Исцеление болью

На второе свидание к Максу Лаки приходит в чем-то розовом и пушистом, будто ободрал в зоопарке парочку фламинго. И сразу превращается в пародию на типичного омегу: миленькое одеяние, загорелое мускулистое тело, хмурое лицо. У Макса — билеты в маленький овальный зал кинотеатра, где цены в пять раз выше обычных. Это покрывает финансы на весь месяц, которые он обычно выделяет себе на развлечения. Зачем? Показаться успешным и богатым? Во-первых, Лаки не выглядит продажным, а во-вторых, на свиданиях это вредно: чем реальнее пара будет смотреть на будущую совместную жизнь, тем легче избежать обманутых ожиданий. Если, конечно, воспринимать свидание всерьез. Так что же он делает? Обычно Макс все обдумывает, а затем действует. С Лаки уже не первый раз происходит обратное. Макс хочет обращаться с ними именно так и не иначе, а потом уже приходится анализировать, почему. Тщательно все обдумав, альфа решает: он намекает Лаки на преимущества совместной жизни. Когда кто-то заботиться о тебе, дает возможность наслаждаться, радует яркими впечатлениями. Впускает в ту жизнь, которой у омеги нет без альфы. И дело не только в деньгах (хотя очевидно же, что омеги, если даже идут работать, получают копейки на своих изнеженно-тепличных должностях). Но, допустим, на человека свалится большое наследство. Можно сходить в кино или ресторан. Выбрать, выделить деньги, озаботиться билетами. Когда столько хлопот, восторга уже не будет. Не получится прийти как принцу — на все готовенькое. Невозможно же самому себе устроить сюрприз. Деньги не помогут в одиночку окружить себя сказкой, сделать чудо, превратить прекрасно-несбыточное в реальность. Для этого необходим другой человек. И не просто другой — альфа, желающий тебя радовать. Именно это хочет показать Макс. Чувствуется, что Лаки в таких кинотеатрах не бывал. Он осторожно присаживается в кресло-реклайнер, которое тут же принимает форму его тела. И это не устаревшая мебель, которая регулируется множеством кнопок, словно тебя озаботили приборной панелью. Здесь все происходит само собой. Лаки откидывается, поерзав, вытягивает ноги — и кресло послушно меняется под его позу. Макс просматривает в гаджете меню, выбирает два коктейля на экзотических соках (себе — с ромом, Лаки — с ликером). И через пять минут официанты уже разносят по залу напитки. — Вы это нарочно? — усмехается Лаки. — Кино о падшем омеге? Макс вообще-то не особо всматривался в трейлер, сосредоточившись на уровне комфорта. Страсти, ревность, измена — что-то такое, что должно нравится омегам. Впрочем, были еще комедия и романтическая мелодрама. Их Макс отмел, представив себе реакцию Лаки. А вот драма… Драма показалась — в самый раз. — Я не очень разбираюсь в кино, — с досадой говорит он. — Не страшно, — успокаивает Лаки. — Главное, чтобы у Вас не было иллюзий по поводу влияния киноискусства на внушаемых омег. Иначе пожалеете выброшенных на ветер денег… — Расслабьтесь, просто отдыхайте, — успокаивает Макс. — Никакой идеологии. Лаки берет у официанта свой коктейль и с удивлением рассматривает: розово-оранжевый, с плавающей внутри клубничкой и какой-то бирюзовой ягодой, с закрепленной на бокале розовой орхидеей. У Макса — простой стакан с золотистым напитком и долькой лайма. Омега невольно вздрагивает, когда Макс натягивает ему на голову киношлем, а уже потом такой же — на себя. Аромат сирени и сандала появляется одновременно с вспыхнувшим на экране названием фильма «Ханни» на фоне панорамы ночного города. Киношлем посылает сигналы нервной системе, и кажется, что зрителей овевает прохладный ветерок, а руки и ноги ощущают импульсы то ли полета, то ли падения. Обычное церебральное кино, но Лаки, должно быть, давно не был на таком сеансе. Он устраивается на бок на кресле, подальше от Макса, чем слегка его разочаровывает. Внимательно смотрит кино, но временами поглядывает на альфу. Фильм вполне себе ни о чем. Макс на такое бы не пошел. Сюжет таков. У омеги Ханни — немолодой, занудный и не очень успешный муж. Нет у него ни властного голоса, ни доминантной осанки, ни молодецкой хватки, да еще дурацкое покашливание и суставы пальцев трещат. И все это, естественно, Ханни бесит. Вот, например, пока он, обнаженное прекрасное создание, трепещет