Мастерская разбитых сердец

Ты для меня всё.

Если бы я только мог повернуть время вспять.

Если бы я только мог увидеть тебя вновь.

Если бы я только мог... - Чхве Чонхо "Everything"

      Сохи не помнила, как она дошла до дома. Всю дорогу её мысли были заняты лишь ответом старушки. Она снова говорит загадками. Что это, черт возьми, значит?! Время? Что она имела в виду, когда сказала про обмен времени?              Бу хватило чуть больше получаса, чтобы вернуться. К тому времени город стал потихоньку оживать: на улицах появились спортсмены, которые вышли на утреннюю пробежку, бабушки, торопившиеся на местные рынки и в больницы, но больше всего встретившихся ей людей были в сопровождении маленьких кожаных чемоданчиков или элегантных, но строгих сумок — скорее всего, они спешили в офисы, чтобы успеть взять свой кофе в кофейне напротив до возникновения очередей.              Зайдя в квартиру, она сразу столкнулась с прекрасным запахом чего-то свежеприготовленного, а оказавшись на кухне, стала невольным зрителем милейшей картины: Ильрим сидел на коленях у старшего лиса и за обе щеки уплетал, видимо, только что приготовленный кукси. Уён обхватил мальчишку за талию обоими руками и прижал к себе, что-то рассказывая под ухо, пока малец смаковал вкуснейший суп.              — Сохи, ты пришла! — лисенок, увидев девушку в проходе, тут же отодвинул чашку, расцепил руки старшего и ринулся навстречу.              — Уён, а он не промах, я на минуту засомневалась, что Рим помнит дорогу, — хихикнула Бу, приобнимая малыша. Он был совсем невысоким. Примерно, как семи-восьмилетний ребенок.              — Он слишком часто бывал здесь, чтобы не знать дорогу, Сохи, — подмигнул лисенку кумихо, подходя ближе. — Ильрим сказал, что мастерская закрыта.              — Д-да-а… — замялась девушка. На нее снова напали мысли о встретившейся бабушке.              — Что-то случилось? — Уён сразу уловил её сменившееся настроение.              — Ничего криминального, просто… — начала она, но снова не закончила.              — Идем в комнату, — предложил Чон, аккуратно взяв ее под руку. — Рим, тебе стоит доесть суп. Сам сказал, что перебивался булочками два дня. А потом обязательно ложись спать. На диване есть подушка и одеяло.              — Может, тогда он поспит у меня в комнате, а мы поговорим на кухне? — предложила Сохи.              — Ничего страшного. Он, в первую очередь, лис. Мы не сильно привередливый народ, — успокоил её парень. — Пойдем.               В комнате Бу уселась на мягкую кровать, в то время, как кумихо чинно расположился в компьютерном кресле, закинул ногу на ногу и сказал:              — Ну давай, рассказывай, что так тебя тревожит.              — Я не понимаю, что происходит, Уён. — громко выдохнула девушка, закрыв лицо руками. — Жизнь так резко изменилась. Все так запутанно и непонятно. Мастерская закрыта. Я не знаю, где Юнхо, — на имени её голос предательски дрогнул. Она громко всхлипнула. — Еще эта бабушка…              — Сохи, — лис сел рядом с ней и немного приобнял, полностью поворачивая Сохи к себе. — Какая бабушка, Сохи? — он был явно удивлен.              — Я дважды встречала одну женщину. Она говорила непонятные вещи. — убрав руки с лица, Бу посмотрела на него. Глаза красные, а губы дрожали.              — Какие? Что она тебе сказала, Сохи? Где вы встречались? Она просила что-то взамен?              — Нет, она лишь попросила одолжить ей денег на проезд. — она снова посмотрела на Чона, — Сначала бабушка сказала мне не ходить на свидание, мол, меня уже кто-то ждет. Что мне нельзя его оставлять. Что он сильно болен. — хныкнула девушка.              — А сейчас? Что она сказала сейчас? — глаза кумихо становились больше и больше от услышанного.              — Что мое предательство может его убить, и что мне нужно обменять время, чтобы его спасти. — лис молчал. Он не знал, что сказать. — Уён, не молчи. Она ведь имела в виду, Юнхо, да? Он — тот самый мой человек, — слезы брызнули из глаз Сохи. — Что мне нужно сделать? Где он, Уён!              