Вечно рыжая

      Иногда, в людном месте, достаточно надеть наушники и ты уже чувствуешь себя увереннее, к тому же мысли бегут гораздо смелее, свободнее: одним словом — ты запросто уходишь в себя. Но сколько бы Энн ни надевала наушники и ни прибавляла громкости, она никак не могла отрезать себя и своё сознание от одного-единственного человека, шагающего рядом с ней всё с тем же пухленьким бордовым чемоданом.       Идти было недалеко, поэтому в семь часов вечера они уже стояли на каменном крылечке угрюмого, распластавшегося здания. Оно высилось неповоротливой глыбой на фоне зеленовато-серого месива из спящих, спутанных деревьев. Солнце, мигая лучами среди веток, стремительно исчезало за горизонтом, и в некоторых окнах уже горел жёлтый свет, распугавший последние серебристо-розовые блики заката и несмело оттеснивший полумрак в лес. Вывеска про шейки диких уток накренилась, ну а если провести по ней пальцем, то можно было собрать немалый слой пыли и земли. Однако само крыльцо и перила были наилучшим образом вымыты. Около входной двери, если не считать милого на вид гномика с лопатой и бурого мха на голом, почти неотёсанном камне, было пустынно. Разве что совсем рядом пристроилась пара машин: голубой пикап и черная легковушка неизвестной породы.       Тишина давила своим непредсказуемым спокойствием. Сейчас её разбавляла лишь приглушённая музыка, исходившая из повисших на шее Энн наушников  — Ты уверена, что нам сюда? — вдруг тихо спросил Гилберт, наклонившись ближе к девушке, словно боялся быть подслушанным.  — Хочешь спать на улице? — Она развернулась к нему, поймав блеск чёрных радужек, подсвеченных жёлто-красными искрами, и заставив его чуть отпрянуть.       Гилберт промолчал. Вместо ответа он лишь пристальнее вгляделся в лицо девушки, что впервые в жизни её смутило.

Ну и чего он снова пялится?

      Всякие эти неловкие паузы рождают странные желания. Это похоже на передышку — ненужные мысли сразу отсеиваются и освобождают место для чего-то потаённого, с трепетом хранимого и несмелого.       Энн резко отвернулась и живо направилась к двери, заглушая дыханием бьющееся сердце. Где-то внизу живота завибрировали горячие нападающие волны, а сознание подкинуло пару подходящих картинок из воспоминаний, от которых волнение расползлось по телу быстрее, чем когда-либо в жизни.       После свежих лесных ароматов, воздуха в помещении казалось недостаточно. Пахло пряной сосной и тёплой пылью. А свет, который снаружи виделся таким пронзительно ярким, оказался рассеянным и каким-то туманным.       Энн ступила на толстый ковёр с красно-коричневой расцветкой а-ля у бабушки в деревне и мельком оглядела пустынный зал первого этажа. Из мебели тут громоздилась лишь пара дубовых комодов с круглыми резными ручками, стоявшая по бокам от просторной стойки ресепшна, на которой переливались ажурным желтоватым блеском несколько глянцевых журналов, и забитый цветными, пожухлыми фолиантами книжный шкаф. Поверхность столешницы и ящиков комодов потрескалась и кое-где просматривалось почти чёрное, грязное дерево. Ветер гулял по помещению, никого не стесняясь и разгоняя лёгкий мелодичный гул, как будто от включённого телевизора.  — Есть кто? — позвала рыжая, стараясь совладать с голосом и не выдать ни одной провокационной эмоции. Последовавшая пауза не столько испугала, сколько разочаровала. Но длилась она недолго, потому что вдруг из-под стойки вынырнула худощавая голова старика с белым пушком вместо волос. Глаза его сверкали отчуждённостью, а голос оказался даже слегка недовольным.  — Хотите снять комнату?  — Хотим, — кивнула Энн.       Старик на секунды три задержал свой взгляд на гостях и, поправив очки, которые блеснули под слабым белым светом откуда-то снизу, хмыкнул что-то себе под нос. Гул прекратился, словно кто-то нажал на паузу.  — Вам для новобрачных? — спросил он, и по звуку девушка определила, что он щелкает мышкой компьютера, который было не видно за стойкой.  — Мне всего шестнадцать, — саркастично нахмурилась Энн. Ей чертовски захотелось взглянуть на реакцию Гилберта, но она принципиально состроила из себя невозмутимую.  — А выглядите на всё пятьдесят.  — Спасибо, — кивнула Энн.  — Да и потом, чего я только не повидал за свою жизнь, — продолжал старик, как будто бы говорил сам себе.  — Поверьте, это не про нас, — так же отстранённо бросила Энн, а затем улыбнулась: — Два одноместных номера, пожалуйста.  — С каким видом?  — А какие есть?  — Лес, лес и… можно в подвале, там окон нет.       Энн с немым вопросом повернулась к Гилберту, мол, выбирай, и чуть не засмеялась, когда увидела его выражение лица. Озадаченность смешалась с изумлением и лёгким испугом. Девушка в этом плане была легка на подъём, если она подмечала иронию в словах собеседника — подыгрывала безупречно. А этот старичок сразу вызвал в ней симпатию: от него веяло начитанностью.  — Только выбирайте побыстрее, — терпеливо, но сварливо причмокнул старик, — У меня сегодня в планах ещё полсезона «Сплетницы».  — Ч-чего? — попытался вставить Гилберт.  — Вы не смотрели «Сплетницу»? — изумился старичок, и его очки чуть присползли с носа.  — Давайте любой номер, — не обращая внимания на замешательство одного и другого, продолжила Энн.  — А вы-то хоть смотрели?  — Это классика, — кивнула рыжая.  — Ну так вразумите вашего парня, — пробормотал он, наморщив нос и параллельно шелестя какими-то шкафчиками, — Кто будет платить?  — Я, — сразу спохватилась Энн, шарясь по карманам.       За это время брови Гилберта успели от удивления спрятаться под чёлку. Не стоит уточнять, что из всего разговора он ухватил только самую малость, да и то, лучше бы вообще ничего не понял. Его растерянный взгляд упал на журналы, и пока рыжая разбиралась с оплатой, он с любопытством стащил один со столешницы. Заголовок зацепил парня тут же, и не важно, что год выпуска остался ещё где-то до нашей эры. «Завоюй её внимание» гласили жёлтые крупные буквы на обложке. На первой же странице заструились ровные ряды из всевозможных советов, выведенных красивым витым курсивом. Гилберт проглядел их по диагонали:

