Истории столетней давности

      — Не упустите их!       — …вижу одного там! Вперёд!       В Обществе Душ редко когда было спокойно. Даже в преддверии такого нежного и очаровательного времени года, как лето.       Полчаса назад взрыв на окраине восточного района Рюуген в Руконгае поднял волну песка и земли. Мгновенно всколыхнувшееся пламя и клубы дыма, оставив после себя разрушенное здание небольшой мастерской, разогнали причастных и непричастных — люди разбегались подобно крысам под землёй в глубоких катакомбах. После чего, обычно плотно набитые и шумные улицы, наполненные самими жителями, теперь исходили в криках и ругани как прибывших служителей закона, так и самих виновных. Жители же, словно подзаборные дикие зверьки, пугливо попрятались по своим ветхим, покосившимся домам и замерли в смиренном ожидании.       Никто не смел мешать прибывшим шинигами, здешним хранителям порядка, усмирять тех, кто устоявшийся порядок нарушал. Людей в чёрном здесь боялись, не любили, ведь вслед за ними всегда приходила погибель. Лишь немногие маленькие беспризорные и жутко непоседливые дети с любопытством высовывались из своих убежищ и с горящими глазами следили за происходящим. Страх никак не мог пересилить их жаркий интерес.       Хилый и донельзя скромный дом, один из многих на небольшой площади, полнился юными наблюдателями. Сначала не было ничего примечательного, а потому помещение сдавливала удушливая тишина. Как вдруг несколько восторженных голосков на секунду захватили скрытые в сумраке помещения; из разных уголков то и дело вспархивали восхищённые восклицания вперемешку с оханьем и аханьем.       — Смотрите, смотрите, вот они!       — Да где же? Не вижу!       — Ох!       — Да убери ты уже свою голову, Юки!       — Тихо вы!       В одно мгновение все затихли.       Дуновение лёгкого ветерка — и пустая небольшая площадь вдруг заимела несколько посетителей: довольно-таки разношёрстная группа шинигами появилась ровно из ниоткуда. Торопливо перекинувшись кивками и бросив друг другу несколько коротких фраз, они тут же шустро и почти бесшумно разбрелись кто куда, постоянно оглядываясь.       У каждого из них можно было заметить основное оружие шинигами — занпакто. Кто-то оставил его в ножнах на поясе, другие сразу же обнажили клинки. Звенящий звук начищенного железа сразу же эхом пронёсся по косоватым проулкам, отбиваясь от стен и оповещая непрошенных гостей о следующем: как бы они ни пытались скрыться, всё будет бесполезно.       Не всем обычным жителям были известны свойства занпакто, но они точно знали для чего предназначалось это оружие. Или для кого.       Пустые… пустые были проблемой, определённо. Те самые забытые всеми души, что не смогли обуздать своё отчаяние ещё находясь в человеческом мире. Те, кого не успели сопроводить в Общество Душ и те, что в итоге навсегда оставались окутанные своей злостью, обидой и страхами. Этот кокон, плотный и гнетущий, постепенно обращал их в диких, неподвластных никому и вечно плутающих во тьме чудищ самых разных размеров. Извращал восприятие и разум этих душ, и подчинял лишь одному чувству — голоду. Непомерному. Свирепому.       Да, шинигами точно оберегали жителей бедных районов от пустых, возникновение которых каждого вгоняло в ужас; места варьировались от границ города до лесных тропинок либо же горных ущелий, по которым люди обычно перемещались между районами. Стоило чудовищу с уродливой костяной маской появиться, как всё тело попавшегося ему на пути бедняги сковывал безмолвный ужас. Но не только эти мерзкие и вездесущие твари делали и без того нищую жизнь обитателей Руконгая ещё хуже.       Беспорядки в Руконгае никогда не были редкостью, ведь большая его часть была совсем неинтересна ни военному городу Сейрейтей, ни знати, что проживала вообще в отдалённых местах. Несчастные руконгайцы хоть и находились под некоторой защитой — лишь бы не дать распространяться стайкам пустых и держать какой-никакой баланс, Сейрейтей присылал своих людей на охрану — но это вовсе не означало, что они чувствовали себя в безопасности.       Бессмертные души делились на сильных и слабых, и первые никогда не отказывались от шанса как-либо насолить вторым. Бедняков и голодных оборванцев за пределами военного города Сейрейтей, обители тех самых шинигами, можно было даже не стараться считать; их было бесчисленное множество. Конечно, помимо военного города, окружённого и защищённого громадной стеной, не позволяющей никому проникнуть внутрь, существовало ещё несколько районов, где жизнь шла несколько лучше.       Но жители Рюугена, восточного района Руконгая, не ведали об этом. А там, где процветает бедность, всегда появляется зачаток для насилия.       