Mar Vista

Когда он проснулся, он боялся открыть глаза, боялся увидеть, что опять один, и все это – только повторение, мучительное и вязкое, проигрывание одних сцен в пустых гостиницах. Нет ничего… моря, дыхания в такт… и опять этот зовущий след, хранимый смятой постелью… Бесцельное путешествие, ожидание и потеря. Он пытался почувствовать ее присутствие. Кожей, телом, внутренней болью, постепенно включая все клетки, рецепторы организма. Слух, запах, вкус. Он знал, что если рядом пустота, то она заполнит его, он взорвется пустотой, обреченный опять скитаться, замкнутый в одном пространстве, чтобы признать свое поражение, прекратить поиски, отдаться на вечное скитание, переезды из городка в город, и опять пустые комнаты, пустые бары с резким звуком перекатывающихся биллиардных шаров… Чтобы признать могущество того безликого одиночества, что гнало его вперед снова и снова, и этот шорох простыней, такой пугающий и острый, и пустой, потому что не было больше никого, кроме него, в прохладном (тошнотворно жарком зыбком) сумраке, и его сплетенные пальцы, обнимающие невидимое тело, оседание простыней на, как он надеялся (смутно, нежно), очертаниях ее тела… Но было все то же – изнуряющая пустота и боль, и бессилие. Чтобы выяснить, что берег его моря мертв. И это пронзило его, вернуло прежние ощущения. Время мертво, все разрушалось, увлекая в сокрушительный тайфун его самого, забирая плоть, кровь, его мысли, его море, не оставляя ничего… И был страх, заставляющий просыпаться ночью или утром липким от пота, он не знал до конца, чего боялся, но сейчас понял, именно сейчас – это страх потерять ее, не обнаружить рядом. Все стерлось в мучительный миг, освобождая место для ощущений. Ощутить ее. …Ее дыхание. Он услышал ее дыхание, легкое, но для него острее, чем звук внезапно взорвавшегося сухими лепестками цветка, забытого в вазе. Ее дыхание. Он повернул голову и открыл глаза – зрачки заполнились ею, тот облик ее, который он впитал в саду, казалось, немного стерся, и ее облик сейчас – наложились друг на друга, и ему стало почти больно, словно взгляд его резцом вырезал контуры ее на его зрачках. Постепенно он фиксировал и другие звуки: прибой, шепчущий внизу, у камней, ласкающий их, шелест листьев в саду, только-только начавшую трещать цикаду.