Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Они обе привыкли следовать долгу и ставить работу на первое место, но внезапно вспыхнувшие чувства ставят их перед выбором между личным счастьем и профессиональной ответственностью.
Посвящение
Тг канал: t.me/ttshelan
Увлекательная партия в шахматы
21 декабря 2024, 10:11
Не мелодичный звонок, а настоящий пронзительный крик — разорвал тишину спальни, словно взрыв небольшого заряда динамита. Мария Архипова, новоиспечённый заместитель министра перспективного планирования, женщина, привыкшая к строгому контролю и железной дисциплине, приоткрыла глаза, её лицо, еще сонное и расслабленное, было лишено привычной строгости и концентрации. Светлые волосы рассыпались по подушке, придавая её лицу удивительно мягкое, почти детское выражение. Она выглядела уязвимой, далёкой от того железного генерал-лейтенанта, которым она была на работе. Губы её были слегка приоткрыты, а дыхание ровное и спокойное, свидетельствовало о глубоком сне. Она лениво потянулась, её рука, еще вялая от сна, с усилиями дотянулась до телефона, лежащего на тумбочке рядом с кроватью. Пальцы с трудом нашли кнопку отключения будильника, и наконец назойливый звонок прекратился. Тишина вернулась в спальню, но она уже не была такой глубокой и спокойной, как раньше. В воздухе появилось некое напряжение, предчувствие начинающегося дня и всех его вызовов. Мария приподнялась на локотках, её взгляд медленно обвёл комнату, останавливаясь на каждой детали. Она вдохнула глубоко, наслаждаясь утренней тишиной и спокойствием, которые скоро должны были смениться шумом и суетой.
Архипова направилась в ванную, где быстро привела себя в порядок. Она тщательно умылась, используя мягкое умывающее средство с деликатным ароматом хвои, которое помогло ей окончательно проснуться. Движения были точные и выверенные, женщина не терпела суеты и небрежности, даже в таких мелочах. Мария почувствовала прилив бодрости и энергии, направилась к своему гардеробу, большому и вместительному шкафу из тёмного дерева, встроенному в стену. Оказалась перед рядами строгих костюмов, пиджаков и кителей: : синие, белые, чёрные — цвет бесконечных совещаний, отчётов и работы. Привычный строгий образ генерал-лейтенанта изрядно надоел. Хотелось чего-то другого, чего-то свежего, что-то, что выражало бы её настроение, внутреннее состояние. Взгляд бегал по вешалкам, словно ища что-то неуловимое, будто ища алый пиджак в дальнем углу. Она отодвинула в сторону вешалки с строгими костюмами, их жёсткие плечи казались символом того же строгого образа жизни, которого ей сегодня хотелось избежать. Мария продолжала искать, её взгляд остановился на чёрной водолазке, затерявшейся среди белых рубашек. Она была из мягкого кашемира, приятная на ощупь, и в ней была та неуловимая легкость, которой так не необходима сегодня. Женщина приложила водолазку к себе, представляя, как она будет смотреться на ней. Архипова была уверена, что в этом образе будет выглядеть не так строго, как обычно, но в то же время не менее впечатляюще. Она решила сочетать водолазку с её любимыми серыми брюками из тонкой шерсти. Накинув пальто, — классическое, кремового цвета, идеально дополняющее её новый образ, — Мария вышла на улицу.
Прохладный утренний воздух освежил её лицо, и она сделала глубокий вдох, наслаждаясь тишиной ещё спящего города. Лишь редкие звуки пробивались сквозь туман: далёкий гудок машины, чириканье птиц, шелест ветра. Это было своеобразное уединение перед началом рабочего дня, своеобразный ритуал, помогающий ей сосредоточиться и настроиться. Почему-то захотелось закурить, но мысли об этом прервал мерседесе S-класса тёмно-синего цвета, подъехавший к подъезду. За рулём сидел её личный водитель, Зубенко Михаил Петрович, спокойный и невозмутимый, как всегда. Уже давно работая на Марию, мужчина знал её настроение без слов. Сегодня он заметил изменение в её образе — водолазка вместо привычного строгого костюма — но не задал никаких вопросов, просто отпер дверь автомобиля, и Мария села в салон, вдохнув аромат свежей кожи.
— Вы прекрасно выглядите сегодня, — отметил мужчина, присаживаясь за руль, его голос был спокойным и ровным, без лишних интонаций. Он не выражал никакого удивления, ни восторга, просто констатировал факт. Это было в его манере — спокойное наблюдение и тактичное молчание, которые были его визитной карточкой за годы работы.
— Значит в другие дни, я выглядела, как ведьма и вы от меня это утаивали? — Мария ответила с лёгкой улыбкой, в её голосе звучала ирония, но не злость. Михаил Петрович взглянул на нее в зеркало заднего вида, его лицо оставалось спокойным и невозмутимым, лишь лёгкое движение губ выдало его улыбку.
— Настроение в сочетании с образом тоже на высоте? — ответил он спокойно, не отрывая взгляда от дороги. Его слова были короткими, но в них скрывалась вся его оценка ситуации. Он понимал, что изменение образа — это только внешнее проявление внутреннего состояния Марии Архиповой.
— Именно так, — согласилась Мария, улыбаясь. Ей было приятно его молчаливое одобрение. А затем, с легким вздохом, направила свой взгляд в окно, наблюдая, как город просыпается под лучами утреннего солнца.
Однако не у всех было такое удачное утро.
***
Ксения Борисовна ехала на заднем сиденье служебного автомобиля, за окном, словно в замедленной съемке, проплывали однообразные фасады многоэтажек, погружая ее в пучину раздумий. Так же, как и у Марии у неё был свой ритуал, который позволял вырваться из бешеного круговорота рабочей недели. Психолог, выслушав жалобы на постоянный стресс, панические атаки и бессонницу, посоветовал Нечаевой обращаться к воспоминаниям, к месту, где она чувствовала себя счастливой и беззаботной. Так и родилась эта странная, но такая необходимая традиция: раз в неделю, обычно по утрам, когда город только просыпался, Ксения приезжала в свой двор детства. Маленький оазис спокойствия, словно затерявшийся на задворках сознания, в бушующем море обязанностей и постоянного стресса. Это был ее личный портал в прошлое, в мир, где тревоги казались такими далекими и незначительными. Машина свернула на знакомую улицу, и легкая улыбка, как солнечный лучик, пробившийся сквозь тучи, тронула губы женщины. Ксюша уже предвкушала этот момент: сейчас она усядется на любимую скамейку, послушает пение птиц, съест бургер, который ей категорически нельзя, и выпьет газировку, которую обычно никогда не пьет. Это был ее маленький бунт. Маленькое, но такое важное восстание против нового режима, которым она сама себя окружила. Это был способ хоть на миг почувствовать себя снова ребенком, беззаботным и счастливым. В ее нынешней жизни, в этом бесконечном калейдоскопе дедлайнов, отчетов, совещаний и проблем, единственное, что по-настоящему помогало не сойти с ума, эти драгоценные минуты тишины и покоя в родном дворе. Если Ксюша пропускала эту «терапию» хоть раз, последствия были ужасающими: раздражение, граничащее с агрессией, психозы, панические атаки и целый список прочих, не менее неприятных, побочных эффектов. Машина остановилась, Ксения открыла дверь, и прохладный утренний воздух бодрящей волной обрушился на нее. Потянувшись за пакетом, в котором лежали ее спасительные «лекарства», с нетерпением шагнула на асфальт. Шла спокойно и размеренно, впитывая каждую деталь этого мира, знакомого до последней трещинки на асфальте. Добравшись до своего места назначения, расположилась на любимой скамейке, под сенью старого дуба, который, казалось, тоже ее помнил и приветствовал еле слышным шелестом своих листьев. Открыла пакет, достала запотевшую бутылку с газировкой, с приятным усилием открутила крышку и, наслаждаясь шипением, поднесла к губам. После этого, медленно и с наслаждением, взялась за аппетитно пахнущий бургер. Сделала один укус, предвкушая вкус сочного мяса и хрустящих овощей, и…Блять
Сердце Ксюши пропустило практически глухой удар, потом второй, словно барабанщик вдруг потерял ритм. Во рту пересохло, как в пустыне, и на губах ощущался противный привкус металла. Она уставилась на то, что предстало перед глазами, не веря увиденному. Прямо перед ней, посреди двора, словно выросший из-под земли, стоял монумент. И не просто памятник, а бронзовый, напыщенный, памятник Агнии Барто. Злость, перемешанная с нарастающей тревогой, вскипели где-то внутри, как гейзер, готовый вот-вот извергнуться. Нечаева ненавидела эту писательницу всей душой. Маленькая девочка Ксюша, в детстве искренне считала, что у Агнии Барто был просто отвратительный вкус. «Зайку бросила хозяйка…», «Идет бычок качается…» — от этих строк у нее сводило челюсти. В детстве писательница могла из окна наговорить гадостей, когда девочка беззаботно веселилась на снежной горке и воспоминания об этих детских мучениях, нахлынули на Ксюшу с новой силой. Она вперилась взглядом в бронзовую фигуру, словно та была личным врагом. Писательница, застывшая в бронзе, с книгой в руках казалась воплощением всего того, что раздражало Нечаеву. Ее лицо, с легкой улыбкой, прищуренными глазами и нарочито добрым выражением, словно излучало ехидство, как будто Барто знала, что она только что разрушила хрупкий, выстраданный и с таким трудом восстановленный мир Ксюши. Это был как удар в самое сердце, как предательский нож в спину. «Кто вообще это придумал? Зачем?» — эти вопросы крутились в голове, перерастая в нарастающую волну ярости. Это был не просто памятник, это было вторжение, наглое и бесцеремонное, в личное пространство в без того хрупкий мир. Ксюшин островок покоя, который она так тщательно и кропотливо оберегала, не просто был