Дворецкий в Белом

Шингу ещё с детства понимал, что нельзя просто так получить то, что тебе нужно, будь это новая игрушка, внимание придирчивой толпы или симпатия красивой девочки. С самого юного возраста он был тем, кто видел несовершенства мира с многих сторон и никак иначе. Нужно стараться, бороться за своё место, а, достигнув его, ставить пароль и возводить стены — парень привык к этому. Он достигал то, что считал нужным, любыми способами, для него не было «благородства» или «грязи», лишь цель и средства её достижения. Шингу был воспитан так… а, может, он и родился таким. Он умел быть милым, рисовать яркие цветы и белоснежный снегопад, он чувствовал к вечно доброму Муку самую искреннюю дружбу, на которую был способен, и никогда бы не подверг его опасности, но это была лишь одна сторона медали, аккуратный орёл. На шершавой решке прятался его тайный эгоизм и желание получать желаемое во что бы то ни стало, будто страшный секрет, как тела в каморке Синей Бороды. Шингу не был хорош или плох, идеален или отвратителен, ему не шло ни белое, ни чёрное — его цветом был насыщенный серый. Когда он только попал в школу, одноклассники совсем не заметили его, до него и так было много проблем. Однако организаторы быстро приметили его. Они видели в его взгляде то, что было нужно им — мальчика, который не будет задавать вопросы, того, кто не будет колебаться, если ему нужно будет убить, чтобы выжить, похожего на самих организаторов, но ещё маленького и податливого. Он был идеальным кандидатом для помощи в их мерзких, подпольных делах. Около месяца важные фигуры школы втирались к нему в доверие, используя разные методы, чтобы потом просто завести его в квартиру «дедушки» и познакомить с ним. Шингу сразу высоко поднял глаза на странного человека перед ним. «Молодой старик» — только такое определение подходило к описанию загадочного мужчины. Его лицо было морщинистым, поза и походка сгорбленными, но он не был седым, да и не отличался мудрым взглядом, как и тучностью, наоборот тело незнакомца имело удивительно атлетичное сложение. Этот «старик» мог показаться милым, но то, что он вёл себя так, совсем не отменяло его преступных увлечений. Он выгодно перепродавал дефектных дворецких важным клиентам, получая за это серьёзные проценты, как посредник между школой и чёрным рынком. Через него всё было в сотню раз выгодней. Так Шингу, со временем, привык к расчленённым телам и только на бумаге позволял себе вспоминать, что считается неверным в обществе. На тот рисунок с мальчиком и окровавленными деньгами он потратил не один час свободного времени и не был удовлетворён результатом, но успешно вылил свои чувства на пустой, сухой лист, который не будет спрашивать, можно ли говорить о таком или нет, не будет ругать или возникать. Однако с каждым рисунком в мальчике пробуждался эгоист, ведь недостатки других людей казались ему гадкими, противными и мерзкими, пока он сам был обычным помощником. Убил одного свидетеля, заподозрившего неладное, с помощью садовой лопаты? Это был его способ выжить, вынужденная мера, а других детей он не понимал. «Разве они не знают, кто на самом деле виноват? Разве их не больше, чем организации школы? Разве они не могут попытаться сделать что–то, чтобы спастись?» — он опрометчиво задавал такие вопросы, совсем не замечая, что был одним из них, таким же мелким, наивным, с промытыми мозгами и желающим, чтобы его не трогали и не доставали. Примерно тогда, когда этот сорняк эгоизма пророс в его сердце, он встретил Юку. Она была яркой девочкой, которая всегда помогала сиротам и не знала бед. Шингу часто сравнивал её с желе — упругое, мягкое, с ароматным