Запреты.

Две недели пролетели относительно незаметно. Ориентир времени на корабле пал на Мировое время – США, Вашингтон. Взаимоотношения двух людей на судне были не более чем нейтральными. Джимми и Дайске кое как поддерживали контакт и завтракали вместе, когда это позволяли обстоятельства. За все это время эмпатичный и любвеобильный Дайске даже в 15-ти минутных перерывах между работой успевал рассказывать многого о себе и своей судьбе, потому что эти диалоги были почти односторонними, и даже близкой к собственной отдаче отдачу от капитана парень не получал. Но его все устраивало, поскольку Джимми казался относительно дружелюбным (конечно же, эта "дружелюбность" проявлялась лишь в пассивности общения и многозначном молчании) очевидно, когда держал свой рот закрытым и иногда отрывался от своего скудного завтрака, обеда или перекуса, временами поглядывая на парня, а иногда даже и заглядываясь. Эти неоднозначные, быстрые взгляды, брошенные на мягкое лицо с нежными чертами, казались для Джимми более чем противоречивыми... Тем не менее, Дайске питал к этой односторонней болтовне хотя бы какой-то интерес лишь потому, что Джимми, как пример для подражания и единственный собеседник, "в своей манере" поддерживал неумолимые диалоги, бросая малосложные ответы. Причина хотя бы какой-то заинтересованности уже со стороны Джима таилась в некотором интересе к личности стажера. Механик, как выяснилось ранее, был ранее неизвестен капитану. Так Джимми узнал много информации, например: Дайске частенько затрагивал тему родителей и общества, а из этих подпунктов можно было составить картину отношений родителей и парня, две стороны которых были невероятно близки, в данном случае эта близость перерастала в гиперопеку, которая, в свою очередь, оставила некоторые отпечатки как на поведении Дайске, так и на его личности. А еще стажер в особом стиле вел свои речи, будто находился на зачете: условно ему попадалась совершенно неожиданная тема, которая не была похожа ни на одну из предыдущих, и парень, в свою очередь рассуждал и строил предложения, будто по бумажке. И в один день Дайске мог рассуждать о коррупционерах, в другой вещать о покемонах, а еще через неделю подробно и кропотливо рассуждал на тему реинкарнации и опровергал существование Бога. Хоть в большинстве своем эти разговоры не представляли собой никакой пользы, поскольку Джимми и в политику не лез, и считал, что стар для покемонов, и не верил в Бога, но все эти церемонии каждый день все же приходились тому по душе. Уж очень приятно было находить в себе умного собеседника, который мало того, что мог "вести" такие разговоры в чистом виде без своеобразного "разжевывания", а еще и понимать и самостоятельно выстраивать аргументы либо опровергающие эти слова, либо подтверждающие. Не менее нравилось и то, что это довольно глупый парнишка, вполне себе радио на ножках, которое можно и подстроить под свою волну и услышать много полезной информации. Все, что мог сделать Джимми в этой ситуации – принять его "особенности" и использовать их, попутно отблагодарив родителей этого чудесного мальчика, что вырастили из него мягкотелого человека, зависящего от "мамы" и "папы", кроме этого взрастив в нем слабую и неуверенную в себе персону. В один из таких скоропостижных обеденных моментов, Джим вспомнил, что подловил Дайске на бездельничестве. Он определил это очевидно потому, что некоторые щитки были запломбированы, хотя дайске должен был проверить все оборудование еще в первые дни и снять все пломбы до единой. В этот раз первым разговор начал Джимми, его голос звучал очень грубо: – Знаешь что, ты у себя дома можешь ничего не делать и пинать хуи. А тут работа. В космосе. Если мамочка тебя сюда пристроила, то почему она тогда не выполняет твою работу за тебя? Было дано два простых поручения, которых ты не выполнил за две недели, – манера общения была вероятно больше пассивно-агрессивной, нежели активно. –Мы же не прям в открытом космосе, а на корабле, да и кто сказал,что я совсем ничего не сделаю? Я обязательно выполню все, что должен, мне просто нужно немного времени, это для тебя, как для недовольного капитана они лёгкие! А я же стажёр совсем, вдруг сломаю что-нибудь и все, на тебя же вину положат! – Дайске явно понимал и более чем догадывался, что это было чистое трепло, неясно правда за что велась эта бойня. Все же странно было находить, казалось бы, умиротворенного капитана, в таком нервном состоянии. В любом случае, парень оправдал подобное поведение плохим днём, а от этого "плохим настроением", – Да и ничего я не пинаю, это так, к слову.. Спор бы продолжался еще очень долго, если бы Джимми это все не надоело, если бы эти пустые слова и блеф значили хоть что-то. Капитан отыгрался на парне, а этого хватило с головой. А еще Джим осознал и выявил явное преимущество для себя, отыскав некий рычаг давления. Мужчине казалось, что Дайске кроши́лся от словосочетаний: «Я старше, я лучше знаю», «Ты знаешь сколько у меня работы» и «Ты обуза », потому что эти слова вводили парня в огромное заблуждение и сомнение, затыкая его на десятки секунд. Конечно Джим давал право голоса парню, он даже выделял ему некоторое время для того, чтобы стажер мог хоть как-то собрать мысли в кучу, проводя его в обоюдном молчании; но это просто начало наскучивать, а потом и вовсе докучать, ведь аргументы Дайске начали повторяться, и если раньше весили хотя бы пару граммов, то сейчас и их ценность тоже потерялась, а на новые вопросы он был не в силах ответить. Злился ли Джимми? Конечно нет, он бы никогда не смог проявить свою слабость или силу – чистую агрессию, рядом с человеком, которого считает ниже по статусу. Мужчину забавляло лицезреть розовые от различной смеси эмоций, щеки, нравилось чувствовать злость, которую с головой перекрывает и гасит неуверенность, в то время как на лице мужчины нет и намека на ее наличие. Джимми, уже не выражая никаких явныхч вдпже демонстративно выдавливаемых эмоций, легко встал, выпрямился и кинув что-то вроде «Надеюсь на обратную связь», покинул помещение. Механизм двери утвердил его категоричное решение не проигрывать спор... К шести часам вечера мужчина вышел из своей каюты, решая приготовить что-нибудь. Именно он частенько занимался непосредственно готовкой. Из рецептов имелись лишь спагетти, яблочный пирог и пара похожих сухих сладостей. Есть из автомата не хотелось категорически, потому Джим начал разбирать некоторые приспособления и ингредиенты для готовки. В самом то деле Джимм совершенно не питал никаких чувств к Дайске. Он не считал его глупым, он не обожествлял его, но, возвращаясь к тем неоднозначным взглядам, и понять не мог почему ему нравилось выстраивать в своем больном разуме картину худощавого тела, обитого нежной кожей, напоминающей больше вареную сгущёнку. Такая же до нельзя сладкая, приторная и насыщающая на длительное время даже самых голодных людей. Честно говоря, про спор он тоже забыл, и кричал он вовсе только для утверждения своего положения. Проверка скатывалась только на Джимми и на само судно, не было нужды выполнять 2/3 всех поручений стажера от слова совсем, начальство особо об этом не пеклось.