осквернен — он пошел на дно, затонул в пучине бушующих волн. Женщина чувствовала, как ее внутренняя крепость, которую с таким трудом выстраивала, осыпается, как песок под натиском проливного дождя. Предательство. Вот какое слово крутилось у в голове. Как будто кто-то намеренно решил сделать ей больно, вырвав из рук последнее, что давало силы, что хоть как-то помогало держаться на плаву. Это было словно удар под дых, от которого перехватило дыхание, и в глазах потемнело. В этот момент в Нечаеву словно выстрелили изнутри, причем не пулей, а сгустком раскаленной лавы, от которого по телу расползлась нестерпимая боль. Паника, как ледяная лавина, накрыла с головой, сердце бешено колотилось в груди, пытаясь вырваться наружу, отбивая в висках оглушительную чечетку. Каждый удар отдавался болью в груди, вызывая жгучий дискомфорт. Руки, еще мгновение назад державшие бургер, начали мелко дрожать, словно листья осины на пронизывающем ветру, и она, как ни старалась, не могла их остановить. Мелкая дрожь переросла в конвульсии, словно ее тело стало одержимо. Дыхание сбилось, стало поверхностным и частым, как у загнанного зверя, пытающегося спастись бегством от преследователя, и казалось, что легкие больше не в состоянии наполниться воздухом, будто Ксюшу окружили вакуумом, выкачав весь кислород. Однако воздух был, но он не приносил ни малейшего облегчения, он казался густым и вязким, словно она тонула в нем, погружаясь все глубже и глубже в пучину отчаяния. Нечаева сжала кулаки до побелевших костяшек, до хруста суставов, словно пытаясь таким образом обуздать нарастающий хаос внутри себя, остановить эту чертову карусель, которая все быстрее и быстрее закручивалась внутри. Вены на висках набухли, в глазах потемнело, а окружающий мир стал расплывчатым и нечетким, словно сквозь толстое мутное стекло. Чувствовала, как по телу пробегает озноб, перемежающийся с приступами жара, и она не могла понять, сейчас холодно или жарко. Голова закружилась, а внутри появился неприятный, сосущий дискомфорт, словно там образовалась черная дыра, готовая поглотить все целиком. Писательница, эта бронзовая дура, будто дементор из книг о Гарри Поттере, высасывала из Ксюши все светлые воспоминания, все беззаботные моменты, не оставляя ни единого шанса использовать своего патронуса, чтобы прогнать нависшую тьму. Мысли метались, как испуганные птицы, не в силах уцепиться ни за что конкретное, создавая еще большую неразбериху в ее сознании. «Вот и отдохнула, блять, — прошипела она сквозь зубы, каждое слово, словно осколок стекла, царапало горло, голос сорвался, став хриплым и надтреснутым, а в нем звучала безысходность, горчайшая, ничем не прикрытая. — Ну заебись, просто заебись!» Сарказм, как последний бастион, как хрупкий щит, пытался скрыть отчаяние, эту черную бездну, разверзшуюся внутри нее, но он, как ни старался, не справлялся. Его жалкие попытки казались лишь бледной тенью того ужаса, что поглощал Ксению. Ее тело, ее психика, все бунтовало против этого ужаса, этой мерзости, которая окутывала всё вокруг, не давая даже шанса на спасение. И все это, черт возьми, из-за этой бронзовой дуры, чье наглое и назойливое присутствие разрушило все ее надежды на спокойствие, на умиротворение, на глоток свежего воздуха в этом душном и жестоком мире. Нечаева знала, на уровне сознания понимала, что нужно как-то выбраться из этого состояния, нужно что-то предпринять, чтобы не сгинуть в этой пучине ужаса, но в данный момент, казалось, что тело полностью парализовало, что она не способна сделать ни шагу, ни вздоха, словно ее приковали к этому проклятому месту. Ксюша просто сидела, вцепившись в недоеденный бургер, словно это был спасательный круг, и отчаянно боролась за то, чтобы не потерять контроль над собой, за то, чтобы остаться в здравом уме, хотя бы на мгновение, хотя бы до того, как ее окончательно поглотит тьма.***
— Где Нечаева, блять?! — проревел Тихомиров, его голос прозвучал по кабинету громовым раскатом, как выстрел из пушки. — Я же сказал, что к восьми утра подошла! Он заорал так сильно, что Инга, сидевшая за своим столом и только-только начавшая наслаждаться утренним кофе, вздрогнула, едва удержав чашку от падения. Ее глаза расширились от неожиданности, а по спине пробежал холодок. Евгений, словно разъяренный бык, продолжал ходить взад и вперед по коридору, движения становились все резче, а кулаки сжимались все сильнее. Лицо налилось багровой краской, а вены на шее набухли, словно змеи, готовые вырваться наружу. Скворцова, молоденькая и суетливая сотрудница, сидевшая за соседним столом, с кем-то очень быстро тараторила по телефону, то и дело нервно поправляя свои очки на переносице, словно они вот-вот с нее упадут. Она сбивчиво говорила про каких-то червей, «сбежавших», которые надвигаются в сторону Красной площади, и казалось, что ее вот-вот хватит удар от происходящего. — Как они могли сбежать — они же… черви! — воскликнула она в трубку, при этом бросая взгляды, полные отчаяния и ужаса, на своих коллег, как будто прося хоть кого-то ей помочь справиться с этим безумием. Но все вокруг были заняты своими «важными делами»: бабы, как обычно, увлеченно играли в «морской бой» на листочках, словно ничего не происходило, а Дударь, вечно безмятежный, у себя в кабинете, блаженно раскладывал косынку, словно весь мир вокруг был абсолютно нормальным и спокойным местом. В общем, ничего нового, все как всегда. — Она же раз в неделю подходит в 8:10, у неё там обряд что ли какой-то, — с невозмутимостью и полным спокойствием, граничащим с легким пренебрежением, проговорила секретарша, не отрывая взгляда от монитора своего компьютера. Она, казалось, была совершенно не задета происходящим, глядя на этот цирк, который разворачивался перед ее глазами, как на нечто вполне обыденное, привычное и даже, в какой-то степени, скучное. — Какой нахуй обряд? Ведьминский? — еще более жестко ответил Евгений, с силой опираясь кулаками на стол секретарши, так что даже монитор компьютера немного покачнулся. Его глаза метали молнии, а челюсти были так сильно сжаты, что, казалось, еще немного, и зубы захрустят. Он дышал часто и прерывисто, словно после забега на длинную дистанцию, и казалось, что вот-вот сорвется в крик, переходящий в бессвязную ругань. — Вы сегодня совсем не в духе, — сказала Инга, осторожно делая глоток кофе и стараясь не провоцировать его еще больше. Однако промолчать было выше ее сил. В коридоре, словно тень, скользнула нервная черная фигура, которая выглядела еще более беспокойной и измотанной, чем обычно. После той адской утренней «терапии» в родном дворе, Ксения Нечаева чувствовала себя так, словно ее пропустили через мясорубку. Каждый нерв был на пределе, а в голове, как в улье, жужжали назойливые мысли, от которых хотелось забиться в угол и завыть. Шаг был жесткий и отточенный, словно у робота, волосы взъерошенные, а взгляд, направленный на дверь своего кабинета, пытался казаться безэмоциональным, но это плохо выходило. Нечаева, хотела слиться со стенами, исчезнуть в ближайшем кабинете, быстрее, насколько это было возможно. Явно у нее был уже расписан какой-то план, но разъяренный и нервный Тихомиров в этот план явно не входил. Каждый шаг давался с трудом, словно ноги были налиты свинцом, а все тело отяжелело от усталости и напряжения. Она чувствовала себя так, словно тащит на себе неподъемный груз, и этот груз — ее собственная тревога. — Ксюша, ты помнишь, что сегодня меня не будет целый день, — прокричал ей министр вдогонку, его голос был резким и полным раздражения, — и Архиповой не забудь указания дать! — Ксения Борисовна, вам третий раз из ГУВД звонят на счет червей! — быстро проговорила Соня, голос дрожал от тревоги, и она, казалось, вот-вот заплачет. Она поднесла телефон к Ксюше, словно это был какой-то взрывоопасный предмет, который вот-вот готов был рвануть у нее в руках. Глаза зайчонка были полны паники и отчаяния, была на грани нервного срыва, не зная, что делать дальше с этими червями. — Каких червей? — безразлично спросила замминистра, проходя мимо девушки, даже не замедляя шаг и не удовлетворив ее хотя бы взглядом. Голос звучал сухо и отстраненно, как будто она говорила о какой-то давно надоевшей рутинной проблеме, не заслуживающей ее внимания. — Канадских. Их из аэропорта везли в парк «Заря» на грузовике, водитель остановился пописать, и они сбежали, — продолжила Соня, не сдавалась, цепляясь за последнюю надежду, умоляюще смотря в спину Нечаевой, надеясь, что, хотя бы та обратит внимание на эту абсурдную катастрофу. Казалось, умоляла о помощи, но ее слова звучали как мольба в пустоту. — Мы при чем? Пускай в мэрию звонят, — с натянутым спокойствием ответила Ксюша, продолжая идти к своему кабинету, словно все эти разговоры о каких-то сбежавших червях были просто жужжанием назойливой мухи, раздражающей ее, но не вызывающей никакого интереса. — А вот в мэрии им… — пыталась что-то ещё добавить девушка, но её сразу прервали. Соня замолчала, поняв, что ее слова бесполезны, и никто не собирается ее слушать. — Скворцова, отстала! Бабы! Через 10 секунд у меня, — прокричала женщина, срываясь на крик, как разъяренная фурия, залетая к себе в кабинет. Ее голос был полон гнева и раздражения. — Ведро это сраное опять сюда поставил… Не успев договорить, предмет недовольства, старое металлическое ведро, служившее ей мусоркой, тут же полетело в стенку от резкого удара ее ноги. Все засуетились, словно пчелы, которых потревожили в улье. Скворцова, быстро попрощалась с человеком на проводе, бабы, испуганно вздрогнув, бросая свои «важные дела», даже Дударь, всегда