Благими намерениями устелена дорога в Ад

♬ Петр Ильич Чайковский — Танец Феи Драже — Улыбнись для школьного альбома, милая, — хмыкнул он, бережно перекладывая её волосы на одно плечо и оголяя шею, не отводя взгляд от фотографа. Вики знала, что этот змеиный взгляд, её горло в его руках, его усмешка, властная поза и натянутая улыбка останутся в школьном альбоме на долгие годы. Если она и проживет достаточно долго, чтобы увидеть следующие поколения, они запомнят её такой — с прижатым к горлу невидимым ножом. Что эта неизбывная тоска будет улыбаться со страниц альбомов новым Непризнанным, немым торжеством провозглашая: «Поддавайтесь грешной слабости, Дети мои, и да закончите вы как она — в лапах продавца маковых зерён!» Мальбонте был блаженно спокоен — доволен, цветущ и нахален. Его план удался, птичка была в клетке и блестящем черном оперении. Вики же, наоборот, нервничала — их с Люцифером план пусть и обозначил военный союз двух против всех, но имел весомые стратегические дыры и тактические неточности. А от самонадеянности и расслабленности Мальбонте становилось только паршивее. — И что, неужели не передумала? — Я знаю, чего я хочу. И я всегда это получаю. — И что же, дело только в таблетках? — А вот это уже тебя не касается. — Не забывай, кто держит твой драгоценный опиум. Не надо так со мной разговаривать. — Я не боюсь тебя, Мальбонте. Не боюсь. Ты можешь меня шантажировать, правда — но безупречное воспитание, которым ты так умело кичишься, не простит тебе подобного малодушия. Когда речь идёт о договорах, люди твоей породы должны держать своё слово. — Верно, птичка. Всё так. — Если ты не выполнишь свою часть сделки, клянусь, я убью тебя. Голыми руками. — И не жалко будет испортить платье? — Поэтому оно и чёрное, Мальбонте. — А выполнила ли ты свою часть, птич-ка? — Сегодня в полночь, как и договаривались. — Чего-то ждешь? — Последний танец. Это не противоречит условиям, если он будет исполнен до двенадцати. — Верно. Пусть так. Танцуй, птичка. Но главный танец — мой. — Зачем мне танцевать с Монстром, если я могу танцевать с Богом? — Это ты выбрала видеть меня как монстра, а его — как Бога. Это исключительно твои фантазии — то, какой ты видишь свою сказку. Но ты не пишешь её, как досадно… Ты всего лишь читатель. Поэтому будь вольна в своих интерпретациях, и не забудь вернуть читательский билет. Это твоё дело. Сквозь весь зал она искала глазами его. С тревогой и надеждой пыталась зацепиться за спасательный маяк багрового взгляда и нахмуренных бровей, потому что сегодня её море штормило, как никогда — а Демон, будь он якорем или маяком, знал, как дрейфовать, не встав на мель. И он, окруженный сменяющейся толпой смеющихся дьяволиц и сопровождаемый ничего не подозревающей Мими, охранял её — присматривал и не выпускал из поля зрения дольше, чем на пару минут. Военные операции должны контролироваться на каждом этапе, и кто, как не Люцифер, знал, как руководить наступлением. Хоть немного талантливым полководцем, тем не менее, назвать его было нельзя. Да и картографические успехи Вики хвалить было бы поспешно. План был безыскусен и прост, потому что и планом-то не был: обсуждался впопыхах и без возможности хотя бы переспать с этой идеей. Раз — Непризнанная, согласно лучшим своим умениям, притворяется дурой и соглашается на сделку с Мальбонте, Люцифер, согласно лучшим талантам своего отца, делает вид, что не знает предмета сделки, и оба беспрекословно подчиняются. Два — бьёт полночь, карета превращается в тыкву, принцу Ада стирают память, Вики изображает убитость горем и забирает свои таблетки. Три — ещё несколько дней она следует образу безутешной вдовы в глазах Мальбонте, восстанавливая опиумом свой ресурс, и, когда последние подозрения спадают, начинает операцию по возвращению Люцифера домой. У них свои знаки и своя легенда — она заблаговременно оставила в его комнате, куда он вернется после Бала, свой свитер, разбрызгала