старый отель

джемин крадётся по коридору. сам не понимает, зачем, учитывая, что его все равно никто не услышит, а даже если и услышит, то в том не будет ничего имеющего значение. он провёл целую ночь в раздумьях, о том, как стоит поступить, взвешивая все плюсы и минусы, пытаясь призвать свой мозг к такому привычному рациональному мышлению, но безуспешно. его сознание кричало и кричит сейчас, что не нужно этого делать, что это не его забота, и что он не в праве распоряжаться чужой жизнью, но остатки его адекватного ума совершенно не могут заставить самих же себя с этим согласиться. время от времени в голове мелькают ещё и мысли о расследовании, которое, кажется ведь нужно продолжать, да? зверское убийство девушки… возможно серийное… когда становится наплевать на кошмарность такого происшествия в настолько абсолютной степени, джемин понимает, что, возможно, его можно назвать аморальным человеком. во всяком случае уж точно не «борцом за справедливость» или «рукой закона». джемин всегда делал чисто то, что ему нравится. до этого ему нравилось раскрывать преступления и упиваться своим совершенным навыком дедукции, нравились атмосфера его работы и собственный образ таинственного детектива. теперь ему нравится джено. джемин когда-то считал себя зрелым? забудьте. он более непостоянен, чем семилетнее дитя или подросток с гормонами, лезущими из ушей. джено стал занимать непозволительно много места в его черепной коробке, но учитывая нынешнюю стадию принятия, до которой детектив дошел за все время его плавания в этой студенистой жиже из мыслей, разрушенных постулатов и эмоций, первичной и единственной его реакцией на осознание этого является «да все понятно уже, хватит капать на мозги, просто отдайте мне его» кинутое раздраженным тоном клубку из старых привычек, замшелой совести и жалких попыток в социальные нормы. в какой-то момент его собственные чувства заставляют его ощущать себя героиновым наркоманом, которого лишили дозы, что теперь он может думать только о ней и ни о чем другом. сколько он не пытается пересилить себя, сколько не взывает к здравому смыслу, в голове набатом только мысль, что так будет правильно. что так для всех будет лучше. что если он сделает иначе, то будет жалеть. возможно, даже до конца жизни. поэтому сейчас детектив тихо, стараясь не издавать ни звука, надев всю ту же кожанку, собрав все вещи и уже сдав ключ от комнаты, с сумкой и рюкзаком за плечами, направляется к своей цели. джено вчера вечером сказал, что завтра после обеда они должны уехать. значит это только одно: на этом всё. конец их общению, конец их недоделанной любовной истории, конец этим чувствам, конец мимолётному и призрачному счастью. конец самому джено. джемин видел это в его глазах, жестах, шутках, улыбке. в том, как он перестал стесняться всего подряд, как в начале, как стал более смелым в том, что хочет сделать или попробовать. он даже попросил у джемина научить его курить, потому что ему стало интересно, каково это. анализируя это всё больше, конечно, можно было бы подумать, что подросток начал доверять старшему и открываться, стал менее зашуганным и более спокойным, открытым к новому опыту и впечатлениям, готовым к собственному личностному росту, но джемин не был настолько глуп. на видел, что, на самом деле, джено уже просто всё решил. и что именно поэтому сейчас ему стало плевать на такие тривиальные явления, как чужое осуждение. именно на этой почве у джемина родился совершенно сумасшедший и невменяемый план: забрать ли с собой пока не поздно, уехать как можно дальше и помочь ему начать новую жизнь. без абьюзера-отчима, без насилия, без ненавистной работы. начало доходить, что это всё — самое настоящее похищение несовершеннолетнего, джемину слишком поздно, уже когда он полностью решил, что на это пойдет. и даже сейчас, уже будучи на финишной прямой перед последним рубежом, точкой невозврата, он все ещё не имеет абсолютно точного плана, что ему делать дальше. он просто ощущает острую необходимость забрать подростка с собой, дать ему все, что тот хочет, сделать его здоровым и счастливым. если бы