Непостоянный

Мало кто из стариков, всю жизнь проживших на юге Франции и взрастивших не одно поколение, мог припомнить, когда ещё ночи были такими удушающими. И будто Божие Наставление, самая жаркая пора в тот год пришлась на ярморочные дни. Раскалённый полуденным зноем камень едва успевал остыть к полуночи, и сухой городской воздух до самой глубокой ночи выжигал лёгкие. Спасаясь от зноя, горожане передвигались в тени узеньких улочек, как крысы перебегая от одной лавки к другой, спешили из-под дрожащих тряпичных покровов площади поскорее нырнуть под козырёк кабака, где в конце скользкой лестницы их ждала та самая дверь, за которую не ступали закон и мораль. Полночь. Волшебное время. Дикое время, когда люди дают волю своим низменным желаниям. Страсти кипят, проливая горячую кровь, хмель кружит головы, и жажда всех видов овладевает сердцами. Волшебное время. Жадное время. В полночь всегда всего мало. Завсегдатаю-плотнику мало пива — он думает, что трактирщик разбавляет хмель козьей мочой. Притихшему в углу старому писарю мало денег — его подслеповатые глаза всё бегают вокруг и ищут беспризорный кошелёк или, на худой конец, недопитую бутыль. Дочке трактирщика мало внимания — она в том возрасте, когда голодные взгляды мужчин и завистливое цоканье женщин заставляют ярче гореть налитые румянцем щёки. Наконец, компаниям молодых людей мало развлечений — захмелевшие, они, покончив с едой, всё сильнее налегают на алкоголь. А алкоголь, как известно, развязывает язык и ведёт душу к погибели. И вот уже половина завсегдатаев собирается разнимать не поделивших что-то товарищей. Впрочем, очень скоро участники драки сами превращаются в улюлюкающих зрителей. Ещё один необычный зритель притаился в углу таверны. У сцены за дальним столиком недалеко от чёрного хода заняла своё обыкновенное место тень в плаще с глубоким, натянутым по самый подбородок капюшоном. Поигрывая монетой в руках, она наблюдала за парочкой неподалёку, чей воодушевлённый спор перетекал в ленивую попойку. Спустя пол десятка кувшинов жаркие споры сменились вялыми аргументами, а вскоре и просто тостами за здравие короны и «чтобы вёдра оставались на положенном им месте». Удручающий демарш прервала сальная шутка о женщине с бездонным чревом. Один из умников — молодой рыбак с золотой серьгой в правом ухе — сравнил Францию с праведной девой, чья порочная суть прячется под видом нарочитой благодетели. Его друг — приличного вида торговец, судя по затейливому узору на поясном ремне — высказал пожелание, чтобы жёны не отрывали глаз от шитья, а не скитались по улицам, где их подстерегают искушения. После этих слов тень в плаще оживилась, выскользнула из-за стола, бросив монеты в пустую кружку, и оказалась рядом со спорщиками. — Юные девы могут быть спокойны, когда мужья и отцы проявляют о них столь отчаянную заботу, — улыбнулась девушка, прелести которой не могла скрыть даже потёртая ткань плаща. — Однако, по моему наблюдению, юношам нравится видеть порок там, где его нет, а отцы склонны закрывать глаза на то, что находится у них под носом. Из-под глубокого капюшона показались, сверкнув озорством, золотые глаза. Незнакомка поправила каштановые кудри, невзначай откинула край плаща и явила присутствующим декольте, не менее соблазнительное, чем плечики кабацкой дочки. — Прошу прощения, что помешала вашему спору, — улыбнулась она, не торопясь снимать капюшон. — Мне показалось, он зашёл в тупик. Вы, — обернулась она к одному из мужчин, — похожи на человека здравого. Скажите, вы верите в судьбу? Щёки её невольной «жертвы», красные от хмеля, стали чуть краснее, и капризно-тонкие губы, подпертые козьей бородкой, растянулись в усмешке: — Пойди прочь, бродяжка, — фыркнул торговец. — Ярморочный день кончен. Девушка, игнорируя его выпад, наклонилась к столу и заглянула в глаза собеседника: — Твоя благоверная, чувства к которой тебе так претит показывать, уже поглядывает на пекаря, — прошептала она, схватив его руку и едва касаясь грудью досок столика, но взгляд мужчины был прикован исключительно к глазам собеседницы. — Не зря ты даже сейчас переживаешь, отчего она на прошлой неделе купила тот гребень. С щёк бородатого схлынул румянец. Его товарищ присвистнул, теребя серьгу в ухе: — А мне погадаешь, красавица? — Пусть твои фантазии воплощают портовые девки, — фыркнула незнакомка, выпрямляясь. — Впрочем… Она усмехнулась: — Странная сыпь, обнаруженная тобой этим утром, и впрямь не сулит новые наслаждения. Золотые глаза пробежали по компании и остановились на тихом юноше за соседним столом. Он, привлёкший её внимание ещё некоторое время назад, отличался от местных пьянчуг не только платьем, но и манерой держаться на людях. Несколько долгих мгновений девушка вглядывалась в пронзительно голубые глаза, пытаясь прочесть в них что-либо, однако бросила это занятие. — Молодой господин — не частый гость в этом заведении. Что привело тебя? Не дождавшись ответа, она вновь наклонилась к столику и шепнула: — Если хочешь, чтобы я прочла и твою судьбу, ищи меня завтра на площади, когда отзвонят вечернюю. Выпрямившись, «гадалка» приподняла капюшон и всего на мгновение из-под него показались изгибы широких витых рогов. Старик-писарь, пригубивший было из оставленной на столе пинты, перекрестился и поспешно отвёл взгляд.