запахом, которое так и манит к себе. Мальчик медленно влюблялся, чувствуя желание быть с ней всегда и никогда не слышать её имя из уст других. Тогда он понял дух соперничества с другими учениками, но лишь когда дело касалось Юки. Он был беспощаден в такие моменты, до «Пазла» и после него. «Пазл» стал его точкой срыва. Вид Юки под завалами сцены стал кнопкой, которая включила режим ярости. Шингу уже не разбирался кто есть кто — были он, Юка и твари, которые ничего не заслуживают. Он не знал хороших людей, он мог убить любого из пистолета за своей пазухой и никогда бы не задумался, зачем ему это было нужно. «Ради Юки», «он не заслуживает жить» — такие мотивы заставили бы зрителя детектива закатить глаза, но иногда люди проще, чем кажутся. Шингу всегда легко находил недостатки людей, пока не узнал, кто такой Кайто. Это знакомство было поздним, но ярким, ведь на общем фоне сын погибших супруг Куроба очень выделялся. Его ненавидели почти все, но он наивно улыбался и веселился, будто выискивая себе друзей и поддержку. Он мог отключиться со слезами на глазах от боли и встать с широкой «лыбой» на половину лица. Он был стойким, хотя и его можно было сломать при сильном желании и хорошей тактике. И этот взгляд, выискивающий за что зацепиться. «Если бы этот парень влюбился, он бы пошёл по головам», — усмехался Шингу, когда рисовал его, читая его файл в кабинете директора: «Хм, интересно, что бы это была бы за девушка?». С таким вопросом на уме, парень нарисовал ровный вопросительный знак напротив портрета Кайто, пока фантазия подсказывала ему разные образы. А потом Шингу совершил свою ошибку, убив самого крупного барона чёрного рынка на тот момент. А как ещё он мог поступить, когда тот угрожал ему ножом? Выход из программы сирот наоборот был счастьем для мальчика — теперь он сменить имя и расти с Юкой вне всего безумия. Так родился Такаши Миуда, который стал совсем другим человеком — более весёлым, общительным, успешным. У него появились знакомые, друзья, приятели, приёмный отец, сложная учёба в медицинском университете, а в одну из его смен в баре к нему подсела Мику. Тогда она была ещё новичком в журналистике, да и у Шингу не было ни малейшего желания строить отношения с ней. В тот же день они переспали. Как? Разговоры, беседы, симпатия. Шингу сам не знал, почему пошёл за пьяной девушкой, но Мику привлекла его. Его чувства к ней не стали такими же сильными, как с Юкой, но они были настоящими, без притворства. Возможно, его первая любовь к Юке давно прошла, оставив лишь нездоровую одержимость, а Мику была той, кого он должен был встретить годами позже? Парень не утверждал ничего наверняка. Ему казалось, что он легко понимал женщин, умел мыслить от их лица, и его фанфики, написанные от скуки, расходились на «ура». От них даже был пассивный заработок, иногда не маленький, если его новелла выстреливала. А подработка барменом была самой оплачиваемой и неприметной, пусть Миуде не рекомендовалось употреблять алкоголь, как человеку с одной почкой. К донорству Шингу прибегать не хотел — это навевало ненужные воспоминания. Такаши Миуда мог жить спокойной, размеренной жизнью, но дворецкие, которых он ненавидел, выпустились, а некоторые организаторы сбежали от кары закона. Ещё один срыв был неизбежен, после чего тринадцать человек лишились жизни, вместе с повешенной на плечи Шингу учительницей французского. «Тринадцать жертв. Я убил тринадцать жертв», — думал он, смешивая коктейли: «И всё равно ни Юка, ни Мику… ничего не говорили мне». Шингу не считал такое самим разумеющимся, но и не волновался о психическом здоровье своих девушек. Его глушило обычное человеческое любопытство.

