Я никогда не...

      День.       Второй.       Третий.       Жизнь по инерции катится дальше.       Четвертый. Надо поговорить с Ирой, потому что уже нельзя не.       Каждое слово через силу. Слезы, чувство вины. Сжав зубы, Антон методично отрывает этот кусок жизни, вытягивает из себя вместе с многолетними корнями, вросшими намертво, и будто видит кровавые сгустки, все еще болтающиеся между ними. Молчание, прерываемое редкими тихими всхлипами, сигаретный дым, час, два. Осторожные бытовые вопросы: кот, переезд, вещи. Она притворяется, что спокойна, он притворяется, что поверил, оба притворяются, что они взрослые цивилизованные люди.       Казалось, Антон уже давно все решил для себя, пришел к окончательному выводу, но как же все стало зыбко в момент, когда он смотрел в родное, знакомое до мельчайших деталей лицо и видел, как оно бледнеет от непонимания и боли.       Он хотел бы никогда не говорить это. Он злился на себя. За то что так затянул, за то что поддался своей самой сильной слабости, за то что эта слабость - единственное о чем он не жалеет теперь.

***

      Антон решил пожить в отеле какое-то время. На следующий день, закрывая за собой дверь, он понял вдруг, что впервые уходит без привычного мягкого поцелуя на прощание. В груди снова кольнуло.       Никакого облегчения он не чувствовал: он был выжат, разодран в клочья, устал от себя до такой степени, что рад был оказаться там, где всё обезличенно и стандартизировано. Где все четко и спокойно делают свою работу, будто показывая, что миру, в целом, насрать на такие мелочи, как разрыв Шастуна и Кузнецовой.       Мысли все же преследовали, но будто отошли на второй план, как фоновая музыка в лобби. Он растворился в чисто деловой атмосфере отеля и с удовольствием ходил на завтрак к 08:00 - оказалось, что рядом с мужиками в костюмах, которые читают (бумажную!) РБК и употребляют в разговоре слово "антидемпинговый", вообще не тянет страдать. А еще ездить на съемки и встречи из отеля было гораздо удобнее.       Долго скрывать такой факт, как разрыв с девушкой после пяти (или четырех?) лет отношений, не удавалось еще никому. Шел третий день, и вот Стас, а чуть позже и Димка, начали осторожно выяснять, какого черта происходит. Антон меньше всего хотел объяснять это кому бы то ни было, но сам не заметил, как выдал название отеля. Он подумал, что это плохая идея, когда попрощался и нажал "отбой", думал так, поджидая их у главного входа, думал так, когда послушно шел следом в ближайший бар.       Но, оказалось, никто и не собирался мирить их с Ирой, лезть в душу. Просто сидели и разговаривали о чем угодно, кроме причины сбора, пили пивас. Антон был благодарен им как никогда, потому что леденящее чувство одиночества, очень непривычное и оттого невыносимое, начинало покалывать время от времени.       Ближе к двум часам ночи перебрались в его номер, заказали виски и очень долго и очень мудрено, еле ворочая языками, разговаривали о возвышенных материях. Антон, следуя душевному порыву, поведал о факте измены и о последних месяцах в такой запутанной и таинственной манере, что сам не совсем понял. Но это было и не важно - Дима, тяжело хлопнув его по плечу, так и сказал: "это все не важно". Потом были долгие заверения во взаимном уважении, бесконечные "ты звони, если что" и, наконец, разошлись.       За теплое чувство, что он не один, пришлось заплатить очередным похмельем. Антон с грустью подумал, что его личная жизнь слишком дорого обходится для организма. Ближе к вечеру, после многочасового вынужденного релакса на кровати и баррелей выпитой воды, он чуть оклемался и, наконец, позволил себе подумать об Арсении.       Антон выдал свою главную тайну не потому, что на что-то надеялся. Он и сам пока не представлял, даже гипотетически, отношения с мужиком. Так, смутные образы и неутихающее, банальнейшее желание быть рядом каждый день, не только на работе. Просто показалось, что нельзя больше молчать - похоронить и проигнорировать то, что наполняло его таким трепетом, будто это что-то стыдное и ненастоящее. Даже если Арс так ничего и не ответит - штош, не в первый раз.       Собственное положение представлялось каким-то жалким, как бы то ни было. В какой момент его так переебало, Антон уже не мог отследить: оказаться в позиции вечно ждущей знака внимания дворняги, вот спасибо большое. И скулить так же хотелось, кстати.       По крайней мере теперь не нужно было играть мучительную роль любящего парня - этот персонаж явно выбивается из мелодрамы, в которую вдруг превратилась его жизнь.       Антон медленно выпутался из одеяла. Он уже знал, что эти размышления сейчас закольцуются и унесут его в увлекательную страну Рефлексию, а виски в этом отеле приносят очень быстро. Нужно было пройтись.

