Апельсиновая девушка

«Дорогой Рон!

Я хочу дать тебе некоторые советы — почему и посылаю это письмо ночью, а не, как обычно, утренней почтой. Надеюсь, ты прочтешь его вдали от любопытных глаз и избежишь неудобных вопросов…»

      Перси должен был это написать. Понимал, что Рон, скорее всего, это письмо выбросит и возненавидит его еще больше, но написать все это был обязан. И ради Рона, и ради себя. Он был в фаворе у министра, но как долго этот фавор продлится, было лишь вопросом времени. В любой другой ситуации Перси непременно бы либо пошел мириться с родителями, либо вообще не стал бы с ними ссориться, а умолял бы или требовал уехать — просто уехать куда угодно. В Британии их ничего не держало. Рон и Джинни могли перевестись учиться, например, в Шармбатон — сейчас эта магическая школа была самой безопасной. Или уехать еще дальше, на другой континент, где было бы еще безопаснее. Влияние Волдеморта вряд ли распространилось бы за пределы Британии. Но… на самом деле его семью здесь держало многое. Орден Феникса. Нависшая над головами грозовой тучей неизбежная война. Гарри Поттер — Избранный, который должен победить Волдеморта либо пасть от его руки… Перси не хотел становиться одной из жертв в этом противостоянии. Не хотел, чтобы жертвами стали его родные, но что он мог поделать, если все они упрямо рвались в эпицентр событий? Перси делал все, что мог. Например, писал это письмо, в котором неприкрыто виделась его лояльность Министерству и то, что он, временно благонадежный в глазах министра, считает своего младшего брата достойным доверия. У Рона и так хватало причин быть взятым на карандаш, и Амбридж, естественно, будет за ним следить.

«Возможно, ты боишься порвать отношения с Поттером. Я знаю, что он бывает неуравновешен и даже буен, но, если ты обеспокоен этим или заметил еще что-то тревожащее в его поведении, настоятельно рекомендую тебе обратиться к Долорес Амбридж. Эта замечательная женщина, я знаю, будет только рада помочь тебе советом…»

      Милая женщина… С Перси она действительно вела себя мило, но сквозь ее улыбку проступал оскал, и не нужно было иметь способности физиономиста, как Тонкс, чтобы понимать — это отвратительная тетка. Но от этой отвратительной тетки зависело слишком много.

«Жалею, что редко виделся с тобой этим летом. Мне больно критиковать родителей, но боюсь, что не смогу жить под их кровом, пока они связаны с опасной публикой из окружения Дамблдора…»