***

«Чтобы оставаться в здравом уме, порой, необходимо покидать эти стены» — напутствие брата вспоминалось Дилану всякий раз, когда в доме становилось особенно невыносимо. И всё же, под бдительным присмотром Свана, с некоторых пор не покидающего поместье, не было никакой возможности отлучиться. До сего дня, когда юный Уолш, пренебрегая увещеваниями об опасности внешнего мира, ускользнул в город. Пеза́к встретил его массовыми гуляниями. На улочках горели фонари, из дверей многочисленных таверн доносились смех, ругань и пьяное пение. Одна дама в зелёном платье имела неосторожность оголить грудь, когда позвала Дилана в своё заведение. Окинув взглядом дом с примечательным красным фонарём у дверей, юноша всё же отказался и последовал дальше по улице. Вскоре, ведомый жаждой, он нашёл наименее примечательную из таверн, у дверей которой сговаривались о ценах загорелый моряк и седеющий торговец. Увлечённые беседой, они заметили рыжего юношу лишь когда тот приблизился к ступеням и, оглядев наряд нового знакомого, попытались взять в оборот, заверяя, что лучше всех знают город. Сухо поблагодарив их за гостеприимство, Дилан спустился в питейное заведение, горячительные напитки которого лишь навевали тоску по разливаемому в родных краях бренди. Впрочем, хотя местный хмель уступал привычным напиткам в крепости, ему удавалось временно притуплять чувство голода. Позволяя себе изредка короткий вздох, чтобы не опьянеть от сотен оттенков, разлитых в воздухе, юноша прикладывался к одному стакану за другим и в пол уха слушал спор занявших соседний столик «приятелей», уже не чаявших затянуть богатенького мальчика в свои сети, но упорно пытающихся вовлечь его в разговор. Как вдруг, молодой Уолш различил силуэт, направляющийся в их сторону. Приближение незнакомки заставило его отвлечься от созерцания прелестной шейки одной из дам, одетых в точно такое же зелёное платье, как та, что чуть ранее сконфузилась перед вампиром. Подошедшая к их столикам девица отличалась от виденных Диланом оливковой кожей и торчащими из-под капюшона крупными каштановыми кудрями. Пока она очаровывала соседей, юноша не мог отвести глаз от тонких запястий, в которые безумно хотелось вгрызться. Кажется, его интерес был наконец замечен, когда незнакомка вдруг обернулась и вынудила поднять глаза. Удивительно, но в ответном взгляде вампир не прочёл ни испуга, ни желания поскорее сбежать. Участие, с которым на него смотрели, навевало мысль о нечеловеческой природе. Так и было. Стоило сделать вдох, в нос ударили нотки благовоний, но кроме того — едва уловимый сладкий аромат присущий демонам. Окончательно убедили показавшиеся всего на мгновение витиеватые рога, и улыбка сама собой расплылась на лице вампира. «Никто не заметит, если из города пропадёт одна демоница,» — подумалось Дилану и он решил принять приглашение.

***

Прибыв позже оговоренного времени, юноша застал трупу жонглёров. Знакомая Дилану девушка только что спрятала в складках юбок разноцветные мячики и приглашала выйти на сцену своего брата, который будто бы из застенчивости скрывался где-то за кулисами. Толпа посмеивалась. Кто-то предположил, что братец знатный урод. Другие принялись утешать беднягу и присоединились к девушке. — Придётся мне лично выволочь его сюда, — расхохоталась она и убежала. Послышалась возня, что-то грохнуло и ткань занавеса дрогнула. Смех волной прокатился в толпе, когда из-за него показалась пятка, и тут же стих, стоило мелькнуть чему-то похожему на хвост лысого льва. В шёпоте зевак слышались интерес и лёгкий ужас. Наконец на сцену буквально вывалился высокий юноша. Толпа охнула. Янтарные глаза жонглёра горели как два факела на смуглом лице. Растрёпанные волосы сверкали вплетёнными в них бусинами. Но приковали зрительское внимание чёрные витые рога, торчащие по бокам лба. — Демон! — крикнул кто-то в толпе, и юноша выпрямился. Напряжение разлилось в воздухе. Дамы замерли, мужчины тоже не знали, как реагировать. И вдруг жонглёр припрыгнул в воздухе, по-дурацки размахивая руками: — Демон звали вы меня! — закричал он, смеясь. —

Эйя!

Должен вам сказать, что зря,

Эйя!

Заколдованный я принц,

Эйя!

Встретил ведьму в глуши лесной.

Околдован злой каргой.

Чтоб проклятья снять печать,

Приходится мне шутом выступать.

Слушайте же мой приказ:

Прочь тоска от нас, прочь тоска от нас!

Всем велю пуститься в резвый пляс!

Живо все пустились в резвый пляс!