«Плохие парни уже не в моде?.. на первый взгляд — опрятность… Важен тембр вашего голоса, чем ниже, тем легче будет добиться цели… Ищите сигналы: если она облизывает губы, трогает волосы, использует открытые позы — она на крючке… Делайте как можно больше комплиментов, но здесь важно быть оригинальным… Покажите, что вам с ней не скучно: кивайте и соглашайтесь со всем…»

 — Ваши ключи, — отчётливо буркнул голос старика.  — Спасибо, — улыбнулась Энн, обращая внимание на его протянутую руку. Гилберт, тут же, сам не понимая почему, спрятал журнал под куртку, чтобы никто не заметил.

***

      Два маленьких номера оказались соседними. Но Энн пока что не собиралась оставаться одна в этом тихом, богом забытом месте, поэтому нырнула в дверь к Гилберту, даже не открывая свою.  — Что за сплетница?  — Сериал такой, — махнула рукой Энн, скидывая в угол рюкзак, — Если бы ты остался в этом времени подольше, могли бы как-нибудь посмотреть.       Последовала тишина. Парень отвернулся и, аккуратно отодвинув чемодан к стенке, принялся неуверенно разглядывать узкую кровать, заправленную зелёным, на вид колючим пледом и маленькую тумбочку рядом. Кроме того, здесь имелся небольшой, хлипкий шкаф с одной вешалкой, деревянная икеевская табуретка и приоткрытая дверь в ванную комнату. Энн углядела там душ.       Удивительно, но в этой убогой комнатке было очень даже чисто. Пыли не наблюдалось, паркет вымыт, а санузел почти блестел. В ванной, к тому же, висело застиранное белое полотенце и аккуратно пристроилось новенькое розовое жидкое мыло.  — Пошла найду что-нибудь поесть, а потом можно пока побуду в твоей комнате?  — Да, конечно, — кивнул Гилберт и попытался улыбнуться, но вышло всё ещё неуверенно и он снова отвернулся, на этот раз к окну. Однако даже за такой короткий промежуток времени Энн успела уловить в его кофейных радужках ту когда-то ненавистную заботу, которою теперь хотелось натянуть на себя и не снимать даже в душе.       А Гилберт тем временем яростно боролся сам с собой. Что-то не отпускало его, не позволяло расслабиться до конца. Словно он набрал в лёгкие воздуха, а вот выдохнуть никак не получалось. Вроде бы всё просто — компания Энн ему нравилась, и даже очень. Но с каких-то пор у парня вообще не получалось дышать ровно.  — Сейчас вернусь, — бросила она, плотнее укутавшись в толстовку.       Как только дверь захлопнулась, парень почувствовал дуновение холодного ветерка и плюхнулся на кровать, вытянув из-под куртки журнал.

