Дом Восходящего Солнца

      «Добро пожаловать в Новый Орлеан!» — надпись на въезде в город мелькнула полустёршимися красками и оставила себя за спиной. Панталоне во все глаза разглядывал сквозь тонкое стекло очков пейзаж за окном: болотистая местность давно осталась позади, небольшие постройки начали сменяться современными домами и высотками. Впрочем, он надеялся, что Французский Квартал и улица Бурбон, сердце города и главная достопримечательность, его не разочаруют. Завтра Марди Гра, жирный вторник, завершающий жирную неделю — ещё можно поесть пирожки, булочки с кремом, пончики и блины. А потом наступит Пепельная среда, Великий пост. Но Панталоне больше надеялся не на вкусную еду, а утолить свой эмоциональный и культурный голод. Грядёт фестиваль масок и костюмов, обязательно будут «король и королева», может, даже удастся поймать оловянную монетку или пластмассовые чётки. Да, безделушка, но что-то на память хотелось — что напомнит потом о себе ярким воспоминанием в буднях, когда компаньонами вновь сделаются цифры в его кабинете главного банкира. Поэтому отпуск Панталоне решил завершить на такой фееричной ноте. Поэтому фестиваль-карнавал. Поэтому Марди Гра. Отель на аллее Сент-Чарльз, что шла параллельно улице Бурбон, оказался построен в стиле колониального особняка восемнадцатого века: с белыми колоннами и винтажной лестницей. Панталоне отодвинул тяжёлую портьеру из тёмно-зелёного бархата, открыл окно и выглянул на улицу. То и дело слышалась переливчатыми ручьями голосов француская речь. Креолы и каджуны, потомки французов, выселенных британцами с Акадии, перенесли и сохранили свой язык и культуру. Вроде бы нечему удивляться, но банкир перекатывал ощущение сказки на кончике языка. Хотелось дышать атмосферой незнакомого города подольше. Что же посетить первым: парк Луи Армстронга или церковь Святого Людовика? Панталоне с интересом рассматривал простые дома с открытыми резными балконами и красными стенами, отмечая, что неоновые вывески всё же несколько портят впечатление. Ноги сами как-то принесли к белой церкви через начавший зеленеть Джексон-сквер. Красиво. Тихо. Величественно. Посетителей кажется нет, все готовятся к празднику. Разглядывая фреску на потолке, Панталоне, близоруко щурясь за очками, не заметил сидящего впереди, на скамье сбоку человека, которого дополнительно скрывала колонна. — …а великий Бонди добрее, чем ты, — донеслось до ушей банкира. Видимо, неизвестный говорил с богом. Панталоне хотел удалиться, чтобы не становиться далее невольным слушателем возможного откровения, но посетитель встал. Незнакомец откинул назад полы серого плаща, засунув руки в карманы чёрных брюк, направился к выходу и встретился взглядом с Панталоне. Ореховые глаза неизвестного поблескивали алыми искрами и пристально вглядывались в синие очи банкира. Вдох. Пряная смесь запахов лаванды, вербены и пачули проникла в лёгкие. А лицо мужчины являло холодную надменную красоту. Выдох. Панталоне казалось, что аромат до боли знаком и одурманил его, и этот взгляд пронзал насквозь. Они смотрели друг на друга будто вечность. Незнакомец улыбнулся краешком губ и прошёл мимо, близко, задевая щёку Панталоне откинутым назад пепельно-серым волнистым локоном. Банкир скинул оцепенение от впечатления, что на него произвёл красивый эффектный мужчина. Ох уж эта креольская кровь! Пожалуй, люди тут тоже как достопримечательность. О, Дева Мария, о чём он задумался в доме бога? Панталоне поспешно перекрестился и покинул церковь Святого Людовика, направляясь на улицу Бурбон. В лучах закатного солнца нарядные и весёлые люди выглядели ещё краше, но от того, как они быстро пьянели, впечатление спешно портилось. Банкир засел в более менее незаполненное кафе, кажется оно оказалось таковым, потому что алкоголя тут явно не подавали — зато был вкусный кофе. Он устроился у окна, попивая ароматный напиток, смотрел через окно на начинающееся буйство красок и звуков. Это выглядело весёлым, но душа требовала