Фантомные боли

— Моя рука всё ещё иногда болит. Цзинь Гуанъяо повёл рассечённым плечом, уже без прежней жалости глядя на ту жалкую культю, оставшуюся от конечности, и на пласт ядовитых ожогов, покрывающих сохранившуюся кисть. Бинты давно не требовались — что влажные кровавые волдыри, что обрубок уже затянулись, а сам Гуанъяо приспособился управляться одной рукой, считая постыдным просить помощи. — Причём та, которой нет. Лань Сичэнь не ответил, кратко поглаживая Гуанъяо по спине, и тот невольно сгорбился, до боли в груди представив, что, нащупав шрамы от падений с лестницы, Сичэню станет противно прикасаться к нему. Сичэню, который обрабатывал его отрубленную руку. Правда, делал он тогда это с таким трудноскрываемым сожалением на лице, что Гуанъяо был готов самолично перерезать им обоим глотки, лишь бы не видеть эти плясавшие в чужих глазах блики, капли слёз в уголках. От презрения к себе в животе скрутился узел — как будто Гуанъяо не умел быть благодарным. Но разве надо благодарить за то, чего не стоило делать? Почти всем было бы проще, если бы он тогда погиб, но Лань Сичэнь оставался в проигрыше при любом раскладе — что жить рядом с человеком, предавшим доверие, что собственноручно вонзить единственному, кому он открывался, меч в грудную клетку. Он выбрал первое, и некому было судить — в конце-концов, судьба Гуанъяо перестала принадлежать ему ещё с того вначале смутного, не выдающего себя ничем, но затем резко сформировавшегося решения поспособствовать смерти Минцзюэ. Передать её в руки Сичэня и так было бы наилучшим выбором. — Эр-гэ? Гуанъяо с неким уничижительным удовлетворением ждал, что Сичэнь на самом деле запретит звать его братом, но в действительности никакого противостояния этому не было. Тем не менее, он сам делал это только в исключительных случаях, боясь, что Сичэню будет мерзко от лишнего напоминания, с каким он породнился чудовищем. — Хотел бы я сейчас прижаться губами к твоей руке, чтобы ты испытывал это вместо боли. — У меня всегда есть другая, — сдавленно рассмеялся Гуанъяо, ощутив, как запылали щёки от собственной наглости. Подчинившись, Лань Сичэнь мягко поцеловал изуродованную кисть, подтянув её к себе за плечо. — Ты ненавидишь меня, эр-гэ? — Это ты ненавидишь себя.