на коленях, супруг читает мораль, вместо того, чтобы перейти к действиям. Максу персонаж неприятен, но все равно жаль: молодость-то не вечна. Очарования и энергии у стареющих альф убавляется, а деспотизм — на месте. Так что же омегам предавать их, что ли? Зачем в кино всегда показывают так некрасиво пожилых? Ханни сомнения не тревожат. Он встречает на курорте прекрасного альфу Грея, который ожидаемо чертовски богат и проводит с омегой уйму времени, терпеливо показывая, какой приятной может быть боль. Макс недовольно зыркает на Лаки, и натыкается на изучающий взгляд. Оба сразу же отворачиваются к экрану. Интересно, Лаки тоже втайне мечтает о таком вот красавчике? На экране стонут то от страстных поцелуев, то от свиста ремня. Слышится то игривый смех, то звуки смачных шлепков. Раскрасневшиеся зрители пропускают увиденное через нервную систему. — Ханни, я должен предостеречь тебя, — говорит на экране муж, — по легкомыслию ты можешь подать повод говорить о тебе дурно. Ты нарушаешь первое правило контракта — уважение ко мне, господину. — Сэр, Вас не понять: Вам то неприятно, что я скучен, то неприятно, что весел, — отвечает Ханни спокойно и насмешливо. Макс допивает коктейль. Как же людям сложно понять друг друга! Между тем, проходя экстремальный квест на досуге, Грей травмируется, и Ханни выдает себя мужу: — Вы не ошиблись! Я люблю его, я его любовник, я не могу переносить, я боюсь, я ненавижу вас… Делайте со мной, что хотите. В зале кто-то ойкает. У человека на соседнем кресле блестят слезы на глазах. Макс косится на Лаки, сам не зная, что хочет увидать на его лице — сострадание или отвращение. Но тот, кажется, глух к чарам кино. Он выглядит все таким же хмурым и насмешливым. Тем временем омега расторгает брачный контракт, бросив мужа и маленького сына, и уезжает к Грею. Репутация Ханни подорвана, и деньги альфы ситуацию не спасают. Знакомые и приятели по-прежнему рады Грею, но только без опозоренного омеги. Фильм наконец становится реалистичнее: Ханни требует внимания, а альфа инстинктивно сбегает к людям, в активную жизнь, в работу, которая теперь вдруг требует личного присутствия. Вдобавок выясняется, что молодой альфа не идеален: подвержен вспышкам гнева и не умеет контролировать чувства. Он приемный ребенок, подвергшийся в детстве издевательствам, и теперь необходимо относиться с пониманием к его особенностям. И Ханни это трудно дается, особенно когда Грей снимает накопившееся в бизнесе напряжение, избивая омегу тростью до синяков. Впрочем, зрители не видят этого и узнают лишь из разговора, ведь из-за киношлема подобные сцены могут быть слишком тяжелыми. А когда падшее создание жалуется и пытается разжалобить молодого господина, тот говорит, что омеги созданы для удовольствия альф, а не наоборот. — Дрянь, — замечает вслух Макс, удивляясь своему раздражению. — Кто? Ханни? Грей? — Кино — дрянь. — Тут наши вкусы совпадают, — усмехается Лаки. У омег одно право — разорвать отношения. Ханни решает расторгнуть и второй брачный контракт. Но, задумавшись над будущим, приходит в отчаянье и выбрасывается из летящего аэробуса. Заканчивается фильм тем же, что и начинался: огнями большого города и ощущением, которое теперь уже зрителям понятно, — падения. Падший омега в последний раз глядит на этот мир, перед тем, как разбиться о неприветливую землю. Из кинотеатра они выходят в молчании и неспешно идут в сумерках по бульвару. — Вам необязательно приглашать меня на все свидания… — нерешительно (впервые Макс слышит такие нотки в его голосе) говорит Лаки. — Знаю. Я делаю то, что хочу. Кино, я так понимаю, не понравилось? Мы можем сходить в следующий раз на другой фильм. Кинотеатр впечатлил? Лаки пожимает плечами. — Вам на самом деле не нравятся ни рестораны, ни кино? — раздраженно спрашивает Макс. — Или это потому, что Вы посещаете их со мной? — Разве так уж важно, что мне нравится? — грустно спрашивает омега. — Ну конечно! — Тогда почему Вам не пришло в голову спросить, чего я хочу? — произносит Лаки — не как вопрос, как приговор. Макс хочет сказать, что планировал сюрприз, привык все решать сам. Но слова выглядят как оправдание. Он останавливается, серьезно молча смотрит на омегу, пока тот не выказывает легкое беспокойство, а затем