спокойный и отстраненный, услышав оглушительные крики Нечаевой, высунул голову из своего кабинета, пытаясь понять, что происходит в офисе. В воздухе повисло напряжение, все боялись попасть под горячую руку замминистра. Тихомиров, стоявший все это время в недоумении и наблюдавший за этим безумством, не понял, услышала ли его Нечаева или нет, но решил, что больше времени терять нельзя. Евгений, схватив свое пальто со спинки стула и ускоряя шаг, направился к выходу. «Пускай сами разбираются со своими червями», — подумал он, решив, что больше не намерен тратить свое драгоценное время на этот цирк. Тихомиров, уже почти достигнув спасительной двери, почти почувствовал свежий воздух свободы, как вдруг навстречу ему из бокового коридора, словно призрак из тумана, вышла Мария Архипова. Она появилась внезапно, бесшумно, как кошка, крадущаяся за добычей. Ее появление было таким неожиданным, что он едва не запнулся, остановившись как вкопанный. — Евгений Александрович, — произнесла Архипова своим ровным, ледяным тоном, словно высекая каждое слово из камня. Ее голос был лишен какой-либо интонации, что делало его еще более пугающим. — Вы куда-то спешите? Тихомиров вздрогнул, как от удара током, и почувствовал, что его энтузиазм, направленный на бегство, испарился, как утренний туман. — Да, вы тут как-то сами разберетесь, не первый раз замминистра ведь работаете, — он, не желая задерживаться ни на секунду, обогнул ее сбоку и быстро проскользнул в лифт, — Ксения Борисовна сегодня не в духе, так что желаю удачи. Тихомиров даже не посмотрел на нее, когда говорил эти слова, его взгляд был прикован к цифрам на табло лифта, словно они были самым важным в мире. Девушка ничего не успела уточнить, как двери лифта закрылись, оставив ее в коридоре, и она раздраженно выдохнула. Ее брови сдвинулись к переносице, выдавая ее недовольство такой наглостью. Ненавидела, когда кто-то пытался уйти от ответственности, но сейчас у нее не было времени гоняться за Тихомировым. Сжала губы в тонкую линию и, развернувшись, направилась к своему кабинету. По пути, кинув взгляд на кабинет Ксюши, она невольно заметила, что там царит настоящий хаос. Дверь, хоть и была плотно закрыта, но не могла скрыть творящегося внутри бедлама. Сквозь тонкую перегородку доносились обрывки фраз, громкие восклицания и топанье каблуков. Внутри метались помощницы Нечаевой, словно напуганные пчелы, сжимая в руках блокноты и ручки, и что-то лихорадочно записывали за своей начальницей. Их лица были полны напряжения и паники, казалось, они вот-вот сорвутся с места и побегут куда глаза глядят. Сама же Ксюша, размахивая руками, что-то громко и эмоционально говорила, ее голос был полон раздражения и злости, то и дело срываясь на крик. У двери кабинета, словно приросшее к полу каменное изваяние, застыл Никита Дударь. Он нервно переминался с ноги на ногу, поглядывая внутрь кабинета со смесью любопытства и страха. Казалось, он был готов в любой момент отступить и убежать, лишь бы не попасть под горячую руку замминистра, но какой-то непреодолимый интерес удерживал его на месте, заставляя наблюдать за происходящим. Глаза то и дело бегали по дверному проему, как будто он боялся пропустить что-то важное. Взгляд Архиповой переметнулся на Ингу, которая, как ни в чем не бывало, продолжала безмятежно сидеть за своим столом, спокойно попивая кофе и с кем-то непринужденно болтая по телефону. На ее лице не было ни тени беспокойства, казалось, что в этом мире ничто не могло нарушить ее идиллии. Маша поражалась ее хладнокровию и отстраненности. Как можно оставаться настолько спокойной, когда вокруг бушует такой хаос? Подошла к столу Инги и, дождавшись паузы в ее разговоре, спросила ровным, спокойным голосом: — Доброе утро, Инга, что тут происходит? — вопросительно вскинула бровь Архипова, — Ксения Борисовна всегда такая с утра? Секретарша, оторвавшись от телефона, неторопливо сделала глоток кофе и, как всегда, с полным безразличием, ответила: — Ой, Нечаева сегодня просто немножечко тревожная пришла, ну, таблетки, наверное, новые выписали. — Инга пожала плечами, словно это было совершенно обыденное дело, и снова приложила телефон к уху, продолжая свой разговор. Маша на секунду замерла, пораженная таким безразличием, но потом вздохнула и, решив, что сейчас не время выяснять причины такого поведения Инги, состояние Нечаевой её интересовало больше. Слова секретарши о таблетках заставили ее задуматься. Что же на самом деле происходит с Ксенией? Мария чувствовала легкое беспокойство, но понимала, что сейчас не время проявлять слабость. Она перевела взгляд на дверь Ксюши и решила, что нужно выяснить все самой без посредников. Второй зам направилась к кабинету, не обращая внимания на застывшего у стены Дударя. Он, казалось, пытался раствориться в пространстве, лишь бы не попасться ей на глаза. Не торопясь, и аккуратно, чтобы не привлекать лишнего внимания, приоткрыла завесу тайн. Сегодня был первый полноценный рабочий день, и женщина совершенно не знала, какие у нее задачи, какие указания. Обычно новому сотруднику все рассказывают и показывают, но, видимо, в этом министерстве свои порядки. И сейчас, отчасти понимая состояние Ксюши, Архипова решила, что ждать, пока та сама решит поделиться информацией, не имеет смысла. Нужно самой брать ситуацию в свои руки, даже если сейчас она выглядит не лучшим образом. Сделав глубокий вдох, Маша приоткрыла дверь, стараясь сохранять невозмутимый вид, хотя внутри все сжималось от напряжения. Сейчас нужно проявить её знаменитое хладнокровие и собранность, иначе она просто потонет в этом хаосе вместе со всеми. Ксения, заметив, что к ней вошла Архипова, на секунду потеряла дар речи, замерла и опешила от такой наглости, даже паника и гнев как будто отступил. Нечаева была готова к чему угодно, но никак не к тому, что Мария так смело и цинично войдет в кабинет. Ожидала, всё что угодно, что будут обходить кабинет десятой дорогой, а не лезть к ней напрямую с вопросами, глаза горели, и казалось, что из них вот-вот пойдет дым. Женщина обратила внимание на то, как сегодня была одета генерал-лейтенант, было весьма нетипично для нее, что ещё больше поставило её в недоумение. Черная водолазка, которая подчеркивала ее спортивную фигуру, серые классические брюки, идеально сидящие на бедрах, и кремовое пальто, которое придавало ее образу мягкости и женственности. В голове Ксюши мягкость и Архипова вещи совершенно противоположные. Для кого это изменение образа, а главное зачем? Но эти мысли тут же отлетели в сторону, уступая место ненависти к памятнику, который Нечаева мысленно уже сносила и подрывала, превращая его в груду металлолома. Мария Андреевна перевела взгляд с растерянных помощниц на саму Нечаеву, которая сверлила ее взглядом, словно пыталась прожечь дыру в ее лбу. Она, не обращая внимания на убийственный взгляд Ксюши, спокойно спросила, голос был ровным и спокойным, словно она задавала самый обычный вопрос: — Ксения Борисовна, — женщина сделала паузу, будто спрашивая разрешения, хотя на самом деле ей не нужно было одобрение замминистра, чтобы начать диалог, — хотела бы уточнить мои задачи на сегодня. У меня первый полноценный рабочий день, и я пока не совсем в курсе текущих дел и обязанностей, а вы тут закрылись ото всех, будто чем-то криминальным занимаетесь. В кабинете снова воцарилась тишина, на этот раз еще более наэлектризованная, казалось, что все, кто был в помещении, затаили дыхание, ожидая реакции Ксюши. Никто не смел так прямолинейно что-то требовать от замминистра, помощницы Нечаевой с ужасом смотрели на Архипову, словно она была сумасшедшей, посмевшей вторгнуться в личные владения разъяренной начальницы. Дударь, спрятавшийся за спиной у женщины, вжался в стену, как улитка в раковину, стараясь быть как можно незаметнее. Эмоции Нечаевой были понятны всем, на этот раз она может не остановиться на одном лишь сарказме. Ксюша, глядя на Марию с нескрываемой неприязнью и презрением, наконец, подала голос, он был низким и хриплым, словно она говорила через силу, выплевывая каждое едкое слово. — Ты вроде мужик в юбке, а не баба? — прорычала она, вспоминая вчерашнюю перепалку с Илюшей, губы исказились в злобной гримасе. Но в самом конце этой фразы, ее голос дрогнул, как струна, перетянутая до предела, и в этой дрожи проскользнула легкая нотка растерянности и сожаления, которую, впрочем, тут же заглушила новая волна раздражения. — Дина дверь! Эти слова стали словно удар молотком по нервам присутствующих. Они прозвучали как оскорбление, как плевок в лицо, грубо и ядовито, как выстрел из пистолета, оставив после себя тягостное молчание и ощущение гадливости. Ксюша презрительно оглядела Машу с ног до головы, словно она была каким-то насекомым, которое нужно немедленно раздавить, однако генерал-лейтенант, казалось, не замечая всего этого, сохранила невозмутимое выражение лица. Сейчас Архипова не собиралась вступать в перепалку с Нечаевой, слишком уж это было ниже ее достоинства. Вдруг дверь перед лицом Маши с тихим хлопком закрылась, словно отрезая ее от хаоса, который снова продолжил бушевать за пределами, чувствуя, как нарастает раздражение, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться и обуздать эмоции. Первый замминистра мельком, совсем не заметно, почти не осознавая этого, но все же виновато посмотрела на Машу, словно извиняясь за свои резкие слова. Даже она, казалось, была не готова к такому своему нападению, в этот раз, будто, перегнула палку. Однако это длилось секунду, Нечаева сохранила полное спокойствие, возвращаясь к разговору по телефону