***

      Коридоры на этажах были узкими и освещены совсем слабо: тусклые пятнышки света мерцали в свисающих по стенам лампах, но и они попадались на пути редко. Если бы в руках Энн не было фонарика, она точно во что-нибудь врезалась бы, хотя, что уж скрывать, в конечном итоге, и в этой гостинице она не сохранила образ грациозной дамы и всё-таки умудрилась поскользнуться, а в попытке устоять на ногах заполучила ещё и пару синяков. Ну кто ж знал, что лакированные полы окажутся мокрые, видимо — время вечерней уборки.       Шум, который учинила девушка, оживил чёрный пугающий силуэт в конце коридора. Энн тут же направилась в его сторону со словами:  — Извините? — И ухватив неярким светом лицо пожилой женщины, продолжила: — Вы не подскажете, можно ли здесь где-нибудь купить еды?       В свою очередь, женщина не торопилась с ответом. Когда рыжая смогла поближе рассмотреть незнакомку, то пожалела, что решилась её потревожить. Вид у неё был не просто недоброжелательный, а какой-то уставший и озлобленный. Морщины на лбу запечатлели привычку хмуриться, обвисшие щеки отсылали к образу властной домработницы из «Карлсона», а губы скорее всего вообще утратили способность улыбаться: настолько были искривлены.  — Извините… — ещё раз, на всякий случай, пробормотала Энн.  — Столовая на первом, — сухо бросила женщина, не то басом, не то фальцетом, и наклонилась куда-то вниз. Только тут девушка определила, что перед ней уборщица: рядом стояло ведро грязной пенной воды и, прислонившись к стенке, отдыхала палка от швабры. Уборщица в то же время тоже кое-что приметила и внезапно разразилась раздражающим сварливым воплем:  — Это вы в обуви по помытым полам шарахаетесь?!       Энн сначала даже не поняла, за что на неё кричат.

А что, босиком ходить?

 — А ну кыш отсюда, молодёжь неверная! — Глаза уборщицы угрожающе замигали в полумраке. — В комнате закрыть вас мало! Что за чертовщина свинская твориться с миром.       Энн поспешила к лестнице, к слову, так и не поняв, как связана обувь со свинской чертовщиной в мире.

***

 — Добро пожаловать! — приветливо улыбнулась молоденькая блондинка, смахивающая крошки с ближайшего стола.       В столовой было холодно и пусто, но пахло чем-то съедобным, что не могло не радовать. Кроме неё стояла и выбирала себе еду пожилая пара: дама в жёлтом свитере с розовыми сердечками и кругленький старичок в смешных клетчатых брюках, которые Энн вроде бы даже где-то видела. Старушка улыбалась ей наимилейшим образом, рыжая бы даже сказала, что она почти переплюнула улыбку Гилберта (но та всё-таки была неподражаема). А вот старичок, в свою очередь, излучал какой-то любопытный оптимизм и быстро переключил своё внимание с еды на саму Энн. От его взгляда не то что бы стало неловко, но девушка точно решила в будущем сторониться его общества.  — А у вас можно еду с собой в номер взять? — поинтересовалась рыжая, оглядывая салатики и котлеты. Всё до жути напоминало домашнюю еду, хотя какая разница: есть хотелось зверски и неважно что.  — Да, конечно! — улыбнулась женщина на кассе, лет тридцати двух и забавной заколкой на голове, в виде вишенки. От неё веяло радушием, что каким-то образом только усилило голод.  — А вы в каком номере? — сразу поинтересовался старичок.  — В двадцать восьмом. — Энн назвала номер Гилберта, даже не подумав.  — А мы в двадцать третьем! Какая прелесть! — пропел старик воодушевлённо, словно собрался каждую ночь прибегать к детям на пижамную вечеринку.  — Да, наверное, — буркнула Энн, полностью отворачиваясь и всем сердцем желая, чтобы до пожилой пары дошло: рыжая не горит желанием продолжать разговор. Носом в тот момент она учуяла тонкие, но очень раздражающие, нотки бергамота вперемешку с апельсином.  — У вас такие красивые волосы. — В разговор всунулась старушка, видимо решив, что девушка нуждается в поддержке. И её голос звучал настолько безобидно и аккуратно, что это сработало — невозможно было не улыбнуться в ответ.  — Спасибо, а у вас милый свитер. — Энн попыталась быть дружелюбной.  — Саппи, видишь! — радостно воскликнула дама, обращаясь к мужу, — А я говорила: свитер всем понравится.  — Хорошо, хорошо, — примирительно кивнул он, но всё ещё разглядывал Энн.

