Mar Vista

      Она каждое утро видела его у моря. Каждое утро он сидел у кромки воды. Она так свыклась с этим, что уже не удивлялась, когда, выходя на террасу, замечала его силуэт.       С моря дул свежий ветер, само море было зеленым. Солнце стояло не очень высоко, воздух был еще свежим.       Дом окружал запущенный сад. Розы разрослись, переплетясь бутонами и роняя отцветшие лепестки на землю. Иногда она срезала длинные твердые стебли с пахучими бутонами и относила их в город, проходя по пыльной белой дороге мимо маленького кладбища, там она оставляла несколько роз на могиле с мраморным ангелом; на могиле была высечена надпись: «Розали Эш. Спи спокойно, дитя». Розали умерла в возрасте четырех лет. Она оставляла розы на могиле по одной лишь причине: белый ангел улыбался ей. Умиротворение, исходящее от него, ласкало, обволакивало, оно не было мраморной фальшью. Некоторые считали Розали ее дочерью, или что-то в этом роде… Людей привлекают загадочные поступки, тайны, ореол секрета. В городке шептались, но слухи эти были тихие, мутные и незлобные. Когда она приходила к мадам Гримм, ей приветливо кивали, здоровались. Мадам любила ее, любила не только за розы, она любила в ней налет естественности, нежность, налет печали. Видела кого-то родного, давно знакомого. Подарив пожилой женщине розы, она шла дальше, в магазинчик, покупала продукты, заглядывалась на свежие плоды, разложенные на прилавке.       Внезапно взгляд ее застыл, провалился под ярко-оранжевую корку, погрузился в душистую мякоть. Она почувствовала терпкий запах апельсина, она проникала все глубже, к самой сердцевине плода, ей казалось, она в вязком цитрусовом море. Запах становился резче. Продавец увидел, как она откинула голову назад, услышал легкий чавкающий звук, словно вытаскиваешь ногу из грязи. Девушка улыбнулась ему и забрала пакет. Мир из оранжевого стал обычным. Она уже не пугалась этого свойства, проявлявшегося иногда внезапно. В ее глазах будто было много цветных стекол.       Она была одной из тех людей, которые запоминают все. Она не могла ничего выбросить из памяти, лишь засунуть поглубже. Она не могла забыть плохих людей, плохие запахи, плохие вещи. Все ее ощущения были слишком остры, слишком навязчивы и глубоки. «Слишком» - вот, что можно сказать о ее памяти. Возможно, и о ее чувствах тоже?.. Возможно… Что бы ни было – запах, вкус, цвет – все развивалось мгновенно, доходя до своей конечной точки, не всегда приятной. Все проходило некоторые ступени и концентрировалось… В таком виде и воспринималось ею. Запах будто сгущался, делался насыщенным и плотным; взгляд разрезал цвет, препарировал его, проникал внутрь, поглощал предметы, всасывая оболочку, и потом дальше, в глубину…делая весь мир данным предметом. Она опасалась задерживать взгляд на чем-либо, смотреть долго, внимательно, взор ее был схож с ударом клинка – легко, остро, но чаще она скользила по поверхности, как кончиками пальцев, слегка дотрагивалась, ощущая контуры. Даже узкая щель, заполняемая ее взглядом, грозила втянуть, увести внутрь, расшириться до масштабов вселенной. Она иногда шутила, что так постигает сущность вещей. Хорошо, что это ее свойство не распространялось на людей (по крайней мере, на их физическую оболочку). Она считала, что будет неудобно, когда с ней кто-то заговорит, а она начнет шнырять у него по артериям, завороженная стуком сердца…       Теплая волна слухов нахлынула, когда появился он…