальчишка должен усмирить свою силу и понимать, когда нужно остановиться. Но услышал только покашливание и ответ, что он всего лишь выполняет свою работу. Один ведь остался жив, так в чем проблема? Перенапряжение от тяжелого задания и так расшатало нервы, так еще Акутагава отказывался его слушать - Накахара так взбесился, что схватил его за горло и со всей силы впечатал в пол, для верности еще активировав гравитацию, чтобы мальчишка точно не рыпался. Он надеялся уловить в вечно бесстрастном лице хоть что-то - злость, раздражение, обиду, да хоть испуг, но что-то было не так. Странное выражение лица, которое было так не свойственно мальчишке - рот немного приоткрыт в попытке вдохнуть больше воздуха, а глаза распахнуты. И этот странный блеск в глубине зрачков. Что это? Страх? Нет... Какое-то нетерпение, предвкушение чего-то, что Накахара ему даст. Чтобы подтвердить догадку, Чуя чуть сильнее сжимает руку на горле. Рюноске хмурится и сильнее распахивает рот, потому что дышать становиться действительно тяжело. В серых глазах отражается понимание, что он показал Накахаре, и мальчишка пытается отвернуться, спрятать эмоции глубоко внутри себя, запереть и больше никому - никому! - не показывать. Потому что раскрыв слабость, получишь удар именно туда. Но Чуя не из тех, кто будет бить по ранам. - Значит, тебе это нужно? После этого и начались их тайные встречи. Инициатором всегда был Акутагава. Сначала. Было ли это короткое прикосновение или продолжительный взгляд - Чуе было достаточно любого намека, чтобы понять, что сегодня Акутагава придет к нему. В конце концов он сам стал понимать, когда к нему явится мальчишка. Было ли это проблемами на работе, стычкой с Агенством или провальным заданием - Накахара знал, что вечером у него будут гости. Поэтому доставал телефон и набирал короткое смс. Потому что если он не напишет, Рюноске сам даст понять, что хочет сегодня прийти. Так зачем оттягивать неизбежное? Очередной темной ночью, когда даже звезды боялись показаться на небе, в назначенное время в дверь раздается звонок. Акутагава, стоявший на пороге, напоминал приведение, такой же бледный и черный. Кажется, сама тьма клубилась вокруг него. Рюноске проходит внутрь дома и останавливается напротив кровати, а Чуя подходит сзади и обнимает со спины. "Вам необязательно это делать" - часто говорил он в такие моменты. "Но я хочу этого" - отвечал Накахара. Но каждый из них подразумевал другое: "Я не хочу, чтобы вы были со мной нежным". "Тебе нужно это". Рюноске разворачивается и ждет. Ему не нужны какие-либо прелюдии, Чуя понимает это, но все равно не может по-другому. Он обхватывает пальцами подбородок и смотрит в глаза. Радужки темно-серого цвета напоминают тучи, готовые вот-вот разразиться грозой. Кто-то должен усмирить их, иначе гроза, бушующая внутри мальчишки, уничтожит все и всех вокруг. В том числе и его самого. Некоторые думают, что мазохистам не важен источник боли. Это не так. Это играет чуть ли не важнейшую роль. Когда Акутагаве прострелили ногу, это было неприятно от слова совсем. Так почему минимум раз в неделю он добровольно приходил к Накахаре и позволял делать с собой все что угодно? В таких отношениях главным было доверие. Насколько вы можете довериться другому человеку? Показать стороны себя, о которых сами не знаете? Готовы доверить ему свое удовольствие и наказание? А может быть даже жизнь. Вряд ли Рюноске понимал это (а может просто не знал?). Для него был важен сам факт наказания. Будто только после этого возможно прощение. Однажды Чуя объяснит ему это, но а пока что он должен помочь ему отпустить накопившееся за день эмоции. Он перемещает руку на затылок и притягивает к себе, впиваясь