Кумихо не то, чтобы не заговорил. Он даже не моргал, все еще не сводя глаз со своей собеседницы. Она была к ней милосердна. С ней поговорила сама Маира.              — Уён? — когда лис обратил на нее внимание, Бу уже заметно успокоилась. Она больше не плакала и не билась в истерике. Просто сидела и ждала волнующий ответ.              — Сохи, — Чон позвал ее, — У меня будет к тебе одна просьба. Только выполни её, хорошо? — девушка кивнула. — Сохи, — к горлу парня подкатил ком, — Тебе нужно будет написать письмо о Юнхо. Сможешь? Это нужно сделать сегодня.              — Но зачем?              — Сохи, — в его взгляде читалось искреннее беспокойство. — Положишь его в конверт и отдашь мне, хорошо? Это очень важно.              — Что я должна там написать?              — Все, что считаешь нужным, Сохи. Напиши все, что о нем думаешь, и отдай мне конверт. — девушка неуверенно кивнула.              — Сохи, — он снова окликнул её. — Не занимайся самобичеванием. Ты ни в чем не виновата. Помни об этом. Поспи немного. Боль придет снова. Моя магия — не обезболивающее и уж точно не панацея, — напоследок сказал Уён и вышел из комнаты, оставляя её наедине со своими мыслями.              После разговора все стало еще непонятнее, чем было. Сохи лихорадило. Голова раскалывалась от избытка мыслей и переполняющих чувств, глаза болели.              Почему лис так сакцентировал на бабушке. Кто она такая? Зачем писать письмо? Где Юнхо? Он явно что-то знает. Секреты. Их стало слишком много. Слишком.              С этими мыслями Бу провалилась в сон. Усталость, как бы она того не хотела, дала о себе знать. Она уснула прямо так — в той же одежде, в которой недавно выходила на прогулку. Эмоции полностью вытащили из нее все силы.              Спала Сохи долго. Устроившись поудобнее, она заложила одну руку под голову и свернулась калачиком, пока не начала мерзнуть. Потом кто-то аккуратно укрыл её теплым пледом, и девушка растянулась на половине кровати, а когда под ним стало совсем жарко, она, не просыпаясь, скатала из него колбаску и продолжила пребывать в морфеевом царстве с ним в обнимку.              — Ты только не уходи, ладно? Ты же не уйдешь? Здесь темно, не отпускай меня. Я ничего не вижу, — бормотала себе под нос Бу, крепко сжимая руку Уёна. Она начала разговаривать во сне, когда время перевалило за полночь. Сначала кого-то звала, не упоминая имени, а потом, когда лис все же решился зайти в комнату и посидеть рядом, ухватилась за его рядом лежащую руку, четко произнося слова прямо в нее.              — Сохи, — он аккуратно погладил её волосы свободной рукой. — Сохи, милая, просыпайся.              — Я не хочу тебя отпускать! Пожалуйста, вернись! Вернись! Милемас! — вдруг закричала Бу. Слезы градом полились из её глаз, она еще сильнее сжала руку кумихо, вдавливая пальцы в чужую ладонь. Она задыхалась от собственных слез, а сердце в груди стучало как ненормальное.              — Сохи! Сохи, тебе нужно проснуться, Бу Сохи! — Чон стал судорожно тормошить её за плечи. В конечном итоге, спустя несколько бесполезных попыток, девушка открыла глаза. Снова красные и заплаканные.              — Что тебе снилось, Сохи? Что произошло? — лис аккуратно спустил руки на её плечи. — Сохи, пожалуйста, не молчи.              — Юнхо… Юнхо, он в опасности. Он… — она схватилась за волосы, затем будто начала что-то искать по кровати.              — Сохи, — Уён аккуратно взял её за руки, заставляя посмотреть на него. В её глазах царил хаос, смешанный с пустотой. Они бегали как у безумца в поисках чего-то несуществующего.              — Он там совсем один, он… — заикнулась Сохи.              — Где он совсем один? Сохи, расскажи мне, где он один?              — Не знаю. Там темно, сыро и холодно. Он стонет от боли. — без всякой интонации произнесла Бу. Она была словно еле живая: тяжело дышала, руки и ноги ослабли, слезы постоянно капали с подбородка, а кожа окрасилась в цвет фарфора.              — Сохи, это всего лишь сон. Все хорошо, — Лис ненавязчиво пригласил её в свои объятья, на что девушка сама прильнула к его груди.              — Мне страшно за него, — Сохи немного отстранилась. — Где он может быть? Почему мастерская закрыта? Почему он подарил мне кольцо перед уходом?              — Не знаю, Бу Сохи. Я не знаю, — произнес кумихо, поглаживая ее плечи. Он все знал. Прекрасно все знал и винил себя за произошедшее. Юнхо всегда был таким. Добродушным глупцом, который был готов отдать все ради близких людей. Это происходило много раз, но сейчас он перешел все границы, отправив свое существо на верную смерть. А все ради друга и девушки, в которую он влюблен. Какой же дурак.              — Лучше бы я умер, — тихо, почти одними губами, прошептал лис. Сейчас ему было тяжело как никогда. А самое главное — время уходило. Оно неумолимо утекало, летело, испарялось. И никто, кроме Сохи, не в силах был ему помочь.              — О чем ты говоришь! Нет! — возмутилась Бу, отпрянув от лисы.              — Забудь о том, что только что услышала. Ничего не было. — наигранно улыбнулась Чон. — Сохи, я оставлю тебя. Ты проспала весь день, поэтому позанимайся чем-то полезным, хорошо? Я схожу с Ильримом в магазин. Он очень хочет шоколад.              — Хорошо, — кивнула Бу.              Она осталась в комнате одна. Снова наедине с круговоротом мыслей. Сейчас ей нужно было словить максимальную концентрацию и слить весь хаос в единый текст. Сев за рабочий стол, она достала из верхнего ящика ручку и блокнот, немного подумала и оставила первую строчку на идеально чистом белом листе в мелкую клетку:              «Дорогой Юнхо»               — Нет, это звучит как начало бабушкиного письма, которое я нашла в старом комоде, — она вырвала лист и, небрежно скомкав, выбросила в маленькое мусорное ведерко под столом.              «Юнхо, это Сохи»              — Так-то лучше, — сама для себя подметила девушка.              «Где ты сейчас, Юнхо? Тебя нет всего пару дней, но я уже ужасно скучаю. Уён попросил написать тебе письмо. Я не совсем понимаю, зачем, но хорошо. Я напишу. Надеюсь, когда-то ты сможешь его прочесть.»              Она отставила ручку от листа и задумалась.              «Перед своим уходом, ты читал мне книгу. Прости, что задремала и не дослушала её до конца. Ты красиво читаешь, правда. Я…»              Сохи остановилась. В голове невольно всплыл момент, когда в полудреме она услышала, как мастер, прочитав один из абзацев, остановился. Она немного, совсем на чуть-чуть приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на него.              В тот момент он был сказочно красив, а его лицо было близко. Он прикрыл глаза и шумно вздохнул. Ресницы затрепетали, а губы приоткрылись.              — Любимая, — еле слышно произнес он. Девушка зажмурилась и сильнее прижалась к его теплому телу. Её существо нуждалось в нем. Целиком и полностью. Она была готова стать для него теплым пледом, когда ему станет холодно, и самой непробиваемой броней, когда он будет защищаться.              «Я помню, как ты назвал меня в тот вечер. Скорее всего, ты посчитал, что я спала, но я запомню это слово, Юнхо.              Я так хочу взглянуть в твои серые глаза и увидеть в них покой. Мастер, который чинит чужие сердца. Хочу положить руки на твои широкие плечи и встать на цыпочки, чтобы сильнее прижать тебя к себе. Я так хочу, чтобы твое сердце больше не болело, Чон Юнхо. Чтобы все, наконец, встало на свои места. Я…»              Бу почти не помнила, что произошло дальше. Морфей околдовал её тело и разум.              — Я люблю тебя, Сохи, — фраза, ставшая точкой невозврата. Она возникла в ее голове совершенно рандомно. Как будто была последней недостающей деталью. Затерявшимся пазлом, который наконец-то нашли.              «Я буду любить тебя, пока мое сердце бьется.»              Дописала и запечатала в конверт, как и сказал лис.              Она снова заплакала. Рыдала так, будто в последний раз. Сохи положила ручку на стол и прижала руки к лицу. Волшебство кумихо перестало действовать. Девушку с головой накрыло волной боли. В голове все перемешалось. Помимо душераздирающего прощания навалились события вчерашнего дня. Её слезы катились сами собой. Контроля над эмоциями больше не было.              — Вернись ко мне! Я не могу без тебя, Чон Юнхо!              