Грянули инструменты. Цитолы под резвый стук колотушек задали ритм, и демон пустился в безумный танец, прыгая по сцене и выделывая акробатические трюки. Послышались облегчённые вздохи и восторженные крики. Сама собой толпа перед сценой поделилась и освободила место раскрашенным артистам, размахивавшим длинными рукавами. Один из них, перепрыгнув через голову, приземлился у стайки пожилых дам и протянул руку. Другой достал мячики и стал подбрасывать в воздухе на потеху публике. Демон на сцене не останавливался. Задавая общий тон, он выкрикивал стихи, скакал по дощатому помосту и подмигивал девицам, чтобы следом быстро сбежать от их недовольных кавалеров. Дилан старался следить за разворачивающейся вакханалией, но неизменно терял жонглёра из вида, обнаруживая вновь его сестру. Знакомая девица с точно такими же рогами, которые на проверку оказывались изощрённой причёской, крутилась на помосте, поигрывая на флейте и завлекая зрителей присоединиться к танцам. Несколько раз брат и сестра сменяли друг друга, пока «демон» не спрыгнул с помоста. — Выходит гадания отменяются? — усмехнулся юноша, стоило незнакомцу оказаться рядом. — Отчего же? — усмехнулся тот и выставил ладонь перед собой. — Протяни руку. Взяв ладонь в свою, жонглёр нахмурился. Грубые пальцы скользили вдоль линий, обжигая холодную кожу. Гладя костяшки подушечкой большого, музыкант сосредоточенно бормотал: — Ты хранишь тайну, — понизил он голос, не поднимая глаз. — В одиночестве ты идёшь по ночной дороге, с которой тебе не даёт сойти страшный секрет. Дилан следил за происходящим таинством, не вслушиваясь в чепуху, которую ему пытались продать под видом пророчества. Куда больше небылиц его привлекали лицо и, в особенности, рога собеседника. Широкие, закрученные кончиками наружу, они походили на бараньи. — Вот здесь. Это линия жизни, — повысил голос гадатель, словно уловил что-то важное, и юноша усмехнулся. — Тонкая словно нить, готовая оборваться. Но ты выстоишь. Ты сильнее, чем кажется окружающим. У тебя есть внутренняя сила. Устроенное представление начинало раздражать Дилана. Не этого он ждал от их встречи. Скучая, вампир опустил взгляд к ногам жонглёра, обтянутым синими шоссами. В родном городе юноше доводилось встречать демонов, и он припоминал у них одну занятную деталь, которой у жонглёра отчего-то не наблюдалось. Короткий вдох подтвердил сомнения — перед Диланом стоял ряженный проходимец, а вовсе не настоящий демон. И ничего любопытного в собеседнике не находилось. Словно почувствовав чужое настроение, незнакомец вдруг наклонился к уху вампира и сладкий аромат ударил в нос. — Ты можешь получить то, что так хочешь, — шептал артист, чья шея оказалась в опасной близости от чужих губ, — если готов заплатить. Ещё один вздох, и могло случиться непоправимое. Нечеловеческих усилий юному Уолшу стоило, чувствуя губами бьющуюся под кожей жилку, удерживать внимание на смысле слов демона. На его интонации… и горячем дыхании, обжигающем ухо. Дилан вдруг обнаружил себя сжимающим ткань чужой рубахи и нехотя разжал пальцы. — Не пожалеешь потом? — так же медленно выдохнул он. Вместо ответа демон расплылся в улыбке. Сняв с пояса тряпку, оказавшуюся плащом, он накинул на голову капюшон и нырнул в толпу. Несколько раз повернувшись вокруг своей оси, высокая фигура вдруг уменьшилась на целую голову, откинула капюшон и изумлённой публике предстала флейтистка. Её рога вновь были обмотаны волосами, замаскированные под затейливую причёску, из-под многочисленных юбок выглядывали мыски синих шосс. Хихикая, жонглёрша подмигнула старичку неподалеку, который все ещё озирался в поисках «беса». — Не ты один идёшь этой тропой — улыбалась она, доставая из-за пояса платок, который тут же накинула на шею вампира и повязала узлом. — Моя судьба была написана задолго до того, как переплелись наши нити. Взяв ладонь вампира в свою, девушка переплела их пальцы и сжала. Увлекаемый прочь, Дилан бросил последний взгляд на залитую светом площадь, прежде чем затеряться в тени переулка.