***

Юка в глубине души считала себя дурой, но не могла перестать смотреть на Шингу, потому даже не старалась. Он протягивал к ней свои руки в острых шипах, а она тянулась в ответ, укалываясь и улыбаясь. Если это были те самые нездоровые отношения, от которых нужно было бежать, Юка бы указала на обрубки своих ног. Он не был для неё возлюбленным, скорее… старшим братом в костюме рыцаря. Даже их первая встреча походила на ситуацию «дама в беде»: к Юке пристал ещё агрессивный Широ, когда подумал, что девушка украла его деньги, а Шингу оттолкнул его и бросил ему в лицо его кошелёк. Типичный сюжет для школьной драмы, где началась бы драка, закончился в тот же момент — Широ подобрал кошелёк и спешно удалился. Он легко забыл про этот конфликт, сосредоточившись на найденных деньгах, и Юка смогла выдохнуть. Всё, чем она могла поблагодарить своего спасителя, это домашним печеньем своей мамы, за которым он медленно и нехотя разговорился, выдумывая одну и ту же легенду, которая от зубов отлетала у всех сирот с программой «помощи». То, что у них всё хорошо, бывают личные конфликты, но их мирят, как им было весело на последней поездке, кто его лучшие друзья (Шингу всегда называл Муку и случайное имя, другие всегда использовали случайные имена), что он ел на завтрак — такие мелочи отводили глаз от кошмара, в котором они жили, а Юка была маленькой девочкой, которая бы никогда о таком не подумала. Она просто хотела подружиться со смелым мальчиком. Вот только их дружба не привела ни к чему хорошему. Уже скоро организаторы обратили внимание на Юку — её талант в написании коротких рассказов для одноклассников показался им неплохим и, раздумывая над общей обязательной пьесой для сирот и необязательной для нескольких девочек на добровольной основе, они обратились к ней. Серьёзный сюжет пьесы был в новинку для девочки и раззадорил её фантазию, явив в итоге то, что получилось. Результат понравился юной сценаристке, она согласилась участвовать в пьесе без колебаний. А в итоге её увезли на скорой и посадили в инвалидное кресло. Даже если она хотела встать, она не могла. Девушка сильно завидовала людям с врождённой инвалидностью, вроде Нагисы — они не умели ходить с рождения, Юка же помнила, как её маленькие ступни наступали на пол школы, как она бегала на физкультуре и мотала ногами во время скучных уроков. Мама сочувствовала ей, тётя кивала, бабушка охала и ахала, а Шингу, уже как Миуда, не отходил от неё. Он рассказал ей о своей новой личности, как только организаторы подготовили все необходимые документы для её создания, а завуч оформил опеку над новым сиротой. В детстве Юке показалось это забавным, она ещё не понимала, что происходило вокруг её. Взрослые проблемы казались не серьёзней детских, пока девушке не исполнилось тринадцать лет. В этом возрасте умерла её бабушка. Похороны были долгими, красивыми, все плакали в три ручья, кроме одного человека. Сквозь затуманенный слезами взгляд Юка навсегда запомнила образ Шингу, стоящего перед гробом с безразличным лицом. Это не была ни маска, ни сдержанность, парень просто ничего не чувствовал и даже не пытался притворяться. Таким же он остался на похоронах её тёти, а потом и родителей. У Юки больше не было родственников, да и друзей тоже — без него она осталась бы одна. Он мог дарить ей подарки, звать на прогулки, смотреть с ней фильмы, а иногда нежно целовал её в щёку, на что она улыбалась. Юка не пыталась отталкивать его или кричать, она просто… терпела? Считала это нормальным? Мысли в её голове давно перемешались. Она знала, что это не любовь, но никак не пыталась донести это до Шингу. Ей нравилось, что он рядом, даже если он иногда переходит черту и без согласия целует её. Сначала она хотела что–то сказать, но потом забывала. — Шингу, почему ты, — всё, что она могла сказать, прежде чем он обрывал её: — Потому что я люблю тебя. Юка доверяла Шингу, но не верила. Она знала об убийствах, мотивах, крови, в которой иногда пачкалась его одежда, но не пыталась ничего сказать. Он заботился о ней, но врал — это были все их отношения, только и всего.