***

      Центр Москвы летним вечером - это его личный фетиш. От нагретого асфальта тепло, от ночного ветра прохладно. Куда-то все еще спешат люди, то тут то там попадаются компании подростков, и их громкий возбужденный смех не раздражает, как обычно - наоборот, это они тут в тему, не ты. Огни машин и фонарей окружают коконом мягкого света, в какой бы переулок ты не забрался. Вокруг бары и рядом с ними своя жизнь: там разбираются парочки, утешают друзья, строятся планы соблазнения, ведутся самые поверхностные и самые важные разговоры. И все это в окружении старинных особняков и церквей.       Антон бродил в районе Петровки и думал, что этот притягательный хаос никогда не надоест ему. Потом подумал, что был бы счастлив, если бы рядом шел Арс и что-нибудь пиздел про каждое встретившееся здание (он всегда так делал). А потом - что для них в целом недоступна роскошь идти вот так просто, никем не узнанными, никому не интересными.       В очередной раз убедившись в собственной способности обязательно додуматься до какой нибудь неприятной хуйни, Антон резко развернулся и, надвинув капюшон толстовки до самого носа, зашагал обратно в отель.       Сияющее чистотой лобби после полумрака улиц слепило глаза. Антон, погруженный в невеселые мысли, рванул к лифтам, стараясь не пересекаться ни с кем взглядом, и с размаху ткнул в кнопку вызова.       - Привет.       Антон резко запрокинул голову, откидывая капюшон и чуть не порвав при этом связки.       Арс. Вот он стоит.       Антон моргнул и сжал кулаки в карманах, чтоб не дрожали руки. Появление Арсения в его цитадели одиночества было настолько неправдоподобно, что он на секунду потерялся в пространстве.       Но Арс действительно стоял прямо перед ним, хмурился и кусал губы. Заросший, в небрежно накинутой на плечи кожаной куртке, он являл собой всю усталость этого мира, но все равно был красив, собака.       Рядом клацнули двери, и Антон, захлопнув наконец рот, снова ткнул в кнопку вызова. Лифт мелодично звякнул, приглашая войти, но Шастун понятия не имел, что происходит, и решил пока не двигаться. Арсений, все так же хмурясь, шагнул внутрь и обернулся:       - Какой этаж?       - Седьмой, - выдавил Антон и, спохватившись, тоже зашел в кабину.       Двери лифта закрылись. Арс сверлил взглядом табличку с техникой безопасности, а Антон не отрываясь смотрел на него. Кроме запаха парфюма в воздухе витали знакомые нотки чего-то сорокаградусного.       - Ты бухой?       Других объяснений происходящему Антон не видел. Арсений промолчал, только дернул плечом. Какая, мол, разница?       Шастун молча шел по коридору к своему номеру, остро чувствуя все тот же сверлящий взгляд где-то между лопаток. А еще чувствовал, что ничего хорошего его не ждет. Он старался подготовиться, старался воздвигнуть хоть какую-то стену, но и сам понимал, что открыт, распахнут настежь и абсолютно беспомощен.       Антон открыл дверь карточкой и посторонился, пропуская Арса вперед.       Тот безучастно осмотрел интерьер и уверенно прошел в гостиную. Чему то кивнул, и, глубоко вдохнув, уселся прямо на ковер, прислонившись спиной к нижней части огромного дивана.       - Садись на диван.       Это было бы очень смешно в другой ситуации - очередная странная выходка странного Арсения, но Антону вообще не хотелось смеяться. Он, не споря и не спрашивая, сел и откинулся на мягкие подушки, видя теперь только плечи Арса и лохматую макушку.       - Я буду говорить, а ты послушай, ладно?       Очень хотелось броситься вон из комнаты, но тело не желало подчиняться, будто оцепенело.       - Если я буду смотреть тебе в глаза, то вряд ли скажу все как надо, - не дожидаясь ответа, хрипло начал Арс - Потому что я ссыкло ебаное.       Антон чуть дрогнул. Пульс частил так, что вся комната качалась перед глазами. Только черная растрепанная макушка оставалась в фокусе.       - Я выпил полбутылки чего-то, стоя за углом этого отеля. Потом подошел на ресепшен и должен был попросить связаться с тобой, но вместо этого спросил, сколько стоит стандартный номер на одну ночь. Девять восемьсот, если тебе интересно. Потом сел в лобби и...