***

      Мастер проснулся от плача.              Сохи.              Он лежал на полу, поджав ноги к груди. В камере сильно похолодало, пахло плесенью и гнилью. Голова трещала по швам. В глазах мутно. Вернее, только в левом. В правом ничего. Темнота. Только сильно щипало при любой попытке разомкнуть веки. Во рту пересохло. Чону потребовалось время, чтобы разомкнуть губы.              Все было в крови.              Он попытался сдвинуться с места. Руки и ноги затекли. Все тело ломило от боли. Особенно она резала своими когтями грудную клетку. Каждый вдох и выдох был равен глубокому порезу. Скорее всего ребра были сломаны. Причем далеко не одно.              Милемас посмотрел на свои руки. Изуродованы. Резаные раны на пальцах до сих пор кровоточили. На кончиках коркой запеклась кровь, а острые иглы так и продолжали торчать из-под ногтей.              Через несколько минут Юнхо смог пересилить себя и сел на холодный каменный пол. Шикнув, он посмотрел на свои ноги. Они ничем не отличались от рук. Такие же — с множеством фиолетовых синяков, ссадин и порезов, которые к тому времени уже запечатались корочкой. Кандалы были несколько расслаблены. Удивительно. Неужели сам дьявол стал к нему милостлив.              — Милли, ты проснулся? — около решетки появился один из стражников. Сегодня была очередь журавлей. Тупой, совершенно ничего не понимающий взгляд, острый клюв, огромные крылья и длиннющие ноги-палочки. На нем были надеты самурайские доспехи из плотной кожи. Выглядело более чем нелепо. Так еще и в подобной обстановке. — Да-а-а, сильно они тебя побили, — протянула птица. — Но ничего, на церемонии Посвящения ты должен выглядеть презентабельно. Маниш! Он проснулся!              Из-за угла, через маленькое отверстие в стене, прошмыгнула мышка. Самая обыкновенная, маленькая и серая. В передних лапках она держала малюсенький неприметный чемоданчик.              — Сейчас я тебя починю, Милли, — хихикнула мышь.              — Кто ты такой? — прокашлявшись, практически шепотом спросил Милемас. Его голос сел, а горло болело от начинающейся простуды.              — Я Маниш. Тебя сильно покалечили. Сумиэль не приемлет таких убитых слуг у себя на церемонии. Я тебя немного подлечу.              — Я не его слуга. — прохрипел мастер.              — Вот завтра ты ему об этом и скажешь. Сам. — сакцентировал мышонок. — А сейчас лучше помолчи. Возьми в зубы вот эту палку, — он достал из чемоданчика складную деревянную палочку и протянул её Юнхо. — Сейчас будет больно.              Но Чон его не послушал и уже через несколько секунд истошно завопил от ужасной боли.              — Я же сказал, лучше возьми. — на этот раз Милемас последовал совету мыши.              Пока лекарь поочередно вытаскивал иглы из-под его ногтей, мастер рычал, пытаясь издавать как можно меньше звуков. Из глаз текли слезы, а из-под ногтей тонкими алыми струйками сочилась кровь.              Всего их было около сорока. Примерно по две в каждом. Последние десять он толком не помнил. Сознание было настолько затуманено от болевого шока, что мозг отказывался воспринимать подобное мучение.              После обработки ногтей в ход пошел какой-то едкий обжигающий раствор темно-коричневого цвета. От его единственной капли, попавшей на кожу, она начинала пылать, а если эта смесь попадала на раны, куда и целился мышонок, казалось, что с мастера заживо сдирали кожу.              — Бедолага, что же тебе сделали с глазом. Все опухло, так еще и зрачка не видно. — он попытался раскрыть лапками глаз, на что Юнхо сругнулся. — Друг, да у тебя здесь катаракта, и весь глаз красный. Беда-а-а-а. — охнул Маниш. — Ну ничего, у меня есть чудодейственные капли. Своровал из лазарета.              Мастер не успел сказать и слова, как лекарь уже капнул по капле в каждый глаз. Уже через мгновение отёк постепенно стал сходить, а краснота ушла. Зрение на левом глазу полностью восстановилось, но не на правом.              — Да, у тебя катаракта, друг. Здесь эти чудодейственные капельки не в помощь. — разочарованно сказала мышь. — Придется походить так. Один глаз есть — уже хорошо, не так ли? Мастер осмотрел свои руки и ноги. Под ногтями остались черные синяки, а все остальное выглядело более, чем прилично. Синяки пожелтели, а от ссадин и порезов остались лишь небольшие, еле заметные шрамы.              — Спасибо тебе, Маниш, — поблагодарил его Чон. Горло еще саднило, но уже не настолько сильно.              — Ему говори спасибо, — кивнул он на журавля, который мялся с ноги на ногу по другую сторону решетки. — Это он позвал меня.              — Спасибо тебе, журавль. — искренне улыбнулся мастер. — Твоя помощь не останется без ответа.              — Я бы сказал, что его помощь не останется безнаказанной, так ведь, Габриэль? — на лестнице, почти у самого начала коридора послышался разъяренный голос Мавана. Демон важно шагал к стражнику, а когда, наконец, достиг его, схватил за шею и начал душить. — Я говорил тебе, что можно его трогать?!              — Нет, господин, — прохрипел журавль, продолжая задыхаться в его сильных руках.              — Тогда почему ты решил, что тебе можно это делать?!              — Я лишь хотел…              — Умереть ты хотел, поганая ты утка! — после этих слов Маван перерезал ему горло. Тело в кожаной броне упало на холодную землю мертвым грузом, а темно-алая, почти черная кровь стала растекаться во все стороны. — Схватить мышь и бросить в газ! — заорал демон.              Маниш судорожно собрал свой чемонданчик и юркнул в соседнюю дырку в стене, даже не попрощавшись. Бегемот и белка-мутант, стоящие позади господина, быстро выслушав приказ, ринулись за соседнюю стену.              Скорее всего они — следующие на счету, ведь мышь бесследно растворилась в потайных ходах темницы.              — Хорошо над тобой поиздевались, Милли. Жаль только, что подлечить успели. Наверное, стоит это подправить. Ты же не против? — хихикнул Маван.              — Чего ты хочешь?              — Слегка тебя подкрасить, а то ты какой-то слишком невинный, — ухмыльнулся демон, открывая замок. Раздался щелчок. Дверь отворилась. Минки нырнул в камеру и вытащил из ножен маленький кинжал. — Помнишь его?              — Зачем ты его носишь?              — Он ведь когда-то был твоим, да? — усмехнулся Сон, выкручивая оружие между пальцами. — Сколько людей он убил или покалечил?              — Я никогда не убивал им. — не сводя глаз с бывшего товарища, Чон смотрел на него исподлобья.              — Врешь!              — Никогда!              — Ты убил им меня! — рявкнул Маван, взяв Милемаса в тиски.              — Тебя сгубила безответная любовь, а не я. — пытаясь сохранять спокойствие, произнес мастер.              — Это ты! Ты во всем виноват! Это ты пришел к ней в тот день!              — Я должен был увидеть её!              После этого демон не выдержал. Он замахнулся и со всей силы начал колоть чужую грудную клетку, оставляя за собой глубокие раны.              Один. Два. Три.              Позже Чон уже не считал. Сначала поплыло зрение. Затем сознание. А потом он и вовсе замертво снова упал на холодную плитку. Прокашлялся, испустил тяжелый, протяжный вдох и резко выдохнул. И больше — ничего.              На следующее утро, на кроваво-красном рассвете, Милемаса, измученного и потерянного, под руки потащили в главный зал. Там, на троне, полностью собранном из мечей и костей, восседал Сумиэль. Рядом, по левую руку, сидела худощавая женщина со змеями на голове, а еще ближе — по правую руку, сидел Маван. Весь зал трещал и гудел от намеченного празднества.              На трибунах собрались самые главные и важные зрители — приближенные царя-дьявола, всемогущие господины мира усопших и их свидетели, а позади, где было ничего не видно, толпились местные жители. Они ликовали, бились головами о гранитные трибуны, ругались. И так — по кругу.              Его, так же, как и пять других пленников, вывели на середину зала и приказали встать на колени. Они все были преступниками: изуродованные и прогнившие. У кого-то не было рук, у кого-то не хватало ноги, а кто-то был больше похож на мумию, чем на живое существо.              