парфюм по подушке, написала несколько записок и разложила их по неизвестным Люциферу местам. В порядке бытовых забот он будет находить их и читать её письма, и, если Шепфа и дядюшка Фрейд будут благосклонны, его подсознание оживится и воскресит в воспаленном мозгу образ Непризнанной. А там — как сыграет судьба: либо сила их связи уже достаточна, и он вспомнит её, либо, по запискам, запахам и хитросплетениям контактов влюбится снова, а она позже расскажет ему их историю, которую они уже проживали ранее. Во всяком случае, они, как Гензель и Гретель, разбросали по пути хлебные крошки, чтобы по ним вернуться домой. Осталось проверить, не склюют ли эти хлебные крошки голодные птицы, навсегда уничтожив следы воспоминаний и дорогу друг к другу. Во время порядковых танцев, кружась не с ней, из любого угла зала он видел её черное платье. Его он всегда искал глазами, и всякий раз незаметно радовался, если свет большой люстры прольется на грудь девушки и отразит мерцание сапфира, украшавшего вырез. В очередной раз проносясь с Мими в пируэте, соприкоснувшись с Вики косточками локтей на смене фигур, Люцифер, на долю секунды отклонившись так, будто это было заложено в движения танца, прошептал Непризнанной: — Оставь за мной вальс. — Оставлю. План был настолько несовершенен и оттого рисковен, что таинство последнего танца будоражило — взорвёт или отпустит? Но если твоя судьба не вызывает у тебя смеха, значит, ты не понял шутки. Потому что обычно все гораздо прозаичнее, чем наши сухие выверенные планы, которым мы имеем неосторожность доверять свою жизнь. Но впереди вальс, только для них двоих — и он покажет, куда плыть дальше. **** ♬ Aram Khachaturian / London Symphony Orchestra, Stanley Black — Masquerade Suite Waltz Шаг. Защищайся, милая, потому что это наступление. Поворот. Я жил одной мечтой. Всю жизнь у меня была одна цель — Трон Ада. Пока не встретил тебя. Три шага. Все, кто пожелают тебе смерти, получат свою. Основное плетение. Гори, детка, здесь так темно. Закрытая перемена. Мы ещё обязательно встретимся. Никто никогда не разлучит нас — мы рождены для другой эпохи, но нет для нас понятий о времени. Нет верного и неверного. Есть ты и я. Подъем. Я тебя держу. Я всегда буду тебя держать — раскидывай руки и не бойся упасть, моя любовь. Прямо сейчас, в этой поддержке, когда я двумя руками поднимаю тебя за талию, как фарфоровую куклу, как реликвию, как самый безумный трофей — в этот момент мы бесконечны. Я сохраню это как фотографию. Проход. Защищать тебя я должен не от всего мира, а от собственной тьмы. Виск. Наличие нижнего белья на тебе скоро станет для меня личным оскорблением. Шассе. У всех свои испытания, Вики. Своя работа боли, своя вымощенная дорога к искуплению. Твоя — ты. И моя — ты. Правый поворот. Даже если весь мир будет против нас, я тебя никогда не оставлю. Перемена хезитейшн. Когда любовь не преподносят тебе на серебряной ложечке, ты учишься слизывать её с ножа. Разворот. Твой поцелуй был обещанием, и я его нарушу. Лок стэп назад. Твоя любовь казнит меня. Я убью любого, кто тебя касался. Смерть ничтожна и смешна, когда речь заходит о твоих плечах. Соединение. Ты стала последней каплей. Финальный аккорд. Я не готов прощаться. А дальше — дальше в чьей-то книге жизни, а в чьем-то немом кино происходит то, что называют замедленной съемкой. Каждая нота завершающегося вальса отдаётся в ушах отчетливо и обособленно, растягивается на долгие секунды, падает на мраморный пол, разбиваясь, как капля воды. Каждая нота — стоп-кадр. Но ты не захочешь смотреть на эти снимки. Если бы композитор знал, какая жизнь будет проходить через его музыку, какие струны она будет задевать не просто в небесном оркестре, но и в душах бессмертных существ, он бы заплакал. Но искусство лишь имитирует жизнь, рождается по её образу и подобию. Потому что настоящий дирижер здесь — одна лишь fata, и, видит Шепфа, у неё нет музыкального образования.