Попадая в Общество Душ после своей смерти никто не помнил о себе, как о человеке; прошлая жизнь обрывалась, начиналась новая. Плохая или хорошая? Зависело только от такой роскоши, как везение. Большинство, придя к этому осознанию и видя разруху вокруг, просто сдавались и волочили своё бренное существование. Тем не менее, оставались и те, кому такой вариант казался до дикости абсурдным. Не ожидая никаких дальнейших подарков от так называемой судьбы, не желающие принимать свою участь вечно гонимого страхом и голодом, вставали на ещё неизведанные им пути, с которых не существовало обратной дороги.       Небольшая сгорбленная фигура тенью петляла по грязным, пропахшим бедностью переулкам.       То и дело прижимаясь к потёртым стенам и, не издавая ни единого звука, худощавый невысокий мужчина в застиранных вусмерть лохмотьях пробирался к границам города, пытаясь при этом не угодить в лапы шинигами. Как и здешним обитателям, люди в чёрном были ему не по нраву. На узком, будто высохшем, угловатом лице не осталось ни одного живого места; всё изрезано, всё в грубых шрамах, щедро подаренных жизнью в этих местах. Маленькие, будто вдавленные в плоть глазки бегали по улицам, разом опустевшим после прихода людей в чёрном.       В голове стоял небольшой шум. Лабиринт из мелких улочек с охотниками начинал надоедать.       Пробегая от угла к углу и со всей осторожностью пересекая улочку за улочкой, беглец словно прятался от накрывшей район тишины. В это же время ветер размеренно и вальяжно прогуливался, капризно разгоняя мелкий мусор и донося до его ушей редкие крики тех, от кого мужчина пытался скрыться. Громкий и полный победного удовлетворения голос вдруг нагнал беглеца и тот, резко вжавшись в стену, свёл взгляд в ту сторону.       Догнали не его.       "Попался, недоносок!" — было слышно издалека. — "Не вырвешься теперь, кусок дерьма. Посидишь в карцере пару дней и расколешься, чем вы тут промышляете, утырки!"       Мимолётный страх отпустил. Мужчина тихо хмыкнул и злобно прищурился.       — Пустой меня задери, — с досадой процедил сквозь кривые зубы он. — Минус ещё один. Большой Джоу вряд ли будет доволен.       И то могло быть правдой. Слишком много ресурсов было истрачено на сбор и поиск нужных людей, а также информации. И хоть приказ был исполнен чётко, без промахов, пропажу своих людей Старший мог и не простить. Зависело от настроения, а чаще всего оно оказывалось скверным.       Хотя, в последнее время… он почему-то был доволен.       Послышался звук удара, грязная ругань и плевки. Кашель пойманного товарища эхом проносился по затихшим улочкам. Беглец опустил голову, скрыв лицо сальными тёмными прядями.       "Снуёте везде, как крысы… сами же воруете не меньше нашего, хоть и живёте припеваючи. Кучка ленивых идиотов", — подумал он и вдруг замер. Каждая частичка в его жилистом теле напряглась, а по спине ворохом пробежали мурашки. Что-то привлекло внимание мужчины. Он поднял подбородок и посмотрел вперёд.       Секунду назад площадь, которую ему требовалось пересечь, пустовала. Вереница бесшумных шагов всколыхнула дорожную пыль и вдалеке показалась фигура — это к границам района в спешке нёсся ещё один "свой". Беглец торопливо огляделся и зорким глазом засёк парочку шинигами, что понеслись за выскочившим оборванцем двумя огромными воронами.       Ни секунды не тормозя, мужчина накинул капюшон, круто развернулся и без промедления метнулся в другой задворок, подумав: "Выпал шанс, так хватайся за него, верно?"       Чем дальше он убегал, тем тише становились звуки погони. Дыхание начинало сбиваться от постоянного бега и злости, охватившей его от мыслей о том, что будет с пленниками. Но неожиданно пришла и капля некоторого удовлетворения. Ведь сколько бы его людей шинигами ни схватили сегодня, они всё же добились того, что требовал Старший, о планах которого глупцам в чёрном было не прознать.       "Да даже, если вам и удалось поймать хоть кого-то из нас, кучка ленивых глупцов… вы и представить себе не можете, что вас ждёт".       Зелёная грива густого леса уже виднелась совсем недалеко. Мужчине оставалось лишь скрыться меж двумя толстыми высокими деревьями, и путь к свободе был бы как на ладони: ни один чёртов шинигами не знал этот лес так хорошо, как тот, кто был рождён в нём и провёл чуть ли не всю свою посмертную жизнь.       Прежде, чем хоть один чёртов шинигами из одиннадцатого отряда соизволит хотя бы обратить взор в его сторону, он исчезнет.       "Скоро…" — беглец наконец покидал стены, покрытые трещинами, и улицы Рюукона оставались позади, — "уже совсем скоро вы падёте. А мы вознесёмся с новой погибелью".       Беглец скрылся, так и оставшись непойманным.