в губы. Целует грубо, собственнически. На секунду ему и правда мерещится запах грозы. Может на улице был дождь? Не важно. Сейчас ничто не имеет значения. Есть только два человека и полумрак комнаты. Чуя всегда целует прежде чем начать. Может он так пытается извиниться? Но Рюноске не нужны извинения. Он сам приходит к Накахаре и просит это делать. Накахара держит мальчишку за волосы на затылке и целует. Кусает тонкие сухие губы, так что на них выступают капельки крови и врывается языком в горячий рот. Акутагава отвечает, подхватывая темп. По сравнению с Чуей, он ведет себя более зажато, можно даже сказать осторожно. Все-таки Накахара старше его по званию на работе (что даже за пределами организации имеет какое-никакое, но значение), да и он никогда не пытался объяснить границы дозволенного для мальчишки. Поэтому так страшно было сделать что-то не так. Ведь если Чуе что-то не понравится, он может запретить приходить к нему, а это был единственный способ получать желаемое. Только Накахаре Акутагава открыл свою тайну (пусть и случайно), но больше подобного никогда не повторится, и если Чуя однажды прогонит его, то Рюноске, кажется, сгорит заживо. Поэтому он подхватывает темп, но отвечает сдержанно, разрешает вторгаться в свой рот и аккуратно прикусывает чужие губы. Чуя чувствует, как начинает возбуждаться. Не разрывая поцелуя, он напирает на Акутагаву, оттесняя назад, тот запинается о край кровати, и они вместе валятся вниз. Накахара тут же хватает руки мальчишки за запястья и прижимает их над головой одной рукой. Вторая обхватывает горло и слегка сжимает, не так чтобы полностью перекрыть кислород, только чтобы чувствовалось давление. Только после этого разрывает поцелуй. Акутагава прикрывает глаза и приоткрывает губы, медленно вдыхая. По одному лицу можно понять - он хочет получить то, зачем пришел. Накахара наклоняется и зубами стаскивает с шеи платок. Рюноске, наблюдавший из полуприкрытых ресниц, так по-детски смущается и отводит взгляд. Как странно, он приходит за наказанием, терпит такие вещи, но смущается от простых прелюдий. Будто этого не должно быть, будто Акутагава не заслужил этого. Он хочет, чтобы ему дали то, за чем он пришел, а после сразу исчезнуть с глаз Накахары. Только вот он не учитывает одну вещь - Чуя его так просто не отпустит. Он отпускает запястья и ведет рукой вниз, хватается за первую пуговицу, и та легко поддается, выскальзывая из петли. После следует вторая, третья... Не удержавшись, впивается в шею поцелуем и, пока расстегивает оставшиеся пуговицы, ставит ниже несколько укусов-засосов, тут же зализывая их. Чуя поднимается над мальчишкой и тянет его на себя. Хватка на горле все еще ощутима и Акутагава поднимается следом, садясь на кровати. Накахара одной рукой освобождает его от рубашки. Кожа на плечах покрывается мурашками, то ли от резкого холода, то ли от предвкушения. Чуя не спешит продолжать - он останавливается и внимательно смотрит в серые глаза. Каждый раз он надеется, что Акутагава его остановит, скажет "нет, я хочу не этого, не делайте больно, сделайте мне приятно". Чуя хочет, чтобы Рюноске одумался. Но, видимо, не сегодня - в глазах напротив нет ничего кроме решительности и томительного ожидания. Накахара встает с Акутагавы и слазит с края кровати. Рука с шеи перемещается на плечо и рывком переворачивает брюнета. Одной держит за загривок, а вторая на пояснице, удерживая в коленно-локтевой позе. Акутагава замирает и давление рук пропадает. Сзади звенит пряжка и запястья обхватывают кожаным ремнем. Всего секунда и Рюноске больше не может пошевелиться. Он для верности дергает руками, но не потому что хочет освободиться. Убедившись, что не сможет