чего-то иного. Словно чего-то не хватало. На фоне снова послышалась французская речь, даже какой-то диалект: басовитый мужской голос перемежался с женским, оживленно обсуждая что-то. Внезапно мужской баритон перешёл на английский: — И будет гость в Доме Восходящего Солнца, ma sœur. — Неужели? Но никто не приглянулся тебе, mon frère, — помедлил, но озадаченно ответил женский голос, переходя на другой язык. — Да и ты не искал особо. Панталоне невольно обернулся на говорящих и обомлел. Собеседники сидели в глубине небольшого зала, в тени, но их отчётливо слышно, как если бы разговор был для него. Тот мужчина из церкви, весь в чёрном, не считая серого плаща, что висел сейчас на вешалке рядом, сидел нога на ногу, облокотившись на стол одной рукой, вторая лениво водила пальцами по ободку чашки с кофе. Женщина напротив, как две капли воды, похожа на него: те же пепельно-серые волосы и карие с непонятным красным блеском глаза. Сестра? Учитывая их обращения друг к другу, скорее всего так и было, не нужно являться лингвистическим гением, чтобы это понять. Оба — точно наваждение, с манерами не из современности: изысканно элегантные, глядящие свысока. — Я ждал эту душу вечность, — мужчина оскалился в ухмылке, обнажая острые белые клыки, покачал головой и отпил кофе. — Свою королеву? — женщина коротко засмеялась и прикрыла рот ладонью, весело глядя на брата. Мужчина с пепельно-стальными волосами только утвердительно покачал, не стирая с лица хищнической властной ухмылки. Панталоне заставил отвернуться себя от потусторонней парочки. Что ещё за странные разговоры про душу, вечность и Дом Восходящего Солнца? Ни в одном путеводителе или справочнике не говорилось о таком доме. Музей Смерти, парки, церкви, но ничего с названием про солнце. Он побродил ещё по улице, плотно заполняющейся ряжеными людьми, и вернулся в растрёпанных чувствах в отель. Поднимаясь по лестнице, слух банкира зацепился за мотив песни, которую напевал сегодняшний администратор, молодой темнокожий мальчишка:

«Есть в Нью-Орлеане место одно –

Зовётся — дом Солнца Восход…

Немало там сгинуло бедных парней,

Бог ведает, что в нём меня ждёт…»

Солнца Восход… погодите-ка. Дом Восходящего Солнца? Панталоне взволнованно сбежал по ступенькам к стойке администратора и сбивчиво попросил рассказать про песню и про загадочный Дом. Улыбчивый юноша по имени Нил, жестикулируя, поведал, что песня — местная народная легенда, она же страшилка. Поговаривали, что пару веков назад, когда их мир делился на господ и рабов, на другом берегу реки Миссисипи, в огромном особняке с названием «Дом Восходящего Солнца» жила семья белых креолов-французов — красивые, будто лоа их сотворили, но до того таинственные и пугающие, что мороз по коже от них даже в самый жарких день. Ходили слухи, что в Доме часто пропадали слуги и гости, а глава семьи не менялся внешне с годами. И гадать не надо — злой дух он. — Маман говорила, что обитатели Дома ни живы, ни мертвы. Я в детстве до ужаса боялся этого дома, но теперь нет, — мальчишка нервно захихикал. — Завтра ночью хунган проведёт ритуал, и мы попросим лоа Папу Легба и Огу Фера отогнать злых духов. Панталоне заинтересованно слушал, заметив как благоговейно администратор произнёс последние слова. Вдруг его резко осенило — это недостающий кусочек пазла в его путешествии. На самом деле ему не нужны фальшивые краски Марди Гра, но приобщиться к таинству — вот лучшее приключение. — А я, — помедлил банкир, но продолжил, — могу поприсутствовать на церемонии? Я не оскорблю никого тем, что иноверец? — Бонди — добрый бог, — назидательно и почтительно ответил Нил и снова белозубо улыбнулся, — он защитит, даже если ты в него не веришь. «Бонди… тот красноглазый тоже упоминал его…» — Тогда, я приду, — воодушевился Панталоне. — Так просто тебе не найти это место, пойдёшь со мной, — юноша перевёл взгляд на часы, висевшие на стене за стойкой. — В одиннадцать будем выдвигаться в путь; в полночь начнётся ритуал.