***

«Быть может, это меня и погубит,» — вспомнились слова старшего при виде домов, стоящих так плотно друг к дружке, что высунься из окна и непременно окажешься в гостях у соседа. Следуя за демоницей, Дилан старался смотреть под ноги, однако не запачкаться было совершенно невозможно. Брусчатка кончилась давным-давно, и единственным оплотом цивилизации в этой части города были брошенные на землю деревянные доски и утоптанная множеством ног тропинка. Несмотря на жару, выливаемые на улицу помои текли ручьём вдоль дороги, пока не спускались с холма к речному берегу. Запах стоял соответствующий: вынужденный прикрывать рот платком вампир на время забыл о голоде. Ему лишь хотелось поскорее убраться из этого паршивого места. — Какой нежный, — усмехнулась девушка при виде его мучений. — Осталось немного. Её дом оказался в нескольких кварталах от площади и выделялся убогостью даже среди остальных. Покосившееся четырёхэтажное здание с обшарпанным фасадом угрюмо таращилось на прохожих семью окнами: шесть из них торчали попарно, последнее — в самом верху под крышей. Это верхнее окно, как оказалось, и принадлежало незнакомке. Игнорируя ворчание старухи, встретившей постоялицу чередой проклятий, девушка увлекла Дилана к лестнице. По скрипучим ступеням они взлетели на четвёртый этаж, где за дверью, охраняемой подслеповатым котом, скрывалась комната демоницы. Небольшое помещение, освещённое огарком свечи, было пять шагов длиной и два с половиной в ширину. В дальнем углу у окна стояла кровать, в её подножии покоился сундучок. Помимо кровати здесь находился небольшой столик, на котором стоял кувшин с водой и множество скляночек. Вероятно, их содержимое и перебивало вонь улицы — стоило вдохнуть, вампир почувствовал те же благовония, что едва уловимым шлейфом следовали за девушкой и пропитали платок. — Я думал, такие как ты тоже живут семьями, — выдохнул юноша, не ожидавший увидеть столь плачевное положение. — Когда-то жили, — отозвалась демоница, запирая ключиком дверь. — Я думала, такие как ты живут поодиночке. — Люди не очень любят, когда на них охотятся. В одиночку нас слишком легко переловить. Последнее замечание было лишним, и юноша обернулся, чтобы понять чужую реакцию. Лицо и плечи демоницы больше не укрывал плащ. Отбросив его на сундук, она распустила волосы и теперь поправляла на плечах пышные локоны, в которых всё так же блестели рога — весьма крупные для чужого хрупкого телосложения. — С ними сложно наверное? — юноша указал на лоб. — Не сложнее, чем с ними, — повторила его жест девушка, указывая на свои вполне человеческие клыки. — Или с ним. Из-за её спины выглянул хвост, скрываемый ранее в складках множества юбок, которые демон всё это время ловко подворачивал, меняя обличия. Дилан с интересом и некоторым смущением рассматривал новую деталь. После одной из сальных шуток Свана о предназначении этой штуки, он всегда испытывал неловкость. — Клыки и хвост можно спрятать, а рога на виду, — попытался продолжить как ни в чём не бывало юноша и шагнул вперёд. Собеседница не шелохнулась. Несмотря на свой небольшой рост, она держалась прямо и смотрела в глаза хищнику, которого пустила в собственный дом. — Люди многое не замечают, — выдохнула демоница, когда вампир подошёл почти вплотную. Дилан приподнял брови. Он никогда не думал об этом, но представление на площади и впрямь показало, как легко народ готов обманываться ради своего спокойствия. — Какое твоё условие? — почти прошептал юноша, стараясь не дышать и не опускать взгляд ниже чужих глаз. Вместо ответа девушка шагнула к нему. Тёплая ладонь легла на шею вампира, увлекая наклониться, и губ коснулись. Так и не закрыв глаз, Дилан отчётливо различил как дрожат тени ресниц на чужих щеках. Он готов был поклясться, что видел пляшущее пламя, когда демоница открыла глаза. Но прежде, чем юный Уолш смог произнести хоть слово, к нему прильнули и снова поцеловали приоткрытые губы. На сей раз вампир сообразил обнять талию и даже попробовал поцеловать в ответ, как вдруг девушка отстранилась. — Что такое? — выдохнула она, пристально глядя в его глаза. — Никогда не был с женщиной? Сладкие губы растянулись в улыбке: — Или ты… предпочитаешь мужчин? В эту короткую паузу между чужих слов вампиру пришлось ослабить объятия — тонкая девичья талия оказалась крепкой мужской, и хрупкое создание, смотревшее снизу вверх на вампира, теперь само аки хищник сверху вниз взирало на юношу. Широкая ладонь демона коснулась холодной щеки, заставляя мурашки пробежать от затылка к спине, и Дилан невольно выдохнул, чувствуя прикосновение к губам. Демон провёл по ним большим пальцем, явно дразня. — Разве с мужчинами можно? — Можно? — усмехнулся инкуб и, отняв ладонь юноши от своей талии, сложил её на собственную грудь. — Разве кто-то тебе запрещает? Вампир оторопел. Прежде он не задумывался о подобном. Посещая со Сваном бордели, он находил там и мальчиков, но полагал, что их наличие обусловлено женщинами среди клиентов. Это и раньше казалось несколько странным, но кто бы мог подумать, что на самом деле к ним заглядывали