***

Мику не знала о школе «Дворецкий в Белом» ничего сверх того, чего не было в новостях. После первой встречи с Миудой, она не могла допустить и мысли, что та школа и он как–то связанны. Она просто зашла в бар, напилась, а проснулась в кровати бармена. Его трезвый вид удивил её, хотя она не предполагала, что он вообще не пил в тот вечер, а просто согласился на её предложение. После того дня они могли сгладить углы и разойтись, но этого не случилось. Сначала они сталкивались в одном и том же кафе, когда он возвращался с работы, а она приходила писать курсовую, потом их познакомил Сайто, когда гулял с Луизой и старым знакомым юным приятелем Но. Все пятеро нашли общий язык, а Мику без задней мысли стала флиртовать с Миудой, раз на то пошло, на что тот спокойно отвечал. Его спокойствие иногда поражало, но девушка и вправду чувствовала симпатию к новому приятелю, потому была инициатором их отношений. Миуда согласился и быстро изменился. Когда она переехала к нему в его небольшой частный дом, он стал более весёлым и лёгким, даже милым. Мику скинула это на характер, что ей даже понравилось, но потом начала замечать странности. Пусть он и учился в медицинском университете, да ещё и подрабатывал, парень иногда прогуливал и пропадал надолго, занимаясь непонятно чем. К тому же у него был друг, про которого она совсем ничего не знала, кроме имени Муку. Может, Мику и не любила детективы, но она была хорошим журналистом. Иногда она замечала в подвале ножи или пилы, а то и какие–то флаконы. Первые с кухни не пропадали, другие не были похожи на духи и, к тому же, кто бы стал прятать духи в подвале? Так же, стоило ей иногда зайти в его комнату, она замечала старую коробку и позволяла себе заглянуть туда. Обычно там ничего не было, лишь старый картон, который уже не такой яркий, как раньше, но иногда там лежала какая–нибудь сложенная рубашка, перепачканная в красной, засохшей жидкости. Забавно, но в первый раз Мику даже не коснулась её и закрыла рубашку крышкой. В тот день Шингу готовил для неё завтрак и не раз пачкал одежду в томатном соусе, который был очень похож на эту жидкость. Сославшись на это, девушка не стала разбираться в происхождении странной жидкости, однако потом, месяц спустя, снова увидела ту же рубашку, уже с другой формой пятен. «Может её стирать надо, а не в коробке прятать?» — с такими мыслями, она подняла эту одежду и тут же почуяла чуть засохший, металлический запах крови. Всё было так очевидно, что не было никаких вопросов, однако Мику даже не попыталась что–то сделать. Она сложила рубашку обратно и забыла о том, что только что видела. Потом вскрыла архивы, проверила всё по знакомым и догадалась до правды, но всё равно молчала. Миуда быстро очаровал её. Он казался ей интересным, заботливым, нежным, совсем не как её дед в детстве. Отца у девушки не было, а единственный мужчина был строгим и наглым. Когда–то его не взяли в армию, хотя он мечтал о ней с детства, и это сорвало ему крышу. Дома всегда были требования, режим, задания, а Миуда был полной противоположностью: умел баловать, позволял ленится и вежливо разговаривал. Мику не могла думать о ком–то другом и попалась. И она, и Юка покрывали Шингу своим молчанием, а теперь хотели мести… Но ради чего?

