Готов ждать и признаться

Diena viena, ir vėl kita

Tarytum čia, data sustojo...

Проходил день и ещё один, который стремительно бежал вперёд, проходя мимо всех остальных настолько быстро, что они не успевали и глазом моргнуть, удивляясь всему происходящему один за другим… Всем говорящим предметам, жителям хмурого и мрачного замка, в котором царствовало заколдованное Чудовище казалось, что время остановилось.

Einu tai ten, einu tai šen

Ir kai sutems, ir vėl iš naujo

Однако, весь интерьер, нагруженный уродливыми горгульями и гротескными статуями и напряжение казались мелочью. Они все ходили туда — сюда, а когда стемнеет — становились людьми, когда приходила Чаровница в надежде на лучшее... Но не в этот раз. В одну из таких ночей всё изменилось.

На следующий день они, часы, которые до проклятия были дворецким в последнее время в своём облике оживлённого предмета были настолько серьёзные, что всем остальным аж становилось страшно. Они очень беспокоились, а не заболел ли коллега. Переполнен он был тем, что чувствует к тому, кто долгое время, не счесть сколько, наверное уже длиной в десятилетия является верным другом… Спутником, которого хотел бы видеть до того, пока последний лепесток розы не спадёт, а механизм не сломается.

Rytoj, rytoj, rytoj...

Pažadu mylėt tave rytoj...

Ещё со времён возникновения этого светлого чувства влюблённости дворецкий всегда — всегда обещал и себе, и ему, но лишь мысленно любить таким, какой есть не только сегодня, но ещё и завтра. Не хотелось озвучивать это, как говорится, до поры до времени. Он каждую ночь видел во снах образ своего сердечного друга, который приходится также братом по духу. Того самого подсвечника, но как человека. Рыжие яркие волосы и светящиеся глаза... Этот огненный нрав, который может зажигать всех вокруг и добросердечный взгляд, который всегда нравился ему… Деловой, или повседневный стиль в одежде, который подчёркивает стройное и подтянутое тело… И эти бледные руки, которые ни с чем не перепутать. Они — словно воск свеч, в которых долго горит огонь. Эти двое товарищей всегда были близки, но не только потому что как двойники, а были словно связаны красными лентами судьбы и находились рядом... Лишь до одной ночи. Когда их хозяин, то самое Чудовище громко храпело на весь замок, а попавшая к нему чудесная любительница книг, принцесса по имени Белль мирно отдыхала в другой комнате случился неожиданный сыр — бор. Вернувшись из той комнаты, насвистывая какой-то мотив часы оглядывались по сторонам и заметили, что подсвечника, который обычно мирно спит не было на своём привычном месте, в уютном уголке. «Пощадите мою голову… Силы небесные, где Люмьер? Неужели похитили?» — только и пронеслось у них первым делом. Вся его жизнь, казалось бы, становится беспросветной при таких мыслях, а механизм внутри, подобный сердцу будто бы медленно трещит по швам, но ещё не разбивается. Он даже подумать о таком не мог.

Laboj, laboj, laboj

Surasi tu mane nakty laboj…

Холодный ветер свистел вокруг, а в потоке этом откуда-то издалека доносились знакомые слова, но сказанные как будто на надрыве после концерта... «Найди меня, Когсворт. Пока мой огонь ещё не погас…» Эти слова точно попали прямо в цель. Сказанное будоражило названного и он с решительностью направился вперёд, на поиски того, в кого влюблён. Когсворт был в готовности ждать и признаться. Тем временем сам Люмьер был в том самом запретном западном крыле замка и весьма потерянном состоянии, но лежал на полу и оставался на месте, нервно улыбаясь своим мыслям и отрывисто дыша.

Ar aš vis dar gyvas?

Ar tebepažįsti mane?

Saulė nepakyla

Pasakyk, ar liksi šalia?

Живой ли я ещё? Если я здесь и ещё не снесло звуковой волной — значит живой. Если мыслю и чувствую то самое высокое чувство и пытаюсь быть как человек, которым точно был раньше- значит да, всё ненапрасно. Узнает ли он меня вообще, когда придёт искать? Надеюсь на это. Но силы конечно остаются на исходе. Если мистер «я живу по правилам — ничего не нарушать» Когсворт меня найдёт вообще. Только чувства- это не правило. Делать уже нечего, только узнать, если придёт — то останется ли здесь. Не хватало ещё, чтобы Фифи помешала моему плану осуществиться. Метрдотель оказался заточён его же бывшей возлюбленной, метёлкой, которая была в прошлой жизни служанкой, а в этот момент своим платьем изо всех сил пыталась погасить уже еле-еле тлеющий на свечах огонь, хотя это солнце, которое он умудрялся заменить собой и своим присутствием не садится. — Mon coeur, ну и что ты делаешь, Фифи? — фыркал он, ощущая, как становится тяжелее дышать. — Это я у тебя хочу спросить. Что ты делаешь? — в её голосе звучали нотки недовольства, а далее — ревности. — Неужели ты не безразличен к Белль? У неё уже… — Да нет же. Не к ней. Я хозяина нашего не трогаю, заняла она его сердце. Но знаешь... Другой меня беспокоит. И это точно не ты. Вот увидишь, он меня спасёт! — Ха —ха -ха! — театрально рассмеялась она, после чего обиженно заявила: — Не смеши меня, Люмьер. Уже поздно! — и сразу же расхохоталась. Но внезапно прозвучало короткое и решительное… — Нет.

Luktelk, luktelk Dar vieną minutę luktelk...

Хохот настроенной против него Фифи прервался и она поспешила уйти, стараясь не оборачиваться назад, чтобы в эту минуту не помешать этим двоим друзьям, для которых уж больно всё очевидно, только в конце концов признать это было не так просто.

Luktelk, luktelk Dar vieną minutę luktelk...

Раздались шаги и тиканье часов, которые были запыхавшиеся, но всё же нашли его. Подсвечник оказался прав. Его спасение, всё же, состоялось, а красноречивый взгляд стоящего напротив Когсворта будто бы говорил » Дай мне минуту, подожди» А ведь Люмьер тоже был готов его ждать в эту холодную ночь. Готов ждать и признаться.