шевелиться, утыкается носом в покрывало и расслабляется. Томление отзывается легкой дрожью и появлением тяжести внизу живота. Дыхание сбивается, и он ждет, когда Чуя начнет. Накахара не может налюбоваться. Мальчишка, лежа на кровати, весь трепещет от предвкушения. Он приближается к брюнету, кладет руку на бедро и слегка тянет в сторону, заставив расставить ноги пошире. Как только Акутагава это делает и находит удобное положение, рука ползет по внутренней стороне бедра вверх и сжимает ягодицу. Рюноске поддается назад, стараясь побудить мафиози хоть к каким-то более решительным действиям, но его быстро возвращают в обратное положение. Ему не разрешали шевелиться. Брюнет медленно выдыхает, но подчиняется. Сейчас правила устанавливает не он. С Накахары станется. Однажды Акутагава ушел от него далеко за полночь. Не то чтобы ему не понравилось, но не хотелось бы, чтобы непослушание еще раз вылилось в несколько часов ожидания. Сегодня хотелось получить все сразу и, желательно, побыстрее. Поэтому приходится слушаться. Видя, что Акутагава снова замер, Чуя продолжает - ныряет рукой вниз, расстегивает пряжку ремня и вытаскивает его из петель. Накахара подходит к изголовью и касается пальцами спины, ведет руку вниз, касаясь кожи только подушечками и лишь слегка задевая ногтями. Под такими легкими прикосновениями спина выгибается, так что сквозь кожу выступают лопатки и позвонки. На нем не осталось следов с их последней встречи. Спина была бледной и девственно чистой. Накахаре предстоит это исправить. Но он не спешит. - Снова стычка с Агентством? Рюноске слегка ведет плечами, выдавая напряжение. - Они слишком часто стали вмешиваться в дела мафии. "Стоит усмирить их пыл" - думает Чуя. Нападать, конечно, будет неразумно, но вот немного подкинуть неприятностей Накахара может. Хватит уже им мешать. И давать повод мальчишке снова и снова приходить сюда в поиске облегчения разбушевавшихся эмоций. Дойдя до поясницы, Чуя останавливается и, перевернув руку тыльной стороной, следует по тому же пути вверх. Рюноске уже весь в нетерпении переминается на кровати и стискивает зубы. Весь его вид, все его тело говорит: "Ну же!". - Уверен? - риторический и совершенно не нужный вопрос, ведь ответ известен им обоим. Но, в слепой надежде на отрицательный, он каждый раз его задает. - Да. Я хочу этого. "Мне нужно это" - слышит Накахара. Чтобы отпустить ошибки. Чтобы получить прощение и простить себя самому. Чтобы просто почувствовать себя лучше. Ему не особо приятно делать это. Мысленно он всегда извиняет прежде чем начать. А Рюноске все ждет, терпеливо и преданно. Ремень уже давно лежит в правой руке. Чуя сворачивает его вдвое и замахивается. Короткий свист и в комнате раздается звонкий удар о кожу. Акутагава вздрагивает, но больше от неожиданности, ведь Накахара бьет в пол силы, чтобы дать время привыкнуть. На спине появляется первая розовая полоса. А ремень снова занесен для удара. Второй чувствуется острее, хотя они одинаковые. Ведь если первый почти не чувствуется от неожиданности, то ко второму Рюноске уже был готов и хорошо прочувствовал шлепок. Третий уже более сильный, но Акутагава молчит. На четвертом ногти сами впиваются в ладони и оставляют следы полумесяцев. На пятом приходится сжать зубы, чтобы не вскрикнуть. Накахара почти не сдерживается - наносит удары по стремительно краснеющей спине и внимательно следит за мальчишкой. От каждого удара Акутагава вздрагивает, сжимает плотнее зубы, но терпит. Только когда на десятом мальчишка невольно вскрикивает, Накахара останавливается. Иногда ему страшно в такие моменты. Страшно, что слишком увлечется, что не заметит, когда переборщит, что не успеет вовремя остановиться