***

— Юка, напомни, как мы так умудрились? — недовольно протянула Мику, взмахнув рукой. Юка цокнула языком. Они лежали в одной палате для двух человек на третьем этаже. Инвалидка поглядывала на своё кресло и накрывала обрубки ног тонким одеялом, медленно ворочаясь, а журналистка листала ленту новостей в телефоне. О преступлении, совершённом в отношении них, было известно всем. — Хм, интересно, чья это вина? — спокойным тоном спросила Юка. Её соседка замотала головой, как от стыда. — Ну, знаешь, я не знала, что мой бывший коллега на такое пойдёт! — возмутилась она. — И, кстати, я говорила, что такой, как ты, лучше не участвовать в поисках. — Что? Раз ног нет, я сразу пошла к чёрту, да? — Юка редко вскипала. — Знаешь, мне вообще не стоило связываться с тобой. — И к кому бы ты обратилась? — К Муку. Или к Нагисе. — Муку? Да он ничего не скажет, он же его лучший друг! — сказав это, Мику бросила телефон на тумбочку и откинулась назад. — Но кое–что мне наверняка понятно — подозреваемых двое. — Кайто и Тоя, да? — Кайто и Тоя. В палате не было стойкого больничного запаха, но белизны стен и твёрдости кровати хватало с лихвой. А в темноте ночи атмосфера становилась ещё мрачнее, особенно с полной луной, выглядывающей из окна. Юка свистнула, посмотрев в окно, и повернулась к тумбочке Мику. — Эй, достань дневник. — Сейчас. Мику потянулась к тумбочке, где лежала сумка, с которой они гуляли по улице. Половину еды они съели, другую — оставили, а под ней спрятали маленькую тетрадку, в которой Шингу записывал все свои мысли. Девушки искали среди строк всё подозрительное или то, что казалось подозрительным, и проверяли по сотне раз. А найти нужную информацию, тем более понять, кто подозрительнее, было сложно, ведь Шингу сделал нечто весьма озадачивающее. — Ты тоже не понимаешь, зачем он сделал? — мрачно выдохнула Мику и перекинула тетрадь Юке. Та посмотрела на текст и кивнула: — Да, я понятия не имею, по какой причине он мог быть таким опрометчивым, — она, не улыбаясь, листала страницы. — Вечно аккуратный и эгоистичный Шингу внезапно решил помочь своему будущему убийце — никогда в это не поверю! — И я тоже, — буркнула Мику, откидываясь на свою койку. Луна всё ещё сияла в окне их палаты, как вдруг… — А, что это? — инвалидка чуть приподнялась. — Будто в окно камень кинули… Кто-то тарабанил в окно. — Смотри… Мне показалось, или реально камень? — Мику переводила взгляд с соседки на окно. Стук становился всё более частым. — А как я встану–то, а?! Журналистка попыталась сделать над собой усилие и хотя бы вернутся в положение сидя, но раненная нога заныла, и девушка громко простонала. Стук снизу внезапно прекратился, сменившись на какое–то шкрябанье. Долгое время оно было тихим, однако медленно и верно поднималось к их окну. Когда Юка хотела указать на это, в окне уже появился человек. Немного растрёпанные каштановые волосы прибавляли ему неаккуратности, хотя серый костюм наоборот, был похож на творение дизайнера–перфекциониста. Сам держался за какую–то верёвку и смело поднимался по стене, не страшась ночи и темноты. Когда он добрался до приоткрытого окна, он толкнул его и ввалился в комнату. Там он отряхнулся и прикрыл окно, чтобы не чувствовать прохладного ветра. Девушки смотрели на него с непониманием. Каждый раз его лицо, которое только приближалось, казалось разным, пока Юка не догадалась включить настольную лампу. Стоило ночному гостю приблизится, инвалидка догадалась, кто это. — Муку? — тихо спросила она. Парень немного выпучил глаза, но кивнул и подошёл к узнавшей его пациентке поближе. Его взгляд опустился к тетради. — Дайте мне её, — сказал он, протянув руку. Юка посмотрела на тетрадь, и на парня, прижав к груди первую. — Я хочу выяснить, кто это был! — Вы сами поняли, почему не можете это выяснить, — сухо отчеканил Муку, — и Вы тоже, Мику–сан. — То есть, ты читал его?! — проронила журналистка. — Но зачем он тебе? — Надо для закрытия дела. Полиция считает его потерянным, — парень говорил совершенно без эмоций. — Вы отдадите его мне? — Но как мы найдём убийцу?! Ночной гость посмотрел на инвалидку, лицо которой перекрасилось от ярости, на журналистку, которая метала в него воображаемые молнии, и опустил голову. Его безэмоциональный тон внезапно стал мягким, а заданный вопрос — острым: — Вы серьёзно его любили? Если бы Муку сам отвечал на это вопрос, он бы назвал Шингу другом, но не сказал бы, что лучшим. Скорее, он был бы худшим, но надёжным, который всегда выручит и поможет. К тому же Муку не умел думать о таких вещах, потому мысли в его голове редко доходили до логического конца, и чаще обрывались, только появившись. Зато девушки всколыхнулись, замерев в неестественных позах: Юка держала тетрадь на уровне с головой, будто замахивалась ей, а Мику выставила вперёд ладонь пальцами вниз. Обе погрузились в мысли. Юка видела в Шингу надёжность — человека, который держал обещания, данные ей, в ответ на что она… молчала об убийствах, которые он совершал. «Я делала это просто за его заботу, хотя он был эгоистом, который иногда сразу делал и ничего не спрашивал. В такие моменты он был мерзким, но я привязалась к нему из–за того, что… мы пережили? Почему я вообще любила его?» — мысли перемешались: «А я его любила?». Девушка не могла отсортировать эмоций — она думала о причинах и не могла прийти к выводу, потому медленно опустила дневник на колени. Муку тут же подошёл к ней и взял тетрадь, но инвалидка уже не сопротивлялась. Она уставилась в пол. Мику тоже задумалась, увидев перед глазами покойного дедушку. Он отвратительно обращался с ней и её мамой, но стоило на горизонте появиться бабушке, как он становился шёлковым и нежным. «Неужели я просто была моей бабушкой и не замечала, что все остальные встали на моё место?» — задумалась она: «Я наслаждалась тем, как он мил со мной, не задумываясь, что некоторые милые парни могут быть… такими». Журналистка сжала часть одеяла в пальцах. Вздох сорвался с её губ, разрушив тишину комнаты. Она обратилась к Муку, который уже развернулся к окну. — Эй, Муку, — тихо шепнула она, — он с тобой… тоже был мягок? Ты по доброй воле ему помогал? Муку на секунду уставился на них с удивлением в глазах, а потом отмахнулся и сделал несколько шагов к окну. Он успел раскрыть его, прежде чем бросил последнюю фразу: — Я всё ещё не понимаю, почему я пытаюсь помочь каким–то людям, — он говорил это честно, и это было правдой. Мику и Юке оставалось лишь смотреть и слушать, как он спускается вниз и уносит тетрадку с собой. Девушки посмотрели друг на друга — обе без слов поняли, что о том, за что им мстить или нет, ещё нужно подумать. Свет полной Луны дружелюбно подмигнул им, а потом ночное светило поднялось выше, исчезая из их поля зрения.