вовсе не вдовствующие старушки… Размышления прервал очередной поцелуй. И вновь, прежде чем Дилан успел произнести хоть слово, к нему наклонились, прижимая. В этот раз ласки инкуба были настойчивее, блуждающие по телу ладони ощущались жаром даже сквозь одежду. В несколько мгновений Дилан почувствовал, как уходит неловкость, и вот уже его собственная рука опустилась с груди демона к животу. Пока юноша разбирался в тонкостях новых ощущений, демон боролся с пуговицами его котарди. С подозрительной лёгкостью жонглёр нашёл шнурок, на котором крепились резные жёлуди пуговиц, и потянул, а затем медленно, по одной вынул их из петель и распахнул одежды. Настала очередь пряжки ремня. Послышался звон брошенных на пол пластин. Верхнюю и нижнюю рубахи с вампира стянули одновременно, и спину лизнул холодный воздух. Подражая чужим ласкам, Дилан стащил с инкуба рубахи, но не сумел побороть оставшихся на чужих бёдрах юбок. После недолгих попыток, он почувствовал тычок в грудь и сел на соломенный матрац. — Моё условие очень простое, — улыбнулась демоница, вернувшая себе женский облик, и стянула юбки вместе с шоссами. Дилан заворожённо наблюдал, как следом слетела с её плеч хлопковая камиза, всего на мгновение задержавшаяся на холмиках вздымающейся груди. Взгляд юноши невольно спустился к животу девушки и замер на пушистом треугольнике в самом его низу. Мягкий свет дрожащей свечи отбрасывал тени на чужих изгибах, будоража. Дилану хотелось ещё раз прикоснуться к оливковой коже, чтобы почувствовать её тепло, но его остановил хвост. Тонкий и изящный, он уткнулся в грудь вампира, скользнул вверх к шее и вдруг опустился ниже, проникая под ткань брэ. Холодное прикосновение сорвало вздох, когда кончик обвился вокруг разгорячённой плоти вампира. — Сперва ты утолишь мой «голод», — облизнулась девушка, продолжая ласкать его, и шагнула к кровати. — А после… можешь взять всё, на что хватит сил. — Согласен, — выпалил юноша, прижимаясь губами к её животу и гладя мягкие бёдра. Словно в бреду он покрывал поцелуями каждый дюйм, жадно вдыхал сладкий аромат, непохожий ни на один слышимый раньше. Чресла его горели. Демоница продолжала ласкать, сбивая дыхание. Уткнувшись лбом в её живот, Дилан судорожно выдохнул. Каждое движение холодного хвоста отзывалось в вампире вспышкой, мимолётной как высеченная кремнем искра. Ладони девушки напротив были горячие и гладили плечи и спину юного Уолша, подбираясь к затылку. Наконец они подхватили косу, которую Дилан по обыкновению скрывал за воротом. Подцепив кончик, демоница стянула ленту и рыжие пряди рассыпались на плечах и груди вампира. — Они разве не будут мешать? — поднял он глаза. — Ты слишком беспокоишься, — усмехнулась девушка. И вдруг, когда мысли юноши уже не могли сосредоточиться ни на чём ином кроме её ласк, отпустила его. Судорожно выдохнув, Дилан наблюдал как блестящий хвост оставляет влажную дорожку на его животе. В тот же миг демоница оказалась сверху. Расположившись на бёдрах вампира, она запустила под ткань уже руку и обхватила окрепшую плоть. Обняв тонкую талию, юный Уолш наклонился к её персям и втянул губами темнеющую бусину. Лаская её языком, вампир чувствовал, как хвост поднимается выше к его собственной груди. Ещё один удивлённый выдох сорвало прикосновение к ареоле. Следующий щелчок хвоста был очевидно намеренным — девушка проверяла его. — Что бы ты хотел попробовать первым? — приблизившись, прошептала она, обжигая губы. — Я ведь расплачиваюсь, а ещё тебе нравится вести. Бери, то, что хочешь, — не дрогнув разрешил Дилан и потянулся к чужим губам. Сладость, которую оставляли поцелуи, будоражила. — Не пожалей о своих словах, — улыбнулась девушка и двинула рукой. В ответ вампир опустил руку с изящной талии на куда более нежное бедро и огладил. Губами ловя его дыхание, демоница двигала рукой всё быстрее. Сорвав очередной тяжёлый вздох, она наклонилась к шее юноши и стала целовать её, спускаясь к дрожащей груди. Боль пронзила вампира, когда её зубы сомкнулись вокруг ареола, и с губ слетел первый стон. Замерев, искусительница глядела снизу в верх, пока юноша осмыслял произошедшее. Устав ждать, она снова впилась в бледную кожу, и голос вампира предал его. Как вдруг горячая ладонь замерла. — Разочарован? — явно злорадствовала демоница, вернувшись к губам юноши. — Позой, — выдохнул Дилан. — Ты сам сказал, мне нравится вести, — улыбнулась девушка и в ту же секунду опрокинула его на кровать, чтобы сесть сверху. Дилан почувствовал жар её лона и влагу, ткань его брэ быстро намокла. Опершись руками на грудь вампира, демоница двинула бёдрами и юноша проскулил. Его лишили не только возможности вести, но и всякого сопротивления. Сжимая мягкие бёдра, вампир кусал губы и желал лишь одного — чтобы она не останавливалась. Мысли его путались от невозможности прекратить пытку — бессердечная дразнила, не позволяя случиться большему. Ослабив хватку, вампир огладил ладонью мягкое бедро и двинулся выше к истекающему пушистому треугольнику. Однако, стоило кончикам пальцев почувствовать его жар, демон вновь изменил облик.