До. Люцифер резко разворачивается, отталкивая Вики. Ре. Оглядывается через спину, оценивая обстановку. Ми. Стремительно вынимает из-за пазухи кинжал. Фа. Точным движением поднимает плечо и вонзает нож в сонную артерию Мальбонте. Соль. Большие часы зала бьют полночь. Ля. Люцифер зажмуривается изо всех сил из-за прорезающей холодной боли, но почти сразу приходит в себя, ошеломлённо смотря на руку, сжимающую нож, торчащий из шеи другого. Си. Кто-то кричит вдалеке. Сильные руки подхватывают Демона и грубо оттаскивают в сторону. Вокруг Мальбонте сгущается толпа, учителя и врачи пробиваются сквозь неё. Кто-то трясёт его за шкиряк и связывает руки сзади.

Люцифер не противится. Люцифер смотрит на происходящее, как сторонний наблюдатель. Люцифер не понимает, почему в его руках был кинжал, как он провёл последний танец, где Мими и почему вокруг паника. Люцифер ничего не помнит. Люцифер хочет домой. Какая глупая несдержанность. Куда делся весь твой стоицизм, сын Сатаны? Зачем ты предал принципы Цицерона и Сенеки, позволив чувствам взять верх над разумом? Выходит, твоя внутренняя крепость рухнула? Выходит, ты снова поддался импульсу и не придумал в суете волнений ничего лучше, чем в очередной раз лишить жизни того, кто перешёл тебе дорогу? Как много ненужной крови, Люцифер. Твои методы устарели. Асмодей был слишком иллюзорен для того, чтобы ты понёс справедливое наказание, но в этот раз сухим из воды не выйти. И его потерянный взгляд, и чей-то бессмысленный визг, и суета медсестёр, и неискренняя обеспокоенность Кроули, и звон разбившихся бокалов — всё сюр, склейка, нарезка плохого кино, фальшивая нота, искуственный закадровый смех. Но как себя не щипай — проснуться не получится. — Ты хотела получить всё сразу, и поэтому… не получишь… ничего… ***** Богатая пережитым, Вики закинулась сразу тремя таблетками и вышла в пустой ночной сад. Как цинично — достать баночку с таблетками из пиджака мертвеца. Она чувствовала себя на вершине мира. Странно, возможно, — но не было никакой обеспокоенности, тревоги, ужаса, вины и скорби — всего того, что испытывали сейчас остальные, и всего того, что правильно было бы ощущать ей. Всё пошло грандиозно не по плану, но ей неожиданно пришёлся по вкусу новый сценарий. Она чувствовала привкус железа во рту и облизывала кровь с губ, торжественно покидая зал. Внутри гремели фанфары. Она победила — кого и в чём — ещё предстоит разобраться, но победителей не судят. Она чувствовала себя победившей, и этого было достаточно, чтобы уходить в ночь. Опиум раскатился по маршруту нервной системы незамедлительно, но для пущей верности девушка подожгла сигарету и закурила. Она не могла сдержать улыбки. Первый раз за всё время здесь она чувствовала себя свободной. Будто и бал, и школа, и все эти высшие существа горели за ней — а она оставляла их позади, проходя вглубь каменных тропинок, лабиринтов и скверов босиком, держа теперь неуместные каблуки в руках. Это твой внутренний Тайлер Дерден покидает тело хозяина, взрывая здания в операции «Разрушение» под Where is my mind. Вот уж точно «ты встретила меня в странный период моей жизни». Это «крутые парни не смотрят на взрыв», и ты лишь затягиваешься крепким табаком, когда за твоей спиной полыхает пламя пожара. Это Флоренс бросает Фредди в «Шахматах» Бенни Андерсона, вскидывая рыжую копну волос и выбирая нейтралитет. Это уходить красиво — чтоб никто не привыкал. ♬ The Blue Notes — Where is my mind (piano rendition) Вот так всё заканчивается, да? Стало быть, стереть воспоминания проще, чем их создать. И эта необычайная легкость, будто прямо сейчас ты свергла всех своих демонов и вышла из этой кровавой войны, заслужив блаженный