Кем ты был?

«Старая ман-» Мысль прерывается громким стуком в ушах. Синее небо, окрашенное закатной охрой, блекнет мутной пеленой перед глазами. Чёрные выпускные шапочки однокурсников взлетают в воздух как по команде, превращаясь в расплывчатых мошек. «Кажется, утюг остался включённым,» - думает Эмма. За криками людей не сразу заметен ужас: несмотря на упавшее на землю мешком картошки тело, визги поначалу принимаются за излишне эмоциональную реакцию подростков во время праздника. Но с нарастанием первородного ужаса и шока в голосах увидевших-услышавших-почувствовавших, всё больше людей оборачивается назад. - Это… Олежа? – Сухой голос ломается, и Эмма не уверена, что это сказала она. Увиденная картина не сразу складывается в единое целое, но краем уха Эмма слышит, как какой-то из преподавателей просит вызвать скорую. Будто бы она поможет, думает девушка, едва осознавая себя и сжимая диплом до побелевших костяшек. Писк в ушах почти оглушает, когда стоящая рядом Хелен хватает за руку и тянет в сторону. Подальше от толпы. Преподаватель психологии – строгий бывший военный шестидесяти лет, будто состарившийся на добрый десяток за время ожидания неотложки. Пришибленное выражение лица, ставшая заметной седина и сухой голос бросаются в глаза сильнее обычного. Сама Эмма, держащая Хелен за руку в крепкой хватке, выглядит не лучше. Короткий ёжик чёрных волос ерошит ветер, шею удавкой сжимает чокер. Тело Олежи не видно за спинами толпящихся людей, и Эмма сглатывает вязкую слюну. Она хочет подойти, убедиться, что нет, не может быть он. Но стоит. Паника зарождается где-то в груди, и Хелен прижимает её к себе, давая почувствовать тепло своего тела, биение сердца и едва уловимый запах роз. Эмма чувствует привкус крови на языке и её тошнит на заплёванный грязный асфальт. Стоя немногим ближе от хаотичной толпы, она держится за подругу, как за последний оплот спокойствия. Хелен, в отличие от самой Эммы, никогда не видела трупы, но вот она, обычно сдержанная и с выдержанной вежливостью в улыбке, успокаивающе сжимает её ладонь. Дядя, незадолго до своей смерти, говорил, что руки у Эммы холодные и сухие, совсем неприветливые. Хелен переплетает их пальцы и держит так, будто удерживает от побега, глупого и разочаровывающего. Достаёт белый платок и вытирает рвоту с губ, гладя по голове. Эмма садится на поребрик, зарываясь пальцами в волосы и закрывая глаза. Нестройный хор взволнованных-испуганных голосов становится громче, но отвлекает не более чем жужжание орды мух. Люди, по большей части, ими и были. Бесполезной толпой безмозглых насекомых, роем толпящейся у останков добрых людей. Из всей этой массы Эмма для себя выделила когда-то разве что Хелен. И Олега. Они не собирались вместе уже с месяц, и больше никогда не заговорят снова. Эмме хочется думать, что ей плевать на себя и жалящее чувство вины. Она чувствует, что не готова к эмоциям прямо сейчас. Хелен садится рядом и с отсутствующим выражением лица поглаживает подругу по спине, взглядом переходя от одного едва узнаваемого лица к другому. Спроси у неё имя любого из них – не ответит. Эмма не смотрит на неё. Она вспоминает улыбку Олежи и загнанный взгляд добрых глаз. «Почти как узнать, что марку любимого сока ты никогда больше не купишь, в какие бы магазины не заглядывал.» Эмма медленно моргает, пытается собраться с силами и тряхнуть головой, но вместо этого в голове вспышками и углами мелькают ворохи воспоминаний, которым впору бы сгинуть в земле кучей навоза. Пика хоронили в закрытом гробу. Вспоминая о том, как последняя кидала горсть земли на его гроб, Эмма жалела, что не плюнула тогда на деревянную крышку вечного пристанища мёртвого тела. Дядя бы оценил. А священнослужители и другие недалёкие