неделю назад джемину сказали, что он решится на похищение ребёнка с почти полным отсутствием какого-либо конструктивного плана, он бы от души рассмеялся. потому что, ладно похищение, ну, с кем не бывает, жизнь по разному может повернуться, но без плана? смешно. однако именно он, на джемин, прямо сейчас встаёт перед дверью подростка и, собравшись с духом, стучит в неё. несколько секунд ничего не происходит, и детектив мысленно даёт себе по лбу: очевидно парень спит. сейчас, черт возьми, без двадцати три часа ночи. однако, пока джемин стоит, загружаясь на тему «так, окей, что делаем в этом случае?», за гипсокартонной стеной слышатся шаги, после чего ключ поворачивается изнутри, и из-за приоткрытой двери выглядывает джено. без очков, но не сонный. черезвычайно заплаканный, с опухшим глазами и полопавшимися сосудами. он удивлённо впяливается взглядом в джемина, размышляя, это у него галлюцинации уже такие начались, или мужчина действительно зачем-то пришел. –ты решил зайти попрощаться? — парень натягивает улыбку. откровенно нерадостную, но искреннюю, ведь ему в самом деле приятно, что единственный человек, которому хоть чуть-чуть не наплевать на то, что он чувствует, решил прийти, потратить свое время на него. джемин отрицательно качает головой, джено на это удивлённо хмурится, лишь спустя несколько мгновений замечая, что стоит старший в куртке и с сумками. –позволишь мне войти? — и ли почему-то даже не рассматривая вариант «ответить нет», впускает его в комнату и закрывает дверь. внутри горит лишь пыльная настольная лампа, теплым светом освещая контуры предметов. детектив оборачивается и смотрит на джено, такого хрупкого, беззащитного, тот стоит в футболке и коротких шортах, с босыми ногами, пальцы у на на руках непроизвольно сжимаются. он собирается с мыслями, чтобы начать объяснять свое предложение сбежать вместе с ним, как замечает на запястьях подростка тёмные разводы. взгляд джемина фокусируется на руках младшего, в полумраке пытаясь рассмотреть масштаб проблемы, как огромная бордовая капля стекает по мальчишескому предплечью, скользит по пальцам, расходясь шипами дикой розы в складках кожи, и со звонким шлепком приземляется на пол. –господи, джено… — у джемина из головы резко вылетают все многозвеньевые мысли, оставляя только вакуумную тишину и ощущение болезненно сжавшихся внутренностей. старший торопливо ведёт испуганно зажмурившегося джено в ванную, выуживает из ящика бинты, которые сам же туда положил на крайний случай. аккуратно приподнимает мальчика за талию, чтобы не задеть все ещё незажившие рёбра, и усаживает на раковину. молча, осторожными, но выверенными движениями промывает порезы хлоргексидином, смотря как ржавые капли скатываются в водосток, после чего бережно накладывает повязку. джено тихо, стараясь будто не дышать, наблюдает как пальцы старшего умело управляются с белой хрустящей стерильной тканью, как она неторопливо напитывается кровью. закончив перебинтовку, джемин, шепнув «обними меня», аккуратно подхватывает ли на руки, тот, как коала, обхватывает старшего руками и ногами, удерживая равновесие. мужчина усаживает парня на кровать между своих ног, давая ему лечь спиной на свою грудную клетку, сам сдавливая место пореза пальцами сквозь ткань марли. –зачем? –ну… любое кровотечение останавливается давлением на рану… –да я не об этом, — джено, неудобно повернувшись, рассматривает профиль мужчины. тот, наоборот, тупит взгляд в углу комнаты, — зачем ты пришел? ты сказал, что не попрощаться… я не понимаю… джемин глубоко вздыхает, собираясь. почему-то именно сейчас в нем рождается осознание что он, вообще-то, имеет дело не с какой-то вещицей, которую он собирается украсть, а с живым, равным ему человеком, что парень может быть против, может разозлиться, обидеться, закатить истерику, может не понять его намерений, может просто посмеяться, сказав «хах, откуда такая уверенность, что я вообще захочу с тобой нечто общее в этой жизни?», может просто банально не довериться. и сейчас, пытаясь сложить слова в предложения, джемин проклинает свои вербальные навыки, которые предают