и, самое дерьмовое, Акутагава не попытается его остановить, если тот дойдет до грани. Мальчишка слишком одержим своими принципами и никогда не попросит остановиться. Даже сейчас он старается держать ледяную маску - с покрасневшей спиной, стекающей по виску капелькой пота и стиснутыми зубами он пытается делать вид, что все хорошо. Только чтоб Накахара не понял насколько ему больно, только чтоб не остановился. Чуя проводит по горящей спине самыми кончиками пальцев, успокаивая, и ныряет вниз, быстро находя подтверждение тому, насколько это нравилось Акутагаве. У мальчишки стояло колом, а брюки были натянуты до предела. Почувствовав руку там, Рюноске тихо хныкает и, забыв про правило не шевелиться, подается бедрами вперед, потеревшись о руку. Накахара позволяет ему это, видит, как мальчишка весь млеет от прикосновений. Еще немного и Акутагава будет готов. - Тебе настолько это нравится? Рука, дарящая ласку, исчезает под недовольный стон брюнета, и Накахара снова замахивается ремнем. Больше он не сдерживается – бьет со всей силы, наносит удары один за другим. Каждый удар отдает на спине обжигающей вспыхивающей болью, и, подобно электрическому разряду, уходит вниз, растекаясь возбуждением внизу живота. Особенно болезненно когда ремень попадает по нанесенным прежде следам. В такие моменты Акутагава вскрикивает, зажав зубами одеяло, чтоб хоть немного их заглушить. Но как бы не было больно, сколько бы ударов не было нанесено, он хочет еще, потому что это ему чертовски нравится. Было ли это нормальным? Обычные люди сказали бы, что нет. Как можно получать удовольствие от боли? Но разве правильность имеет смысл, если только боль была спасением? Когда от криков убитых накануне врагов продолжало закладывать уши, а эмоций становилось так много, что тебя рвало изнутри. Только боль дарила то сладкое спокойствие, после которого можно было уснуть, если и не крепким сном, то достаточно глубоким, чтобы чувствовать себя хоть немного отдохнувшим. Разве это плохо, что Акутагава просто хотел успокоить свою душу? Нанеся еще ударов пятнадцать, Накахара отбрасывает ремень. Он и сам не заметил, когда успел возбудиться. Он никогда не замечал в себе садистские наклонности, но вид связанного, полностью обездвиженного и покорного мальчишки возбуждал похлеще любого афродозиака. Чуя залазит на кровать и пристраивается сзади. Почувствовав это, брюнет виляет бедрами и старается обернуться, чтобы посмотреть, что будет делать мафиози, но из-за связанных рук у него ничего не получается. Накахара ощутимо шлепает его по правой ягодице, ясно давая понять, чтоб тот не крутился и рывком стягивает с него брюки. Почувствовав долгожданную свободу, Акутагава не может сдержать стон облечения. От прохладного воздуха комнаты по коже снова побежали мурашки. Он был уже весь в нетерпении. Член стоял колом, с него стекла белесая капля и упала на покрывало, а анус пульсировал от предвкушения. Чуе было прекрасно видно, насколько Рюноске хочет продолжения. Он и сам держался из последних сил, даже руки стали непривычно подрагивать. Он берет отброшенный ремень, протягивает его через пряжку на манер петли и накидывает на шею брюнета, тут же затягивая. Акутагава дергается от неожиданного перекрытия кислорода и распахивает рот, в который тут же проникают тонкие пальцы. Чуя играет с его языком, а Рюноске старательно облизывает пальцы, на эмоциях даже слегка прикусив, за что ремень на шее затянулся потуже. Возможно, завтра от него останутся следы, но сейчас им было все равно. Накахара достает пальцы. Большим и безымянным раздвигает ягодицы в стороны и любуется на розовую дырочку. Анус продолжает пульсировать, в ожидании. Но Чуе хочется его еще