Исцеление болью

Ориджиналы
Слэш
В процессе
NC-17
Исцеление болью
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Альфа Макс точно знал, каким будет его омега. Милым, доверчивым, как ребенок, ласковым и послушным, искренне любящим боль и контроль. Так кто же хмуро надел его брачный ошейник? Омега Лаки - надменный, холодный, с невыносимым напряжением в черных глазах, смуглый до неприличия. Независимый, считающий насилием даже безобидные ритуалы подчинения, готовый дать отпор. Как вышло, что почти чужой, отчаявшийся человек стал его судьбой?
Примечания
Нет истинных, запахов, физиологических подробностей итд. Мир, в котором все альфы - доминанты, имеющие некоторые права и значительно больше обязанностей, так как обязаны обеспечивать и отвечать за жизнь своих омег, нести ответственность за причиненный ими вред и правонарушения. Омеги - их сабы, находящиеся под опекой мужей-альф и на положении недееспособных в социуме. Беты ванильны. Беты - не пол, а гендер. В него может перейти тот, кто не справляется с ролью альфы или омеги. Беты имеют государственные гарантии и льготы, но не имеют права заводить детей. Женщины несколько веков назад умерли от вируса. Но в этом мире далеко не все согласны с правилами игры.
Посвящение
Посвящается Dark Mara, спровоцировавшей меня взяться за омегаверс)))
Содержание Вперед

10. Укрощение строптивого

Макс идет, а над ним плывет мятно-зеленое хромированное облако. Впрочем, частично оно бирюзовое, частично — цвета морской волны. Макс идет, а люди оглядываются, улыбаются или недоуменно хмыкают. С одной стороны, не самый стандартный выбор для альфы. С другой, именно сейчас Макс чувствует себя альфой, который заботится о своем омеге. В руках у Макса огромная — штук пятьдесят — связка воздушных шариков. Мятно-зеленое облако покачивается на ветру, мешает идти. Лаки ждет на входе в парк. Он выглядит, как обычно, грустным. И Макс получает свое вознаграждение — его чувства, когда омега замечает шары и рассматривает с любопытством. И затем, когда он смущается, потому что из связки проглядывает лицо Макса и становится понятно, что этот сине-зеленый, с металлическим отливом, кусочек радости несут ему. — Похожи на океан, — говорит Макс, протягивая связку. — Его пока подарить не могу, но, если все пойдет хорошо, мы непременно поживем где-то на острове, окруженном волнами. Лаки берет связку, но глаза его — совсем как у дикого животного, которое подманивают кормом. Хочет подойти поближе, но боится. И не столько пугает человек, сколько собственное желание приблизиться. — Тебе нравится? — интересуется Макс. — Я специально выбрал цвет морской волны. — Да… хорошо… — задумчиво говорит Лаки. — Спасибо… сэр. Он первый раз так называет Макса, и сложно понять, что это: внезапно проклюнувшееся уважение или напоминание себе: не стоит расслабляться. — В детстве я мечтал взмыть в небо на такой вот связке шариков, — Макс бьет по всем фронтам: откровенничает и пытается разбудить в Лаки память детства. — Знаешь, как в сказке: взялся рукой — и паришь. Казалось самым простым способом полетать. — Понимаю… Ветер дергает за веревки, Лаки с трудом удерживает и слегка улыбается. Макс придерживает его руку со связкой. Они идут по парку, продолжая разговор. — Когда альфа-отец разъяснил мне все насчет веса, даже не хотелось слушать, — рассказывает он Лаки. — Оказывается, размер гелиевого шарика в среднем тридцать сантиметров. Один кубометр гелия поднимает один килограмм массы. Значит, шар может поднять на себе всего три-четыре грамма чужого веса. Полсотни шаров вытянут на себе всего лишь две плитки шоколада. Следовательно, чтобы поднять меня, взрослого, надо связать двадцать тысяч стандартных воздушных шариков. Максу кажется, что он говорит об интересных вещах, но Лаки смотрит как-то странно. Они бредут мимо кустарников разнообразных расцветок: фиолетовой, золотистой, белой. Мода на неоновые растения, которые держат на особых веществах, Макса раздражает. Кое-где попадается не подкрашенная зеленовато-желтая, пожухшая трава, и это куда натуральнее. Лаки поглаживает белочку, которая вертится вокруг ствола дерева. Дожидается, пока зверек с мертвыми глазами выскакивает и ворошит его рыжий мех. Максу хочется так же поворошить волосы Лаки, но он отговаривает себя от этой идеи. — А когда-то они были живые… — замечает Лаки. — Представляете, вот так же в парке прыгали по веткам настоящие зверьки. Людям приходилось быть осторожными, чтобы их не спугнуть. А сейчас белочке никуда не деться от моей ласки. — Конечно, это же аниматроник. Игрушка, — отвечает Макс, и его слова звучат невпопад. Аниматроник белочки кружится на дереве. В озере плавают вперед — назад аниматроники уток: взрослые особи с птенцами. На березе долбит древесину такой же искусственный дятел. — Можно отпустить шары? — спрашивает Лаки. — Конечно. Делай, что хочешь, они твои. Омега вначале отвязывает несколько штучек и запускает в небо по одному. Лаки и Макс смотрят, задрав головы, как бирюзовые пятна становятся все меньше. Чужие дети тоже останавливают родителей, чтобы полюбоваться, или требуют себе шарики. Наконец Лаки отпускает всю охапку. Шары взмывают вверх, добавляя происходящему сказочности. — Ура! Свобода! — громко говорит Макс. Лаки вдруг улыбается по-настоящему. Наклоняет голову, будто прячется, но его глаза начинают сиять. Улыбка выходит слегка недоверчивая, будто дрожащая на губах, способная исчезнуть за миг, но при этом солнечная. Этот свет требует от Макса немедленных действий. Он покупает Лаки мороженое. И оставляет его в одиночестве, под предлогом срочного делового звонка. Задуманное получается не так сразу, поэтому проходит минут двадцать, прежде чем Макс возвращается.