***

      В руках девушки был поднос, заставленный пахнущей горячей едой в пластмассовых тарелочках, а посередине грациозно возвышались два стакана с брусничным морсом, от кислого и терпкого вида которых во рту уже выделялась слюна.       Очень медленно и терпеливо поднявшись по лестнице на второй этаж, чтобы, не дай бог, не грохнуться тут же на ступеньках и не окунуться в дождь из гречки и салатов, девушка попробовала придумать хитрый план, как ей открыть дверь с подносом в двух руках, но, быстро сдавшись, просто пнула дверь двадцать восьмого номера ногой. Спустя лишь пару секунд взволнованное лицо Гилберта, украшенное нахмуренными бровями, возникло в проёме.       В тот момент девушка явно не контролировала себя, а если и контролировала, то херово, потому что позволила своему животу затрепетать, как только губы Гилберта дрогнули во всё той же самой красивой улыбке в мире.

Энн, соберись, он улыбается не тебе, а еде.

      С этой мыслью она протянула ему поднос, как бы доверив парню дальнейшую судьбу их ужина, а сама направилась в ванную — умыться. Вообще, было бы неплохо принять душ, но еда к тому времени уже точно остынет.       Когда она вышла, стряхивая воду с кончиков пальцев на пол, поднос покоился на тумбочке, преждевременно отодвинутой от стены. А сам Блайт устроился на табуретке, напротив кровати, оставленной для Энн.  — Это тут продаётся? — Чувствовалось: парень задал вопрос только, чтобы что-то спросить.  — Ага, — девушка плюхнулась на зелёный плед, предусмотрительно вынув телефон из заднего кармана. На экране блокировке светилось 6 уведомлений от Дианы. Энн — Диана: -Как ты там?) -Долетели? -Жива? -ЭНН! -АУ! -Боже, неужели ты лежишь сейчас где-то в канаве… -Никаких канав, я сижу кушаю гречку с котлетой😐 -Жива, здорова, не переживай       Подруга ответила сразу же, словно пялилась в телефон, ожидая ответа. -Хвала небесам! -Как там этот твой… Гилберт? -Нормально, а что? -Ну, он адекватный? -Вполне, тебе бы понравился😏 -А тебе не нравится? 😂 -Нет, не мой типаж. -Хорошо, я просто рада, что ты жива)       Энн перелистнула на переписку с Эдом.

был в сети 1 час назад

      Она не хотела ничего писать. Надо было просто выключить телефон и в полной мере насладиться мягкой, бархатной, тающей на языке куриной котлеткой, но под вечер желания всегда почему-то путаются: на ум всё чаще приходит что-то по типу: «А плевать! Будь, что будет.» -Я скучаю       Эти слова должны были быть правдой, но стоило сознанию невольно обратить внимание на Гилберта, жадно уплетающего салат с помидорами, как какое-то болезненное ощущение несправедливости заглатывало девушку. Энн перевела взгляд на язык Блайта, время от времени невесомо скользящий по его масленным от салата губам, и тут же почувствовала, что не может сглотнуть — во рту пересохло.

Нет, остановись!

Её сообщение Эду — одна единственная правда.

И затем, понимая, что насквозь пропитывается ложью, она закрыла глаза, и зачем-то дописала: -Очень скучаю Всё тело пробивала неприятная дрожь. Она выпустила слабость. Она спаслась на утопающем судне. Но она вздохнула с облегчением.

Теперь просто выключи телефон.