***

Это должно было стать шуткой: небольшое перевоплощение, только чтобы увидеть чужую оторопь. Демон полагал, что посмеётся в лицо самодовольному юноше, после чего умаслит, дав то, чего так хочет партнёр. Но всё оказалось иначе, когда холодная ладонь коснулась плоти инкуба. Вампир не только не отшатнулся, не замер в недоумении — он действовал. Судорожно выдохнув, демон доверился и встал на колени. Теперь обе его руки упирались в матрац, но хвост всё ещё оставался свободен и без стеснения обвил юношу, вторя движениям чужой руки. Осторожно скользнув к основанию, он сжался, чтобы снова тугим кольцом вернуться к самому кончику. Вампир, как прилежный ученик, неумело, но старательно повторял: его мягкие пальцы скользили по влажной коже, разливая тягучее удовольствие в воздухе. Стоило слегка направить, и вскоре демон сам оказался на грани, вдыхая сладкие стоны юноши подобные ароматам лаванды и розмарина. Но пленительнее всего были голубые глаза, горящие как два берилловых камня. Инкуб чувствовал их острое внимание на своих рогах, почти физически ощущал «прикосновение» к щекам, и не смог удержать улыбки, когда оно переметнулось к его губам. Не пытаясь озвучить своё желание, вампир источал тимьяновое отчаяние, от которого низ живота сводило сладостным спазмом, и демон снизошёл — наклонился ближе, скрывая лица обоих за каштановым пологом кудрей. Горячий язык скользнул в приоткрытые губы, обвился вокруг чужого, чтобы следом огладить нёбо и скользнуть обратно. Затаив дыхание, демон дарил собственный жар. Снова и снова, множество раз до и после того, как юноша уловил суть и стал отзываться на ласки. Это длилось, пока грудь не сдавило в нехватке воздуха. Однако под напором вампира инкуб не находил сил отстраниться даже для короткого вдоха. Наконец он сумел улучить мгновение и переступив с ноги на ногу, оказался меж чужих бёдер. Мозолистые пальцы сжали крепкие мышцы. Подаваясь навстречу ласкам, демон перехватил ноги юноши под коленями и прижал к бокам, дивясь чужой податливости. Юноша не возражал, всё его внимание было сосредоточено на грубых ласках хвоста, блестящего от влаги. Наконец волна удовольствия — общего и от того особенно яркого — накрыла обоих. Простонав, демон поцеловал партнёра и уткнулся лбом в чужой лоб. Отзвуки собственного тяжёлого дыхания играли на влажных губах. Опустив взгляд, вампир сосредоточенно осмотрел залитый живот. Капли на его коже блестели подобно жемчугу, и демон с удовольствием собрал их всё тем же хвостом, сильнее давя на чужие колени. Отстранившись, он с удовольствием оглядел открывшийся «сосуд». — Хочешь зайти дальше? — выдохнул инкуб, обводя темнеющий ореол и почувствовал, как дрогнули мышцы. — Хочу, — без сомнения улыбнулся вампир. Он не раздумывал ни секунды, согласившись с той же лёгкостью, с которой ранее принял условия обмена. Всё ещё скользкий хвост ткнулся кончиком, и юноша невольно вздохнул. Облизывая пересохшие губы, он не сводил глаз с происходящего. Демон сдобрил кожу вокруг остатками семени и осторожно проник внутрь, наклонившись для нового поцелуя. Тимьяновое удовольствие осталось на языке горечью. Не останавливаясь, инкуб толкнулся чуть дальше, и почувствовал, как партнёр сжался вовсе не от боли. Выгнувшись, вампир отвернулся, и рыжие пряди скрыли его лицо. Однако инкуб чувствовал всё: мимолётное удовольствие, пронзившее партнёра, было похоже на каплю вина, разбившуюся о язык — слишком малую, чтобы утолить жажду, но достаточную, чтобы вскружить голову. Припав с жадностью к губам юноши, демон впился пальцами в чужие бёдра и снова двинул хвостом. Тимьян уступил шалфею, и разум обоих взорвали стремительные как сотни маленьких молний вспышки. Прервавшись в очередной раз, чтобы перевести дух, демон наклонился к груди юноши. Волна жара прокатилась от острой ключицы с розовеющему эллипсу и губы сомкнулись вокруг, идеально повторяя контур. Втянув кожу губами, инкуб прикусил выступившую явнее жемчужину. Брови вампира дрогнули, пальцы стиснули затылок демона. Такая игра была непривычна юноше и смущала как будто сильнее, чем происходящее ниже. В качестве «извинения» демон накрыл недавний укус языком, обвёл стремительно исчезающий след зубов и принялся покрывать грудь юноши короткими поцелуями, переходя к другому, ещё не тронутому участку. Но едва партнёр расслаблялся, подлый манёвр повторялся и «извинение» начиналось по новой, заставляя тяжёлые вздохи перемежаться со сладкими стонами. Происходящее было похоже на творение музыки — и демон играл её с безупречной точностью, извлекая мелодию так же легко, как пение флейты. Его пальцы блуждали на изгибах чужого тела, оглаживали дрожащие рёбра; оставленные прикосновениями мурашки щекотали подушечки пальцев. Старательно избегая окрепшей вновь плоти, инкуб скользил вдоль бедра юноши и невзначай касался собственным возбуждением ягодиц. Вампир уже не сжимал, а скорее мягко обхватывал раз за разом вторгающийся хвост, подавался вперёд бёдрами, помогая дотянуться до пульсирующего очага. Скулил, когда движение выходило стремительнее предыдущего. Стоило демону извлечь хвост, на лице юноши отразилось недоумение. Напоминающее обиду, оно разлилось в воздухе нотками лимонной цедры, но быстро сменилось интересом, когда инкуб закинул колено партнёра на плечо и наконец соединил их тела. — Погоди… немного, — зашипел юноша, сжавшись. Демон замер. Холодные пальцы сомкнулись на его плечах, оставляя тёмные синяки. Ноющая боль партнёра звучала как дым жжённой смолы. В попытке облегчить его состояние, инкуб отпустил чужую ногу, коснулся губами напряжённого колена, затем огладил бедро и обхватил слегка опавшую плоть. — Ничего, — шептал он, лаская, и вновь наклонился к белоснежной груди. Собирая губами выступившие капельки пота, демон слышал, как часто-часто бьётся вампирское сердце. Больше он не позволял себе никаких укусов — только лёгкие касания покрытой мурашками кожи. — Каждый раз как первый? — хмыкнул инкуб, впервые в жизни радуясь, что лишён чужой способности к заживлению. — Этот и есть первый, — удивили его. — Всё из-за того, что ты большой. Непосредственность, с которой юноша жаловался, умилила. Среди людей находились счастливчики, куда более одарённые по части мужской силы, но пугать только вступившего на этот путь вампира было совершенно неуместно. Вместо этого демон обхватил напряжённую талию и медленно толкнулся. Так же осторожно он двинул бёдрами назад и вновь замер, давая партнёру время привыкнуть. Ожидание было мучительно. Изнемогая от желания продолжить, инкуб позволил себе тот же трюк, к которому прибег в самом начале — вместо того, чтобы поглощать чужое удовольствие, поделился частичкой собственной похоти — и снова двинул бёдрами. С каждым следующим толчком он отдавал всё больше, заглушая дискомфорт юноши, пока не почувствовал, как тот охотно подаётся навстречу. — Больше не беспокоит? — поинтересовался демон, бесстыже опустив руки на ягодицы вампира, и оттянул мышцы большими пальцами. — Похоже, здесь всё в порядке. Тёмно-розовое кольцо, сомкнувшееся вокруг его плоти, дрогнуло. Раздражение юноши всколыхнуло ароматом перечной мяты. — Двигайся давай уже, — проворчал партнёр, краснея от кончиков ушей до самых плеч. И вскрикнул от неожиданности, когда следующий толчок пришёлся на едва успокоившееся пламя внутри. Голос юноши отдавался приятным томлением в груди демона, сладкой дрожью при виде блеска в чужих глазах, такого же яркого как отражение каминного огня в волнах рыжих волос. Придерживая правой рукой его бедро, инкуб наклонился так близко, что мог физически почувствовать каждый срываемый стон. Закусил губу, жадно впитывая чужое удовольствие, как вдруг партнёр вздрогнул, и их животы залило. — Я даже не… — демон оборвал себя на полуслове прежде, чем снова смутил бы юношу. Словам он предпочёл поцелуй. Казалось, бы уже сотый за ночь, томный и удушающе сладкий. Чувствуя, как дрожит ещё не опомнившийся вампир, инкуб обвил хвостом левое бедро вампира и потянул к себе. Собственная плоть горела, требуя того же освобождение, которое только что испытал юноша.

