Письмо Димочке

Дмитрий Прокофьевич!.. Осмелюсь писать к вам это послание и уже предполагаю, что вы найдёте его весьма странным. Не буду называть вам своего имени, так как знание его не будет для вас особенно важно. Отмечу лишь, что имена вроде моего в царской России крайне непопулярны, имя моё пришло из-за рубежа в русские семьи некоторое время спустя после вашей эпохи. Как вы могли догадаться, я пишу вам из будущего, по точному определению — из две тысячи двадцать первого года. Ни много ни мало минуло около двухсот лет, и Россию потрясли многие кровопролития и коренные изменения. Многие традиции канули в небытие, разрушились устои, и пусть следующий факт будет поводом для вашей гордости за соотечественников: свершились некоторые важные открытия. Наш человек полетел в космос, наши спортсмены и учёные вели активную деятельность, а чего стоили русские писатели двадцатого века — некоторые из них были удостоены международной премии! А еще мы сегодня можем общаться с человеком очень незамысловатым способом, находясь далеко от него и не посылая писем: с помощью телефона, передавая электронные сигналы. О всех событиях и интересных фактах можно рассказывать очень и очень продолжительно, не буду вас утомлять, ограничившись только краткой сводкой. Я не пророк и не гадалка, и все написанное здесь не является шуткой. А в прочем, будь это даже шуткой: хороша же шутка! А шутник уж либо выживший из ума, либо великолепный фантазёр. Ведь какова фантазия: космос, телефоны, открытия… Но, возвращаясь к вышесказанному, я не пророк, не гадалка, да и не фантазёр. Я девочка шестнадцати лет. У вас заведено уже замуж выходить, а в нынешнее время большинство девушек в таком возрасте учится уму-разуму. Мы посещаем школы совместно с юношами, какова же нелепость, так ведь? Я чувствую себя ещё совсем ребёнком, и мои жизненные планы состоят в том, чтобы поступить учиться в университет через два года, заводить друзей и путешествовать, и только ближе к двадцати пяти образовать семью. Или же совсем её не образовывать, за что некоторые вольны обвинить меня в эгоизме… Я стараюсь писать так, чтобы все слова были понятны, и чтобы вы не нашли в них никакой грубости. Вероятно, вы всё же не весь текст способны понять, а некоторые мои фразы покажутся вам невежливыми. Знайте же, что русский язык и этикет девятнадцатого и двадцать первого веков довольно разнятся. Я, кстати, живу, ровно как и вы, в Петербурге. Это уж боле не столица, столица теперь снова Москва. Облик как Москвы, так и Петербурга, очень изменился: высокие дома и автомобили… А как бы я хотела на минутку оказаться на проспекте в ваш год: нет множества несуразных вывесок, не так шумно, только периодически проезжает экипаж, копыта мерно стукаются о мостовую. Прекрасный город на Неве и сегодня является домом для разных слоёв населения — здесь и беспросветная беднота, и важные богатые люди. Студенты, как и прежде, вынуждены скитаться и считать каждую копейку… Господин Разумихин, вы, верно, думаете, что я умалишенная… А ведь знаете, вы и об Роде то думали, были же такие мысли одно время, признайтесь! Помешанный Раскольников или больной, или убийца, а он вам все равно друг. Вы прекрасный друг, и я вам пишу не за тем, чтобы рассказать о будущем России, я только хотела сказать, какой вы замечательный человек. Я вас люблю, Дмитрий Прокофьевич. Я вас люблю особенно: не беспамятно, не горячо и уж точно не страстно. Меня к вам влечёт платонически, и думаю, это вам понятно… Вы могли бы быть мне старшим братом или дядюшкой. Я вижу в ваших глазах бесконечную заботу, вы готовы выслушать и помочь любому. Вы не будете отчаиваться и к жизненным трудностям относитесь оптимистично. Вы деятельны, умны и веселы, склонны ободрить и подставить дружеское плечо. Как только можно вас не любить? Я отнюдь не так весела и общительна, не оттого ли вы так симпатизируете мне? Знаете, Раскольников вас не понимал, но вы его понимали всегда. А даже если в один момент и перестали понимать, то не оттолкнули от себя, чего как будто бы хотел сам Родион. Родя так закрылся от всех и не принимал ничью помощь… Спасибо, что не дали ему совсем пропасть. Я бы с вами выпила чаю на маленькой кухоньке. С вами и с Дунечкой. Любите вы Дунечку? Вы прекрасная пара, о том вам и говорил даже Раскольников. Вы на него не обижайтесь, не такая уж он и свинья. Уж он рад за вас и за сестру. И я рада. Будьте счастливы и терпеливы. Если в руки вам попало это письмо, прочитайте его только раз и сожгите. Мне будет неудобно, если вы будете перечитывать, как будто во второй раз дивиться моим мыслям и даже смеяться надо мной. Хотя, я уверена, если вы посмеётесь, это будет добрая усмешка. Смейтесь, если вам угодно. Вы всё умеете обратить в занятную шутку, пусть же и это письмо обернётся шуткой. Мы навряд ли увидимся, но вы попробуйте написать мне в ответ несколько строк, и я прочту их в своём сне. Ах да, не говорите с Родей об убийстве старухи. Вы пока еще ничего не знаете.

Искренне ваша леди Д.