его в самых неподходящих ситуациях, и думает о том, как ему отреагировать, если парень его отошьёт. –мне почему-то только сейчас пришло в голову, что ты можешь не согласиться, но… джено… ты, если что, можешь не переживать, я тебе помогу, я могу помочь и с врачами, и с учебой, я могу… я могу быть заботливым, даже если я выгляжу как человек очень циничный, я правда могу хотя бы попробовать сделать твою жизнь комфортной, и, может быть, даже счастливой… и я пойму, если ты откажешься, мы всё-таки совсем чужие друг другу люди, но я вообще ничего уже не понимаю, что у меня в голове происходит, мой внутренний мир, каким я его выстраивал столько лет, сейчас рушится, и я ничего не понимаю… вот. –что? — джено хмурит брови и исследует взглядом лицо старшего, пытаясь понять, в чем вообще суть вопроса. он понимает, что у на, скорее всего, сейчас что-то в голове революционное происходит, пускай тот до сего момента вообще не показывал своего состояния. –я так и думал, что ты будешь против и я… извини, что я поднял эту тему, я тогда наверное пойд… — он начинает вставать с кровати, когда ли почти панически хватает его за руки, прерывая его выкрикнутым на повышенных тонах: — стой, стой, подожди! я не хотел сказать чего-то, что тебя оттолкнет, я просто совсем не понимаю, что происходит и чего ты хочешь, я… подожди, пожалуйста, сядь, — джемина возвращают на прежнее место, теперь держа его за запястья, будто тот мог сбежать. джено делает глубокие вдох и выдох, после чего продолжает, — просто скажи ещё раз, что ты хотел. детектив замечает нагрузку на руки джено, осторожно вытискивается из хватки парня, поправляя повязку на предплечье подростка, под нос себе ворча, что ему нельзя напрягаться, иначе раны ещё шире откроются, и кровь придется снова останавливать. кончиками пальцев он поглаживает шершавую поверхность бинта, поднимается выше, на кожу, которая при ближайшем рассмотрении вся испещрена мелкими светлыми ниточками шрамов, молча массирует аккуратными касаниями, после чего тихо начинает говорить: –джено, я… давай сбежим. уедем как можно дальше отсюда, у меня есть квартира на другом конце страны, может пока поживем там, а потом ещё найдем куда податься… поехали, а? ли в этот момент ступорит, будто его сейчас просят как минимум разъяснить доказательство теоремы ферма. в голове происходит, кажется, тысяча больших взрывов за раз, парень просто глупо скачет взглядом по лицу джемина, и не то чтобы пытается понять, не шутит ли он. он пытается понять в какую метавселенную его занесло, если сейчас всё это действительно происходит. отчетливая боль в запястьях не даёт считать происходящее сном, джено находит в себе силы только загнанно дышать и судорожно хватать старшего за локти, боясь что тот уйдёт. лишь мысль о том, что можно начать новую жизнь, в которой можно стать тем, кем захочешь сам, в которой рядом с тобой будет такой заботливый человек, в которой будет существовать ценность и значение твоей личности, в которой не будет этих бесконечных боли, непонимания, травм и желания прекратить это всё, создаёт ощущение такого нереального восторга… джено от всего этого входит в состояние между истерикой, ступором и эйфорией, и вот уже по его щекам катятся огромные слёзы, а самообладание готово зрелищно расколоться подобно восточно-африканской рифтовой долине, и ему стыдно перед джемином за это, и он все ещё ничего не понимает, просто часто дышит и смотрит. –ты ведь не шутишь.? ты правда.? –да, правда, — бархатно говорит джемин, и младшего прорывает. руки начинают трястись, в голове будто кто-то пришел и большим блендером все перемешал, подросток делает глубокие вдохи-всхлипы, выдыхая через раз, из глаз уже безостановочно, будто сорвало плотину, льются слёзы, и на просто бережно, но крепко прижимает к себе юношеское тело, успокаивая и шепча куда-то в волосы бессмысленную умиротворяющую ерунду. джено в объятьях крепко прижимается к сильной груди джемина, обхватывая его для верности ещё и ногами, утыкается ему в шею, вдыхая терпкий запах его тела и сигарет, и ощущает губами как бьётся кровь у него под кожей. немного