немного помучить. Указательным пальцем он проводит вверх и вниз, дразня и размазывая слюну, надавливает, но не входит. Не выдержав, Акутагава подается назад, в попытке насадиться на палец, но ремень тут же перекрывает дыхание и натягивается так, что брюнет отрывается грудью от кровати. - Сделаешь еще раз, я оставлю тебя так на всю ночь. Рюноске готов зарычать от досады. Ошейник ослабевает, и он падает обратно на кровать. Приходится впиться ногтями в ладошки, а зубами в покрывало. Он знает – это обещание Накахара выполнит, и перспектива провести всю ночь связанным, со стоящим колом членом звучит почти пугающе. Только не когда они так близки к главному. Видя, что Акутагава присмирел, Чуя продолжает – по кругу обводит пальцем анус и одним быстрым движением проникает внутрь. Рюноске ощутимо вздрагивает, но не шевелиться, лишь сильнее впиваясь зубами в одеяло. Кровь стучит в висках, и он почти не соображает. Чуя одобрительно прикусывает его у левой лопатки, оставляя засос и добавляет второй палец. Проникает максимально глубоко, крутит кистью, медленно, почти полностью выходит и тут же резко загоняет обратно до предела. Рюноске стонет и дрожит. Двух пальцев слишком мало. Ему нужно еще! Тут по телу будто проходит электрический разряд, и Акутагава ощутимо вздрагивает. Чуя нашел простату. Рыжий мафиози хитро улыбается и продолжает дразнить пальцами. Второй рукой отпускает ремень и ныряет под живот, обхватывая член. Дрочит яростно, резко, задевая ногтями головку. Брюнет выгибает колесом спину и стонет. Удовольствия становится слишком много, чтобы продолжать терпеть. Нет, если Накахара продолжит, то Акутагава точно рехнется. Ему хочется взвыть волком. - Накахара-сан… - не выдержав стонет брюнет. - М-м? – как не в чем не бывало спрашивает он. - Прекратите издеваться… - Разве я издеваюсь? – Чуя невинно хлопает глазами. - Мне кажется тебе нравится. Еще немного и Рюноске действительно завоет. - Дайте еще... Пожалуйста, я не могу больше терпеть… Накахаре и самому тяжело терпеть. Особенно, когда его просят так. Мальчишка возбужден и едва соображает от похоти. Поэтому рыжий мафиози отпускает член и достает пальцы, под облегченный вздох. Он быстро расправляется со своей одеждой и, уже нагой, пристраивается сзади. В руку снова берет ремень и тянет на себя, заставляя брюнета откинуть голову. Тот уже дышит через раз, грудь ходит ходуном, а губы приоткрыты. Чуя трется между ягодиц членом и пристраивается ко входу головкой, надавливая, но не входя, как до этого делал пальцами. Акутагаву трясет, и он скулит, как настоящий щенок. Накахара ухмыляется. Ему нравился такой Акутагава – открытый, беспомощный, перевозбужденный и дрожащий от нетерпения. Он доводил брюнета до исступления, а потом брал, заставляя почти кричать от переполняющего удовольствия. Чуя хватает поудобнее ремень рукой и тянет на себя, рывком насаживая мальчишку на член до упора. Рюноске вскрикивает и дергается, но натянутый ремень не дает отстраниться. Накахара выжидает секунду, давая привыкнуть к наполненности и начинает двигаться. Медленно выходит и резко насаживает до упора. Акутагава снова скулит и это красноречивее любых слов – Чуя начинает набирать темп. Накахара хватает за запястья и тянет на себя, сильнее вколачиваясь, входя на всю длину. Берет его жестко. Слабо растянутый анус плотно обхватывал член. Им нравилось именно так - туго, сильно, остро, почти болезненно. До искр перед глазами, до поджимающихся на ногах пальцев. Чуя наваливается сверху, придавливая к кровати, кусает за шею и загривок, но брюнет утыкается носом в одеяло, будто отворачиваясь. Акутагава всегда старался прятать лицо. Мысль о том, кого он представляет, о ком