Как семья

На улице шёл дождь. Тяжёлые свинцовые тучи нависли над городом, орошая холодными каплями землю. Ветер пробирался под одежду, царапал кожу, словно хищный зверь. Однако ни Феликс, ни Хаксли не обращали внимания ни на него, ни на усиливавшийся с каждой секундой дождь. Всё их внимание было приковано к могильщикам, закопывавшим в землю два гроба. Новость о том, что Агаты и Эдмунда больше нет, прозвучала для Генри как гром среди ясного неба. В тот момент, когда в трубке раздались эти страшные слова, ему показалось, будто земля ушла у него из-под ног. Перед глазами потемнело, голова закружилась. В тот день он едва удержался от того, чтоб не грохнуться в обморок прямо на месте. Потом, когда первый шок чуть отошёл, он сразу же сорвался к Феликсу. И не зря. Сказать, что Феликс был в прострации, — ничего не сказать. Он просто сидел на диване и молча смотрел пустыми глазами в одну точку. При этом он не издавал ни звука. И лишь тогда, когда Хаксли робко тронул его за плечо, он наконец расплакался. Нет, не так. Он разрыдался. Ревел он долго, надрывно, крепко цепляясь за руку Генри. А тот только ласково гладил его по голове, чувствуя, как по щекам тоже текут слёзы. Сейчас же Феликс был на удивление тих и спокоен. Он не проронил ни единой слезинки, пока наблюдал за тем, как закапывают его родителей. Лишь сжимал крепче дядину руку, совсем не отпускал. Впрочем, сам Хаксли ни на секунду не разжимал пальцы. Подсознательно чувствовал, что если сделает это, то они оба не выдержат. Так они и простояли всю церемонию, молча и держась за руки. А когда гробы наконец закопали, то медленно направились к машине. Дождь к тому времени уже превратился в самый настоящий ливень, но им по-прежнему было всё равно. Оба пребывали в своих мыслях. Дал волю чувствам Феликс только в машине. Как только за ним закрылась дверь, по щеке скатилась первая слезинка. А потом вторая, третья, четвёртая… Тело задрожало, и Феликс весь сжался, закрыв лицо холодными ладошками. — Всё будет хорошо, мой мальчик, — шёпотом сказал ему Генри, мягко приобняв за плечи. Он знал, что уже ничего не будет хорошо, но нужно же было хоть что-то сказать. Феликс ничего ему не ответил. Лишь крепче прижался к нему, продолжая безутешно рыдать. Хаксли до крови прикусил губу и бережно погладил его по голове. Это всё, что он мог дать сейчас своему ребёнку. Только поддержку и чувство защищённости, которого он лишился вместе с родителями. В тот день и для Феликса, и для Хаксли начался Ад, затянувшийся на долгие годы. Ад, который они прошли вместе.