***

— О, ужас, о, горе мне! — пропел Даичи уже на середине чтения полицейских архивов и других документов, связанных с Шингу. — Мне бы ещё за это платили, я бы озолотился! Даичи часто проклинал свои связи в полиции, особенно когда ему не хватало денег, а его умоляли помочь за две шоколадки и шарик для младшего сына. Иногда, если работа интересная, врач соглашался, если нет, его приходилось уговаривать на маленькие суммы, хотя некоторые дела были настолько сложны, что за них можно было срубить миллион, как с Шингу. Вся его тонкая психология была кладезю для размышлений и рассуждений, как у других убийц или просто необычных личностей. Вот только улик для помощи следствию в поимке его бывшего «подельника» не было никаких: убийца был аккуратен, скрытен и хорошо страховался. Свидетели не видели ничего подозрительного или их вообще не было, а иногда дело просто вставало в тупик. — Так, значит Чин задолжал Тое денег, — Даичи быстро занёс это в свой блокнот и тут же отвлёкся на стук в дверь. — Да, кто там? — Муку, — послышался голос за дверью. Врач ухмыльнулся: — Заходи! Дверь открылась, и оттуда вышел парень. Он аккуратно причесал волосы, надел футболку и шорты до колен и почти за полминуты добежал до кресла. Когда он уселся, он опустил руку в сумку на своём плече и вытащил маленькую тетрадку. — Вот, я принёс дневник Шингу. Я нашёл его у Юки дома, — безразлично улыбнулся парень. — У нас, как обычно, долгий сеанс, можете прочесть его прямо сейчас. — Оу, ну если тебе не будет неудобно, — неловко начал Даичи, и был оборван коротким: — Ничуть. Психиатр посмотрел на тетрадь. Её простой вид совсем отличался от старого дневника Шингу, потому мужчина сомневался в подлинности дневника, пока не открыл его. Почерк тот же, манера речи та же, а мышление почти не изменилось. Можно сказать, стало даже резче, но это только вначале. «Записи об убийствах, сочинения о ненависти… О, а вот тут необычная запись!» — мужчина остановил внимание на коротком абзаце. Имени указанно не было, лишь странное и короткое обозначение загадочной персоны:

«Сегодня ! заглянул в бар, в котором я работаю. Он потратил столько денег, совсем разбаловали его в приёмной семье. Но я вижу, что он ни капли не изменился, всё такой же гнилой внутри. Даже обидно, что у нас ему понравилось, не хочу возиться с ним. Надеюсь, что он меня не узнал»

«Деньги, гнилой… Тоя?», — покачал головой Даичи: «Понятно, отсюда начинаются записи о нём…». Врач внимательно читал страницы, аккуратно перелистывая одну за другой, а Муку спокойно ожидал его. Психиатр иногда поглядывал на пациента, но его взгляд то и дело цеплялся за записи, где подтверждалась вся информация, которая могла нагнать подозрений на Тою.