не знаю, просто сидел, потому что не мог уйти и не мог заставить себя сделать то, что хотел.       Арс говорил тихо, монотонно, все сильнее сжимая руки на коленях. Слова будто повисали в воздухе, не оставляя кислорода.       - А тут ты врываешься, и я подошел сразу, чтоб не сбежать. Это про сегодня. Теперь не про сегодня. Три года назад я понял, что ты мне нравишься чуть больше, чем можно простить натуралу. Потом все...сильнее. Я ненавидел шиперов, потому что было ощущение, знаешь, что они залезли грязными руками в душу и вытащили на свет, и обсасывали то, чего никто не должен был касаться, - он с силой провел ладонями по лицу, рвано выдохнул - Год с собой бодался, не мог поверить: представляешь, всю жизнь не пидор и вдруг пидор! Потом стал держать дистанцию, отвлекался как мог. И все получилось, я справлялся......р-ровно до того момента, как ты засосал меня на кухне в Питере.       Арс сцепил руки, так что побелели костяшки, голос его стал еще ниже, почти рычание.       - Я так возненавидел тебя в тот момент, потому что, как оказалось, всей моей работы над собой и силы воли хватило только на то, чтоб не отсосать тебе в тот же день, прямо за столом, - Арс судорожно вдохнул - Только потом осознал, что на самом деле произошло. Что теперь меня вообще нихуя не спасет.       Он вдруг поднялся на ноги, чуть покачнувшись, и повернулся, наконец. Блестящими синими глазами смотрел сверху вниз на Антона, который так и замер на диване, пытаясь осмыслить сказанное. Воспаленный мозг тут же по привычке подкинул ассоциацию: он только что увидел вдалеке разрастающееся грибовидное облако ядерного взрыва, и теперь стоит в мертвой тишине, видя как к нему приближается ударная волна.       Уцелеть бы.       - Ты пиздец, конечно, Антон, - рявкнул вдруг Арсений, запуская в волосы руку, и принялся нервно шагать по комнате, заговорил быстро, сбивчиво - Ты не бежишь, не прячешься, не мнешься вечно в сомнениях. Ты вообще ничего не боишься? Просто..просто делаешь какую-нибудь очевидную хуйню, а потом оказывается, что и не хуйню вовсе. Наверное, за это я тебя и полюбил - такой уровень философии выше моего понимания. Я так устал уже молчать и метаться, я зол двадцать четыре на семь, если бы ты ...       - Как ты сказал? - ровным голосом спросил Антон.       Арсений резко замер и обернулся, тяжело дыша. На его лице застыло комичное недовольное выражение:       - На каком моменте, блять, ты отключился от повествования?       Антон поднялся с дивана и подошел к нему вплотную. По телу пробегали одна за другой волны искрящегося жара. Собственное внешнее спокойствие на контрасте с внутренним ебоньк казалось почти смешным.       - На том моменте, как ты сказал, что полюбил меня за...ээ..дальше я не запомнил.       Арс длинно выдохнул, будто из него вдруг выпустили весь воздух. Он помолчал секунду, потом, не глядя в глаза, сказал хрипло:       - Полюбил, да.       Дальше Антон не слушал. Он осознал вдруг, что обнимает Арса, задыхаясь от щемящей нежности. Что Арсений тоже отчаянно прижимает его к себе и продолжает говорить что-то бессвязное, уткнувшись в шею. Они цеплялись друг за друга, как утопающие, боясь оторваться.       Антон был так слаб в этот момент.       Антон еще не чувствовал себя более сильным.       Он отстранился только для того, чтоб поймать губами теплые губы Арса - осторожно, мягко прижался к ним, словно пробуя впервые. Антон никогда не целовал никого...так. Не думал, что от легких, почти изучающих касаний языка может до боли тянуть в груди. Он сжимал и гладил руки Арса с трепетом, которого никогда не замечал за собой. Тот тихо, как-то измученно проскулил в поцелуй и прислонился лбом к его груди, переводя дыхание.       Антон зажмурился (хотя мог бы и не жмуриться - в глазах потемнело). Нужно было сказать важную вещь, пока они оба в состоянии разговаривать.       - Оставайся - прошептал он.       Оставайся на ночь. Оставайся, пока я живу в этом отеле. Оставайся в моей жизни, хотя мы оба не знаем, сработает ли это. Оставайся поблизости, даже если не получится нихуя.       - Куда я денусь теперь, - пробормотал Арс, не поднимая головы.       Антону было этого достаточно.