Холодный мир

      Во время приступов болезни Гаара бывал буйным, и оставаться с ним наедине Темари ни за что бы не захотела — сейчас он водил руками над сахаром, а потом мог броситься на нее.       Однажды, еще будучи ребенком, он ранил кухонным ножом дядю Яшамару, тот попал в больницу, выжил, но уехал из Токио и больше с семьей покойной сестры не общался.       Вспомнив о нем, Темари взглядом поискала ножи — те находились на положенном им месте, на подставке, которую сама Темари когда-то купила. Находилась подставка не так далеко от сидящего за столом Гаары, но он пока был занят сахаром.       Нужно было позвонить отцу: Темари набрала номер Расы, но тот не отвечал — то ли был занят на работе, то ли нашел себе очередную пассию, чего после смерти жены (а может, и до) не гнушался.       Попробовав дозвониться дважды и дважды потерпев поражение, Темари набрала Канкуро — но, как назло, брат тоже молчал. Этот уж точно был у какой-то из своих девчонок, которым неизвестно почему нравился, и хорошо, если ничего с ними не курил.       Что же делать? Звонить в скорую?       Темари застыла в дверях кухни, перепуганная и растерянная: она осталась наедине с человеком, который в приступе болезни не понимал, где друзья, а где враги, и всем без исключения желал смерти, и считал себя способным совершать какие-то сверхъестественные действия, и никого не жалел. В том числе себя — после того, как Гаара ранил Яшамару, во время следующего приступа он ранил себя, вырезав у себя на лбу иероглиф «любовь», который так и остался на всю жизнь шрамом.       …но пока что Гаара не делал ничего плохого. Просто играл с сахаром, и его лицо не искажала зловещая гримаса ненависти. Что, если?.. Он же все-таки проходил лечение, ему давали препараты, которые не только уничтожали его личность, но в чем-то должны были и помогать. Темари медленно шагнула вперед, ощущая себя заходящей в клетку к дикому зверю. Гаара поднял на нее взгляд — туманный, неузнавающий — и вдруг спросил:       — Где твой веер?       — Веер? — невольно переспросила Темари, за что тут же себя выругала: нельзя спорить и показывать сомнения, веер — значит веер. Хотя она очень плохо знала о должном обращении с шизофреником, ей никто не объяснял, а она сама тоже не интересовалась, вечно находились другие дела, более важные, а Гаара и так чаще всего жил не дома… как же теперь Темари жалела, что была так безразлична к его болезни, хотя и старалась всеми силами не позволить отцу сдать его в клинику…       — Тессен, — уточнил Гаара. — Ты же с ним не расставалась.       Тессен, боевой веер. Даже смешно представить, что она могла бы носить такой, да еще и не расставаться с ним.       — Я оставила его в додзё, — Темари постаралась, чтобы ее голос звучал максимально естественно. Будто у нее правда был тессен и в их многоэтажном доме где-то находилось додзё. Гаару ее ответ удовлетворил, но новый его вопрос ввел ее в еще большее замешательство:       — Как дела в Конохе?       «Где?!» — чуть не выпалила Темари, но прикусила язык. Коноха, судя по всему, была каким-то местом, городом или деревней, или организацией, или каким-то заведением, каким угодно, от библиотеки до ночного клуба… черт побери, как на это отвечать?!       Главное: не паниковать и вести себя как обычно.       Главное — не паниковать.       Все под контролем.       — Хорошо, — Темари села, забросила ногу на ногу и откинулась спиной на спинку стула, выбрав немного ленивый и самую малость раздраженный тон. — Стоит, не развалилась.       Это Гаару тоже устроило — он довольно кивнул, но расспросы не прекратил:       — Что у тебя с Кумо?       Темари все-таки немного запаниковала. Кумо? Какие, к черту, у нее могут быть дела с облаком? С какого дьявола окружающие взялись говорить с ней об облаках? И Шикамару нес какой-то бред про облака ночью… наверное, его мать сейчас кормит его ужином, и ему не приходится подыгрывать безумному младшему брату в его бредовых идеях… Что же это за Кумо?       