***

Панталоне отчего-то беспокойно выбирал одежду, крутясь перед зеркалом. Ладно, даже если Марди Гра его разочарует, всё равно стоило сходить на улицу Бурбон снова, раз уж он приехал. Что надеть? Чёрное? Наверное, будет нелепо смотреться на этом празднике буйства красок. Но из брюк точно ничего не находилось кроме чёрного, тогда пусть хоть верх без рукавов будет фиолетовым и перчатки. Красные, жёлтые, зелёные и оранжевые краски костюмов. Музыка громкая и ритмичная. Люди слишком шумные и звонкие. Но эмоциональная волна всеобщей радости, веселья передавалась непонятным образом, заполняя до покалывания в кончиках пальцев. Панталоне кружился подхваченный ритмом танца, барабаны гулко отдавались в ушах, погружая в состояние какого-то транса. Он даже прикрыл глаза, пока ноги вытаптывали ритм, подчиняясь звуку, а украшения цепочки очков мерно позвякивали. «Барон Самеди Дотторе! Барон Самеди Дотторе!» — послышалось с разных сторон, и плотность толпы поубавилась. Панталоне открыл глаза, видя, что толпа расступилась перед кем-то. Человек в чёрном и маске черепа приближался к нему. Алые глаза поблескивали в глазницах, гипнотизируя. — Tu es la, mon amour, — мужчина в образе Самеди Дотторе протянул раскрытую руку. — Потанцуй же со мной. Панталоне зачарованно глядел в карминные глаза и вложил руку в предложенную ладонь. Сделал шаг навстречу. Дотторе вмиг прижал его к себе, и мир закружился вокруг Панталоне в поразительном сочетании ритма лавольты и языческой пляски. Шаг-поворот-шаг. Они вальсировали, ускоряя темп. Шаг-поворот-шаг. Банкир видел только алый гипнотический взгляд, что окунал его в новое состояние помрачения сознания. Панталоне грезилось, что люди вокруг исчезли, и они совсем одни в тёмном переулке Сент-Чарльза. Дотторе снял маску, превратившись в того красивого незнакомца из церкви и кофейной, и теперь влажно шептал на французском между жаркими поцелуями, от которых губы горели. Дотторе на вкус как обжигающий и освежающий ментол, сначала обдавал холодом, потом сладостью. Он целовал пылко, проникая языком в рот, поглаживал изнутри нёбо, пробежался по кромке зубов, а Панталоне не сопротивлялся, отвечал, раскрывая шире уста. Поцелуи спустились на чувствительную шею, а руки Дотторе требовательно сжали талию и прижали крепко к себе. Ах!.. Он укусил его за шею! Панталоне тихонько простонал. Укус должен чувствоваться болезненным, повергнуть в животный ужас, но никак не возбуждать. Однако, банкир чувствовал именно это. Клыки, погруженные в тело не пугали, а заставляли льнуть к хищнику. Поцелуй Дотторе охладил место укуса. Язык извиняюще прошёлся по истерзанной коже. И снова он горячо терзал пухлые губы Панталоне, и тот почувствовал металлический привкус, мятную сладость, а ещё прокушенную губу Дотторе. Неужели Барон укусил сам себя?.. Молодой мужчина с растрёпанными чёрными волосами стоял у стойки администратора отеля и смотрел в пространство своими синими глазами. Снятые очки висели на цепочке, ненужные теперь. Совсем ненужные. Панталоне переместил острый взгляд на дальнюю стену, чтобы отметить время — почти одиннадцать вечера. Он что-то хотел сделать сегодня вечером. Что же? Всё как в тумане, он даже не помнил как вернулся с праздника в отель. — Хэй, идём! — кто-то его звал, он слышал голос одновременно близко и далеко. — Хэй, брат, ты всё ещё желаешь посмотреть ритуал доволоко? Точно. Он хотел получить защиту добрых лоа и бога Бонди, но теперь чувствовал, что ему туда не надо. Ничего хорошего его там не ждёт. Внутри всё сопротивлялось. — Я иду, — певуче ответил Панталоне, поражаясь обволакивающей мягкости собственного голоса. — Ты какой-то бледный, брат, — с сомнением покачал головой Нил, — только не говори, что попробовал дрянь на Марди Гра. Ни один хунган или мамбо тебя не пустят на церемонию, если ты под чем-то. — Нет, — банкир провёл рукой по тугим завиткам распущенных волос, лёгших на плечи волной, словно в первый раз ощущал свою причёску, — я в полном порядке. — Ну, смотри, — пожал плечами администратор, — если выгонят, я предупреждал.

