Dearme, foile beanna

      Глаза открылись медленно, словно веки налились свинцом. Я лежала на мягком диванчике в богатом доме — слишком богатом для этого мира. Пол из тёмного дерева блестел в свете свечей, на тумбах стояли изящные статуэтки, массивные подсвечники отбрасывали дрожащие тени.       На стенах висели картины: эльфы в доспехах рубили людей, кровь лилась рекой, а человечество явно проигрывало. Голова раскалывалась, и я попыталась вспомнить, как здесь оказалась.       Имлерих посадил меня на коня, крепко обхватив руками. Потом появился Карантир — навигатор Дикой Охоты, если память не подводит. Он открыл портал: синий, пульсирующий шар, от которого веяло холодом. Мы шагнули в него, и… тьма. Я отключилась — резко, без причины, словно кто-то выдернул меня из сознания.       Пока я размышляла, ко мне бесшумно подошёл эльф. Высокий, с тонкими чертами лица, он смотрел так, будто я была частью обстановки.       — Пора принять ванну, — сказал он ровным голосом.       — Кто ты? Где я? — спросила я, голос дрожал.       Он удивлённо вскинул бровь, словно я сморозила чушь.       — Ты в доме господина Имлериха. Он приказал привести тебя в порядок и велел слушаться беспрекословно. Он не терпит неповиновения. Ты теперь рабыня, как все dh’oine, что попадают сюда.       Он шагнул ближе, помог мне встать — ноги подгибались, но он повёл меня в ванную. Комната утопала в мягком свете коротких свечей, воздух был тяжёлым от аромата роз и горячего воска. В центре стояла огромная круглая ванна, над ней поднимался пар, а по воде плавали лепестки. Я ненавидела этот запах — всегда ненавидела.       — Раздевайся, — бросил он.       — Не хочу, — прошептала я, едва слышно.       — А я сказал — пора, — его взгляд стал ледяным, немигающим. — Или мне прибегнуть к особенным мерам?       Каким мерам, выяснять не хотелось. Руки дрожали, но я подчинилась, стянув одежду. Щёки горели от стыда. Одной рукой я прикрыла грудь, другой — низ живота. Он аккуратно сложил мои вещи, вынес их, вернулся и отвёл мои руки в стороны, подтолкнув к ванне. Я замешкалась — его лицо покраснело, он шагнул ко мне. Я забралась в воду.       Из связки ключей он достал один, открыл шкафчик и вытащил бритву — опасную, с длинным острым лезвием. Поднял мою ногу, поставил пяткой на край ванны, провёл ладонью по икре и бедру. Я не могла отвести глаз от бритвы, сердце колотилось.       — Сильные ноги, как у танцовщицы, — сказал он. — Моя мать была танцовщицей. Боишься бритвы?       Я кивнула, не в силах выдавить слово. Он поднял лезвие, поймав свет лампы, и холодная сталь заскользила по моей голени. Я считала ряды мраморной плитки на стене, сбиваясь и начиная заново, лишь бы отвлечься. Когда он велел встать, я делила плитки по трещинам — всё, чтобы не думать о происходящем.       Это было нереально. Тёплая ванна, лепестки роз, эльф с бритвой, напевающий что-то о своей матери. В каком безумном мире я оказалась?       — Встань, ногу на край, — велел он.       — Пожалуйста, не надо… Я не хочу так, — выдавила я.       Его лицо стало пустым, непроницаемым. Я подчинилась, дрожа всем телом. Пар поднимался от кожи, пропитанный запахом роз, который я ненавидела до тошноты. Он напевал тихо, почти ласково, а я смотрела, как бритва скользит по моему телу. Боли не было — только лёгкий дискомфорт, когда он придерживал меня за ягодицу, но внутри рос ужас, разрывающий душу.       Закончив, он помог мне выбраться и вытер полотенцем. Открыл шкаф, достал бутылку лосьона и начал втирать его в мою кожу. Его руки скользили повсюду, напевая что-то под нос. Я считала капли воска на свечах, лишь бы не чувствовать.       — Приятно, да? — спросил он с улыбкой.       Мурашки бежали по коже.       — Прошу, прекрати, — шепнула я.       — Почему? — он улыбнулся шире. — У меня приказ.       Он не спешил, втирая лосьон в каждый участок тела. Закончив, оставил меня на мраморном полу — голую, блестящую, пахнущую розами, как намазанный салом поросёнок. Вскоре он вернулся с одеждой: крошечные белые кружевные трусики и бюстгальтер без бретелек — моего размера. Надел на меня, отступил, оглядел, хлопнул в ладоши, довольный собой. Потом протянул платье — белоснежное, элегантное, как у Мэрилин Монро, но скромнее, для «хороших девочек». В другой жизни оно бы мне понравилось.       — Покружись, — велел он.       Я замерла. Он приподнял бровь, крутанул пальцем в воздухе. Я закружилась, платье взлетело вокруг. Он кивнул, остановив меня рукой.       Чуть позже вошёл Имлерих. Окинул меня взглядом, одобрительно хмыкнул и вывел из ванной. В комнате горели свечи, свет был приглушённый, а посреди всего стояла кровать — огромная, готовая, ждущая. Я должна была выиграть время, придумать что-то.       — Если бы мы подождали, узнали друг друга лучше, — начала я, голос дрожал, — всё было бы… изысканнее.       — Cáelm, beanna, — он шагнул ко мне. — Здесь нечего бояться.       Развернул спиной, расстегнул молнию платья. Я заплакала — не всхлипы, а судорожные завывания. Он опускал змейку ниже, поцеловал меня в шею. Я вздрогнула, он рассмеялся. Платье упало на пол. Пока он расстёгивал бюстгальтер, я пыталась оттолкнуть его, но он обхватил меня за талию, прижав крепко. Вторая рука легла на грудь. Слёзы текли по щекам, одна капля упала ему на руку. Он резко развернул меня к себе.       — Прекрати, прошу… Я боюсь, — выдохнула я.       Молча усадил меня на край кровати. Не смотрел в глаза — только на тело. Капля пота сорвалась с его подбородка, обожгла мне бедро. Я замерла, боясь шевельнуться. Он наклонился, начал целовать. Я выгибалась, уклоняясь, но он прижимался сильнее, грубо, настойчиво.       Наконец отстранился. Я вдохнула, но воздух застрял в горле — он встал и начал раздеваться. Мускулистое тело, покрытое шрамами, блестело в свете свечей. Он смотрел на меня, ожидая реакции, но я только дрожала, не в силах вымолвить слово.       Обхватил меня, повалил на кровать. Коленом раздвинул ноги, прижал одну руку своим весом, вторую завёл за голову, упёршись локтем в плечо. Я дёрнулась, но он держал крепко, стягивая трусики свободной рукой.       Мозг лихорадочно искал выход. Насильники… Им нужна власть. Но некоторым — что-то ещё. Что? Почему я не помню?! Он сорвал бельё. Я извивалась, он улыбался.       Задыхаясь, перестала бороться, глотая воздух. Надо думать, найти способ… Он надавил локтем сильнее — плечо заныло, чуть не хрустнуло.       — Назови меня по имени, — прорычал он, стиснув зубы.       Я молчала. Пусть владеет телом, но не словами.       — Скажи, что чувствуешь.       Я отвернулась к стене. Он зажал мне рот, повернул лицо к себе. Губы раздавились о зубы, во рту появился солёный вкус крови. Дважды ударил по щеке — сильно, я прикусила язык. Боль не принесла облегчения.       Глядя в глаза, он вошёл — резко, грубо. Боль пронзила тело, в глазах помутилось, горло сжалось. Казалось, это длилось вечность.       Когда закончил, я отвернулась, облизывая кровоточащую губу. Слёзы смешивались с кровью. Задушила рыдания подушкой, ожидая худшего. Кровать прогнулась — он лёг рядом.       — Смирись, — вздохнул он. — Если не глупа, поймёшь: из Тир на Лиа не сбежать.       Я плакала тихо, боясь его разбудить. Но он вдруг развернул меня, вытер слёзы пальцем, коснулся губами щеки, поцеловал висок — мягко, почти нежно.       — Dearme, beanna, — шепнул он.