 — Невкусно?  — Что? — Голос Гилберта заставил девушку содрогнуться всем телом, как будто ей воткнули холодной вилкой в грудь. Парень откашлялся и продолжил:  — Ты совсем не ешь.       Энн сморщилась.  — Что у тебя с голосом?  — А что? — Блайт нахмурил брови, что снова заставило Энн сомневаться в своей адекватности — живой человек точно не может настолько красивым.  — Зачем ты его делаешь таким… низким? — Рыжая не сразу сообразила, что не так. Но когда поняла, то чуть не подавилась смехом, моментально забывая все свои прежние мысли. А парень лишь нахмурился ещё сильнее.

«Важен тембр вашего голоса, чем ниже, тем легче будет добиться цели…»

 — Не нравится? — На этой фразе Гилберт вновь вернулся в привычный регистр.       Энн не смогла нормально ответить, потому что не могла перестать смеяться. Пока девушка старательно успокаивалась, она растянулась на кровати, обхватив живот, и волосы окончательно растрепались о плед — она сразу попыталась пригладить их, чтобы сильно не магнитились.

«Ищите сигналы: если… трогает волосы…»

       Гилберт замер, просто-напросто вслушиваясь в её смех. Он впервые прочувствовал, насколько это особенное чувство — заставить смеяться человека, внезапно ставшего тебе единственным другом.

Другом?

Заставить смеяться человека, который тебе… тебе… нравится.

Энн мне нравится.

      Эта мысль испугала его и в то же время как-то незаметно пронеслась горячей нежной волной прямо под рёбрами. Он вздрогнул, в попытке найти якорь в пасмурном небе её весёлых глаз, но не получилось — он застрял, вроде признавая себя слабаком, а вроде и старательно пытаясь выбраться.

«Делайте как можно больше комплиментов, но здесь важно быть оригинальным…»

      Парень тут же открыл рот, даже не сообразив, что собирается сказать:  — Ты очень… — Мысли заметались, подыскивая достаточно оригинальное слово — Ты очень рыжая.  — Что? — Энн на секунду замерла, а затем снова прыснула.  — А-э-м, — вырвалось у Гилберта, но он сразу заставил себя замолчать, понимая всю глубину своего провала. Парень сконфужено кашлянул в кулак и быстро засунул в рот побольше овощей.

***

 — Я пойду, — Энн старательно запихала толстовку в рюкзак и следом вытащила из чемодана пакет купленных для Блайта вещей, — На случай если что-то понадобится, я не буду закрывать дверь в свой номер, хорошо? — Девушка ощутила странное волнующее отвращение, произнося эти слова.

С каких пор она так печётся об этом парне? С каких пор вообще говорит что-то подобное?

 — Хорошо, — Гилберт кивнул, наблюдая, как Энн исчезает в дверном проёме, неловко и торопливо вытягивая чемодан за собой, тем временем казалось, что она как-то неуверенно чувствовала себя на собственных ногах. Он ещё пару минут пялился туда, где недавно копошилась девушка, а потом завалился на кровать прямо в одежде, стянув лишь ботинки. И, чего следовало ожидать, сразу же уснул.       Предсонные мысли стянула вязкая мгла — не хотелось анализировать или придумывать оправдания. Редко задумываешься, но как же круто пребывать во сне. Это, конечно, сложно оценить объективно, но если прикинуть: часы проведённые наедине с правдой, в мире фантазий и абсолютно спокойных логических цепочек.       Но отдыхать в забвении у него получилось всего-то полчаса. Несмелый грохот, а затем терпкий шелест пакета ворвались в его голову, наряду с осознанными мыслями. Он не сразу открыл глаза, но сел на кровати моментально.  — Спокойно, это я, — прошептали из расплывающейся темноты, — Я просто поняла, что у меня нет геля для душа.  — Энн?  — Кто-то ещё знает про твой гель для душа?       Гилберт наконец стряхнул с себя желание завалиться обратно и забить на девушку. Глаза нехотя поддались, и он кое-как поймал взглядом белое пятно женской фигуры. Она снова стояла у двери — как будто вечно желающая уйти — на этот раз в одном лишь полотенце и шлёпанцах. Глаза моментально сожрали голые, бледные плечи и пару тёмных прядок у лица, вывернувшихся из высокого пучка.  — Я быстро, туда и обратно. Всё равно все спят, судя по тишине. — Её голос звучал одиноко.       К тому же, в противовес словам, девушка почему-то не выходила, хотя уже держала бутылочку с гелем для душа в руках. Она смотрела на взъерошенного Гилберта, тогда как он как-то слишком восторженно смотрел на неё, и осознала, что не может заставить себя нажать на чёртову дверную ручку.