***

Поначалу он ничего не видел на другом берегу реки. Лес, заросли, высокая трава. Панталоне шёл за проводником, уклоняясь от веток, бивших на уровне лица. В голову полезли мысли, что его вели в логово маньяка или вовсе на заклание для ритуалов вуду. Будет глупо сгинуть где-нибудь в водах Миссисипи по частям. Мысль не успела оформится, как они вышли к поляне, освещенной небольшими кострами, со столбом посередине. Это должно быть митан — дорога богов. Да, точно он — окружён рисунком из чёрных свечей, прямо как рассказывал Нил. Пятеро барабанщиков выстукивали чёткий ритм. Хунган в танце создал круг водой из кувшина, далее рисуя мукой символы веве. «Папа Легба, отвори ворота! Папа Легба, отвори ворота и дай мне пройти! Отвори ворота, чтобы я смог возблагодарить лоа!» — полилась песня-прошение. Тёмнокожие женщины и мужчины в белых одеяниях предались экстатической пляске под звук барабанов. Только Панталоне и без танца почувствовал, что дверь миров приоткрылась. — Бонди не поможет тебе, — неожиданно зычным голосом пропел хунган, указывая на стоящего поодаль Панталоне, — ты выбран Бароном, и теперь ни жив, ни мёртв. Некоторые шарахнулись от банкира прочь. Нил округлил глаза и попятился: — Уходи. Тебе здесь не место. — Что? Вы спятили? — Панталоне встряхнул головой. — Каким ещё Бароном? Самеди Дотторе? Но это же миф! — Просто… уходи, — Нил поборол страх. — Тебе на восток леса. Прощай. Панталоне в ярости шёл обратной дорогой. Невежественный язычники! Так и знал, что тут ловить нечего, но зачем-то пошёл. Было же ощущение, что не надо идти. Ноги несли по незнакомой тропе, лес поменял ландшафт. «Иди ко мне…» Где-то у воды квакнула лягушка, значит идти туда, к воде, а дальше вдоль реки. Так и выберется. «Иди ко мне…» Но непреодолимая сила и какая-то уверенность толкали его идти дальше по тропе. «Иди ко мне…» Тропа стала шире, превратилась в мощёную камнем дорогу. Панталоне шёл, приглушённо стукая каблуками туфель о камни. Остановился. Навстречу вальяжно, с уверенным спокойствием дикого хищника шествовала знакомая фигура. — Дотторе? — яркое воспоминание обожгло губы. Так ему всё-таки не померещилось? Панталоне стоял, как вкопанный, пока Дотторе не поравнялся с ним. Вдох. Дурманящий запах лаванды, вербены и пачули. Выдох. — Мon amour, позволь проводить тебя, — снова этот жест раскрытой ладони. Снова эта алая радужка глаз, казавшаяся днём коричнево-красной. Дотторе взъерошил серебристые в свете луны локоны. — Ты слышишь это? Мы ждём только тебя. И Панталоне услышал. Барабаны били чёткий ритм, но не тот, что в ритуале доволоко. Тон-тон-тодон, тон-тон-тодон. Будто вертелись жернова открывающего механизма ворот. Или хлопали множество дверей. Дотторе вёл его под руку к огромному особняку под этот магнетический такт. Мерещилось, что дорогу освещали тысячи свечей, свободно висящих в воздухе. А травяной аромат пачули окутывал сильнее плотным облаком. Дотторе галантно открыл дверь дома, впуская дорогого гостя. В сознании Панталоне закрутился калейдоскоп картинок: дом выглядел и пустым, и обжитым одновременно. Центральная зала, в которую он ступил, чудилась то абсолютно безжизненной, даже ветхой, то мелькали обстановка и люди. Банкир схватился за голову, он не выдержит этого сумасшествия! — Посмотри мне в глаза, mon cher amour, — потребовал своим бархатным баритоном Дотторе. И Панталоне