      Больно критиковать. Больно обвинять. Больно чувствовать свою вину. Больно писать эти фразы, где между строк: «я скучаю, я сожалею, я хочу тебя защитить» — но никто это междустрочное не заметил бы. И не следовало.       Отправив письмо, Перси чуть не завыл вслух, прижавшись лбом к оконному стеклу. Все было паршиво. Работая в Министерстве, он ни за кем не шпионил, но он был наблюдательным и замечал многое. Фадж отрицал очевидное. Прошедшее в конце лета дисциплинарное слушание по поводу нарушения Гарри Поттером Статута о Секретности было так явно высосано из пальца, что только идиот бы не догадался — это кому-то выгодно. Гарри применил волшебство при маггле! Конечно, как будто этот маггл не был его кузеном и не знал, что Гарри — волшебник! Способ вынудить Поттера прибегнуть к магии настораживал Перси еще больше — дементоры. Дементоры в Литтл-Уингинге… очевидно, кто-то их прислал. Сами бы они там не оказались — что они там забыли? Если дементоры играли на стороне Волдеморта… а быть сейчас против Гарри значило быть на стороне Волдеморта… тогда все было еще паршивее. Дементоры — не те существа, с которыми следует иметь дело.       «Сам-то на чьей стороне?» — ехидно спросил внутренний голос, одновременно похожий на голос и Фреда, и Джорджа.       На своей, решительно подумал Перси. На своей. Он бы уехал из Британии один, но — не мог оставить семью, а если бы даже мог, вряд ли его выпустили бы так просто. Но он не смог бы.       Откинувшись спиной на спинку стула, Перси снял очки и помассировал переносицу. Он устал — это была не физическая усталость, а моральная. Та самая, о которой спрашивала Одри.       Одри Хепберн. Перси купил кассеты с фильмами, где играла эта актриса, и теперь каждый вечер включал очередной: в его квартире был старенький телевизор, который благодаря чарам согласился работать несмотря на соседство волшебника.       Актриса совсем не походила на Одри, но Перси она понравилась — утонченная, изящная и талантливая. И все-таки с образом его соседки она никак не вязалась. Та, другая Одри, психолог с апельсинами, была намного симпатичнее.       Зря Перси, думая насчет своего сексуального желания, начал представлять ее: теперь образ обнаженной Одри являлся в его фантазиях чаще. В голову лезли мысли не только о войне, но и о том, как Одри выглядит без одежды. Какая у нее грудь… Есть ли у нее родинки… Есть ли шрамы… Как она пахнет… Перси встряхнул головой: самое время размышлять о привлекательности соседки-магглы.       Но лучше о ней, чем о… взгляд Перси упал на календарь. Тридцатое октября. День рождения мамы. Когда-то он в этот день обязательно присылал ей что-то — открытку, или самый простенький подарок, обязательно писал поздравления, говорил, как ее любит… В прошлом году тоже так было. В этом — Перси писал Рону, и больше никому слать писем не собирался.       В дверь постучали. Надев очки, Перси быстро вскочил из-за стола — даже не сомневался, что это Одри. Они назначили первый сеанс не на сегодня, но она могла заглянуть и по другому поводу — может, у нее снова сломался кран или что-то еще; может, она готовила что-то вкусное и решила его угостить; может, ей понадобилась соль или сахар — Одри часто заглядывала к нему по таким мелочам. Перси казалось, он починил в ее квартире все, что было возможно, и иногда казалось, что она пользуется его безотказностью, но он не имел ничего против — все равно никаких физических усилий к починке не прилагал, а Одри так им восхищалась, что он был вознагражден больше, чем заслуживал. За солью, сахаром или спичками она заходила реже, и если брала что-то — потом обязательно возвращала и ради этого тоже заходила. Но больше всего Перси любил, если она угощала его какой-то выпечкой: обычно это были десерты с апельсинами, очень вкусные, и он не чувствовал себя неловко, принимая их — он же чинил ее вещи, значит, не был нахлебником. И сеансы собирался скрупулезно оплачивать — пока они не начались, Одри говорила, что сначала им нужно установить доверие.       Открыв дверь, Перси завис — он был уверен, что это его соседка, но…       На пороге стояла мать.       Перси запаниковал: что он ей скажет? А если она начнет кричать? А если заплачет? Но не захлопнуть же дверь у нее перед носом? У нее, к тому же, день рождения…       — Привет, мам, — выговорил Перси.       — Привет, — миссис Уизли тоже казалась смущенной. — Я… хотела…       Дверь соседней квартиры открылась. Боковое зрение Перси озарило яркое пятно. Одри даже не подозревала, насколько она сейчас вовремя.       — Привет, Одри! — громко поздоровался Перси. — Ты в магазин?       — Одри? — заинтересовалась миссис Уизли. — Вы знакомы?       — Мы соседи, — сказал Перси. И снова запаниковал — что говорить дальше? Стоит ли вмешивать Одри в свои семейные проблемы? Нужно ли ей знакомиться с Молли? Но Одри сама подошла к ним, весело улыбнувшись — будто лучик света мелькнул.       — Вы мама Перси? — спросила она. — Я так и поняла, вы очень похожи.       — Д-да, — растерянно кивнула Молли. — А вы…       — Одри Хепберн, — гордо представилась Одри, но, естественно, никакого удивления со стороны миссис Уизли не дождалась. — Да ладно, неужели вы тоже не фанатка кино?       — Кино?..       Похож ли он на мать, Перси не знал, но растерянность на ее лице словно отзеркалила его собственную во время знакомства с апельсиновой девушкой.       — Мам, неужели ты никогда не слышала про Одри Хепберн? — с нажимом спросил он. — Это же известная актриса, разве нет? А, точно, ты же не любишь мелодрамы.       — Да, я больше люблю… что-то такое… — пробормотала миссис Уизли. — Значит, вы тезка актрисы?       — Да, причем полная, Одри Кэтлин Хепберн. Мои родители решили, что раз уж делать нас тезками — то полностью.       — Ох, — спохватилась миссис Уизли. — Где мои манеры? Меня зовут Молли, можно просто Молли, очень приятно познакомиться!       — Очень приятно, — кивнула Одри. — Ну, не буду вам мешать…       — Вы не мешаете! — сказала миссис Уизли, и в ту же секунду Перси сказал:       — Ты не мешаешь!       Получилось одновременно. Одри перевела взгляд с Молли на Перси, немного недоуменно приподняв брови.       — М-м-м, если ты идешь в магазин, может, тебе помочь? — почти взмолился он. — Донести сумки…       Взгляд Одри стал понимающим.       — Я была бы благодарна, но как же Молли?       — Я пойду с вами, — решила та. — Мне тоже нужно купить… молока. Да, молока, — кивнула она сама себе. — И какао. Здесь продается какао?       — Да, конечно. Ну тогда… идемте?