отдых. Ты говорила, что чтобы как следует отдохнуть, нужно по-настоящему устать. И ведь у нас правда была эта война — всего против всех. Пора возвращаться домой, сжигать мосты и протлевшую убийствами одежду. Заваривать чай. Расстилать постель. Отключать телефон от провода. Будто у тебя в желудке порвался пакет с таблетками, которые ты тайком везла через границу — и ты в момент всё поняла. Всё вмиг стало так прозрачно и ясно, будто на запутанную карту преступления, состоящую из сотен деталей, получилось первый раз взглянуть сверху. И оказалось, что никакого убийства и не было. Ты находишь в своём кармане нож со своей же кровью и своими же отпечатками. Вот так просто. Как долго ещё сознание будет врать, шутить, убаюкивать и лелеять эту мысль, не желая перелистнуть страницу? Я не знаю, и нам не дано знать. Но теперь все будет по-другому. Потому что теперь не так важно, с кем ты объединилась в военный союз, а кого обманула. На фоне твоей обретённой силы духа все — пешки. И Мальбонте, предложивший уговор, чтобы потешить свое самолюбие. И Асмодей, который думал, что обольстит всех своими иллюзиями, а в итоге погиб сам. И Мими, и Ади, которые правда пытались быть хорошими друзьями, но, как говорится, «дружба дружбой, а табачок врозь». Люцифер, который сначала совершенно не понял, во что ввязался, потом решил всех перехитрить и действовать не по плану, а теперь и вовсе потерял память и вновь остался с кровью на руках. И, может быть, тогда нет смысла его возвращать? Нет смысла бегать за новым, очищенным человеком и предлагать ему заново пережить все ужасы, которые fata выбросила в ваш век. Пережив подобное один раз, ты не сможешь повторить совершенство формы. И боль, и радость, и любовь — всё было по-настоящему, но если воссоздать их, насильно снова притянув к себе, они больше не будут такими. Потеряют свою непринужденность и непосредственность. Бунин писал про «лёгкое дыхание» — а это, пожалуй, лёгкие воспоминания, даже если с ними было совсем не легко. Вернув их силой, ты поставишь под урон это искусное хитросплетение судьбы, которое было правильно — в своем времени, в своей наполненности и своей глубине. Эта прекрасная любовь — завершённая картина. Любой лишний мазок нарушит баланс, и совершенство исчезнет. Она красиво кончилась сакральной жертвой во имя свободы и справедливости — что будет дальше покажут жизнь и жандармы нравов, а я не хочу смотреть. Я запакую это так — здесь и сейчас. Ты был всем вокруг — мой Дьявол в деталях. Но, если жизнь преподносит подарки, нужно иметь аристократическое воспитание их принимать. И подарок бесконечного очищения, так ясно представшего передо мной прямо сейчас, было бы стыдно выбрасывать. Я всё ещё буду видеть твои тени на стенах моей комнаты, но, веришь или нет, это пройдет. Заживёт — слышал, море затягивает раны? И этот конец, он, знаешь, сбылся на самом деле. Он правда был — и всё оказалось не так страшно. В масштабах твоей вечной жизни несколько лет заточения не имеют значения. В масштабах моей жизни и вовсе — значения не имеет ничего. В такие вечера на небе всё особенно ясно. Звёзды, быть может, и не знают, какую тайну ты носишь в себе, да и уж тем более откуда знать её всем остальным. И ты решаешь, что более не бессилен одиночка перед духом времени. Мертвые философы были неправы. Каждый в жизни сам за себя. И это прекрасная, праведная и чистая собой истина. Самодостаточная в своём естестве. Ты был хорош, и мое сердце трепетало от твоих прикосновений. Всё у нас было поровну — в счастье и в горе. И я люблю тебя. Но себя я люблю больше. Бал Алых парусов прогремел. И никто не знает, что паруса становятся алыми, лишь искупавшись в крови.