и к небрежно раскиданным бумагам на столе. Архипова на мгновение замерла, словно ее ударило током, непонимающе поймав этот мимолетный, но такой явный виноватый взгляд Ксении. Она, конечно же, не ожидала от Нечаевой каких-то теплых чувств, тем более сочувствия, но эта мимолетная искра, этот странный проблеск, оставил в ее душе какой-то мутный осадок. — Я ведь могу реально помочь, — проговорила Маша в пустоту, голос звучал тихо, наполненный разочарованием. Действительно, помочь она могла, ее связи как тонкие нити сплетали между собой все министерства и людей в них, словно паутина, охватывающая весь город. За каждым дорогим пиджаком, за каждым вылощенным чиновником, был свой должок, своя маленькая тайна, которую она могла припомнить в любой момент, стоит только захотеть, но, кажется, здесь никто не хотел помощи. Архипова покачала головой, в недоумении от такого поведения. «Ладно, пусть сами барахтаются, — подумала она, — если не хотят работать вместе, значит буду работать одна». Женщина чувствовала, что ей нужно как-то переключиться с этого хаоса и заняться чем-то полезным. Она обвела взглядом коридор, ища что-нибудь, что могло бы отвлечь ее от происходящего. Не успела Маша сделать и пару шагов, как из-за двери снова послышался громкий голос Ксюши. — Сегодня надо, не завтра! Пока они не поняли ничего! Леш, ты такого врага, как я, иметь не хочешь… — слова Нечаевой, доносившиеся из-за двери, были полны агрессии и самоуверенности. Она говорила так, словно вела переговоры о спасении мира, а не решала рабочие вопросы. Вдруг дверь кабинета резко открылась, и оттуда, словно выпущенная из клетки птица, вылетела Скворцова. Она была в крайнем волнении, ее глаза бегали по сторонам, что-то искала, бормоча себе под нос. Не заметив Машу, бросилась к ближайшему столу, выхватывая нужные ей документы, а из-за открытой двери разговор Нечаевой стал слышен еще отчетливее. — Меня, когда министром сделают, а это рано или поздно, блять, случиться… — голос Ксюши звучал громко, не стесняясь в выражениях, речь была полна брани. Скворцова, схватив нужные ей бумаги и чуть не сбив с ног Архипову по пути обратно в логово Нечаевой, бросила на Машу виноватый взгляд, пробормотав что-то неразборчивое и тут же захлопнула дверь. Именно в этот момент к генерал-лейтенанту, словно тень, подкрался Никита Дударь. Он подошел к второму замминистра с осторожностью, словно боялся ее спугнуть, его глаза бегали по сторонам, оглядываясь, не следит ли за ними кто-нибудь. Остановился в нескольких шагах от Маши, не решаясь подойти ближе, его руки нервно теребили край пиджака. — Мария… Ээ… — проговорил он, его голос был тихим и неуверенным. — Мария Андреевна, — поправился, словно вспомнив, что нужно обращаться к ней по имени-отчеству, — Вы…э-э-э… Вы не знаете, чем заняться? Он говорил так, словно боялся ее разозлить или потревожить, его взгляд был полон неуверенности. Маша повернулась к нему, приподняв бровь в легком удивлении. Она не ожидала, что именно Дударь подойдет к ней, он всегда казался ей таким отстраненным и неразговорчивым, это всё было на первый взгляд. — Ну, скажем так, — ответила она, стараясь сохранить спокойствие и холодный взгляд, — у меня пока нет четких задач, и, кажется, сейчас не лучшее время спрашивать об этом у Ксении Борисовны. Дударь облегченно вздохнул, словно сбросил с плеч тяжелый груз. Он, кажется, очень боялся, что Маша сейчас начтет расспрашивать о чем-то что было связано с Нечаевой. — Ну, может быть, — сказал он, его голос стал чуть увереннее, — может быть, Вы бы хотели пока чем-то другим заняться? Пока там все заняты, помощью Нечаевой, ну, то есть, не помощью, а тем, что у нее там творится… — он запнулся, не зная, как выразить свои мысли. Архипова посмотрела на него с интересом. Ей не хотелось просто сидеть и ждать, пока ситуация разрешится сама собой, понимала, что нужно как-то использовать это время с пользой, и предложение Дударя показалось ей довольно разумным. В конце концов, лучше заниматься чем-то полезным, чем просто наблюдать за цирком, который творился в офисе. — А что вы предлагаете? — спросила женщина, ее голос был ровным и любопытным, без намека на иронию или превосходство. Она действительно была заинтересована в том, что он предложит. Дударь на секунду замялся, словно раздумывая, стоит ли ему говорить это вслух. Он оглянулся на дверь кабинета Ксюши, словно опасался, что она подслушает их разговор. Но, переборов себя, он ответил: — Ну, у нас есть пара дел, которые постоянно откладываются, я могу Вам показать. У нас тут своя маленькая бюрократия, но это лучше, чем ничего. — парень неуверенно провел рукой в сторону своего кабинета, словно приглашая ее за собой, — Меня Никита, кстати, зовут. — Хорошо, — ответила она, — показывайте, что у Вас там есть, Никита. Дударь, обрадовавшись ее согласию, тут же оживился, его глаза заблестели от предвкушения. Неуверенность как рукой сняло, и он, казалось, даже расправил плечи. С радостью почувствовал себя нужным и полезным, ведь он мог предложить что-то, что могло заинтересовать Архипову. — Отлично! — воскликнул он, его голос стал гораздо увереннее. — Тогда пойдемте, я вам все покажу. Дударь развернулся и, бодрым шагом, направился к своему кабинету, словно вел за собой целую армию. Маша, последовав за ним, почувствовала легкую улыбку, играющую на ее губах. Она была рада, что нашла себе занятие, и что у нее есть шанс узнать больше о том, как устроен этот странный офис.***
День прошел в удивительном контрасте с утренним хаосом. Пока в кабинете Ксюши продолжался, казалось, нескончаемый ураган, Мария и Никита погрузились в тихий омут бюрократических дел. Никита, словно заведенный, без умолку рассказывал Марии о тонкостях работы их министерства. Он показывал ей различные документы, объяснял схемы согласований, рассказывал о правилах оформления заявок и о хитросплетениях внутренних инструкций. Говорил быстро и увлеченно, то и дело вставляя какие-то шутки и комментарии, отчего его речь становилась еще более витиеватой. Старался произвести впечатление на нового зама Тихомирова, казалось, был рад, что у него есть слушатель, и готов был рассказать ей все-все-все о своей работе. Мария, поначалу, внимательно слушала его, стараясь вникнуть во все детали, но вскоре поняла, что поток информации, который обрушился на нее, просто невозможно усвоить. Никита, увлекшись, рассказывал о каких-то отмененных проектах, о старых поручениях, о планах, которые никогда не будут реализованы. Постепенно, внимание стало рассеиваться, а его болтовня становилась все более утомительной. Архипова кивала, стараясь сохранять вежливый вид, но ее мысли уже уносились далеко, за пределы этой комнаты. Ее все еще интересовало, что там происходит в кабинете Ксюши, и как продвигается расследование неизвестного ей дела. Она время от времени поглядывала на дверь, словно ожидала, что та вот-вот распахнется, и оттуда выйдет Нечаева с какими-то новыми вводными. Но дверь оставалась закрытой, и казалось, что внутри затихли даже крики. Никита, не замечая рассеянности Марии, продолжал свой монолог, то и дело перескакивая с одной темы на другую. Он уже рассказывал о своих увлечениях, о своих друзьях, о своих домашних животных, и казалось, не собирался останавливаться. Мария чувствовала, как голова начинает гудеть от переизбытка информации. Она пыталась переключиться, думая о чем-то своем, но Никита не давал ей такой возможности, постоянно привлекая ее внимание своими вопросами и комментариями. Они проработали так несколько часов, разбирая старые бумаги, оформляя какие-то нелепые отчеты, и заполняя бесконечные таблицы. Маша чувствовала, что ее мозг перегревается от такого количества бессмысленной информации, уже с трудом сдерживала раздражение, понимая, что сейчас ей нужно быть терпеливой и вежливой. Время шло, а ситуация не менялась, день клонился к вечеру, а все оставалось по-прежнему. Маша чувствовала, что этот день никогда не закончится, и она с нетерпением ждала того момента, когда сможет покинуть это странное место. Кончалось терпение, женщина была готова уже придушить назойливого парня, лишь бы он замолчал хоть на минуту. Она уже мысленно придумывала, как заклеить ему рот скотчем или привязать к стулу, когда вдруг от него поступило неожиданное предложение, которое заставило ее на мгновение забыть о своем раздражении. — Слушайте, Мария Андреевна, — сказал Никита, словно прочитав ее мысли о намеренье его убить, — а может, мы прямо сейчас… коньяка дернем? У меня тут как раз завалялась бутылочка, еще с прошлой недели. — Он посмотрел на нее с надеждой, его глаза горели озорным огоньком. — Просто, как-то… Ну… от всего этого дерьма отвлечься, а? Мария на секунду замерла, пораженная таким предложением. Идея выпить прямо в кабинете показалась ей настолько абсурдной и неправильной, что в то же время заманчивой. Нужно как-то снять стресс, погасить интерес к ситуации, творившейся в кабинете Нечаевой, поэтому предложение Никиты оказалось весьма кстати. — Ладно, — ответила она, стараясь скрыть удивление в своем голосе, — наливай. Лицо Никиты тут же расцвело в широкой улыбке, словно он выиграл миллион. Он, казалось, был вне себя от радости, что она согласилась. — Вот это по-нашему! — воскликнул он, — Я сейчас мигом! Дударь быстро открыл один из шкафчиков и достал оттуда бутылку коньяка и два стакана, явно предназначенных для таких случаев. Он налил обоим практически до краев, не скупясь, и протянул Марии. Она даже не стала чокаться, чувствовала, что сейчас не до формальностей, и, недолго думая, сразу сделала один большой