━╗✹╔━

      В зале собраний для капитанов стояла гробовая тишина. Поскольку там ещё никого не было, помещение и пустовало. Тем не менее, это мгновение продлится совсем недолго — вот-вот откроются тяжёлые дубовые двери и по стенам благородного бордового оттенка вовсю растянутся тени выстроившихся в два ряда капитанов. Тёмные силуэты будут причудливо разной длины и ширины, как и их владельцы, выряженные в белые хаори, которые будут обсуждать что-то очень важное. Прямо вот… предельно важное.       Впрочем, как и всегда.       Спираль. Именно с данной формой ассоциировался военный городок Сейрейтей у многих его обитателей, и это не могло быть неправдой. Здесь всегда всё шло словно по кругу, начинаясь от бараков первого отряда, что находились в самой середине, и заканчиваясь на конце, на одном из выходов у высоких стен, служивших надёжным барьером между миром шинигами и миром остальных бессмертных душ. И, в конце концов, если о таком написали в еженедельном издании "Вестник Сейрейтей", это точно не могло быть очередной простой глупой сплетней!       Даже чтобы попасть на какое-либо собрание военной структуры Готей 13 требовалось сделать как минимум несколько кругов — все они проводились непосредственно в бараках первого отряда, где всё ещё пустовал тот самый зал. Первый отряд стоял во главе существующих тринадцати.       Впрочем, как и было положено.       Первый отряд подчинялся самому главнокомандующему Готей 13, коим оставался уже какую сотню лет могучий шинигами — старик Ямамото Генрюсай. Этот отряд являлся примером для всех остальным, по-другому и не могло быть. Это было так же очевидно, как-то, что одиннадцатый отряд являлся сильнейшим в ближнем бою, а пятый отряд считался лучшим в заклинательных техниках после отряда кидо. Последний всегда оставался в тайне и вызывался лишь в самых крайних случаях.       Но сегодня, благо, был не самый крайний случай, хоть и не слишком приятный, а потому обсуждения предстояли жаркие, полыхающие искрами и остротой, словно наваристый бульон, в который вот-вот должна была нырнуть яичная лапша. А через эти дискуссии можно было схватить и крупицы действительно важной, не слишком заметной на первый взгляд информации, которая позже могла принести немалую пользу. Вокруг каждого отряда внутри проходила такая, и это напоминало хитро задуманный лабиринт. Но никак не пресловутую спираль!       Ведь тогда всё было бы кристально понятным.       Именно такие мысли крутились в голове сгорбленного блондина, который теперь стоял снаружи перед высокими воротами бараков, встроенных в стены из белого камня. Уже как минут пятнадцать он громко и капризно пытался дозваться тех, кто те самые ворота должен был открыть, но его либо игнорировали, как самого надоедливого ворчуна, сплетника и любителя грубых шуток, либо все умерли. Другие возможные причины даже не рассматривались. Их просто не могло быть.       — Э-э-эй! До-о-обро-ое утро! Капитан пятого отряда, Шинджи Хирако, прибыл на собрание! — блондин вскинул голову, придирчиво высматривая хоть кого-нибудь сверху. Длинная, ровно подстриженная чёлка только сильнее спала ему на глаза. — Откройте же двери! Вы там спите, что ли?!… — поморгав от слишком яркого утреннего солнца, он громко вздохнул. Середина мая выдалась непомерно жаркой.       Молодой мужчина раздражённо сунул длинные руки в карманы чёрных хакама. Рукава белого хаори накинутого поверх чёрной косоде собрались гармошкой, а сам капитан встрепенулся — ему вдруг показалось, что за стеной раздались шаги и даже голоса.       "Я что, припёрся самым последним?"       Одна минута, две. И ничего. Неужели, сам пример пунктуальности лейтенант первого отряда, Чоуджиро Сасакибе, опаздывал? Мужчина с идеальной укладкой из седых волос и в выглаженном белом жилете предаёт свои излюбленные британские традиции? Да этот скорее повесился бы, если опоздал хоть на секунду! А тот же старый придира и по совместительству капитан шестого отряда Гинрей Кучики? Этот представитель знати вечно упрекал других капитанов в излишней расслабленности, так, где же теперь он сам?       "Где вообще все?!"       