Средневековый Writober

— Бабы, вы чего? Ксена застывает в проёме двери в спальную комнату близняшек и почти обеспокоенно оглядывает их. Обе взмокшие, простыни и одеяла перекручены, взгляды испуганные, безумные. — Ксена... — в один голос едва шепчут девушки, цепляясь пальцами в свои ночные рубашки до треска. Они взгляды переводят на неё, и ведьме не по себе от того, что эти две так перепуганы. — Вы кричали. Кошмары? — Госпожа... — Хозяйка... — обе срываются к брюнетке, падая к её ногам. Обхватывают их, будто цепляются за последнюю соломинку в воде, трясутся всем телом, дрожат. Она чувствует, как промокает чёрная рубашка, когда они касаются мокрыми щеками. Ксена замирает на мгновение, но оглядывает сверху вниз и кладёт ладони на их светлые макушки, успокаивающе мягко поглаживая. Девушки тяжело дышат, жмутся к ногам сильнее, но больше не кричат. — Поднимайтесь, — хрипло произносит после долгого молчания ведьма, когда слышит, что они подуспокоились немного. Она чуть присаживается, подхватывая их за плечи и заставляя встать. — Если вы простынете, то я не буду вам настои варить, и уж тем более зелья. Будет. Точно будет, но говорить об этом нет смысла. Девушки послушно плетутся за ней обратно к кроватям, которые магией Ксена сдвигает в одну. Усаживается посередине, и двое льнут к ней послушными змеями с каждого бока. — Зачем она нас забрала к себе, Ксена? — одна из близняшек поднимает голову, пытаясь поймать тёмный взгляд. — Кто? — ведьма вновь касается светлых волос, не задумывавшись поглаживая. Они словно малые дети, потерянные щенки на деревенской ярмарке, которых вот-вот затопчут. — Царица-то? Девушки кивают, и Ксена тяжело выдыхает, в голове перебирая подходящие слова и варианты причин такого поведения морской владычицы. Слишком много неучтённых моментов, внешних сил и обстоятельств. Ведьма недовольно морщит нос и задаёт-таки беспокоящий её несколько недель вопрос: — Как вы к ней попали? — Мы будто с детства были ей предназначены... — Может, наша мать нас ей продала, — начинает одна, утыкаясь взглядом в одну точку и не шевелясь. — Она бы никогда... — перебивает сестру вторая. — Да и две жизни за одну... Даже для морской твари это странное условие, — ведьма хмурится, перебирая чужие светлые пряди. — Две жизни за две, — поправляет первая Ксену, и та поворачивает голову в её сторону в недоумении. — Нас трое было. Они бегут вперёд, и лес расступается перед ними. Двое против всего мира. Двое против одной. Та бежит за ними следом, что-то крича: — Вы всё не так поняли! — Это предательство, Клото! — огрызается Атропа, грациозной ланью перепрыгивая очередное упавшее дерево на пути к берегу. — Ты нас предала, она нас предала! — продолжает Лахеса, также устремляясь к обрыву над морем. Там всегда было спокойнее. Они любили бывать там втроём, сидеть, спустив ноги вниз, съедать по кусочку яблочного пирога в редкий праздничный день, смеяться над неловкими попытками парней посвататься за одну из них. И море ласково звало их троих к себе. Но после всего этого... — Я не хотела этого, сёстры! — они выбегают на обрыв, подлетая к краю и поднимая взгляды на горизонт. Обе оборачиваются. — Но оберег на твоей шее говорит о другом. — Оберег? Это же безделушка с ярмарки, — девушка обхватывает пальцами небольшой зеленоватый камешек на верёвочке и теребит его. Не снимает. — Мы же знаем, что это не просто безделушка. Ты сама чувствуешь это, — сёстры щурятся, топчутся на месте и гневно посматривают на третью сестру. — К тому же оберег один. Их не три. И он на тебе. — Мы можем носить его по очереди! — Чтобы в одну из не наших очередей случилось что-то непоправимое? — грубо отрезает Антропа, вскидывая ладонь вверх. Клото, собиравшаяся что-то сказать, послушно замолкает, но делает шаг вперёд к сёстрам. Хочет коснуться их, обнять как прежде, успокоить. Но те делают шаг от. В воздух. Цепляются друг за друга. И летят в пучину морскую, принимающую их холодными объятиями. Над водой раздаётся пронзительный крик. — Она больше вас не тронет, обещаю, — шепчет Ксена, чувствуя успокоившееся дыхание баб и откидывая голову назад. Выдыхает, поднимая глаза к потолку. — Больше никаких проклятий.