глоток, практически опустошая стакана. Коньяк обжег ее горло, но в то же время она почувствовала облегчение. Мария уже даже была готова простить Никите всю его болтовню, лишь бы этот день закончился. Второй зам не ожидала, что этот день закончится именно так, ведь утро было полно несбыточных надежд. Никита, который с замиранием сердца следил за ее реакцией, вдруг остолбенел. Его глаза расширились от удивления, и казалось, забыл, как дышать. Он явно не ожидал, что Архипова, такая серьезная и собранная, без колебаний выпьет коньяк практически залпом, и не выразит ни малейшего недовольства. — Вот это да… — пробормотал Дударь, не сводя с нее глаз, его голос был полон удивления, — Я не думал, что вы… ну… такая… Он запнулся, не зная, какое именно слово подобрать, чтобы описать свои ощущения. Его мозг, казалось, закипел от переизбытка информации, пытаясь сопоставить образ строгой и сдержанной Архиповой с женщиной, только что сделавшей большой глоток коньяка прямо в рабочем кабинете. Мария, заметив его замешательство и реакцию, усмехнулась. Ей понравилось, что смогла его удивить. Чувствовала, как напряжение, сковывавшее ее весь день, постепенно отпускает. — Какая? — сказала она, вопросительно поднимая бровь, ее голос был ровным и спокойным, с легкой игривой ноткой. Она откинулась на спинку стула, слегка прикрыв глаза, наслаждаясь теплом, растекающимся по телу от коньяка. Ей было любопытно, какое именно определение подберет Никита, и как он сможет описать свои ощущения. Дударь, словно очнувшись от гипноза, моргнул несколько раз, пытаясь собраться с мыслями. Он явно не ожидал такого вопроса и не знал, что ответить. Снова посмотрел на Марию, изучая ее лицо, словно пытаясь разгадать какой-то ребус. — Ну… — протянул Дударь неуверенно, его голос был тише обычного, — … Я думал, вы… ну, более… сдержанная, что ли. Строгая, официальная… А вы, оказывается, …ну… Он снова запнулся, не в силах подобрать подходящее слово, был явно сбит с толку, его мозг работал на полную мощность, пытаясь проанализировать ситуацию и понять, что же на самом деле происходит. Мария, слушая его неуклюжие попытки подобрать слова, улыбнулась, ей нравилась его реакция, она была забавной и очень уж предсказуемой. Если с Ксенией у них был «флирт элитный» и интеллектуальная борьба, то с Дударем она играла как с обычной марионеткой. — Ну, не всегда же нужно быть строгой и официальной, — сказала Мария, ее голос был теплым и мягким, — Иногда нужно просто расслабиться и получать удовольствие. Она посмотрела на него, ее глаза искрились озорством и интересом, хотела подтолкнуть его к дальнейшим откровениям, узнать, что-то о министерстве и его секретах. — Так что, не стесняйся, Никита, — добавила она, — говори, что думаешь. Теперь же мы, вроде как, можем говорить на равных, верно? Она сделала еще один глоток коньяка, ей нравилось играть в эту игру, и любые его ответы были нужны. Никита, немного покраснев, замялся, кажется, не ожидал, что Мария так легко переключится с сурового разговора о работе на непринужденный, слегка игривый диалог. Его мозг, все еще пытаясь разобраться в этой новой, неожиданной женщине, не мог быстро сформулировать ответ. — Ну… да, наверное, — пробормотал он, почесав затылок. — Наверное, да. На равных. Но… Вы же… Вы же, так сказать, заместитель министра… Мария усмехнулась. Ей было понятно, что его смущает этот разрыв между ее официальным положением и тем, как сейчас вела себя. Она не собиралась скрывать, что этот разговор идет в нужном ей направлении. — Не стоит так формально, Никита. — Она сделала еще один глоток коньяка, словно прощаясь с напряженным рабочим днем. — Мне важно узнать кое-что о работе отдела, о текущих делах, о том, как всё здесь устроено. А вы, похоже, знаете все эти тонкости. В ее глазах мелькнула искорка, заставившая Никиту на секунду задуматься. Он словно почувствовал, как вокруг него что-то меняется, и это ощущение было одновременно волнующим и тревожным. На самом деле, он Архиповой сейчас был не особенно интересен лично. В этом офисе, полном тайн и заговоров, Марии нужен был свой человек. Кто-то, кто мог бы ей помочь сориентироваться в лабиринте бюрократических процедур и нелепых, но важных деталей. И Никита, пусть и не самый уверенный в себе человек, казался подходящей кандидатурой. Он был словно ключ, который поможет ей открыть нужные двери в нужные кабинеты. Для чего ей все это? Это была сложная игра, в которую вела генерал-лейтенант, замысловатая партия, в которой она была белой королевой. Мария просчитывала всё, но не видела всей доски, не знала, к чему приведет следующий ее ход к черному ферзю — Нечаевой, но для начала надо было убрать ее пешек либо же подчинить их себе. Понимала, что Ксения — это не просто эмоциональный заместитель министра. Она была сильным игроком, чьи ходы были непредсказуемыми, и пока Маша не разберется с ее людьми, она не сможет действовать в полную силу. Никита, с его знаниями и положением в министерстве, мог стать ее «ладьей», способной прикрыть тыл и сделать важных ход в нужный момент. Она уж точно не будет просто пешкой в этой игре. Архипова пришла сюда, чтобы добиться своих целей, и собиралась сделать все возможное, даже если для этого нужно немного поиграть в разведчика. Окинула Никиту взглядом, и легкая улыбка тронула ее губы. Он был ее первым шагом, и она надеялась, что не подведет ее. И сейчас, когда Архипова почти допила свой коньяк понимала, что этот разговор затянулся. Никита, продолжая свой поток информации о бюрократических тонкостях, словно самозабвенно лепетал, совершенно не замечая, что Мария уже настроилась на другой лад. Алкоголь, смешавшись с накопившимся напряжением, добавил ей уверенности, а точнее, несдержанности. Она ещё помнила тот укол Ксюши утром и хотела сделать следующий ход белой королевы. Не просто наблюдать, не просто собирать информацию, а действовать. «Не время сейчас слушать этот бред», — мысленно решила она, отмахнувшись от Никитиных слов. Мария встала, и её движения были решительными и уверенными, пусть и немного шатающимися. Дударь, наконец, обратил на неё внимание. — Никита, — произнесла она, её голос звучал чуть громче, чем обычно, но в нём проскальзывала лёгкая насмешка. — Я, пожалуй, пойду к Ксении Борисовне. Мне нужно кое-что уточнить. Никита, явно смутившись, умолк. Его пыл угас, и он посмотрел на Марию широко открытыми глазами. Архипова, не обращая внимания на растерянное лицо Дударя, направилась к двери. Она не оглядывалась, не сомневалась, не колебалась. Алкоголь, который женщина выпила, словно подстегивал, давал ощущение силы и бесстрашия. Ее цель была ясна: ей нужно было не просто получить ответы на свои вопросы, не просто узнать, что происходит в этом министерстве. Ей нужно было показать Ксюше, что она не какой-то там очередной «зайчонок», которого можно задвинуть в угол и игнорировать. Архипова хотела, чтобы Нечаева почувствовала, что с ней разговаривают как с равной, а не как с пешкой, которой можно пожертвовать в любой момент. Мария хотела заставить ее почувствовать свою мощь, свою силу, свою решимость, показать, что не боится её криков и оскорблений. Нужно было сломать ее уверенность, и для этого она была готова пойти на все. У нее был свой план, и Архипова собиралась следовать ему до конца. Мария подошла к двери и на мгновение замерла, собираясь с мыслями, знала, что сейчас начнется игра, и нужно быть готовой ко всему. Она посмотрела на дверную ручку, словно это был вход в логово зверя, и, глубоко вздохнув, нажала на нее. Был нужен этот разговор с Нечаевой, и она собиралась его получить. Архиповой было абсолютно все равно, что замминистра сейчас может подумать обо всем этом. Пусть думает, что хочет. Она больше не будет играть по чужим правилам. Она будет играть по своим. Мария, толкнув дверь кабинета Нечаевой, оказалась в полумраке. В глаза сразу бросился беспорядок: приглушённый свет едва освещал разбросанные по всему кабинету бумаги, словно их только что вырвало из папок. Кабинет словно пережил ураган, и этот ураган, казалось, всё ещё не закончился. Документы валялись на столе, на стульях, и даже на полу, создавая ощущение хаоса и беспорядка. Среди них валялась пустая пачка таблеток. «Фенибут значит» — подумала про себя Архипова. Рядом со столом, на полу, сидели главные помощницы Нечаевой. Их обычно ухоженные и всегда собранные лица сейчас были бледными и изможденными, глаза были уставшими, словно не спали несколько суток. Они выглядели полностью измотанными и не могли ни говорить, ни делать что-либо, сидели, прислонившись спинами к стене, и просто смотрели в пустоту, потерявши всякую надежду. Мария, бросив на них быстрый взгляд, поняла, что в этом кабинете действительно что-то произошло. Что-то такое, что выбило этих обычно энергичных и собранных девушек из колеи. Саму Ксению Мария не сразу заметила. Она забилась в угол кабинета рядом с напольной лампой, словно искала там защиты, сидела, поджав колени к груди, и выглядела удручающе. Ее глаза, обычно полные уверенности и надменности, сейчас были обведены тёмными кругами, то ли от стресса, то ли от бессонницы, лицо было бледным, а взгляд был пуст и растерян. Нечаева выглядела убийственно подавленной, словно ее только что лишили всего, что для нее было важно. — Да, да, я помню, что нельзя мешать, — прошептала Ксюша, словно разговаривая сама с собой. Ее голос был тихим и хриплым, как будто она долго плакала или кричала. Она не смотрела ни на Марию, ни на своих помощниц, смотрела в пол, словно боясь поднять взгляд. Нечаева была не здесь, словно ее мысли витали где-то далеко, в