Тишина вокруг начинала испытывать и так державшееся на волоске терпение капитана пятого отряда. Что же это такое?! Значит, ему пришлось подорваться в такую рань, чтобы стоять тут и позорно умолять открыть ему эту чёртову дверь?!       "Может, я время перепутал?"       Шинджи повёл плечом и цокнул языком. Нет, он не мог перепутать время! Ведь его лейтенант-простофиля весьма ответственно и заботливо напоминал о предстоящих собраниях раза три минимум за день до тех самых собраний. И даже сейчас, отсутствуя в военном городке, этот занудный очкарик умудрился оставить везде записки-напоминалки, так бесившие его капитана. И в каждой из них, начиная от аккуратно сложенного послания в его спальне и заканчивая приклеенной бумажкой выходом из бараков, после противной приписки "Уважаемый капитан Хирако" был указан именно этот день, непосредственно это время…       — Именно этот дурацкий, глупый день, — Шинджи раздражённо пыхтел и уже начинал оглядываться, вертясь по кругу, словно кошка, к лапке которой прилип надоедливый листочек. Он обессиленно выдохнул. — И теперь я тут стою как самый настоящий идиот!       — Да ладно тебе, Шинджи, неужели, ты о себе настолько плохого мнения?       Услышав знакомый и очень приятный басистый тембр своего друга, блондин обернулся. Тот тоже пришёл один, без своего лейтенанта. Интересно.       Лав Айкава всегда был в хорошем настроении. Казалось, ничто не могло испортить ему день — капитан седьмого отряда считал, что всё в этой жизни решаемо, а свои эмоции стоит тратить лишь на что-то действительно важное. Иногда Шинджи думал, что случись апокалипсис, этот смуглый любитель афро лишь снимет свои солнечные очки, протрёт их от мелких пылинок и спокойненько себе пойдёт заканчивать партию в сёги.       — Не пускают ещё?       — Можешь себе представить?!       — А подёргать пробовал?       Лав потянул за тяжёлую рукоять и дверь, противно проскрипев, поддалась ему. Оба посмотрели друг на друга, и в следующую секунду Айкава зашёлся в добродушном смехе. Лицо Шинджи вытянулось самым незабываемым образом, после чего сменило приятный загорелый цвет на белый от охватившей его досадной злобы. Внутри оказались все те, чьи голоса он и поймал краем уха.       "И они меня не слышали?! Стояли и бессовестно слушали моё отчаяние! Коллеги ещё, называются!"       Тихо вздохнув и игнорируя удивлённые взгляды коллег в свою сторону, Шинджи уже двинулся вперёд, за бодро шагающим Лавом, как вдруг мимо него с кротким "Позвольте?… Прошу прощения, капитан Хирако." напряжённой тучкой пронёсся сам лейтенант Сасакибе, именно тот, кто обычно появлялся здесь первым. Выглядел "британский лорд" растрёпанно и даже встревоженно.       Проскользнув через небольшую группку, при этом бережно стараясь никого не касаться, мужчина открыл тяжёлые двери, ведущие в зал. Вёл он себя очень тихо, а перед тем, как войти, задержал взгляд на одном из капитане Хандосодо, что командовал одиннадцатым отрядом Готей 13 и обладал титулом сильнейшего шинигами — Кенпачи. Тот будто бы ничего не заметил, но это ощущение было обманчиво.       "Интересно".       Высокий, статный пожилой мужчина со стянутыми седыми волосами в узел на затылке стоял и смотрел перед собой. Хоть ворот хаори и скрывал часть морщинистого лица, его отнюдь не оптимистичный настрой проглядывался даже так.       Шинджи тихо вздохнул. Кенпачи можно было отдать должное, ведь чуть меньше года назад старик потерял племянника, который служил лейтенантом в сильнейшем отряде. Тогда ему пришлось совсем несладко. Одно дело — потерять просто достойного служащего, уже от такого многие капитаны находились бы как минимум в ступоре; надёжного и преданного человека ещё попробуй найди. А тут ещё и родственник, причём, не из далёких.       Но даже в тот день, когда печальная новость накрыла весь Сейрейтей, Кенпачи Хандосодо нагонял меньше страха, чем сейчас. Казалось, он вот-вот прожжёт взглядом пол, а костяшки мощной ладони, сжатой на рукояти катаны, побелели от напряжения. Что-то точно происходило или должно было произойти, и остальному капитанскому составу оставалось лишь догадываться, что именно.       