думает в такие моменты, заставляет кровь стучать в висках. Накахара резко выходит, рывком переворачивает брюнета на спину, встает перед ним на колени, поднимает мальчишку за бедра вверх, так что он остается лежать на одних лопатках, и резко входит. Акутагава выгибает спину, но не успевает опомниться, потому что Чуя тут же начинает быстро двигаться, попадая точно по простате. Врывается внутрь дрожащего тела, раскрывая, подчиняя и растягивая до предела. “Не смей думать о нем сейчас. Смотри на меня!” И Акутагава смотрел. Из полуопущенных ресниц смотрел и тонул в этих дьявольских аквамариновых глазах. То, что Накахара-сан с ним делал, просто сводило с ума. Никогда ему не было так хорошо. Кажется, он горел изнутри. Каждый толчок внутри отзывался дрожью по всему телу и стонами, которые он безуспешно пытался сдержать. Секс с Накахарой был таким же, как и характер у рыжего мафиози – страстным, эмоциональным, чувственным. У Акутагавы от напряжения дрожат бедра, он близок к разрядке. Он мечется по постели, насколько это позволяют связанные руки и державший его Накахара. В паху почти больно от переполняющего возбуждения. Чуя тоже близок. Он видит, как у Рюноске блуждает взгляд, как анус все чаще сжимается вокруг члена после особо резких и глубоких толчков. Накахара пропускает левую руку под коленкой и держит бедра мальчишки под поясницей, вторую ногу закидывает себе на плечо. Освободившейся рукой берет ремень и тянет на себя, полностью перекрывая кислород и яростно вколачиваясь внутрь. Рюноске распахивает рот в попытке получить хоть атом кислорода, глаза закатываются, а внизу буквально начинает гореть от прошивающего нервные клетки удовольствия. Еще несколько толчков и его накрывает оглушающим оргазмом. Когда Акутагава заливает спермой живот, Накахара тут же отпускает ремень, давая возможность вздохнуть. Стенки вокруг члена стали болезненно пульсировать, и Чуя, войдя до упора тоже кончает глубоко внутрь мальчишки. Он отпускает бедра Рюноске и падает рядом с ним на кровать, пытаясь отдышаться. Когда руки перестают дрожать, а в ушах звенеть, Чуя приподнимается и развязывает стянутые запястья Рюноске, после освобождая и от импровизированного ошейника. Быстро он вытирает их обоих от спермы и после этого притягивает к себе, сгребая в объятиях. В их первые разы после секса Акутагава, как только более-менее приходил в себя, вскакивал и почти убегал из дома рыжего мафиози. Накахаре очень быстро это надоело и однажды он прижал мальчишку к себе и не отпускал всю ночь, не дав сбежать. Очень быстро Рюноске понял, что Чуя не позволит ему так уходить, поэтому прекратил попытки бегства, но Накахара все равно продолжал его обнимать. Сегодня, кажется, Акутагава не смог бы сдвинуться с места даже при желании. Тьма отступала, а мысли исчезали. Он поджимает под себя ноги и засыпает в объятиях Накахары. А тот еще долго будет рассматривать брюнета, погрузившись в свои мысли. Было ли это нормальным? Многие скажут, что нет. Но если это был единственный способ помочь Акутагаве, Чуя готов был ему это давать. Однажды, он спасет его. Не важно как, не важно когда, но сделает этого. И в жизни повелителя расемона больше не будет боли и грязи. Боль перестанет быть его спасением, вместо нее будет удовольствие. И тогда брюнет будет приходить к нему, не потому что должен, а потому что сам захочет этого. Ну а пока, пусть мальчишка засыпает. Чтобы утром на рассвете снова убежать не дождавшись пробуждения Чуи, почти не замечать друг друга в коридорах Мафии и встречаться темными ночами, когда это будет ему необходимо. И так будут проходить недели и месяцы. И пройдет еще не меньше года прежде чем Акутагава в оргазме прокричит его имя.