каком-то другом, более спокойном и понятном ей месте. Мария, увидев Ксюшу в таком состоянии, на мгновение замерла. Она ожидала увидеть разъяренную, кричащую Нечаеву, готовую вцепиться в горло любому, кто осмелится нарушить ее покой. Была готова к словесной перепалке, к жесткому противостоянию, но увидела вместо этого сломленную Ксюшу, которая прячется в углу своего кабинета, словно загнанный зверь. Эта картина была настолько неожиданной и контрастной с ее прежним образом, что Мария на несколько секунд потеряла дар речи. Внутри нее промелькнула целая буря противоречивых чувств. С одной стороны, она почувствовала удовлетворение от того, что увидела Ксюшу в таком состоянии. Это словно было подтверждением того, что ее утренние оскорбления и высокомерное поведение были всего лишь маской, за которой скрывалась обычная, испуганная женщина. С другой стороны, Марию кольнуло чувство легкой жалости. Она увидела не монстра, а обычного человека, который переживает трудный момент, и это заставило на секунду усомниться в правильности своего плана. Но эти чувства были мимолетны. Мария быстро взяла себя в руки, вспомнив, с чего все началось, осознала, что жалость в данной ситуации была неуместной. Архипова, не отводя взгляда от Ксении, спокойно произнесла: «Оставьте нас». Её голос, спокойный и ровный, словно отрезал нить разговора, который только что начинался. Это была не команда, а просьба, адресованная главным помощницам. Девушки, словно очнувшись от транса, покорно и быстро покинули кабинет. Тишина на какое-то мгновение стала абсолютной, давящей, словно в замкнутом пространстве. Только два человека остались в кабинете, две фигуры на шахматной доске — черная и белая королевы. Архипова, дождавшись, когда за помощницами закроется дверь, перевела взгляд на Ксению. Генерал-лейтенант стояла, сложив руки на груди, и наблюдала за ней с ледяным спокойствием. Мария решила, что пора начинать. Она не собиралась тянуть время и откладывать неизбежное. — Ксения Борисовна, — начала она, ее голос был ровным и четким, без намека на эмоции. — Я весь день страдала от профанации, потому что вы, как обычно, устроили здесь представление. Никаких вводных, никаких инструкций. Просто ушли в свой кабинет и закрылись от всех, оставив меня в неведении. Мария сделала паузу, пристально глядя на Нечаеву, словно ожидая ее реакции. Но Ксения продолжала сидеть в углу, поджав колени к груди, и не поднимала на нее глаз. Она казалась полностью отрешенной от происходящего, словно не слышала ни слов, ни голоса Архиповой. Мария слегка наклонила голову вбок, и продолжила: — Я весь день ждала, когда вы наконец-то выйдете и хоть что-то скажете, хоть как-то объясните, что происходит. Но нет. Вы предпочли запереться здесь и, похоже, довести до нервного срыва своих помощниц, — алкоголь начинает говорит за неё. — Вы даже не удосужились спросить, могу ли я чем-то помочь. Зато сейчас вы сидите в углу, под лампой и, я так понимаю, алкоголь хлещете. Это как, нормально вообще? Мария сделала паузу, давая возможность ее словам, словно стрелам, достигнуть цели, пронзить броню Ксении и вонзиться прямо в ее сердце. Она наблюдала за Нечаевой, ожидая ее реакции, думая, что сейчас та взорвется, начнет кричать, защищаться, но все, что она увидела, это как плечи Ксении слегка содрогнулись, словно от удара невидимым хлыстом, и это было единственным признаком того, что она вообще слышит ее. Ксения, казалось, полностью ушла в себя, погрузившись в какой-то свой собственный, темный мир, в котором она была одинока и беззащитна. Это молчание, это ее полное отсутствие реакции, заставляло Марию чувствовать себя еще более странно и неловко. В этот момент в голове у Архиповой проскочила мысль, как искра, озаряя ее сознание, что, возможно, она не так уж хорошо ее знает. Возможно, за этой маской уверенности и надменности скрывалось что-то совершенно другое, что-то, что она еще не успела разгадать за эти дни. Ксюша не поднимала головы, не смотрела на Марию, словно та была призраком, которого можно игнорировать. Она сидела, сгорбившись, словно в отчаянии, отвернувшись от всего мира, словно пряталась от него. Но, несмотря на ее внешнюю отрешенность, Архипова почувствовала, как по телу Нечаевой пробегает едва заметная дрожь, которая, словно рябь на воде, прокатилась по ее спине и плечам. После слов Марии о том, что Ксения «предпочла запереться здесь и, похоже, довести до нервного срыва своих помощниц», которые прозвучали как обвинение, как упрек, который она не заслужила, Нечаева резко вскинула голову, словно ее ударили током. Взгляд, обычно холодный и надменный, был полным боли, растерянности и какой-то детской обиды. Ксюша посмотрела на Марию мутными, красными от слез глазами, ее веки были опухшими, а в уголках глаз блестели слезы, готовые в любой момент сорваться вниз. Губы задрожали, словно от холода, и она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь тихий, сдавленный всхлип. Архипова, кажется, совсем не ожидала, что Нечаева может быть настолько сломленной. И эта Ксения совсем её пугала. Уж лучше бы она кричала. Мария почувствовала, как внутри нее что-то меняется, словно лед начинает таять под воздействием тепла, заставляя ее на мгновение остановиться и задуматься о последствиях своих действий. Она понимала, что в этой игре, которую она начала, не было ни победителей, ни проигравших, что все их действия, все их слова, словно бумеранг, вернутся к ним, ранив с новой силой. И, возможно, сейчас ей нужно было пересмотреть свой план, сменить тактику и выбрать другой подход, более гуманный и щадящий. Но с чего же начать? Как сделать первый шаг к примирению, а не к дальнейшему противостоянию? Мария, наблюдая за Ксенией, ее внезапной уязвимостью и отчаянием, на мгновение отложила свой гнев. Она видела перед собой не грозного замминистра, не черную королеву, а сломанную, раненую женщину, потерявшуюся в собственном кабинете, словно в лабиринте, из которого нет выхода. Вместо злорадства, которое, как ей казалось, должна была сейчас испытывать, в Марии проснулось странное, непонятное желание поддержать ее, хотя бы немного, дать ей почувствовать, что Ксюша не совсем одна. Архипова понимала, что криками и обвинениями, которые она только что произносила, ничего не добьется, а лишь усугубит ситуацию, и, возможно, ей стоит попробовать другой подход, более мягкий и бережный. Она сделала шаг вперед, приближаясь к Ксении, и, глядя на нее сверху вниз, произнесла, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более спокойно и непринужденно: — Знаете, Ксения Борисовна, сейчас вы похожи на енота. В ее голосе не было ни насмешки, ни злорадства, а скорее что-то вроде легкой иронии, тонкой игры. Это было как попытка разрядить обстановку, вырвать Ксению из этого кокона отчаяния, в который она так глубоко погрузилась, и вернуть к реальности, словно потянув за ниточку из ее темного мира. Ксения вскинула голову, и на ее лице мелькнула тень недоумения, словно она не поняла, что ей сейчас сказали. Ее глаза расширились, и в них снова появилось выражение растерянности, словно она не могла понять, почему Мария решила сравнить ее с енотом, но эта непонятная фраза, неожиданно, заставила отвлечься от своих страданий. — Почему? — прошептала она, голос все еще дрожал, как осиновый лист на ветру, выдавая ее внутреннее смятение. — Почему я похожа на енота? Мария слегка улыбнулась, стараясь придать своей улыбке как можно более дружелюбный оттенок, словно показать, что не враг, а, скорее, союзник в этой странной ситуации. Она хотела, чтобы Ксения поняла, что не собирается добивать, не собирается глумиться над слабостью, а, наоборот, пытается помочь, вытащить ее из этого эмоционального болота, в которое она так безнадежно погрузилась. — Ну, смотрите, — произнесла она, стараясь говорить как можно более непринужденно. — С утра вы чуть ли не на всех кидались, как бешеная, а сейчас сидите в темноте, и из-за этих кругов под глазами напоминаете енота. Такие милые, но немного агрессивные создания, когда их трогают. Мария сделала паузу, наблюдая за реакцией Ксении. Она не хотела, чтобы ее слова звучали как оскорбление, она хотела, чтобы они прозвучали как толчок, который поможет Нечаевой вырваться из своего состояния и начать действовать. Архипова видела, как на лице Ксении постепенно исчезает отчаяние, и на смену ему приходит легкое раздражение, и это означало, что она, возможно, смогла ее разбудить. Это был не идеальный метод, конечно, он был странным и нелогичным, но, похоже, он работал, и это было главное. Маша понимала, что Ксения не нуждается в жалости, не нуждается в сочувствии, она нуждается в стимуле, в мотивации, которая заставит ее действовать, а не прятаться в углу. Возможно, именно эта странная метафора, эта неожиданная аналогия с енотом, была тем ключом, который ей сейчас был нужен, чтобы завести ее сломанный механизм. Ксения, услышав слова Марии, нахмурилась, словно пытаясь понять, то ли ее пытаются оскорбить, то ли, наоборот, вывести из оцепенения. Она провела рукой по лицу, словно пытаясь убрать несуществующую грязь, и снова посмотрела на Марию, на этот раз уже более осмысленным взглядом. Ее глаза, все еще красные от слез, но уже более собранные, больше не были такими потерянными, как несколько минут назад, в них зажегся слабый огонек осознания. Кажется, странная аналогия сработала, разбудив ее из состояния апатии. — И что с того? — спросила она, ее голос все еще звучал хрипло, но в нем уже проскальзывали нотки прежней уверенности, хоть и немного приглушенной, словно сквозь пелену.