Просторное и вытянутое помещение зала собраний вскоре наполнили двенадцать капитанов из тринадцати. Только место капитана третьего отряда пустовало, поскольку в силу сложных бюрократических манипуляций его ещё не успели официально назначить. Шинджи посчастливилось присутствовать на экзамене молодого светло-рыжего кандидата, а потому он знал чуточку больше остальных.       "Да ну и славно, что этого музыкантишки пока нет," — Шинджи стоял, чуть склонив голову и время от времени поглядывал в сторону своих коллег, с любопытством пытаясь хоть что-нибудь узнать хотя бы по их лицам, — "успеет ещё наслушаться всякого".       Звук трости, стучавшей по деревянному полу, заставил многих легко дёрнуться и отвлечься от своих мыслей. Шинджи лишь слегка повернул голову на звук, заметив, как кто-то даже вежливо кивнул вошедшему главнокомандующему — могучему старику Ямамото. Длинная белая борода, переплетённая тонкими лентами совсем не сочеталась с морщинистой лысиной, но это никак не отрицало всей той мощи, спрятанной под слоями формы.       — Ну, наконец-то! — раздался его голос, раскатистый и хриплый. Главнокомандующий медленно и размашистым шагом прошёл мимо выстроившихся в два ряда подчинённых и, опираясь на витиеватую трость, приземлился на своё место: большой дубовый стул. В его голосе слышалось явное старческое недовольство, которое, впрочем, не вызывало какого-либо отторжения. Такому сильному шинигами дозволялись любые эмоции. — Сколько мне ещё потребовалось бы всех ждать? Вечность?       Стоявший неподалёку Чоуджиро Сасакибе, как примерный служащий, выразил уважение своему капитану аккуратным поклоном.       — Приношу извинения, главнокомандующий Ямамото. Задержка произошла по моей вине, такого больше не повторится.       Этот мужчина, как и все люди, работающие под его началом, отличался исключительными манерами и верностью своему делу, задавая тон всем остальным. Взгляд светло-серых глаз был глубоким и спокойным, его невозможно было прочитать.       Шинджи невольно поёжился. Никогда ему не нравилась эта черта лейтенанта первого отряда. Странная задержка, хоть он никогда и не опаздывал. Да ещё эти, казалось, напряжённые игры в гневные гляделки между ним и Кенпачи, который теперь стоял, сложив руки за спину и снова буравил пол.       — Благодаря лейтенанту Сасакибе, я смог ознакомиться с большей частью отчётов за эти несколько месяцев. Заметно, что они были для нас полны перемен, во время которых вы всё равно успешно справлялись с зачистками пустых и держали порядок на наших внешних территориях, — старик, задумчиво обведя служащих взглядом, почесал свою бороду и добавил: — Буду честен, не ожидал я таких результатов.       Многие капитаны выразили своё согласие, в том числе, и сам Шинджи. Месяцы выдались тяжёлые, между отрядами нарастало напряжение. В особенности, отличился одиннадцатый отряд, в котором так называемый "порядок" буквально испарился после гибели лейтенанта, и теперь покоя было не видать.       Блондин невольно вспомнил пожар в бараках его отряда. Когда он там случился? Пару-тройку недель назад? А всему виной были ароматические свечки, парочка бутылок сакэ и огненный заряд одного из офицеров как раз-таки сильнейшего отряда. И ведь Шинджи ещё было относительно повезло; в девятом отряде эта свора псов вообще пробила стену, хотя… там и без них её превратили бы в груду камней в два счёта.       — Могу даже сказать, что это похвально. Особенно, — горло старика Ямамото вдруг забурлило строгостью, — на фоне того бардака, что творится в ваших же отрядах! С каким успехом ваши группы зачищают районы снаружи, так с таким же позором мне приходится слышать извечное нытьё и жалобы на то, как вы сами разобраться не можете в своих же передрягах! — крепко сведя брови, от чего морщин на лбу прибавилось так с десяток, главнокомандующий буквально надавил на всех присутствующих: — Кто-нибудь соизволит объяснить, почему я должен тратить своё время на решение этих конфликтов? Что-то я не припомню, чтобы здесь работало сборище базарного бабья.       — Разрешите? — сухо спросил капитан девятого отряда совсем рядом.       Шинджи поморщился. Меньше всего сейчас хотелось выслушивать очередные крики, громкие звуки ему не нравились. Кенсей Мугурума, рослый широкоплечий мужчина с ёжиком из белых волос, редко когда мог решить что-либо без грубости — о проявлении хотя бы малейшего уважения можно было просто промолчать. А громкая грызня с одиннадцатым отрядом так вообще была излюбленным хобби обладателя мускулистых рук и не самого приятного характера.       