До боли любимая

      Это затягивало его, как трясина. Тянуло на дно. Джеймс ощущал себя в ловушке — куда ни бросишься, везде тупик. Везде — стена. Он бился об эти стены, но без толку, становилось только хуже. Лили все реже была ласковой, гораздо чаще вела себя требовательно, обижалась буквально из-за всего, то молчала неделями, то закатывала шумные скандалы. Из «самого лучшего» и «самого любимого» мужа Джеймс превратился в бесполезного во всем мужчину — ребенка так ей и не зачал, на семейные праздники его с собой лучше не брать — обязательно опозорится, вечно торчит на работе и не уделяет ей внимания… Джеймс уже настолько привык быть виноватым, что априори ожидал очередной вспышки со стороны жены, и продолжал испытывать как страх перед ней, так и страх, что она уйдет — впрочем, никуда уходить Лили не собиралась. Иногда намекала, что может уйти и что тогда Джеймс без нее пропадет, и этого уже было достаточно. Он даже перестал часто навещать родителей, потому что его выходные принадлежали Лили, и как он мог бы отказаться провести время с ней, если она и так страдала целую неделю в его отсутствие?       Они купили дом («наконец-то ты раскачался», — сказала Лили), переехали и принялись обустраивать новое жилье, и на какой-то период Лили отвлеклась на это. Джеймс даже не пытался вмешиваться, и она его не вмешивала, хотя пару раз и сердилась за то, что он предлагает не тот цвет обоев, когда она хочет посоветоваться («Поттер, у тебя нет никакого вкуса!»), и за то, что он не хочет участвовать в выборе того или иного элемента дизайна («Неужели это нужно только мне? Ты в этом доме жить не будешь?») — но ссоры из-за этого все же случались редко. Лили была занята делом, Джеймс — тоже. Он и не думал раньше, что у него есть способности бизнесмена, оказалось — есть, и еще какие. Он умел продавать, умел делать рекламу, покупателей становилось все больше, идей для товаров — тоже, и все-таки Джеймс работал без удовольствия. И дело было не в работе. Ему нравилось то, чем он занимается, но радости это не приносило.       Сириус женился на Марлин и они уехали в Австралию — Блэк говорил, что хочет быть подальше от своей семейки и поэтому выбирает край света, чтобы спрятаться от них. Ремус остался в Лондоне, насколько Джеймс знал — не обзавелся семьей, перебивался случайными заработками и практически не появлялся в жизни Поттеров. Питер открыл свою пекарню, женился на девушке-маггле по имени Кэти и жил вроде бы счастливо. Джеймс на это надеялся.       Сам он тоже жил счастливо — так писал Сириусу в Мельбурн, так говорил родителям и себе самому. Он счастлив. У него прекрасный дом, прекрасная работа, прекрасная жена, а то, что Лили иногда злится… у нее такой характер. И часто (всегда) Джеймс сам был виноват.       Из-за него Лили не могла общаться со своей семьей. В частности, с сестрой — возможно, они с Туни смогли бы наладить отношения, но Туни знает, что Лили замужем за волшебником, и поэтому ни о каком примирении с ней не могло быть и речи. Родителям Лили, по ее словам, Джеймс тоже не нравился — они хотели для дочери кого-то более приземленного, а Поттер… что с него взять.       Еще одна любимая фраза Лили: «Что с тебя взять?» Она бросала это разочарованно, таким тоном, будто открыла подарок, надеясь увидеть там что-то очень ценное, и обнаружила пустоту.       Никакого толка.       Бесполезный муж.       Бесплодный мужчина.       Зарабатывает деньги, но вечно торчит на работе.       Никакой помощи по дому.       Никакого участия и сочувствия.       Никакой благодарности за ее труды.       Джеймс пытался помогать по дому, выучил много хозяйственных заклинаний, но Лили не признавала применения чар и только гневно фыркала, если он делал уборку парой взмахов волшебной палочки — фыркала и начинала заново мыть уже чистые полы и вытирать несуществующую пыль. Хозяйственная магия — иллюзия, говорила она. Обман зрения. На самом деле ничего не убрано, а Джеймс пользуется чарами из-за своей патологической лени. Палец о палец не ударит без волшебства! Сама Лили почти перестала использовать магию. Будто забыла о ее существовании, и даже если Джеймс не вставал, чтобы взять какую-то вещь, а приманивал ее «акцио», Лили обвиняла его в лени и нежелании шевелиться. Какой смысл тогда быть волшебником, чтобы не пользоваться магией? На этот риторический вопрос Лили закатывала глаза и противным голосом тянула «ох, эти чистокровные заморочки».       Джеймс заметил, что перестал пользоваться магией даже на работе, если в этом не было необходимости и можно было обойтись без волшебства — и привык, и испытывал иррациональный страх, что Лили каким-то образом узнает и тогда снова будут крики, упреки, обвинения…       Иногда ему тоже хотелось уехать в Австралию, но эти мысли были мимолетными и сиюминутными. Как он может хотеть оставить жену? Это же Лили, его любимая девушка… до боли любимая. Теперь Джеймс понимал другое, не романтическое значение этих слов, и понимал, что в его браке происходит что-то не то, но сам не мог признаться себе — что. Или не хотел. Просто не спешил возвращаться домой и, как мог, отстранялся от жены, за что она тоже обязательно устраивала скандал.

***

      Это было похоже на гром среди ясного неба. Джеймс перечитывал письмо, доставленное совой из больницы святого Мунго и не мог поверить в реальность написанного. Такого не могло быть. Просто не могло. Только не с ними. Только не с ним.       Флимонт и Юфимия Поттеры госпитализированы вчера, обоим поставлен диагноз «драконья оспа»… Драконья оспа, опасная и для молодых, а уж для магов пожилого возраста…       Чего он застыл? Нужно скорее ехать в Мунго, может понадобиться его помощь, да и увидеться с родителями необходимо! Джеймс повернулся в сторону двери и увидел Лили.       — Что случилось? — спросила она.       — Мои родители в больнице, у них драконья оспа, мне срочно нужно к ним, — быстрой скороговоркой ответил Джеймс, надевая куртку. В спину ему прилетело недовольное:       — Я думала, мы пойдем в кино!       …она серьезно? Она шутит? Она издевается? Джеймс обернулся, глядя на Лили так, будто впервые увидел.       — Ты же шутишь? — спросил он вслух. — Я сказал, что мои родители…       — Конечно, они для тебя всегда были важнее, чем я!       Нет, Лили не могла так говорить. Добрая, отзывчивая, всегда и всем готовая прийти на помощь Лили не могла обвинять его за желание быть рядом с заболевшими страшной болезнью отцом и матерью. За что угодно, но не за это.       В любом случае, сейчас важнее была действительно не она, и не то идиотское кино, на которое они решили (она решила, Джеймс давно ничего не решал) пойти. Даже не отвечая ей, он вышел во двор и аппарировал.