На помощь пришел неожиданно сам Гаара:       — Вы с ними решили вопрос насчет поставок мяса?       — Решили, хотя это было не так легко, — хмыкнула Темари. Она поражалась сама себе — как у нее выходило совершенно спокойно беседовать с Гаарой, когда внутри все тряслось от страха, злости и непонимания? Но у нее выходило, и этот ответ брат принял великодушным кивком.       — О да, Райкаге — сложный человек. Ты действительно гений, особенно в дипломатии.       Райкаге? Тень молнии? Темари усмехнулась краем рта, тем самым выражая согласие насчет Райкаге и свое самодовольство, а мысленно попыталась проанализировать сказанное: Гаара считал ее дипломатом, был уверен, что она договаривалась с неким Кумо, которое, скорее всего, было какой-то географической локацией, как и Коноха, и раз в Кумо она якобы договаривалась с Райкаге, то этот Райкаге и был… императором, президентом или кем угодно главным.       Впрочем, с тем же успехом Коноха и Кумо в воображении Гаары могли быть ресторанами (куда еще нужны поставки мяса?), но тогда его бред был бы слишком приземленным, да и о ресторанах Гаара никогда не мечтал даже как посетитель, а вот дальние страны его влекли, и реальные, и вымышленные.       Но как же вывести его из приступа? О чем с ним говорить? Темари еще немного подумала, снова проанализировала ситуацию и рискнула:       — Недавно в Конохе я гуляла с Нара Шикамару.       Шикамару пришел ей в голову только потому, что был последним, с кем она общалась, и в каком-то смысле они действительно гуляли, пока шли к ее дому.       Гаара вдруг воодушевился:       — У тебя появился парень? Это же здорово!       — Да какой он мне парень? — Темари наморщила носик. — Это было не свидание, а случайная прогулка.       — Ты просто боишься отношений, потому что если выйдешь замуж — покинешь Суну, — сказал Гаара.       Значит, Суна. Коноха, Кумо и Суна. В Кумо главный либо один из главных — Райкаге, и это вправду географические локации.       — Понимаю, титул химе накладывает на тебя ответственность, но Казекаге — я, и в первую очередь не ты, а я должен отвечать за нашу деревню, — произнес Гаара.       Темари восхитилась таким информационным подарком, мгновенно его обрабатывая: в представлении брата он — Казекаге, тень ветра, значит, это титул главы, как и Райкаге. Главы — то есть, главы деревни. Тогда Кумо, Коноха и Суна — деревни. Темари, вдобавок, принцесса, и это оказалось приятно — быть принцессой даже в чьем-то бреду.       — Да, мне не хотелось бы покидать дом, — согласилась она. — И вас с Канкуро, — осторожно снова прощупала почву: старшего брата в галлюцинациях Гаары могло и не быть.       — Мы бы скучали по тебе, конечно, но были бы очень рады твоему счастью, — его тон вдруг стал очень взрослым. — И мама с папой были бы рады еще больше нас. Мама мечтает о внуках, я уверен, хотя она никогда не станет настаивать, чтобы кто-то из нас заводил семью и детей.       «Мама с папой».              Темари захотелось разрыдаться — в своих видениях Гаара видел мать живой, а о Расе, которого всегда звал отстраненно-уважительно, говорил трогательное «папа». Где-то в его идеальном мире их семья была полной и, наверное, счастливой.       — Я дома!       Голос Расы заставил Темари вздрогнуть — громкий, со слегка пьяными нотками. Она должна была вскочить навстречу отцу, остановить его, не показывать ему Гаару в таком состоянии ни в коем случае, но ноги отказывались шевелиться. Раса вошел на кухню и сразу увидел сына, водящего руками над столом.       — Не надо! — вскрикнула Темари, но ее никто и не думал слушать. Бросившись к Гааре, Раса сгреб того за воротник и с силой ударил по лицу — еще раз и еще. Его голова моталась, как у тряпичной куклы, он не сопротивлялся, и Темари застыла на месте, не в силах заступиться — она была почти уверена, что тогда отец ударил бы и ее, а такого унижения она бы не пережила.       Но почему-то Гааре можно было это переживать…       — Отец! — закричал он, и только тогда Раса выпустил его. Темари увидела, что у Гаары рассечена губа.       — Говори, кто ты, мелкий ублюдок! — загрохотал отец. — Кто ты такой? Где ты живешь?       Гаару крупно трясло. Заикаясь, он выговорил:       — С-сабаку Г-гаара… я… С-сабак-ку Гаара… Живу в Т-токио…       — Именно! Ты — Сабаку Гаара, я — твой отец, а это, — он ткнул пальцем в сторону Темари, — твоя сестра! И на следующей же неделе ты, паразит, уедешь в клинику, где самое место психам вроде тебя!       Гаара все еще дрожал, обнимая себя руками. Еще несколько минут назад он улыбался совсем не так, как обычно — без страха, без злобы, по-настоящему, словно именно в тот момент и был истинным собой.       «Казекаге»… «мама»… «папа»…       — Отец! — Темари сжала кулаки. — Что ты наделал? Он бы вышел из приступа сам! Он уже почти вышел! Сейчас он был безобидным и не причинял никому вреда, и не причинил бы! А ты его ранил!       — Я? — деланно удивился Раса. — Это он сам себя ранил, когда был агрессивен и не знал, куда выплеснуть злость.       Самое паршивое, что если бы сейчас к ним приехали врачи или полиция, Темари повторила бы то же самое — в противном случае Расу могли посадить в тюрьму, и что бы тогда делали они трое?       Раса был ужасным отцом, но, по крайней мере, он обеспечивал своих детей материально так, что они ни в чем не нуждались. Он был не бедным человеком и покупал им все самое лучшее, даже если они не просили: последние модели смартфонов, все, что необходимо для учебы, дорогую одежду, оплачивал их школьные поездки, отчасти благодаря ему Темари с Канкуро поступили бы в университет, оба получили бы к совершеннолетию по автомобилю… вот только Гааре из всех материальных благ чаще всего доставались дорогие препараты и содержание в клинике.       — Отец, — голос Темари дрогнул, — почему ты так жесток с Гаарой? Что он тебе сделал? Он же твой сын…       — Мой сын? Мой? — Раса громко и отвратительно расхохотался. — Ты слепая? — он больно дернул Гаару за волосы. — Рыжий! Видишь, он рыжий! Твоя мать — блондинка! Ты — блондинка! У меня и Канкуро темные волосы! А он — рыжий! Идиоту понятно, что эта стерва Карура только притворялась святошей, а потом потрахалась на стороне и родился этот! И она поплатилась, померла в родах! Я был дебилом, решил, что воспитаю ее отродье, как своего, и взял его в семью, взял, как сына, но я же не знал, что он родится уродом! Растить чужого урода я не хочу!       Гаара молчал. Челка упала ему на лицо, полностью закрывая глаза — рыжая челка, рыжая до красноты, среди их семьи действительно не было рыжих…       Но в младенчестве никто не знал, что ребенок будет страдать шизофренией, и сначала Раса принял его, как своего, а потом решил просто выбросить.       Давно Темари не испытывала к отцу такой ненависти.       Больше всего ей хотелось сбежать, бродить по улицам до рассвета, пока не придет время идти в школу, а если на нее нападут Акацуки — так будет даже лучше… Но если она сбежит — неизвестно, что отец сделает с Гаарой, особенно если на фоне стресса у того начнется новый приступ.       Нужно было хоть как-то попытаться разрядить обстановку. Собрав все силы, Темари заставила себя встать.       — Садись, отец, — бесцветно сказала она. — Я приготовлю ужин.

***

      «Я хочу, чтобы Гаара сам вышел из приступа»       «Я хочу плакать»       «Я хочу убить своего отца»       «Я хочу сбежать»       «Я хочу умереть»       Шикамару смотрел на меняющиеся на его запястье надписи и пытался думать: снова появилось имя Гаары, своему отцу его соулмейт часто желала зла, сбежать и умереть тоже хотела очень часто, но появилось что-то новое, что-то, что сужало круг поиска еще значительнее.       Приступ.       Сказано это было так, что подразумевалось — приступ был не первым. Значит, Гаара, кем бы он ни был, страдал от некой хронической болезни, и найти его можно было, поискав в больницах Токио, где наблюдались пациенты-хроники.       Выйдя из игры в онлайн-сёги, Шикамару принялся искать.