Получив согласный кивок, Кенсей вышел вперёд. Под мрачный взгляд Кенпачи Хандосодо, который подозревал возможную тему для обсуждений, он уже было открыл рот, как вдруг послышался шумный протяжный вздох; тем самым обратив на себя внимание, Шинджи демонстративно скучающе закатил глаза. Он никогда никого не боялся, и без труда находил, что сказать, в особенности, если что-то его категорически не устраивало. И главная "базарная бабка" не входила в планы капитана пятого отряда, по крайней мере сегодня.       — При всём моём уважении, господин главнокомандующий, но я, пожалуй первым начну, — услышав лишь молчание в ответ и своенравно посчитав это за согласие, блондин, лишь вальяжно наклонился вперёд и тут же встретился с возмущённым взглядом коллеги. — Если это опять по поводу твоей стены, Мугурума, то может, давай в другой раз?       — Да, это про мою стену! И про мой отряд!       — Кенсей, ну, вынесли тебе стену.. подумаешь? Велика потеря!       — Сказал тот, кто теперь от ароматических свечей держится за километр!       — Смысл не в этом, — под тихое фырканье блондин повёл бровью и со всей вежливостью, но с перчинкой добавил: — хотя, за напоминание благодарю от всей души!       — Правильно! — гаркнул Мугурума в ответ. Его карие глаза вспыхнули праведным гневом, и он буквально прорычал следующее: — Смысл в том, что капитан одиннадцатого отряда, сам Кенпачи, если не ошибаюсь, не способен справиться со своими же людьми. А мы вынуждены страдать из-за этого.       — Ага, — Шинджи вдруг осклабился, обнажив все свои белые прямые зубы. Спустя секунду снова послышались смешки, в особенности со стороны восьмого и тринадцатого отрядов, эти двое капитанов любили его саркастические замечания и нередко поддерживали, — а ты же так похож на страдальца, м?       — Молчал бы, погорелец, — Мугурума тоже не был так прост.       — Чего?..       — ТИХО!       После такого рявка старика Ямамото все капитаны замерли. Даже Шинджи соизволил в кои-то веки выпрямиться и встать почти как положено. Кенсей хмуро отступил назад в строй. И только единственный из них, тот, кто и должен был дать ответы на возникшие вопросы, Кенпачи Хандосодо наконец сделал шаг вперёд. Сколько Шинджи себя помнил, этот человек редко разговаривал, особенно после гибели племянника, а потому данный выход обещал быть любопытным.       — Я понимаю эмоции многих присутствующих здесь, — хриплый, но не менее суровый, чем голос главнокомандующего, звучал тихо и в то же время отдавал стальной твёрдостью.       Шинджи невольно обратил внимание на стоявшую напротив Кенпачи капитана двенадцатого отряда, Кирио Хикифунэ. Та не сводила сочувственного взгляда со старика. Добросердечная и тонко чувствующая любые эмоции вокруг, она заботилась обо всех, насколько это было возможно. И, наверное, только благодаря поддержке этой безусловно красивой женщины, чьи лиловые глаза светились нежностью, а пухлые бордовые губы всегда украшала лёгкая полуулыбка, Кенпачи не померк под тяжестью рухнувшего на него горя.       — Мне очень жаль, что некоторые предшествующие события послужили причиной для последующих неприятных происшествий. То, что происходит с отрядом сейчас — неприемлемо. Поведение моих людей идёт полностью под мою ответственность.       — Это всё прекрасно! — со злостью воскликнул Кенсей. — Но сколько нам ещё терпеть? Поведение ваших людей переходит все границы!       Не выдержав, Шинджи, игнорируя взволнованный взгляд Кирио, вновь бесцеремонно влез:       — Границы переходишь сейчас ты, Мугурума.       — Господа, если вы позволите, то я бы хотел всё-таки… закончить, — Кенпачи Хандосодо строго прервал их, в его голосе прослеживалась усталость и тяжесть, — пока решение было внутренним, но раз вопрос поднят, то будет весьма справедливо, если я озвучу его уже сейчас, — в следующий миг уже многие отняли свои взгляды от пола, а мужчина невозмутимо произнёс: — В штат будет принят новый лейтенант.       