успокоившись, ли глубоко вздыхает и продолжает говорить: –но у меня же нет денег? я… господи, я же бедный, как церковная мышь, — джемин на этих словах выдыхает в какой-то облегченной усмешке. парень может шутить, это хорошо, — я даже не смогу снять квартиру или номер в гостинице. если бы я мог, я бы и сам наверное давно уже сбежал… –не переживай даже об этом, я буду платить за тебя столько, сколько потребуется. и даже не смей чувствовать себя виноватым из-за этого, — джено отстраняется и удивлённо смотрит на мужчину, не понимая, чем он его заслужил. –но я ведь даже не смогу вернуть, я не могу просто нахлебничать, это не… –если захочешь, то позже, когда отучишься и начнёшь работать там, где тебе будет интересно и хорошо, то отдашь деньги, — перебивает детектив, — не переживай. –а как же твоё расследование? тебе же нужно закрыть дело. –забудь. наплевать. когда будем в городе, я напишу заказчице, что по личным обстоятельствам отказываюсь от дела, это совсем не то, о чем тебе сейчас нужно думать, — руками джемин оглаживает талию парня, который сидит меж его ног и обнимает его всеми конечностями. –а… отчим? он же будет сильно зол, когда узнает, что я уехал не пойми куда, не пойми с кем… — голос джено становится тише и неуверенно дёргается при упоминании этого человека. –боже, малыш… твой отчим сейчас в состоянии овоща нажравшись дешёвого пойла лежит где-то. и я очень сомневаюсь, что где и с кем ты сейчас его будет хоть немного волновать, — джемин сухими губами касается кожи на щеке парня и тихо, можно сказать по-заговорщицки продолжает, — а когда он очнется, мы будем уже далеко… –а потом? ему же не все время будет наплевать… — их разговор становится все тише, переходя на тон, близкий к шопоту, делая атмосферу более доверительной и личной, интимной. –я всё решу, не переживай об этом всем, не думай даже. главное сейчас — хочешь ли ты поехать со мной? позволишь ли ты себе помочь? я… я просто правда хочу, чтобы ты был счастливым, пожалуйста, позволь мне… –я очень хочу. безумно. ты не можешь себе даже представить насколько. просто… я не хочу быть обузой. не хочу, чтобы ты пожалел, не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня… — джено ладонями обхватывает лицо старшего, пальцами оглаживает щёки, проводит подушечкой по рассеченной при торопливом бритье и немного горячей от прилившейся крови коже, пробегается по шрамам от ветрянки. целует очень аккуратно, невесомо, совсем целомудренно, а джемин смотрит ему прямо в глаза, так пристально и тепло. –в таком случае, если ты согласен, чем раньше мы выйдем, тем дальше отсюда мы будем к утру, — джено промаргивается и быстро встаёт, иногда шипя от боли при неудачных поворотах кистей рук, начинает бегать по комнате и скидывать в не понятно откуда материализовавшуюся спортивную сумку вещи. станция. грязная, старая и ржавая. тихо, спокойно и неизменно пылится в поле. два мужских силуэта размыливаются темнотой, что создаёт ощущение, будто они всегда были здесь, а не являются на самом деле неуместными вторженцами. джемин покупает у сонной женщины билетики, джено в это время сидит на лавке и гипнотизирует катящийся по рельсам пакет, облокотившись на сумки. погода ни капли не улучшилась, но теперь ее холодные объятия совсем не занимают разума подростка. –нам в таком случае надо будет заняться твоими документами по приезде, — детектив плюхается рядом и проверяет, все ли верно с билетами. их поезд должен прибыть через двенадцать минут, — держи. джено берет протянутый старшим проездной, тоже его рассматривает, после чего тянется назад к старшему и меняет билет на другой. –зачем? — встаёт резонный вопрос у джемина. –этот пусть у тебя будет, — тихо отвечает ли, едва-едва, уголками губ улыбаясь. на неизменившийся вопрос во взгляде детектива он чуть хихикает говорит: — это счастливый билетик. джемин, посмотрев на цифры и сложив их мысленно, пораженно смотрит на джено, только после этого улыбаясь ему в ответ. –тебе честно? –мгм. –это самая милая вещь из всех, что для меня когда-либо делали, за мои без малого 30 лет. –да прям уж, выдумал тоже, — джено утыкается