Ад не щадит никого.              — Уважаемые, просим вас встать и поклониться Сумиэлю — царю всего нижнего мира! — протараторил ведущий. Тут же все, как по команде, встали и чуть ли не в пол стали кланяться.              Затрубил карникс, а после раздалась ужасающая симфония свистков смерти. В зале прозвучала симфония звуков ада. Затем встал сам Сумиэль и покланялся на три стороны, любезно приветствуя всех гостей церемонии.              — Рад видеть вас на сегодняшней церемонии, друзья, — с оскалом улыбнулся демон. — Сегодня мы празднуем радостное событие! Событие, когда виновные души наконец найдут для себя применение! Да начнется церемония Посвящения!              Первым на очереди был Оронто — мужчина-полуолень, скорее всего, дух священного леса. Рога на его голове давно отпали, у него был закрыт один глаз, а тело, вернее, его остатки, истерзаны острыми зубами какой-то большой кошки. Он не имел рук. Вероятно, дух потерял их в схватке или уже находясь здесь.              Второй по счету — Квидис. Мужчина, ничем не отличавшийся от обычного человека, кроме своих кошачьих глаз с вертикальным зрачком. Он был слишком худой. Мумией, которую не нужно было мумифицировать. Кожа пальцев почернела от сухих гангрен, на голом теле виднелись трупные пятна. Зрелище не для слабонервных.              Затем третий — Люмидактилис. Озвучивавший приговор не сразу смог правильно выговорить его имя. Потом четвертый — Фелици — женоподобный мужчина со специфическими наклонностями. Он был самым странным и, на первый взгляд, легкомысленным из всех преступников, но при этом дольше всего думал, какое наказание будет для него более мягким.              Юнхо был пятым. Самым последним. Маван решил с лихвой поглумиться над старым другом.              — Преступник Милемас приговаривается к вечности мучений в девятом круге! — зачитал приговор оратор. Толпа заревела от накатившихся эмоций. Мало кому давали такое серьезное наказание.              — Но я готов предоставить тебе выбор, Милли, — начал Маван. — По старой дружбе, так сказать. — хихикнул демон, подходя ближе. — Как тебе идея отдать мне что-то взамен? — он приподнял подбородок Юнхо, чтобы тот посмотрел на него. — Например, сердце твоей ненаглядной? Я вырежу его из её груди поставлю у тебя в кабинете как трофей, чтобы ты мучился до конца своей вечности. И я тебя отпущу восвояси.              — Не смей трогать её. — произнес мастер. Грудь словно наливалась кровью, когда он произносил каждое слово. Во рту появился вкус металла.              — А если я просто заберу у тебя твою любимую? Тогда мы будем квитами, дружище, — демон погладил его по щеке.              — Нет! Не смей даже прикасаться к ней!              — Ты весь в брата, Милли! Киприан тоже ломался, как маленькая девочка, но позже мы все-таки нашли с ним общий язык, — он указал рукой на одного из переродившихся.              Они были схожи как две капли воды, только Киприан был на пять лет старше.              — Киприан… — ахнул Чон.              — У него больше нет этого имени. И памяти тоже нет. — с некой иронией сказал ему демон. — Как бы ты его не звал, он не достоин ничего из этого. Он выбрал служить Сумиэлю вместо вечности в муках и правильно сделал. В отличие от тебя.              К горлу подкатил ком. Милемас с трудом его проглотил.              — Тогда я сам выберу за тебя, мой дражайший друг, — Маван по-детски щёлкнул по носу мастера. — Я выберу что-то поинтереснее, чем просто вырезать её сердце. Я вырежу её память. Так будет куда-а-а интереснее, не так ли, Чон Юнхо? — продолжал злорадствовать он.              — Нет…- прошептал мастер, опуская голову вниз.              — Ты не беспокойся, Милли, — демон похлопал его по плечу, — Ты тоже забудешь её. И больше никогда не вспомнишь. А мы с Сохи построим свое счастье. Без тебя.              — Отправьте его в Лимбический Коридор! — скомандовал Сумиэль. — Пусть скитается среди потерянных душ!