В этот момент наблюдательному Шинджи показалось, что Чоуджиро Сасакибе, всё это время пристально смотревший на старого Кенпачи, мелко вздрогнул. В спокойных, почти бесцветных глазах вдруг сверкнуло что-то такое, чего обычно не заметишь у непоколебимого любителя крепкого чёрного чая и точного времени.       — Кандидат показал действительно многообещающие результаты, — спокойствие Кенпачи было не сломить. — Я рассчитываю на то, что ситуация в отряде изменится в лучшую сторону.       Закончив, он слегка склонил голову в знак уважения и практически бесшумно отступил обратно в строй.       Шинджи тихо, но довольно-таки заинтересованно хмыкнул. В силу сильного любопытства ему доводилось узнавать многое. Он был уверен, что недовольство лейтенанта первого отряда и озвученные новости капитаном одиннадцатого были как-то связаны.       Казалось, гляделки между Кенпачи и господином Сасакибе закончились ничем. Тем не менее лицо последнего, чья тень вытянулась чуть ли не до середины высокой стены, всё ещё выражало эмоцию, непонятную даже для проницательного блондина.       "А впрочем", — он слушал последующие новости вполуха и изредка позволял себе украдкой взглянуть на окружающих, пробегаясь по каждому капитану, от главнокомандующего до самого тринадцатого, как по кругу. — "Какой-нибудь здоровый страшный мужик уж точно в этой буйной стае свои порядки наведёт. Можно не сомневаться".

━╗✹╔━

      Утреннее небо, окрашенное в нежные оттенки голубого, изредка пересекали небольшие стайки маленьких птиц. Солнце продолжало свой путь ввысь, а непослушные лучики еще не слишком яркого света то и дело игриво пробирались сквозь листья деревьев в лесной чаще у пригорья Хокутана, западного района Руконгая.       Эти места славились своим холмистым ландшафтом. Будучи богатым как на крепкие ветвистые деревья, так и на широкие просторные луга, Хокутан привлекал к себе любого, кто жаждал приключения и единения с природой.       Контраст, которым эта земля была так знаменита, скрывался между густыми лесами и горными ущельями, что объединяли неширокие реки, журчащие и манящие прохладной прозрачной водой. Каждый шаг вглубь леса отдалял заблудшего от привычного шума, забот. Здесь существовал только воздух, доносящий таинственные звуки издалека, и постепенно исчезающая в сочно-зелёной траве тропа, по окончании которой путник или путница, не в силах остановиться, будет идти дальше.       Если им позволят.       Редко кто мог добраться до столь глубоких мест, следуя лишь указаниям пригорного леса; тот, будучи надёжным охранником местных тайн, запутывал пришедшего и позже, наигравшись подобно капризному ребёнку, возвращал туда, откуда тот соизволил прибыть. Знающие лесу не доверяли и проделывали себе путь, идти по которому могли лишь птицы…       По небу, где только что пронеслась маленькая свободолюбивая птичка.       Крохотное создание, покрытое серо-коричневыми крылышками, изящно вспорхнуло над высоко возведёнными стенами из горной породы, что полностью скрывали обыкновенный входной двор. Тот вёл в большое поместье многолетнего знатного клана.       Постройка выглядела словно одна небольшая гора и делилась на пять частей. Четыре малых двора окружали широкую площадку, где возвышался величественный дом со множеством мелких пристроек. Японский кедр пускал затейливо извилистые ветви практически везде, защищая обитателей как от солнца, так и горного ветра, что изредка мог быть неумолимо сильным. Все здания имели одинаково замысловатые крыши в форме трапеций, опорой которым служили балки из красного дерева, ярко контрастирующих с благородным изумрудным оттенком глиняной плитки.       Один хлопок. Два хлопка. Третий…       Тишина была здесь редким гостем. Лёгкий шелест множества вееров, которыми то и дело взмахивали собравшиеся в три строя девушки и юноши, эхом отдавался в стенах одного из четырёх малых дворов, где произрастало всего лишь одно дерево кедра. То было сделано намеренно — свобода ветра, незримого покровителя этих мест, во время тренировок была жизненной необходимостью, а потому пространство требовалось максимально открытое.       