***

«Он стал больше?» — мелькнула мысль за мгновение до очередной вспышки, поглотившей разум. Дилан чувствовал себя рыбаком в крохотной лодочке, несущейся в бурных водах разразившегося шторма. Глаза застилала пелена, мышцы ныли, во рту пересохло. Язык, скользнувший вдоль нижней губы, ничуть не облегчил участь. Юный Уолш чувствовал сжимавшие правое бедро пальцы, сквозь пурпурный туман любовался кольцами хвоста, обвившего левую ногу, и не мог отвести глаз от блестящей кожи демона. Вплетённые в волосы бусины сверкали в полумраке как звёзды, выступившая на лбу жонглёра испарина походила на затейливую корону. В самом деле заколдованный принц. А Дилан, стало быть, избавил несчастного от проклятия? Или сам стал жертвой обмана? Откинувшись на простыни, юноша стиснул ткань в пальцах. В ночной тишине он мог различить лишь тяжёлое дыхание, звонкие шлепки и — чёрт бы его побрал — хлюпанье, а кроме того, непрекращающиеся стоны. Что хуже, все эти непристойные звуки издавало его собственное тело, горящее от каждого прикосновения, жаждущее ласк инкуба как заблудившийся в пустыне жаждет припасть к ручью. Сильнее. Быстрее. Больше… Раздавшийся возле уха звонкий треск заставил ослабить хватку. Повезло, что пострадали всего лишь простыни — вряд ли Дилан сейчас был в состоянии контролировать силу, чтобы не сломать пару костей партнёра. Выгнувшись навстречу ласкам, вампир снова почувствовал сладкую пустоту, за которой приходила нега. Как вдруг горячая ладонь легла на его естество и сжала. Судорожно вздохнув, Дилан обернулся и разглядел, сомкнувшиеся у самого основания пальцы. Только что подступившее наслаждение сменилось тянущей болью, не менее сладкой, чем всё испытанное ранее. — За… м-м-м… чем? — промычал вампир, ёрзая. Если бы только его жалкие попытки дали хоть какой-то результат. Демон толкнулся снова, срывая уже не стон — крик удовольствия. Вновь и вновь он врывался, подчинив вампира полностью своей воле. Вновь трещала ткань, оставаясь лоскутами в ладонях. Вновь мысли заволокло туманом. Потеряв счёт времени, юноша кусал губы от невозможности оборвать эту пытку. — Так и быть, — выдохнул инкуб и отнял наконец руку. Едва пальцы исчезли, Дилана пробила крупная дрожь, и в грудь ударила горячая струя. Судорожно хватая ртом воздух, вампир коснулся живота и различил белёсые капли на кончиках пальцев. Неужто, всё это принадлежало ему одному? Неужто, даже сейчас демон не насытился? Откинувшись на простынях, юный Уолш прикрыл глаза, казалось, всего на мгновение. Кровать демона жёсткая и колючая, разительно отличалась от домашних перин; её не отделял от окружающего мира тяжёлый тканный полог, а подушки вовсе отсутствовали, и всё же сейчас она ощущалась как самое уютное место на земле. Сглотнув, вампир снова почувствовал будто в горло вонзилась игла, и в памяти всплыло дрожащее пламя изящных подсвечников; отбрасываемые хрустальными бокалами пляшущие блики, на белоснежной скатерти в столовой; густая горячая кровь, только что разлитая из кувшинов. — Дилан… — позвали его, и вампир открыл глаза. Нависнув над ним, инкуб вглядывался в лицо юноши. Так близко, горячий, полный жизни. Стоило протянуть руку, и густая кровь наполнит вампира силой. Нужно всего лишь дотянуться, чтобы… — Мне нужно, чтобы ты перевернулся. Мы ещё не закончили. От звуков чужого низкого голоса живот скрутил сладкий спазм. Когда шеи коснулся горячий язык, Дилан и вовсе забыл, что собирался сделать. Всё его внимание сосредоточилось на единственном распалённом участке кожи, к которому прикасался инкуб; его губах, до боли стиснувших вдруг ключицу, и алом пятне, стремительно таявшем, стоило демону отстраниться. Всё это так отличалось от осторожных ласк демониц, с которыми брат оставлял юношу во время совместных поездок. — Ты сведешь меня с ума… — прошептал или, скорее, пролепетал вампир, приподнимаясь на локтях. Отдельной трудностью было исполнить просьбу так, чтобы не разорвать их связь. Кто знал, как скоро восстановится тело и не придётся ли вновь терпеть боль от проникновения. Не желая испытывать судьбу, юноша медленно повернулся на бок и на мгновение замер, почувствовав, что почти упустил демона. Хвост исчез с его бедра, горячая ладонь вдруг оказалась на животе, поддерживая. Медленно выдохнув, когда инкуб толкнулся глубже, юноша стиснул его запястье и лёг на живот. — Возможно, в том моя цель, — выдохнул демон, опаляя спину. Дилан прислушивался к движению его губ, изредка вздрагивая: поцелуи плотно покрывали лопатки, плечи и шею вампира, раз за разом заставляли кожу покрываться мурашками. Ладони инкуба блуждали вдоль талии, пока не спустились к ягодицам и стиснули, и вампир прижался плотнее к простыням, закусил губу, когда оказавшаяся в плену плоть налилась снова. — …рик, — прошептал демон, навалившись всем весом сзади, и окончательно лишил воли. Зубы сомкнулись на ухе вампира. Дилан шумно выдохнул. Он слишком легко привык к этим коротким вспышкам боли, которые теперь вызывали только одно желание — скорее почувствовать движение демона внутри. — Моё имя, — продолжал инкуб и наконец толкнулся. Уткнувшись лбом во влажные простыни, юноша прокусил губу и язык на мгновение окропило кровью. Всего лишь его собственной, не способной никак облегчить или оттянуть жажду. — Запомни моё имя, — обжигал голос, звучащий в такт ритмичным толчкам. — В этой жизни… и… в… последующих… Зови меня… когда… сойдёшь… с ума… Приподнявшись на коленях, Дилан выгнулся и подался навстречу. Шлепки стали громче. Горячее удовольствие застлало разум. Новое положение принесло иные ощущения: что-то животное было в том, как юношу брали, не давая даже взглянуть в глаза партнёра. — Приятно… познакомится… — простонал вампир невпопад, и больше не смог выдавить из себя ни слова. Всё, о чём Дилан мог думать сейчас — это инкуб, вторгающийся в его тело. Глубже… Сильнее… Жарче… Больше они не разговаривали: демон предпочитал словам поцелуи и укусы; вампир мог лишь жалобно стонать, с каждой маленькой смертью разрывая в клочья проклятые простыни. Потеряв счёт времени, он тонул в удовольствии, и образы дальних краёв, размытые и от того почти сказочные, вторгались в его разум. Перед внутренним взором бесконечно мелькали сотни лиц, тысячи рук ласкали тело юноши в этих видениях, неразборчиво повторяли одно лишь имя. «Рик… Рик…» — Ри-и-ик, — протянул вампир, сотрясаемый крупной дрожью. И вдруг — ничего. Судорожно выдохнув, Дилан коснулся так и не окрепшей плоти и недоумённо уставился на чистую ладонь. Оказалось, и так бывает — чистое удовольствие на грани безумия, лишённое всяких иных проявлений. Рухнув на бок, вампир сжался в напряжённый комок. Тело всё ещё сотрясало, мысли мешались в сплошной ком. Горячие руки легли на плечи, и к спине юноши прижалась мягкая девичья грудь. Тонкие пальцы отбросили прилипшие ко лбу пряди, гладили щёку. Демоница что-то шептала ему, прильнув к горящему уху, но речь её была неразборчива и звучала как будто на ином языке. — …много, — различил вампир единственное слово прежде чем погрузился в сладкое небытие.