***

      Дни слились в кошмарный круг. Утро: завтрак, уборка кровати, чтение книг на Старшей речи, мелкие поручения от «дворецкого» — эльфа, что следил за мной. Вечер: ужин, ванна, кровать.       На четвёртую ночь он ударил меня в живот — дважды, выбив дыхание. Боль оглушила, как сам факт ударов. Потом — в челюсть. Комната поплыла, я молила богов отключиться, но сознание держалось. Слёзы высохли.       На пятую ночь он перевернул меня, встал коленями на руки, прижал лицом к матрасу. Я задыхалась, грудь горела. Трижды доводил до грани обморока, останавливаясь в последний миг.       После он вставал с пустым взглядом, приказывал наполнить ванну, возвращался и ложился рядом, будто ничего не было. Говорил о пустяках: как местные солят мясо, какие звёзды видел на патруле. Переплетал пальцы с моими, гладил их, а я старалась дышать ровно, пряча ужас.       Мысль о вечности здесь разрывала душу. Этот план приведёт к смерти — он убьёт меня. Надежды на спасение нет. Геральт? Он едва меня знал, искать не станет. Имлерих не отпустит, не скажет: «Не вышло у нас, иди домой». Глупая мечта.       Его поведение становилось всё опаснее. Я вспоминала всё, что знала о насильниках из передач и книг. Некоторым нужно, чтобы жертва наслаждалась. Может, он обманывает себя, думая, что мне это нравится? Чёрт знает, что у него в голове.       Но я должна что-то сделать, иначе мне конец.