Безвольная дура.

Уходи, прямо сейчас.

      Что-то связало их обоюдным желанием. Как тонкий горячий поток воздуха, остающийся нерушимым, что-то физически реальное держало их под напряжением в тот момент. И он и она это почувствовали — на пару секунд.       Внезапно резкий короткий звук коснулся нервов, заставив обоих вздрогнуть от неожиданности. Щёлкнуло где-то около двери, поэтому Энн тут же, не понимая что это, отпрянула назад.  — Какого чёрта?! — Рыжая думала недолго, а затем решительно дёрнула за ручку. Она не поддалась. Догадка оказалась верной: кто-то запер их снаружи.  — Не открывается! — снова завопила Энн, а Гилберт соскочил с кровати. Парень тоже попробовал толкнуть дверь, но, конечно же, ничего путного из этого не вышло — только затрещали крепления.       В комнате закрыть вас мало, пронеслись в голове Энн слова той уборщицы.  — Неужели эта старая мымра…? Не может быть! Бред какой-то! — Девушка снова упорно подёргала ручку, придержав полотенце.       Гилберт теперь лишь стоял рядом и молчал. Может быть, он лихорадочно соображал, что делать, а может быть, настолько удивился, что не мог ничего выдавить. На лице его было какое-то замешкавшееся смирение. Словно он смирился с закрытой дверью ещё прежде, чем её закрыли.       Блайт замер и наблюдал за девушкой. Медленно, сквозь её резкие движения, проследил за пальцами, придерживающими чёрствую ткань полотенца, затем за колыхающимися карамельными прядками волос, остановился на её неестественно возмущённом лице с яркими, красно-коричневыми в темноте веснушками и наконец спустился по тонкой белой шее прямо к подрагивающим обнажённым плечам.  — Энн, — вдруг тихо позвал он.  — Что?! — яростно взвыла девушка, бросив пронзительный или даже гневный, тёмно-серый взгляд на Гилберта. Будто он был самым последним существом на планете, с которым ей хотелось говорить.  — Не думаю, что хорошая идея — всех будить.  — Но…! — начала она, однако парень твёрдо продолжил:  — Ты хочешь поднять на уши гостиницу, потому что дверь заклинило?  — Нас заперли! Ты это слышал?! — девушка стукнула кулаком по неотёсанной потёртой поверхности двери.       Парень вспомнил, как впервые подметил, что она его не боится. Ещё тогда, в Лондоне, в той гостиной, когда она впервые опустила голову на его плечо. Ему тогда казалось, что она вся такая мрачная и таинственная — чужое неизведанное создание, спрятанное за башнями грубого замка этого времени. Но сейчас…  — Энн…  — ЧТО?!                    Пульсирующее сердце стучало где-то в желудке, но Гилберт не слушал собственный страх. Всего за три секунды он обхватил её щеку и развернул девушку к себе. У неё в глазах стояли слёзы, но какая разница? Ни он, ни она не сбегут отсюда, и вряд ли дело только в запертой двери.       Она не сопротивлялась — лишь зажмурилась, когда он резко прильнул к её губам.

Блять.

Просто взял и поцеловал.

      Энн даже время спустя не смогла понять, как он на это решился. Как он за одну чёртову секунду заставил её коленки мелко и нервно дрожать, а живот утонуть в кипятке.       Хотя, по правде, она знала, что это произойдёт, ещё тогда, когда по собственному желанию не смогла выйти из комнаты. Она ещё тогда почувствовала щекочущее предвкушение внизу животе, но всё оказалось куда хуже — сейчас одна лишь мысль, что Гилберт в самом деле целует её, не просто свела с ума, она её бесповоротно поработила. А осознание, насколько сильно Энн, оказывается, ждала этой минуты, выбило последнюю почву. Тепло расползлось по телу, парализуя кайфом мышцы и наркотиком ударяя прямо в виски.

За секунду захотелось большего.

Захотелось обнять его крепко-крепко.

       Полотенце упало к её ногам, а рука Блайта как раз скользнула волной мурашек по обнажённой талии, чтобы притянуть девушку ближе. Он безумно хотел наконец запечатлеть в ладонях изгибы её тела, прижать к себе полностью, ещё с того момента, как они прятались в шкафу.