родственники – нет. Мысль, казалось бы ожидаемая и оттого нежданная, поражает даже сильнее, чем должна бы. Олежу ведь похоронят так же. И каждый присутствующий кинет горсть земли в яму. Разве не забавно? Эмма уверена, что если это суицид, то свой вклад внёс каждый: от тирана-папаши до случайного сокурсника, которому парень хоть единожды давал списать. И Эмма в их числе. - Мы так и не помирились. – Слова звучат пусто и небрежно. - Я знаю. – Хелен никогда не умела утешать её словами. В горле скручивается комок омерзения. Эмма сплёвывает и достаёт сигареты, щёлкая зажигалкой. Хелен хмурится, но ничего не говорит. Её светлые волосы треплет ветер и лента тусклого розового цвета развевается змеёй. Хелен, побледневшая до серости под веками, достаёт уже свою курилку-парилку. Вэйп Эмме не нравится, она предпочитает более терпкие и горькие на вкус сигареты, дешёвые и оттого быстро заканчивающиеся. Ветер стихает, а лента в волосах Хелен свисает удавкой. Сравнение Эмме не нравится, так что она развязывает узел, убирая ленту в карман чёрных джинс. Серебряный крест холодит ключицы и впервые она жалеет, что носит столько висюлек на шее. Хелен, не в пример подруге, явившейся на выпускной в узких джинсах и кроп-топе, одета в платье цвета кремовой долины. Эмма думает, что ироничным образом её собственная одежда куда лучше подошла ситуации, в итоге. В галерее мобильного под сотню фотографий с выпускного, но ни одно Эмма не запостит. Потому что такое – искусственно радостное и нереальное, оборвавшееся подобно лопнувшему пузырю – она не хочет показывать. Возможно, Хелен что-то загрузит, но её можно понять. Вечером Эмма поставит лайк под фотографией со всеми бывшими однокурсниками, даже не глядя и без лишних сантиментов – Олежи на ней не будет, а для подруги это всё равно просто фото отчёт перед обществом; профиль с Хелен-настоящей доступен только ограниченному кругу лиц. - Правильно ли будет… заблокировать его номер? – Этого вопроса Эмма не ожидала, но ей слишком плевать, чтобы переспрашивать. - Зачем? Просто удали. Шёлк волос принцессы и сдержанность королевы у Хелен не отнять, но сейчас внимание у неё рассеяно. В отличие от Эммы, уже унявшей истерику и выдыхающей сизый дым, подруга только приходит в себя. И не понимает, как должна себя чувствовать. На лице написана скорее отстранённость и прохлада, нежели разочарованность и сочувствие. С неприятием, Эмма замечает, что Хелен даже не удивлена чёртовому трупу Олежи Душнова на собственном выпускном. Она хочет её ударить, но сдерживается, сжимая фитиль сигареты. - Ты пытаешься понять, или что-то знаешь? – Эмма смотрит в упор, напрягшись всем телом. - Успокойся. – Кидает Хелен, утыкаясь носом в колени и тяжело выдыхая. Она похожа на куклу, взявшую перерыв. – Я готова расплакаться. Наблюдая за тем, как тело некогда доброго и милого однокурсника, с которым они однажды вместе делали проект, увозят в труповозке, Эмма шепчет что-то невразумительное. Хелен облизывает сухие губы. Ночью, обнимая подушку и сдерживая слёзы, накатывающие с периодической частотой, Эмма будет долго смотреть на новое фото в профиле Хелен. Дата публикации: 13 июля. А потом уткнётся носом в подушку, прикусит костяшки на правой руке, и засмеётся в голос. На экране, постепенно затухающем, Хелен показывает фак в спину увозящим тело Олежи врачам. И подпись: «Нахуй смерть.» Претенциозно, настолько непонятно и сумбурно, совершенно эмоционально, и чёрт возьми бесподобно. Эмма будет смеяться, вытирая сопли-слёзы о подушку. Трясущимися пальцами наберёт на заученный до скрипа номер в мессенджере: «дура бля, люблю тебя.» Но сейчас Эмма, не отряхиваясь, встаёт и тянет Хелен на выход. Среди толпы соболезнующих-охуевающих им делать больше нечего.