подчинился, внутренне сопротивляясь, но искал хоть какой-то якорь в этой безумной смене образов вокруг. Глаза цвета багрового агата призывно сияли и успокаивали. Панталоне не сразу заметил, что пространство перестало мельтешить. Почему-то ставшие босыми стопы утопали в чём-то мягком. К аромату пачули тонко примешалась соблазнительная амбра. Зал приглушенно осветился малочисленными свечами. Остатки беспокойства и тревоги растворились, уступая место расслабленности и некой разнеженности. Дотторе не отрывал взгляд, почти не мигал, только руки легко скользили по застёжкам и слоям одежды банкира, медленно раздевая его. Панталоне упустил момент, когда оказался совсем обнажённым перед полностью одетым мужчиной, гипнотизирующим его алым взглядом. И этот взгляд обожал его, обжигал страстью и окутывал нежностью. И не было сил пошевелиться и сопротивляться. Не хотелось сопротивляться. Пальцы Дотторе мозолистыми подушечками гладили обнажённое тело: невесомо прошлись по шее, за ухом, откинули чёрные шёлковые волосы. Барон вдохнул их запах, запечатлел поцелуй в основании шеи. Панталоне приоткрыл губы, нетерпеливо облизав их, выдохнул с лёгким стоном. Дотторе кружил вокруг него затаившимся зверем, легко касаясь между лопаток, то оглаживал бедренные косточки, то обводил большим пальцем ореолы сосков, не лаская их напрямую. Поцелуями покрывал щёки и шею, обходя просящие внимания губы. Панталоне плавился под этой сладостной мучительной пыткой, томление переполняло его, но он не в силах что-либо сделать, кроме как рвано дышать и постанывать. — Дотторе… — он позвал в тихой мольбе своего соблазнителя. — Ах, mon amour, позови меня снова, — барон опустился перед желанным мужчиной на колени, зарываясь носом в жёсткие лобковые волоски, вдыхая запах возбуждения. — Дотторе!.. — воскликнул Панталоне. Дотторе покрыл чувственными поцелуями полувозбуждённый член, забираясь языком под крайнюю плоть. Из груди Панталоне вырвался громкий протяжный стон, он упал бы, если бы шершавые ладони Дотторе не удерживали его за ягодицы. Такой мужчина и на коленях перед ним? Это казалось нереальным. Но твердеющая плоть раз за разом погружалась в мокрый рот, который засасывал всё сильнее. Панталоне вцепился в плечи так, что ткань рубашки барона затрещала. «Почему ты всё ещё одет?» — возмущенно пронеслось в замутнённом сознании банкира. С влажным чмокающим звуком Дотторе выпустил член изо рта, только для того, чтобы подхватить партнёра, придать обоим горизонтальное положение и вобрать плоть снова. Мозолистые пальцы дотронулись до жаждущих ласки вставших сосков и закружили, неистово потирая, поглаживая и сжимая их. — Ах!.. — Панталоне гибко прогнулся навстречу, непроизвольно толкаясь в свободно принимающее его член горло. В голове стало абсолютно пусто, все ощущения сосредоточились на телесном удовольствии. Он почти потерялся от экстаза, который приносили пальцы и губы Дотторе. Тело пело от умелых ласк, жадно требовало ещё, подводя сознание к краю. Дотторе будто читал мысли, ускоряя движение ртом и до сладкой боли сжимая соски. Панталоне только вскрикнул, перед глазами заплясали звёздочки, до того ярко его накрыл оргазм. — Будь моим, — Дотторе подтянулся к лицу и зашептал у губ, даря долгожданный поцелуй. — Панталоне, будь моим. Аромат амбры усилился среди слоёв запахов. Мутным взглядом банкир отметил очередную