— И что это должно значить? Мария внутренне улыбнулась. Она поняла, что ей удалось достучаться до Ксении, вырвать ее из оцепенения и заставить хоть как-то реагировать. Это был маленький шаг, но он был важным, как шаг ребенка, делающего свои первые шаги, неуверенные и неуклюжие. Архипова понимала, что если хочет сотрудничать с Нечаева, ей нужно сначала вернуть ее в рабочее состояние. — Это значит, что пора перестать жалеть себя, — ответила Мария, ее голос был ровным и спокойным, без намека на издевку. — Пора перестать прятаться в углу и начать действовать. У вас же есть дела, которые нужно доделать. И я не думаю, что сидение под лампой поможет в их решении. Или вам уже все равно? Архипова сделала паузу, словно давая возможность ее словам осесть в сознании Ксении, пристально смотря на нее, словно пытаясь прочитать мысли, словно изучая, как сложный механизм. Она хотела увидеть, как Нечаева будет выходить из этого состояния, как будет отряхиваться от этой эмоциональной грязи, и как быстро сможет взять себя в руки, снова превратиться в ту надменную и уверенную в себе женщину, какой она обычно была. Ксения посмотрела на Марию, и ее губы слегка дрогнули в подобии усмешки, как будто в знак признания усилий генерала-лейтенанта. Она, казалось, была немного удивлена таким подходом, но, в то же время, и заинтересована. Нечаева провела рукой по волосам, откинув их назад, словно сбрасывая с себя груз усталости, и выпрямилась, ее спина стала более ровной, а плечи расправились. В глазах, которые еще недавно были полны слез, снова зажегся знакомый огонек, огонек амбиций и уверенности в себе. — Ты, конечно, забавная, Мария, — проговорила Нечаева, и в ее голосе уже не было отчаяния, а была легкая насмешка, — пытаешься играть в психолога? Или решила, что раз я немного раскисла, ты можешь помыкать мной? Ксюша, словно по команде, встала с пола, с некоторой грацией отряхнула свой темный пиджак, как будто сбрасывая с себя остатки недавней слабости, и неторопливо подошла к своему рабочему столу. Она все еще выглядела уставшей, но в движениях снова появилась уверенность. — Так что, говори, зачем пришла, — продолжила женщина, — и не надо больше этих глупостей про енотов. — Con el regreso , — проговорила Мария, наблюдая, как Нечаева усаживается за стол. — Я пришла не для того, чтобы упрекать вас, Ксения Борисовна. Я вижу, что у вас есть какая-то проблема, и, может быть, я смогу вам чем-то помочь. Если, конечно, вы не против. Архипова подошла к столу и села на стул напротив Нечаевой, глядя ей прямо в глаза. Она понимала, что сейчас нужно быть предельно осторожной, словно на минном поле, не давить на нее, как танк, а действовать более тонко и умело, как опытный дипломат, чтобы не спугнуть ее и не вызвать новую волну агрессии. — Ну, если хочешь помочь, тогда слушай, — сказала Ксюша наконец, откидываясь на спинку кресла. — Сегодня утром я вышла из дома и увидела, что поставили у меня во дворе памятник. Памятник Агнии Борто, понимаешь? Нечаева, конечно же, умолчала об истинной причине своей ненависти к этой писательнице. Не хотела рассказывать о своем ритуале, о том, что каждый понедельник устраивает «терапию» во дворе своего детства, не хотела рассказывать про своего психолога, который ей посоветовал это, чтобы справиться с ее паническими атаками. Нечаева не хотела выглядеть сумасшедшей, окончательно, в глазах Архиповой, которая, как ей казалось, итак считала ее ненормальной. Она поморщилась, словно вспоминая эту абсурдную ситуацию, и провела рукой по лицу. — Это все и послужило причиной моего сегодняшнего срыва, — добавила замминистра тихо, словно признаваясь в чем-то постыдном, — это, конечно, не оправдывает меня, но, тем не менее, это так. Мне нужно убрать его оттуда любой ценой, любыми путями и методами, любыми способами! Вот оно что! Памятник Агнии Борто. Это было, конечно, комично, как будто кто-то пошутил, но Мария сдержала улыбку, чтобы не вызвать новую волну гнева Нечаевой, понимая, что сейчас не время для веселья. — И что вы предлагаете? — спросила Архипова, стараясь сохранять серьезный вид, как будто она говорила с важным государственным деятелем, а не с женщиной, которая впала в истерику из-за памятника. — Снести его с помощью динамита, сравнять его с землей, как будто его никогда и не было? — Да если бы я могла, то так бы и сделала! — воскликнула Нечаева, словно это было самое логичное решение в данной ситуации, а затем, вздохнув, как будто сбрасывая с себя груз ответственности, сказала тише: — Только злить людей из министерства культуры, нарываться на конфликт совсем не хочется, и так проблем хватает. Мария кивнула, понимающе. «Не хочется злить» — ключевая фраза. Она улыбнулась, но в её глазах не было ни капли насмешки. Скорее, сочувствие и понимание. — У меня есть кое-какие связи в министерстве культуры, — сказала Мария, как будто невзначай, — но делать что-то за спасибо, я не намерена, не привыкла к благотворительности, и не собираюсь начинать. Она посмотрела на Ксению, ожидая её реакции. Мария понимала, что Ксюша находится в очень щекотливом положении. Что-то в словах генерал-лейтенанта было слишком гладким, слишком продуманным. Нечаева не верила в альтруизм, особенно от таких людей как Архипова, который продумывают каждый свой шаг. — Вот как, — протянула Ксения, ее голос стал холоднее и настороженнее, словно наткнулся на ледяную глыбу. — И что же вам нужно, Мария? Нечаева явно не собиралась сдаваться так просто, она хотела знать все условия сделки, прежде чем соглашаться. Ее глаза сузились, и с пристальным вниманием изучала Марию, словно пыталась разгадать ее истинные мотивы. Она откинулась на спинку кресла, сложив руки на груди, и ждала ответа. Архипова ожидала этого вопроса, и была готова ответить. Однако на секунду задумалась, смотря на Ксению, словно оценивая ее, как дорогой экспонат на аукционе. Марии не нужны были ни деньги, ни власть, ни похвала, ни повышения по службе, ни признание ее талантов, ни карьерный рост. Все это казалось ей таким мелким и ничтожным, таким пустым и бессмысленным, как будто она давно уже переросла все это. Алкоголь, который она чувствовала в воздухе, словно призрачный аромат, медленно, но верно ударял ей в голову, отключая все разумные мысли, все доводы рассудка, и заставлял ее идти на поводу эмоций, словно она была марионеткой, подчинявшейся чужой воле. В голове Марии промелькнул мимолетный образ, словно кадр из старого фильма, — их вчерашний разговор, когда она впервые, предложила Ксении выпить «кофе» с утра. Тогда, эта фраза была брошена как бы невзначай, как будто она приглашала ее просто на чашку бодрящего напитка. Ксения, все прекрасно расслышала и поняла, но сделала вид, что не разобрала смысла этого приглашения. Теперь и условия другие, в которых есть шанс получить успех. Генерал-лейтенант на трезвую, даже об этом бы и не вспомнила, но сейчас она уже готовилась к своему предложению. — Ничего сверхъестественного, Ксения Борисовна, — ответила она ровным голосом, без тени смущения, в ее словах звучала непоколебимая уверенность. — Я уничтожу этот злосчастный памятник. Завтра утром голова Агнии Борто упадет вам в ноги. А после вы выпьете со мной «кофе». Мария намеренно выделила слово «кофе», и в ее глазах промелькнула еле заметная искорка, которая не могла укрыться от острого взгляда Ксении. Она знала, что женщина прекрасно осведомлена о том, что именно подразумевается под этим «кофе». Нечаева вдруг покраснела, почувствовала себя как в западне. После первого разговора о слабости Марии к кофейным напиткам, Ксюша сразу навела справки о её деятельности в министерстве внутренних дел. Она слышала об этих «кофейных церемониях» — одно из таких закончилось грандиозным скандалом, и с тех пор, все в министерстве знали, что Мария не прочь использовать свою привлекательность, которую Нечаева не отрицала, для достижения своих целей. Удивительно, что имея такую должность первого замминистра МВД и генерал-лейтенант тем более, женщина не особо то скрывала свою ориентацию. Ксения чувствовала, как по ее коже пробегает неприятный холодок, но одновременно с этим, на секунду в ее голове промелькнула странная, почти невозможная мысль, словно запретный плод, который она не должна была пробовать, но ее любопытство оказалось сильнее ее воли. На мгновение ей стало любопытно, а что если? Чуть-чуть окунуться в этот омут неизвестности, который так соблазнительно манил ее? Она даже представила себе, как они могли бы оказаться вне рамок этого унылого рабочего кабинета, в другой, более интимной и расслабленной атмосфере, может быть в каком-нибудь уютном баре с приглушенным светом, или в тихом номере отеля, где они могли бы забыть обо всем на свете. Хотя, зачем далеко ходить, подумала она, почему бы даже прямо не здесь, в этом кабинете, на ее столе, среди разбросанных бумаг и полумрака, как в каком-то эротическом фильме? Фантазировала в мыслях, как Мария, с ее уверенностью и силой, может проявить себя не только как начальник, но и как… нечто другое. И эта мысль, хотя и была мимолетной, заставила ее сердце сделать едва заметный толчок, как будто что-то внутри нее проснулось, что-то, что она так долго и тщательно пыталась подавить. Вдруг, как по щелчку пальцев, все эти пошлые мысли пропали, уступив место отвращению и раздражению. Ксюша не могла себе позволить таких слабостей. Она не из тех, кто поддается мимолетным порывам. — Ты действительно думаешь, что я соглашусь на такое? — спросила Ксения, стараясь придать своему голосу ледяное спокойствие, хотя внутри все клокотало от возбуждения. Ей нужно было сохранить лицо, хотя бы