***

Занятый странным поиском, Макс по привычке прокручивает в голове, что предстоит сделать в случае помолвки. Киношным альфам почему-то по сорок лет или все пятьдесят, они полностью финансово состоялись и могут себе позволить поиграть в доброго папочку или усилить природную властность экономической мощью. Максу едва исполнилось тридцать. Он не собирался создавать семью еще лет пять. Доминировать он все еще учится. В том, что касается бизнеса, Макс даже не на середине пути, а ближе к началу. Планы, наработки, стратегии. Еще в лицее Уинстона, где Макс учился в свое время, им объясняли, что жизнь альфы с младенчества — это долги, по которым приходится отвечать. Та же учеба лишь наполовину оплачивалась родителями ребенка, а остальная часть в виде кредита повисала на альфе-выпускнике. Поэтому отцы советовались с десятилетними альфами, в какое заведение их отдавать. Чем выше качество образования, тем больше открывалось перспектив, но также тем значительнее оплата, которую по достижению совершеннолетия придется постепенно возвращать. Макс придерживается по жизни во всем «золотой середины». Он в свое время выбрал из предложенных вариантов среднее по цене и качеству заведение, и честно пытался выжать из учебы как можно больше. Отцы не оспаривали его решения. Собственно, им было не до того. Через пару лет после отъезда Макса в лицей альфа-отец бросил семью, двух сыновей, найдя молоденького омегу. А омега-папа замкнулся на своих переживаниях. Годы в лицее помнились Максу как достаточно жизнерадостное время. Его не смущал ни лаконичный казарменный быт, ни обилие нагрузок во время всяческих спортивных и военных занятий, ни сложные выкладки точных наук, ни загадки программирования и экономики. В лицее были друзья, встречались достойные уважения педагоги, а самодуров и зануд можно было как-то перетерпеть. Вернувшись домой, он быстро нащупал бизнес-идею и с одинаковым энтузиазмом занялся и организационным, и домашним бюджетом. Кредит за лицей удалось погасить за семь лет. И с тех пор Макс вкладывался в высшее образование. Иногда он сожалел, что в мире не осталось того, что в древности называли университетами. Он бы с удовольствием погрузился в студенческую жизнь, забыв обо всех проблемах. Но в реальности существовали лишь самые разнообразные высшие онлайн и офлайн курсы, которым Макс уделял время по вечерам и выходным. Сроки и темп обучения зависили только от потребностей и пунктуальности студента. Многие альфы не выдерживали напряженного графика, откладывали занятия до бесконечности и теряли шансы для карьерного роста. Макс был не из таких. А главный секрет заключался в самостоятельном дизайне образования: скомпонавать уникальные специализации и стать ценным профессионалом. С этим проблем тоже не намечалось. Комуналка и ипотека на жилье, куда Макс по традиции съехал от отца после лицея, не так уж били по карману. Он выбрал вновь нечто среднее: просторное двухкомнатное жилье, но на окраине. Удобно, так как свой бизнес Макс развернул тут же. В мире, где большинство альф стремились ко всему самому лучшему и мерялись амбициями, хорошо жилось тому, кто всего лишь хотел найти свою нишу. Теперь все изменится. Кабинет предстоит переделать в комнату Лаки. Следует обустроить ее, приобрести мебель — на это пойдут сбережения, которые Макс планировал потратить на аэрокар, чтобы не стоять в наземных пробках. Остатки уйдут на необходимые торжества по поводу помолвки, то есть заключения партнерского контракта. Но это мелочи. Придется собирать финансы еще и на свадьбу, которую празднуют через год, заключая уже постоянный брачный контракт. Вот там траты куда серьезнее. Все обыденные расходы с появлением в доме омеги умножаются на два: питание, связь, пополнение гардероба, спортзал, салон, поддержание здоровья, аэротакси, скромные развлечения. Покрыть эти бюджетные дыры должны помочь проценты по вкладам. Ежесезонные поездки по всему миру придется сократить до летнего отдыха. И не в столь отдаленных странах, как раньше. А ежемесячную статью расходов на экстремальные развлечения надо вычеркнуть. Теперь эти деньги нужнее на образование Лаки. Как он говорил? Хочет на переводчика? По Лаки видно, что учеба, любимое занятие нужны ему, словно воздух. Предложение — не красивые словечки и трогательные чувства, это серьезный расчет. Макс должен все предусмотреть заранее. Несмотря на серьезный настрой, мысль о том, что Лаки поселится в одном доме с ним, вызывает приятное возбуждение. Спать в одной постели — и ловить его первый взгляд по утрам, еще, наверное, такого теплого, сонного, домашнего. Есть за одним столом, кормить десертом с ложки, касаясь этих тонких, резко очерченных губ…