«! ходит в мой бар уже неделю. В последнее время он часто задерживает на мне свой взгляд. Не думаю, что он мог запомнить меня, однако от такого, как он, можно ожидать чего–угодно. Страшно даже представить, что ему может взбрести в голову» «! сказал Миуде, что слышал о нём. Уверен, что он в курсе моей личности, но почему–то не собирается говорить об этом. Может, всё–таки ему это не нужно? Хотя он может сесть мне на шею с минуты на минуту. Лучше быть осторожным, а ещё вежливым. ! ненавидит, когда ему перечат. Не могу не согласится с такой позицией»

«Может, для Шингу такая упёртость была хорошим качеством?» — покачал головой Даичи. Его взгляд снова забегал по страницам, цепляясь за разные записи и резко остановился на одной из них. Обозначение, указанное в ней, было знакомо мужчине.

«Видел ? сегодня. У него всё хорошо. Посмотрим, надолго ли. Но, кажется, он работает в отличной семье»

«Вопрос… Так Шингу обозначил Кайто в своём дневнике», — кивнул мужчина сам себе, поглядывая на то, как Муку начинает ёрзать на стуле. Психиатр перелистывает ещё несколько страниц, где узнаёт лишь подробности убийств и скучной жизни Такаши Миуды, цепляется за все записи и наконец находит что–то, что отличается от всего другого. Глаза Даичи слегка расширяются, он даже поднимает тетрадку ближе к глазам, но не различает известных обозначений. — Он… серьёзно? — обычные слова становятся похожи на ругательства, — Что за?

«Сегодня ночью меня вычислили. Что ж, должен признать он неплохо сработал. Он ничего не сказал мне, но я думаю, что теперь мы точно спокойно не разойдёмся. Думаю, что мы можем договориться»

«А он был самоуверен», — покачал головой мужчина: «Но он не использовал обозначений… Это не могут быть не они. Что за поблажки? Неужели, и по дневнику не понять, кто преступник?». Даичи тяжко вздохнул, на что Муку уставился на него с непониманием. Пациент попытался вытянуть руку, но психиатр сделал это быстрее, махнув ладонью. Парень вновь сел в выжидающую позу, а врач, быстро прочитав все подозрительные записи, остановился на последней, на первый взгляд ни капельки не подозрительной:

«Сегодня после смены иду к Юке, а потом ночью стоит навестить того парня. Это давно было у меня в планах, он как раз остался один сегодня. Выхожу вечером»

После этой записи Шингу не смог убить одного из дворецких, а потом оказался предан и убит. Никто не знает и никогда не узнает, о чём думал, когда умирал. Полиция перерыла все возможные места, но безразличность Шингу к другим сыграла на опережение. Все надеялись на дневник, который поставит точку, а он лишь добавил новую запятую. «То есть нам… ждать, пока убийца совершит ошибку, да?» — когда Даичи посетила такая неприятная мысль, он болезненно сморщился: «Но появится ли убийца снова? Его преступления очень хаотичны…». — Даичи–сан? — А? Психиатр совсем забылся в психологии убийц и только–только вспомнил, сколько времени он отнимает у того, кому его сеансы действительно нужны. Муку всё ещё очень мягкий парень, не различающий, кому надо и не надо помогать, и почти не способный принять собственное решение, похожий на мягкое желе, которым Шингу видел Юку. — Прости, задумался, — Даичи собрал документы и оттолкнул их от себя на край стола. — Ты не против, если я задам любопытный вопрос? Сейджи–кун кое–что сказал мне. — Да? — Муку неудобно поёрзал на стуле. Сначала он беспокоился о вопросах, связанных с убийствами, но, услышав имя одного из членов семьи, где он работал, в непонимании уставился на психиатра. — Он сказал, что вчера утром, пока ты ходил в магазин, одна милая девушка хотела с тобой познакомиться и даже дала тебе свой номер, — протяжно пропел врач, широко ухмыляясь. Пациент выпучил глаза, заалел и стыдливо отвёл взгляд. Его голос был тихим и поломанным: — А э–это… правда важно? Даичи усмехнулся. — Важнее некуда!