головой в любезно предоставленное плечо, скрытое под свинной кожей повидавшей жизнь куртки. джемин складывает пополам билет, помещая его в нагрудный внутренний карман куртки, после чего глубоко вздыхает и раскуривает очередную сигарету. младший выхватывает из его руки зажигалку и начинает увлеченно крутить колёсико, наблюдая, как по темноте разлетаются в разные стороны красивые пламенные искры. спустя пару минут страсть к этому занятию у него немного пропадает, после чего он тихо говорит: –прости, что так всё. –что? –у меня даже паспорта нет, из-за того что отчим прячет все бумаги всегда у себя. тебе от этого ещё больше хлопот. я даже не понимаю, чего этот параноик так всегда боится… — парень глубоко вздыхает. –возможно, именно того, что происходит сейчас, — усмехается на, — все будет в порядке, не переживай. мы будем в порядке. парень, не разрывая касания с плечом, изворачивается и целует мужчину в шею, после чего прикрывает глаза, расслабляясь и вдыхая белёсый дымок от чужой сигареты. джемину кажется, что действительно надо бросать, потому что такое пассивное курение может очень навредить здоровью его… как минимум, нового соседа. окурок приземляется на мокрую брусчатку, местами поросшую каким-то слишком уж живучим мхом, и придавливается подошвой. пожухлый, немного ржавый поезд, нелепо раскорячившись на рельсах, что-то по-старчески шипит себе под пузо. пустой, скрипящий вагон, тусклый свет желто-зеленых ламп на потолке вдоль полок для багажа, деревянные сиденья, заставляющие джемина заранее почувствовать фантомное ощущение затекших спины и бедер, несколько раскрытых форточек, едва пропускающих свет уличных фонарей из-за плотного полотна следов пыльных капель, ветер, запускающий сквозь них свои противные холодные щупальца, которые так и норовят обхватить кого-то внутри. они садятся где-то по середине вагона, пользуясь тем, что кроме них в такой час здесь никого нет. оба решают, что очень лень запихивать наверх сумки, поэтому они приземляются чья где. поезд трогается под тяжёлый джеминов вздох. –путь не близкий. до города часов пять точно. а после, я думаю, можно пересесть на машину? что об этом думаешь? –на машину? а на ней мы куда? –до столицы, у меня там квартира. джено на это совсем теряется: –столица? но там же так дорого… –так, ты перестаешь сегодня или нет? –мы будем жить в столице? но я… я не могу так, там же все дороже: и еда, и одежда, и коммунальные услуги. я правда не могу тебя так утружд— поцелуй в губы. секунды робости, виды на попытку сопротивления, и джено достаточно быстро всё-таки сдается и отдаёт власть над ситуацией в руки мужчины. «как просто решаются вопросы, оказывается», — мелькает в голове у джемина. на аккуратно языком скользит по грани на губе между сухой обветрившейся кожей и нежной слизистой, которая, по сравнению с жаром его собственного рта, все равно кажется немного прохладной. а когда и чужие холодные руки почти невесомо ложатся на шею, у детектива где-то на периферии сознания появляется навязчивая идея отогреть каждую клеточку в этом прекрасном теле. очки неудобно давят старшему на переносицу, но сейчас плевать. между ними на сидении так подло лежит набитая вещами сумка, которая откровенно мешает, поэтому на, не разрывая касаний, откидывает ее рукой на кресло напротив и придвигается ближе к джено. руки в волосах, на плечах, на талии, и вот джемин уже пересаживает подростка к себе на колени, продолжая гладить его тело. –я был бы безумно рад продолжить, но, — отстранившись, на усмехается. поправляет одежду на младшем, — мне даже страшно предполагать, какие неприятные микроорганизмы могут тут обитать, так что… –обломщик, — тихо и обиженно прошептал джено, вызывая у джемина улыбку, — ещё и микроорганизмы виноватыми сделал. детектив оглаживает разведённые ноги парня, проходится по спине, аккуратно массируя зажатые мышцы, прижимает к себе. –прости, — мягкий поцелуй в линию челюсти. джено укладывает голову на плечо джемина, уже почти привычно утыкаясь лицом в так характерно пахнущую шею. –знаешь… — тихо шепчет ли, — мне так хорошо, когда ты мы это делаем… это