спрашивает: — Чего Вы хотите, Лаки? Что предложить на нашем следующем свидании? — Прогулку в парке, — отвечает тот, опустив глаза. — Или в лесу. — И все?! Правда? — Мне бы это понравилось, — говорит Лаки тихо. — Значит — парк, договорились, — Макс радуется, что сможет сделать Лаки что-то на самом деле приятное. — А что Вам не понравилось в кино? Сюжет? — Кажется, это переделка из древних произведений: одно называлось «Анна Каренина», а второе — что-то про оттенки… — Как думаете, Ханни сделал правильный выбор? Вы бы выбрали старого мужа или любовника? — Это ложный вопрос. У Ханни просто нет выбора. — Послушайте! — осеняет вдруг Макса. — Вы что — тайный борец за омежьи права? В этом все дело? Я не против, хоть там — сплошная грязная политика, но есть же молодые люди, которые втягиваются с чистым сердцем. — Нет, я не борец, — вздыхает Лаки. — А Вам не приходят в голову простые вопросы? Почему Вы лучше, чем я? Аргументируйте. — Но я не считаю себя лучше, — чуть не спотыкается Макс. — Тогда почему, если вдруг мы подпишем контракт, Вы сможете распоряжаться моей жизнью, решать за меня, наказывать? — Потому что омеги сами этого хотят. — Хотят? Вас так учили? Но вот я стою перед Вами, и говорю, что не хочу. — Мне кажется, в глубине души хотите, просто не осознаете. Возможно, Вам не повезло в предыдущие разы… — Прекрасно! Теперь Вы решаете за меня, чего я хочу, — Лаки хохочет. — То есть то, что один человек распоряжается другим — в принципе, нормально? Один человек не уважает другого из-за его пола? — С чего Вы взяли, черт! Я уважаю омег. Почему нет? Вам доверено вынашивание детей. Если бы не омеги, человечество бы вымерло… — То есть, если я не рожу ребенка, сам по себе я ничего не стою? — Как же с Вами сложно разговаривать, — вздыхает Макс. — Вы будто ловите меня на слове. Давайте начистоту. Альфы и омеги по своей природе разные. Моя психика устроена иначе, чем Ваша. Равенство — разновидность лжи, я это искренне говорю. Не потому, что мне выгодно. Альфы — стрессоустойчивы, а омеги — нет. Я хочу защищать, оберегать. И чувствую в себе силы на то, что омегам пришлось бы делать, переступая через себя. Это лишь первое из отличий. Равенство — просто равнодушное игнорирование особенностей. Вы считаете, были бы счастливы, став бетой? — Да. — Так почему не стали? Темная усмешка Лаки настораживает. — У меня две судимости, вот почему, — почти гордо произносит он. — Вы знаете, переход в беты разрешен только благонадежным членам общества. Преступник? Почему же этого не было в его досье, в агентстве Каспера? Вот уже счастье так счастье, думает Макс. Он представляет, как будет объяснять это отцу и брату. — И что же Вы совершили, не секрет? — Нападение на мужа. У меня было их два, и каждый раз это заканчивалось одинаково. — Но Вы же не могли нанести серьезный вред… — Мог, — отрезает Лаки. — Один раз вооружился ножом. А второй… видите ли, я обучен боевым искусствам. Макс сосредотачивается на том, что у него под ногами, чтобы сохранять видимость спокойствия. Он не напуган, но чертовски удивлен. — И, кстати, раз уж пошел разговор о детях, — добавляет Лаки напористо. — Я никогда не рожу Вам ребенка. Я не способен. Думаю, Вам это важно, Вы мечтаете о детишках, о полной семье… Да в целом очевидно же: я Вам не пара. Не лучше ли потратить Ваши силы и время на юного ласкового омегу? Вы кажетесь порядочным и умным человеком. Знаете, я не особо верю в семейное счастье, но Вы и правда сможете сделать кого-то счастливым. — Раз уж пошел разговор о кино, — говорит Макс. — Я люблю самые древние фильмы, какие только можно достать. И вот в одном из них говорится: «У каждого свои недостатки». У каждого свои недостатки, Лаки. Вы мне нравитесь. Вы мне подходите. Не хочу торопить события, но, если хотите знать, я подумываю о нашей помолвке. Лаки выглядит шокированным. «Как много чувства! — думает Макс. — Как много полутонов! Его лицо постоянно меняется. Достаточно тончайшего движения лицевой мышцы, и Лаки преображается. А глаза словно сияют. Черт побери, именно то, чего я искал: чувства как переливы бриллианта. Я нашел в грязи бриллиант. Остается приручить его — и желательно так, чтобы самому не погибнуть». Нет, совсем не так Макс представлял себе раньше выбор спутника жизни.