***

Разум до последнего сопротивлялся пробуждению, цепляясь за странное видение. Дилану снился покосившийся деревянный дом с белыми рамами, бьющие о скалу волны бескрайнего моря и старушка, замершая на залитых солнцем ступенях. Протянув к ней руку, вампир обнаружил у себя тонкие девичьи кисти, обвитые золотыми браслетами. Лоб щекотали листья венка, плечи укрывали пышные кудри. Стоило сделать шаг, ступни уколола высокая трава, и ветер заставил взвиться лёгкую белую юбочку. Дилан открыл было рот, чтобы позвать кого-то, но не смог вспомнить имени. — Фрей! Блядин сын, отпирайся! Мы за деньгами, распроёбанец ты хуев! Мои ребята готовы ебсти твою охуевающую задницу за каждый ливр, который ты задолжал достопочтенному пэру Ле Бре. В идиллию сна ворвался оглушительный грохот. Кто-то барабанил в дверь, не щадя кулака. Держащиеся из последних сил доски скрипнули. Следом раздался лязг, и тяжёлый замок рухнул на половицы. — Вы что там делаете, окаянные? — послышался издалека голос старухи. С трудом разлепив глаза, Дилан глупо уставился на протиснувшуюся в комнатушку троицу. Во мраке они походили на трёхглавую бестию, и соответствующе смердели. Один из них, тучный лысеющий мужичок с дубиной наперевес, окинул взглядом убранство. Вероятно, это и был «будильщик» вампира. Его безликие приятели, вооружённые лишь собственными кулаками и свирепыми рожами, подскочили к кровати и принялись рыться в сундуке. Всё ещё находясь в полудрёме, вампир уставился на осколки бутылочек, сброшенных увальнями со столика. Шалфей и розмарин заполонили комнату тяжёлым, режущим нос ароматом, ничуть не умалявшим вонь «гостей». Поднявшаяся на этаж старуха уже не помещалась в комнате и грозила бандитам из коридора метлой. — Нича нет, — вынес вердикт один из мужиков, перевернув сундук на бок. Разноцветные мячики высыпали на гнилые доски. Один из них зацепился за щепку и оставил песчаный след на полу к ещё большему недовольству старухи. — Сбежал, паскудник! Дери его оглоблей в дышло. И денежки прихватил, хуй триебучий. — Ха, — усмехнулся тот, что с дубинкой, словно только заметил юношу в кровати. Выгнув плешивую бровь, третий заглянул за спину Дилана, и юноша последовал его примеру, глупо уставившись на остывшие простыни. Пока он соображал, что происходит, громила опустился на колени и нырнул под кровать. Какое-то время присутствующие наблюдали широкий зад и стёртые подошвы штопанных шосс, прежде чем их хозяин показался снова. — И тут нича нет, — прогудел «сыщик» и усмехнулся. — А тебя, стал быть, тоже этого? Наебли? — Стало быть, — бросил Дилан в поисках собственной одежды, но ни коттарди, ни пояса, ни даже рубах не наблюдалось. Переведя взгляд с благоухающей лужи на полу на втоптанный в грязь платок, юноша тяжело вздохнул и откинулся на простыни.