на словах. — Ты считаешь, что я настолько отчаянно хочу избавиться от этого памятника, что готова лечь с тобой в постель? Она посмотрела на Марию, стараясь прочитать в ее глазах хоть какое-то смущение, хоть какой-то намек на неловкость, но увидела только спокойствие и вызов, как будто женщина обсуждала обычный бизнес-план, как будто Маша говорила о чем-то совершенно будничном, как будто и не ждала другой реакции. — Если тебе не нравится постель, то я легко придумаю альтернативу, — ответила генерал-лейтенант с едва заметной ухмылкой, как будто обсуждала прогноз погоды, — Уверена, что в министерстве культуры есть укромные места, где никто не помешает нам «обсудить условия сделки». Архипова не отводила взгляда от Ксении, наслаждаясь ее реакцией, внутренним смятением. Она прекрасно видела, что Нечаеву задело не столько само предложение, сколько уверенность и наглость. Ксюше нужно было решить, готова ли она пойти на эту сделку с дьяволом, или же ей лучше остаться с памятником Агнии Борто во дворе. — С чего ты вообще взяла, что мне нравится пить такой «кофе»? — спросила Ксения, стараясь придать своему голосу максимальную невозмутимость, хотя внутри все кипело от раздражения и какой-то неприятной заинтересованности. Она сделала паузу, и, выдержав взгляд Марии, добавила, медленно и умышленно, — С молоком? Мария усмехнулась, приподняв одну бровь. Была явно довольна тем, что Ксения перестала играть в отстраненность и начала включаться в эту опасную партию. Она видела, как вспыхнул огонек в ее глазах, и как заиграли щеки легким румянцем. Этот ответ был более чем намеком, это был вызов, который Архипова с удовольствием приняла. Женщина усмехнулась шире, и в ее глазах заиграли веселые огни. — О, Ксения, — ответила она, слегка наклонив голову набок. — Ну, во-первых, ты сама заговорила о «молоке» сейчас, а во-вторых… Разве это не очевидно? А в-третьих, — она сделала паузу, медленно облизнув губы, — Инга мне ещё вчера выдала ваши секреты. Я конечно не практикантка, но для вас могу стать кем угодно. Мария приподнялась со стула и, подойдя к столу навился над замминистра, ожидая реакции Ксении, но та лишь покачала головой, как будто отгоняя наваждение. Она почувствовала, как слова и пошлые мысли Архиповой начинают проникать в ее сознание. Нечаева резко встала из-за стола, и взгляд стал холодным и отстраненным, как лед. — Хватит, Мария, — проговорила Ксения, голос звучал жестко и бескомпромиссно. — Мне надоели эти игры. Ты думаешь, что я настолько отчаялась, что готова пойти на сделку с тобой? Ты ошибаешься. Она поняла, что никогда не сможет опуститься до такого уровня и что это дело принципа. Ксюша была готова бороться за свою гордость, даже если это означало остаться с памятником Агнии Борто во дворе. — Я сама решу эту проблему, — повторила Ксения, и в ее голосе прозвучало непоколебимое убеждение. — У меня есть свои связи, я могу обратиться к нужным людям. И уж точно не буду пить с тобой «кофе». Запомни это. Мария смотрела на Ксению, не меняя выражение своего лица. На нем не было ни разочарования, ни злости, как будто ожидала такого поворота событий, и нисколько не удивилась. Она понимала, что Нечаева не из тех, кто легко сдается, и что ей нужно будет проявить больше терпения и настойчивости. — Как скажите, Ксения Борисовна, — ответила Мария, ее голос звучал ровно и спокойно, без тени раздражения. — Я всего лишь предложила помощь. Если ты предпочитаешь бороться в одиночку, это твой выбор. Но помни, что я всегда готова прийти на помощь, если ты вдруг передумаешь. И, — она сделала паузу, и в ее голосе вновь прозвучала провокация, — я уверена рано или поздно мы выпьем «кофе». С этими словами она направилась к двери, не сводя глаз с Ксении. Она остановилась на пороге, бросив на нее последний взгляд, и, усмехнувшись, вышла, оставив Ксению в полной растерянности. Архипова шла по коридору, немного пошатываясь, и ее улыбка становилась все шире и шире. Она нисколько не расстроилась отказу Ксении, воспринимала это как часть игры, как вызов, который ей предстоит преодолеть. «Она еще приползет», — думала Мария, усмехаясь про себя. Но это сейчас! Завтра, когда второй замминистра проснется в своей кровати, всё тело будет болеть и гореть из-за своей надломленной «правильности». Вдруг, словно пощечина, на нее обрушится осознание всей мерзости ситуации. «Какого черта я это говорила?» — проносилось в голове, и охватывала волна стыда и отвращения к самой себе. Слова про «кофе», эти пошлые намеки, которые она так бессовестно бросала Ксении, вдруг показались ей совершенно неприемлемыми. Чувствовала себя глупо и гадко, хотелось провалиться сквозь землю. «Это все из-за этого чертового коньяка», — подумала Мария, сжимая кулаки. Архипова перешла все границы, ее игра зашла слишком далеко. Теперь она мучительно думала, как ей. Стоит ли сказать, что это была тупая шутка, списав все на алкоголь, или просто сделать вид, что ничего не было? Было страшно представить, как будет смотреть в глаза Ксении, зная, что наговорила сгоряча. Что она думала вообще говоря об этом, но самое интересное, о чем думает сейчас Нечаева? У Ксении же внутри бушевала буря противоречивых эмоций. Гнев, отвращение, раздражение и… какая-то странная, непризнанная заинтересованность, которую она пыталась подавить. Нечаева чувствовала себя так, словно ее выставили напоказ, расковыряли ее тайны и вывалили на стол. «Как она посмела?» — эта мысль пульсировала в голове, словно удар сердца. Ксения ненавидела саму себя за то, что вообще допустила этот разговор, за то, что позволила Марии проникнуть в ее личное пространство. Она поклялась себе, что этот чертов памятник будет убран, и сделает это без помощи Архиповой. Не позволит, чтобы наглость женщины манипулировала ею со своими пошлыми играми. Ксюша снова села за стол, пытаясь сосредоточиться на работе, но ее мысли постоянно возвращались к дерзкой улыбке Марии и ее провокационным словам. Нечаева пыталась отмахнуться от навязчивых мыслей, но они, как мухи, возвращались снова и снова. Она вспомнила их первую встречу, когда они с Архиповой устроили переброс «любезностями». Тогда ее это возмутило, но что-то внутри затрепетало, и она не могла отрицать этого. С того момента их «игра» начала ее интересовать. Но сегодня Мария перешла все границы, она оттолкнула своей напористостью и наглостью. Нечаева привыкла быть той, кто ведет игру, кто диктует правила. Она привыкла к робким взглядам практиканток, к их заискивающим улыбкам и тихим комплиментам. Привыкла к тому, что они трепещут перед ней, как перед богиней, но сегодня она, вдруг, оказалась на их месте. Эта мысль заставила внутренне содрогнуться. Ксюша никогда не представляла себя в роли объекта желаний у таких женщин как Мария. Но больше всего ее злило то, что ей это… нравилось. Ксения Борисовна чувствовала какое-то странное волнение, когда вспоминала, как Архипова смотрела на нее, как она произносила эти пошлые фразы, и как ее щеки заливались краской. Она ненавидела это чувство, но не могла от него избавиться. «Что за глупость?» — прошептала Ксюша и тряхнула головой, чтобы выкинуть мысли. Нечаева чувствовала, что эта игра только началась, и что она, вопреки всему, хочет увидеть, чем же всё это закончится. Домой Ксения вернулась в полном смятении, с трудом добралась до квартиры, все еще переваривая события прошедшего дня. Обычно, в таких ситуациях прибегала к помощи фенибута, но даже он не помог ей успокоиться. Выпила одну таблетку, потом еще одну, но тревога и напряжение никуда не делись. Долго ворочалась в постели, пытаясь уснуть, но сон не шел к ней. Ксения чувствовала себя загнанной в угол, не понимала, что с ней происходит. Привыкла все контролировать, и вдруг, ее собственные эмоции вышли из-под контроля, и не знала, как их сдержать. Замминистра понимала, что фенибут не помог ей, и она, как никогда, нуждалась в чем-то, что помогло бы успокоиться. И это «что-то», она прекрасно знала, как выглядит — женщина генерал-лейтенант. От этой мысли ей стало ещё более страшно. Пытаясь отвлечься, Ксюша включила телевизор, но всё казались ей скучными и бессмысленными, единственная программа, которая вызвала хоть какой-то интерес шла по Discovery. — Добрый вечер, любители природы! — говорил мужчина из телевизора, его голос звучал бодро и жизнерадостно, — Сегодня у нас в гостях удивительные существа — еноты! Эти пушистые бандиты с масками на глазах, кажется, с каждым годом удивляют нас все больше и больше, своим интеллектом, и своими повадками. — Блядские еноты, — прошипела Ксюша недовольно, словно животные были виноваты во всех ее бедах. Но телевизор оставила работать на фоне, иногда прислушиваясь к голосу диктора, словно подсознательно искала какое-то послание в его словах. — И знаете, после многих лет наблюдений за этими созданиями, я пришел к выводу, — продолжал голос из телевизора, как будто он обращался лично к ней, — еноты, возможно, вернее, чем некоторые люди, а порой даже превосходят в преданности наших любимых собак! Они могут быть агрессивными, и могут кусаться, но они всегда стоят горой за своих близких, и никогда их не предают. Ксения на мгновение замерла, как будто ее ударило током, внимание полностью переключилось на телевизор. Вспомнила слова Марии, ее сравнение, как «енотом» ее назвала. Описывала, как злобного, нелюдимого зверька, который сидит в темноте и всех кусает. Сейчас же эта фраза звучала иначе. Нечаева представила себе енота, маленького и пушистого, но при этом такого сильного и преданного. И тут Ксении стало интересно, а что если Маша имела в виду совершенно другое?