так приятно… настолько, что мне иногда хочется так сильно к тебе прижаться, чтобы всего себя впитать в твою кожу, чтобы срастись в одно целое и всегда себя так ощущать. но в то же время, я не всегда понимаю, что будет дальше, и как ты отреагируешь, если я сделаю что-то странное, да и в принципе не слишком уверен в механизме… ээ… –просто пусть все идёт своим чередом, хорошо? джено вздыхает, незаметно клюет старшего в шею и шепчет «ладно». –у тебя так странно сердце бьётся. будто неровно, — ни с того ни с сего произносит младший, оторвавшись от такой излюбленной им шеи. –это просто синкопа*, — пытается пошутить джемин, и обращая на суховатую реакцию джено в виде простого смешка внимание, настораживается, — боже, не говори, что я не к месту употребил термин… –нет, что ты, все нормально, — улыбка ли прерывается сладким зевком, и тогда джемин понимает в чем дело. –ох, мой мальчик устал и хочет спать? – джено шутливо обижается и отнекивается фразочками "кто тут твой мальчик?", после успокоившись снова утыкается старшему в изгиб плеча. спустя какое-то время джемин говорит уже серьезно, – тебе действительно стоит поспать, завтра тяжёлый день. джено слезает с его колен, садится на сиденье рядом со старшим и укладывает голову ему на колени. на тянется к рюкзаку, выуживая оттуда одну из книг, которую начал читать в этой поездке, открывает ее над головой ли, чтобы тень от разворота закрывала подростка от раздражающего света электрички, снимает очки с младшего, оправа которых съехала из-за давления веса головы на одну из дужек, и опускает ладонь на макушку парня, перебирает волосы. джено расслабляется под стук колёс, мерное перелистывание страниц, движение пальцев в своих волосах, проваливаясь в глубины своего сознания. спустя минут может двадцать, когда джемину кажется, что младший уже уснул, последний прерывает пелену белого шума одиноким вопросом: –хён… я правда не понимаю. почему ты это делаешь? на откладывает открытую книгу обложкой вверх на бедро младшего, смотрит на него, слегка сдвинув брови, и молчит какое-то время, после чего начинает говорить: –если честно, я по началу сам себя совсем не понимал. это правда совсем не в моем стиле — привязываться к кому-то в принципе, не говоря уже, что за такой короткий срок. но со временем у меня получилось найти аналогию своим ощущениям… — джемин снова начинает перебирать чужие волосы, переводит взгляд на мелькающие тени за окном, — знаешь, я ощутил себя так, будто мне в руки попал невероятной красоты и утонченности чайник из тончайшего китайского фарфора. и нынешние хозяева этого чайника настолько невежественны и глупы, что позволяют себе обращаться с таким предметом искусства, как с какой-то обыденной вещью, постоянно пытаясь получить какую-то меркантильную выгоду с его существования, что совершенно не видят, как такой хрупкий предмет покрывается трещинами, как стирается такой индивидуальный рисунок, как появляются сколы и царапины. и ко мне он попал уже с такой огромной фатальной трещиной: такой, что ещё чуть-чуть надавить, и он тут же развалится на осколки. и передо мной встаёт выбор: или оставить все как есть и дать такому произведению искусства рассыпаться в пыль, или выкрасть его у его нынешних хозяев, отвезти к лучшему мастеру, который сможет помочь реставрировать такое, и позволить ему продолжать жить. и, как ты понимаешь, я выбрал второе. –то есть я — чайник? — с улыбкой смотрит ли в глаза джемина. –прости, что я сравнил, тебя с неодушевленным предметом без возможности выбора, у меня не было права на такую метафору… –все в порядке, — ли, будто по-кошачьи, сам потирается головой о чуткую руку старшего, — ты мне столько комплиментов наговорил, что мне теперь неловко. –ты заслуживаешь намного большего, чем сравнение с чайником, поверь мне. мимо по коллинеарным рельсам проносится ещё один поезд, заставляя оба состава приветственно просигналить друг другу. стук колес и пульс крови в бедренной артерии у джемина, к которой у джено приложено ухо, составляет хаотичный, но такой успокаивающий ритм, который заставляет ли провалиться всё-таки в сон.