***

Лаки не выглядит скучающим. Он сидит на скамейке, смотрит в небо. Кажется, это лучший подарок: оставить его в покое, среди разноцветной растительности и неспешно гуляющих людей — в основном, родителей с малышами и влюбленных парочек. — Протяни ладонь. Не смотри, — приказывает Макс. На минуту ему становится не по себе, хотя он этого не показывает. Вдруг Лаки с омерзением отдернет руку? Вдруг он ждет чего-то романтического, типа украшения или ошейника? Поступок Макса кажется вдруг мальчишеством. Лаки покорно накрывает ладонью ладонь. — Только не сбрасывай. Лаки смешно морщит нос. Ему, должно быть, щекотно. — Смотри! На ладони — блестящий черный жук. Абсолютно живой, настоящий. Не пластиковый мини-робот. — Не может быть! — восклицает Лаки. — Чудеса! Не брезгует. Не обесценивает усилия Макса. Он наблюдает, как живое существо активно перебирает лапками, дергает усиками, замирает, когда его трогают пальцем. Лаки так растроган, что, когда жук расправляет крылья и отправляется в полет, порывисто обнимает альфу. И тут же отшатывается на другой конец скамьи. Они какое-то время молчат. Макс думает, что Лаки подходит ему. Вот в таких мелочах, например. Да и в самых разных интересах — с прошлого свидания он навел об омеге справки. Встреть он Лаки без семейного опыта — все, возможно, было бы прекрасно. А сейчас к радости обретения примешивается детское разочарование, будто Макс получил игрушку, о которой больше всего на свете мечтал, но кто-то уже успел ее поломать. — Еще не передумали? — говорит вдруг Лаки. — Заключать со мной контракт? — Нет. — Что Вам во мне нравится, можно поинтересоваться? Вам же по возрасту положен мальчик лет девятнадцати, который рыдал бы от счастья, получив воздушные шарики. Просто скажите… Даже интересно. Чем я Вас цепляю? — Ты оригинальный, — отвечает Макс. — Чувствительный. Искренний. С тобой интересно. Да я в принципе привык, что самое ценное не то, что само падает в руки, а то, что достается с большими усилиями, после борьбы. Ему кажется, что это комплимент, и главное слово здесь — ценность. Но Лаки слышит другое. — О, древний сюжет об укрощении строптивого, — теперь его улыбка становится недоброй. — Так Вам просто нравится искать ко мне подход? Сопротивление, все дела… понимаю. Поверьте, не обязательно взламывать любой замок. Запирают не только клады, но и гробы. Ничего интересного Вам не достанется. — Ты можешь отказаться от брака, если я так не нравлюсь, — надувается Макс. — Не в этом дело. И что Вы будете делать, когда мы начнем жить вместе? — Лаки с мрачным любопытством смотрит на него. — Знаете, я читал Шекспира. Способов еще тогда было не так много. Ограничить питание? Изолировать? Метод кнута и пряника? Ох, я и забыл: можно же меня изнасиловать, а потом целовать и обнимать, пока я не растрогаюсь. Любовь спасет мир, не так ли? — Я понимаю: кто-то тебя обидел. Но почему ты переносишь это на меня? Разве я не старался тебя порадовать? Разве сегодняшняя встреча не была такой, как ты хотел, светлой и радостной? Откажись — и точка. Зачем же… зачем все портить? — Встреча была прекрасной. Вы прекрасно усыпили мою осторожность, — с вызовом говорит Лаки. — Это неправда. И звучит неблагодарно. — Так как Вы там будете меня ломать? Самое действенное, знаете ли, ограничение сна, — Лаки рассуждает с таким видом, будто он альфа и обсуждает судьбу какого-то постороннего омеги. — Жертва перестает соображать, что происходит и согласна на все, дня через три-четыре. Но Вам не повезло: я знаю эти штучки. Я читал книги по подчинению омег. Если не дадите спать, я просто подохну, а больше на меня ничего не действует, — шипит он. — Ну что, повеселимся…. сэр? — Наверное, сейчас лучше разойтись, — лицо Макса каменеет, в голосе слышится сталь. — Я не намерен разговаривать в таком тоне. — Вам нравятся нюансы охоты, а лисе, которая уходит от погони, хочется знать, что ее ждет. Клетка? Пуля? Поводок? — Лаки склоняет голову и взмахивает рукой, словно в реверансе. — Такая вот прихоть. Уж простите. — Почему все кажется тебе таким жестоким? — возмущенно говорит Макс. — Что такого ужасного в семейной жизни? Ритуалы?! Можно обойтись и без них. Что такого болезненного? Постой… боль? Ты на самом деле не любишь боли?! Она тебя что — не возбуждает?! — Нет, ни капельки, — с вызовом отвечает Лаки. — По зубам Вам такой омега?! — Совсем? Даже самая слабенькая и приятная? — потрясенно переспрашивает Макс. — Может, у тебя фобия? Тебе только кажется, а если пересилить страх, все получится? — Нет, я прекрасно терплю боль. Но это не для меня. Представьте себе! — Лаки, может, помогут врачи? Это же как-то странно. — Вы считаете меня ненормальным? А несколько веков назад, между прочим, возбуждение от боли считалось отклонением, извращением. — Можем поискать лучших специалистов… Омега зло смеется. — Лаки, я не пытаюсь тебя добыть любой ценой, — недоуменно говорит Макс. — Я ни к чему не принуждаю. Взаимные чувства никто не отменял. Моя цель самая обычная — семья. Я честно предлагаю законные отношения. Но если все это тебе не по душе, если я кажусь таким чудовищем… если я не нравлюсь… давай считать наше знакомство неудачным. Нет — значит нет. Макс думает, что они обсуждают все это заранее, а он ведь даже не делал официального предложения. Может, лучше до него не доводить? Будет не так обидно. Лаки молчит. Очень долго молчит. — Я не знаю, — поникает он. — Я не хотел Вас оскорбить. Вы мне нравитесь. Но семья все портит… А без нее у омег вообще нет будущего в нашем мире.  — Я хотел бы помочь. Мы можем создать семью без… всего этого. — Разве Вы сможете навсегда смириться с равными отношениями? — в голосе Лаки звучит горечь. — Перестать контролировать, доминировать, подавить садистские импульсы, если это Ваша сущность? Принимать на себя обязанности альфы, а получать права беты? Даже я не хочу, чтобы кто-то жертвовал собой ради меня. Макс думает о том, что тянуть время — бессмысленно. Надо или ставить точку, или объявлять о помолвке. До пятницы он решит.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.