***

      Перси побаивался, что в магазине Молли как-то выдаст себя, но мать держалась неплохо — смущалась, однако не допускала грубых ошибок. По ее виду нельзя было сказать, что она волшебница, абсолютно неприспособленная к покупкам в местах где-то за пределами Хогсмида и Косой Аллеи. Пока Молли выбирала какао, Перси зашептал Одри на ухо:       — Извини за этот спектакль, но не могла ли бы ты подыграть мне? Я потом объясню подробнее, вкратце — я совершенно не представляю, что сказать матери, и ссориться с ней не хочу…       Одри молча кивнула, подошла к миссис Уизли и заговорила с ней о какао. Перси немного расслабился — дело пошло на лад. Одри болтала за троих, и он опомниться не успел, как они оказались у нее дома. Именно у нее, а не у Перси. Он принялся разгружать сумку, которую нес — там снова были апельсины. Не только они, но и их хватало, а еще — тыква и много конфет. Запоздало Перси вспомнил, что завтра Хэллоуин.       — Обожаю Хэллоуин, — услышал он, что говорит Одри. — Особенно костюмы. В этом году наряжусь ведьмой. Или пиратом. Повязка на глазу, шляпа, сабля…       Разговор все равно не клеился, но благодаря ей шел хотя бы как-то. Молли кивала и поддакивала, Перси отмалчивался, Одри напоила их чаем — его в благодарность за то, что донес сумки, миссис Уизли — за компанию. Когда чай закончился, гостеприимством Одри злоупотреблять уже не стоило, и, попрощавшись, Перси вышел на площадку. Мать вышла следом. Помолчала и сказала:       — Она милая.       — Угу, — согласился Перси.       — Она просто твоя соседка, или?..       — Просто соседка.       — Ты не вернешься домой, да? — еще немного помолчав, спросила Молли. Вопрос повис в воздухе между ними.       — Нет, — твердо ответил Перси.       — Если бы ты вернулся, это было бы лучшим подарком на день рождения, — ее голос опасно задрожал. Перси закусил щеку.       — Мам, я правда не хочу тебя расстраивать. И я правда тебя люблю. Но я не вернусь.       — Я поговорю с Артуром…       — Папа уже сказал достаточно. И я понял, чего он от меня ждет. Чего вы все от меня ждете! — вырвалось у Перси. — Ты пришла мириться? Просить меня вернуться? Зачем? Зачем я тебе нужен? Разве ты когда-то меня замечала? Или, может, близнецам не на ком тренировать свое остроумие? Или Рону некого обвинять во всех грехах?       — О чем ты…       — Все о том же! — Перси покачал головой. — Прости, я не вижу смысла возвращаться.       — Ты сам знаешь, какие сейчас времена, — Молли понизила голос. — Наша семья должна быть сплоченной…       — Скажи это отцу. Или он уже не считает меня сыном?       — Что ты, он погорячился…       — И поэтому в Министерстве делает вид, что мы незнакомы. Он не погорячился. Он уверен, что я вам враг, а у меня нет больше сил доказывать, что это не так. Я больше не могу проглатывать обиды, надоело!       — Кто тебя обижал?       — Действительно, кто? Кто говорил о моем значке старосты намного больше и чаще, чем я сам? Кто высмеивал это мое единственное достижение? Кто прятал этот значок, чтобы я его искал? Кто прикреплял мне к спине листки с мерзкими словами?       — Фред и Джордж шутили…       — Шутили! Они издевались надо мной, а не шутили, но раз ты ни разу не отругала их за это — значит, тебе тоже было смешно? Значит, тебе тоже нравилось мое унижение? Ты вспомнила, что у тебя есть сын по имени Перси, только когда я стал старостой, и потом вспоминала, только когда мы ехали в Хогвартс!       Он не собирался швырять в лицо матери все эти обвинения, но его будто прорвало и остановиться Перси не мог — говорил и говорил, помня лишь о том, что не стоит повышать голос.       — Не думаю, что вы вообще замечаете мое отсутствие! А если замечаете — вам же легче, что нет зануды Перси! И знаешь что? Мне все равно! Когда-то меня это задевало, но больше — нет! Я стал взрослым, я могу жить отдельно, и буду жить отдельно! Точка!       — Т-тогда я пойду, — в глазах матери блеснули слезы. Перси тут же пожалел обо всем сказанном, ощущая себя последней сволочью, но слов назад не забрал — только кивнул, мол, уходи, и скрылся за дверью своей квартиры, а там сполз на пол спиной по стене и закрыл лицо руками.       «Вы хотите плакать, но не можете», — слова Одри вспомнились так ярко, словно услышались. Не мог и не плакал. Но очень сильно хотелось, и Перси сидел там очень долго. Если бы постучали, он бы не стал открывать никому, но никто не постучал.