странность: вся одежда исчезла с Дотторе, но мощное тело от горла до бёдер оплетали кожаные ремешки. Портупея? Кажется, это называлось именно так. — Я… твой… — слабо ответил банкир, пребывая в посткоитальной дымке. Между ног стало мокро, масло из лаванды, вербены и пачули пролилось водопадом. Одним слитным движением Дотторе вошёл в расслабленное оргазмом тело. Одним опасным жестом белые клыки погрузились в шею жертвы, проливая кровь. Но Панталоне, как и в прошлый раз, не почувствовал боли, только острый прилив возбуждения и неистового желания. Член Дотторе скользко и часто погружался в горячее нутро. — Ещё! — требовал впавший в безумие вожделения банкир. — Ах! Дотторе! Ещё! И плоть пронзала вспышками наслаждения снова и снова. Металлический запах начал перебивать смесь ароматных масел, но Панталоне не замечал этого, его обуяла яростная жажда. Он стонал, извивался, ремни портупеи чувствительно задевали мокрую кожу и распухшие от стимуляции соски. Звонкие хлюпающие звуки заполняли пространство залы. — Я хочу всего тебя! — Панталоне кричал и стонал, обвив ногами поясницу партнёра. — Как пожелаешь, mon cher amour, — Дотторе взрезал клыками своё запястье, прижимая его к губам Панталоне. Глотку банкира обожгло прохладной мятной сладостью, пока плоть внутри задевала простату в жёстком темпе. Дотторе любил его так, как оба того желали и горели взаимной страстью принадлежать друг другу. Почему кровь барона такая вкусная? Слаще мёда и пьянила не хуже вина. Но удовольствие умножалось с каждым глотком. Панталоне раскрылся сильнее, подался бёдрами навстречу. Дотторе резко погрузился до основания и замер, кончая с полустоном. Чувствительное нутро ощущало, как член распирал стенки и судорожно пульсировал. Ещё глоток сладкой мятной крови барона. Сердце Панталоне бешенно билось. Долгий оргазм затапливал каждую клеточку тела. Он хотел вдохнуть, но не получалось. Вдох. Надо сделать вдох. Почему он не дышал? Внезапно стало слепо и глухо. И сердце перестало биться. Вдох. Базовые ноты аромата: амбра и пачули; средние: лаванда, вербена, мускатный орех; в верхних: капелька лимона и розового перца. Поцелуй. Губы Дотторе имели тридцать семь шелушащихся чешуек, которые отойдут и зарастут за несколько мгновений. А его плоть до сих пор в Панталоне и вызывала остаточные вспышки блаженства. — Любовь моя, — грудной певучий, переливающийся серебряным колокольчиком голос позвал Дотторе. Тот лежал, придавив стройное тело под собой, пряча сытое выражение лица в изгибе лилейной шеи. — С пробуждением, mon amour, — басовито промурчал барон, поднимая голову. Алые глаза любовно смотрели в фиолетовые. Панталоне медленно обводил новым взглядом пространство, приподнимаясь на предплечьях с приятным грузом в виде Дотторе. Тот всё же соизволил плавно выйти и стечь на бок рядом. Панталоне легко поднялся на ноги. Тело всё ещё пребывало в истоме, но энергия бурлила в нём. Он стоял в рассветных лучах, отмечая всю красоту мира. А светило не спешило подняться до конца, казалось, что время тут остановилось. — Когда солнце застынет на перекрестке миров, не смогу сделать вдох без тебя, — Панталоне счастливо засмеялся, вспомнив давнее обещание, осознавая где он, — я вернусь и всегда буду рядом! Дотторе встал и приблизился к возлюбленному, целуя ему руку, пылко обнял: — Добро пожаловать домой, в Дом Восходящего Солнца.