Рука вверх, рука вниз. За одним взмахом следует другой. Полный разворот. Раскрыть веер, закрыть…       Все молодые люди выглядели крепко; движения их сочетали элегантность и грацию, что приносило необходимую гармонию между силой и изяществом. Каждый шаг, даже взгляд — всё выполнялось одновременно, без лишнего вдоха либо же выдоха. Длинные волосы, собранные в низкие хвосты, должны были быть под властью их обладателей. Стопы в белых таби и варадзи касались светлой каменной плитки так же мягко, как вспархивала та самая маленькая птичка, что присела на кончик веточки одного-единственного кедра.       Хлопок. Ещё один, и ещё, ещё, ещё…       Контролировалась каждая частичка тела, не позволяя вздрогнуть ни единому мускулу; всё происходило под строгим и внимательным взглядом жёсткого и требовательного преподавателя. Взрослая и коренастая женщина в многослойной закрытой форме, скрывающейся под лёгкими доспехами, чётко, не нарушая ритма, выдавала указания, зорким орлиным взглядом присматриваясь к каждому из подопечных. Её светлые волосы были подвязаны широкой шёлковой тёмно-зелёной лентой, границы которой отсвечивали золотой нитью.       — Закончили!       И наконец, вот он. Долгожданный вдох, а затем — еле слышный выдох. Безукоризненно синхронный. Ведь все они — одно целое.       Все они — хранители великого дома Сугимото.       Властный голос куратора и хлопки не достигали лишь одного места в поместье. То происходило по желанию хозяина этой небольшой горы; он был способен на "фокусы" поинтереснее, но сейчас основным требованием являлась только тишина.       В маленькой комнатке, укрытой сумраком, горело всего несколько свечей. В ней было почти пусто; хозяин дома не любил лишнего убранства, в котором не видел нужды и считал, что оно создаёт мешающий шум. У стены стояла одна-единственная полка, где и были расставлены свечи. Их отсвет причудливо плясал на стенах, окрашенных в глубокий тёплый оранжево-коричневый цвет. Восседающий на пуфе пожилой мужчина время от времени устало приоткрывал поблёкшие с возрастом зелёные глаза и немигая, подобно старой большой птице, наблюдал за танцами теней.       Практически бесшумный поток воздуха, пришедший словно из ниоткуда, тут же всколыхнул пламя пяти свечей; оно встревоженно задёргалось, затряслось, в то время как будто бы немой зритель даже не обернулся.       — Господин? — послышался осторожный голос слуги.       Хозяин горы изящно расправил плечи и потянулся к подносу, что находился в нескольких сантиметрах от него. По чаю в пиале прошла тонкая рябь. Бережно поднеся её к тонким губам, он неторопливо сделал глоток. Широкие рукава богатого многослойного одеяния в зелёных и светло-оранжевых оттенках, расшитого по краям золотыми нитями, сложились в несколько складок и частично обнажили продолговатые крепкие руки.       — Я слушаю, — прозвучал безукоризненно ровный, с лёгкой хрипотцой голос, — должно было произойти что-то действительно рук из вон выходящее, чтобы меня потревожили непосредственно сейчас.       Слуга приблизился и с глубоким поклоном передал небольшой цилиндр. На тёмно-коричневом футляре с зелёной повязкой была оставлена печать. Мужчина сощурился; печать особая, фамильная, как и сама широкая лента с золотой нитью.       — Когда было передано?       — Сегодня утром, господин.       Отставив пиалу, мужчина сам с лёгкостью открыл футляр. Раскрыв письмо, он изучал содержимое внимательно, словно читая между строк. Постепенно пальцы сжимали пергамент всё сильнее, от чего на нём вскоре маленькой паутинкой образовались заломы. В зелёных глазах, окружённых сеточкой морщин, мелькнуло сначала неприкрытое беспокойство, недовольство, а затем решимость. Он резко вскинул голову. Находившийся рядом слуга с опаской удалился в угол комнатки и смиренно ожидал дальнейших указаний.       — Что ж… — после долгой тишины наконец произнёс старец, словно самому себе. Взгляд всё ещё был прикован к каллиграфически написанному тексту. — Это твоё решение, — глаза мужчины сузились в две тоненькие щёлки. — Так пожинай его плоды.       Вскоре из дома выскользнул гонец с ответным посланием на то, что пришло издалека. Он покинул поместье так же быстро, как и прибыл сюда, сделав шаг и скользнув в потоки воздуха. Вслед за ним, с лёгкостью оторвавшись от кедровой веточки, упорхала и маленькая птичка.