Проект «Катабасис»

— Помоги и спаси души наши грешные! Боже, великая нужда терзает этот мир! Скорбь гнетёт душу мою, ибо сама не разумею ничего. Боже мой, помилуй меня и помоги мне! Укрепи меня пред ликом испытаний Твоих. Не дай страху власти надо мной; позабо..о..кхэ-кха-ха-а, — сухой кашель прервал тихую молитву старушки. На грязно-бежевую скатерть стола брызнула кровь. Третья стадия. В глотке давно пересохло от нескончаемых и полубезумных молитв, но старая фрау, заставшая ещё времена Железного канцлера, упорно отказывалась хотя бы пригубить воды, упорно продолжая взывать к Создателю уже второй день подряд. Скорее всего данное неистовство было вызвано тем, что у старушки просто не было сил встать и если бы не небольшой столик у окна, то она бы давно распласталась бы в бессилии на грязном паркете. — Боже мой, я больна! Меня мучат боли и страх. По ночам мне не ведом сон! — снова начала молится старая фрау, едва прокашлявшись. Её потрескавшиеся губы уже начинали кровоточить, а повидавшие долгую жизнь подслеповатые глаза опухли и покраснели. — Не знаю я покоя: Смогу ли я выздороветь? Помогут ли мне врачи? А если придется жить с болезнью, справлюсь ли я с бытом? Она, возможно, уже помутившись рассудком, всё ещё надеялась на спасение, которого не было. На врачей, которые либо уже мертвы, либо сейчас прячутся со своими семьями в самых укромных местах, лишь бы не попасться на глаза озверевшим безумцам, заполонившим улицы, и не стать очередной жертвой безжалостного микроскопического врага. Или может… Это говорили отчаяние и имеющиеся у любого человека желание жить? Но Багровая смерть была беспощадна ко всем. В зеве коридора показался худой и истощенный мужчина лет сорока. Посеревшие глаза его впали, а кожа вокруг почернела. Нестриженые косматые волосы больше напоминали бесформенную массу. Щёки тоже впали, а скулы заострились. Он не помнил имени соседки, хотя всю ночь пытался вспомнить его, слушая непрекращающийся бубнеж молитв из-за стенки. Он забыл уже многое. Разум будто с каждым часом всё больше поглощался туманом беспамятства. Он даже едва не забыл собственное имя, но подвернувшийся под руку паспорт помог вспомнить. Эта… рассеянность была ещё одним признаком Багровой чумы. Возможно, 4 стадия, предпоследняя. Или нет? Он не помнил. Но это было уже не важно. Он болен. Багровая смерть приберёт его душу, как и миллионов до него. Всех ждёт смерть. Если не чума, то безумцы, что заполонили улицы. Если не безумцы, то их ждёт Зачистка. Если не пламя напалма, то медленная смерть от голода. Единственное, что ему оставалось, так это принять свою судьбу. Так же, как это сделала его погибшая месяц назад жена, после того, как подхватила чуму от больной дочери. Он давно не выходил наружу. Не хотел рисковать. Еда кончилась неделю назад. И до этого дня он не ел ничего, если не считать нескольких крошек, что он нашёл под столом. Сейчас он был в квартире соседки, чтобы поесть хоть что-нибудь в последний раз. Дверь была не заперта, а старушка его даже не заметила. Ему пришлось обыскать чужую кухню, чтобы найти припрятанную плитку шоколада, да пыльную банку консервированных бобов. Быстро расправившись с нехитрой едой, он убрал за собой, хотя и понимал бесполезность этого действия. Решив всё-таки не трогать сумасшедшую женщину, мужчина вышел в коридор и закрыл за собою дверь. Спустился на первый этаж и остановился у самой выходной двери, сев на грязные ступени и прислонившись к холодной кирпичной стене. Холод успокаивал голову, приводил спутанные мысли в минимальный порядок. Но он всё равно мало что мог вспомнить. Видимо, мозг слишком поражён. Поборов накатившую слабость, он с кряхтением поднялся на ноги. Отряхнув давно нестираные вшивые одежды, его исхудавшая рука потянулась к ручке двери. Мужчина открыл дверь и в первый раз за последние пару месяцев вышел на улицу. Отвыкшие от прямого солнечного света и опухшие от болезни и недосыпа глаза не заболели и не заслезились, так как Солнце и голубое небо были закрыты тяжелыми тёмно-свинцовыми облаками, что пропускали лишь небольшие лучики через редкие разрывы. В нос ударили запахи сырости, гнили и гари. Улицы были завалены мусором, обломками зданий и трупами разной степени разложения. Некому уже было убирать с улиц, вывозить и сжигать мертвецов в крематориях. Большинство сборщиков уже погибло из-за постоянного контакта с разлагающимися телами. Газовые маски, воск и плотные прорезиненные костюмы защищали от чумы, но смрад гнили полный смертельно опасных микроорганизмов рано или поздно находил лазейки и попадал в организм, чтобы пожать очередную душу. Немногие оставшиеся мортусы либо уже давно разбежались, либо забаррикадировались в своих тёмных логовах, греясь теплом никогда не угасавших печей, которым поленья заменяли человеческие тела. То тут, то там пробегали стайки одичавших собак всех форм и размеров. Эти друзья человека были вынуждены вкусить гниющую плоть, что нынче была в избытке разбросана повсюду. Они объедались этой плотью днями на пролёт, наполняя свои чрева до отказа. Мужчина шаркающей походкой прошёл в паре метров от очередной стаи растолстевших псов, что неспешна и с наслаждением отрывали куски мяса от свежего трупа девушки лет двадцати. Собаки даже не бросили взгляда на ещё живого человека, вместо этого с аппетитом поедая плоть. Они не рычали друг на друга, ибо незачем — мяса вокруг много. Казалось, что они даже приглашали присоединиться к пиршеству. Мужчине представилась эта картина: он останавливается и опускается на четвереньки, вгрызаясь желтоватыми зубами в бедро. Прогрызает кожу, пускает кровь и вырывает сочный кровоточащий кусок сладковатого мяса и с безумными глазами, с наслаждением проглатывает его. Рот и верхняя одежда в человеческой крови, в зубах лоскуты плоти, штаты в грязи, а он утробно рычит, под одобрительные взгляды и виляние хвостов шелудивых псин, что рады пополнению в стаю… Человек тут же быстро покрутил головой, чтобы как можно скорей прогнать из головы это изображение. Он сделал пару шагов назад от мерзкого пиршества. Это заметила одна из собак, что оторвалась от трупа и с любопытством подняла глаза на истощенного мужчину, слегка наклонив свою голову. В ответ животное встретило лишь взгляд наивысшего отвращения, а потом двуногий просто развернулся и быстрым шагом пшёл прочь дальше по улице. Мужчина потерял всё. Он был болен. Он голодал. Он умирал. Его мир рушился вокруг него, а родной город опустошала багровая чума. Всё теряло всякий смысл… Но даже так он оставался человеком. Им же он и встретит свой конец. Он не сойдёт с ума, не даст волю порокам и потаённым желаниями. Он не опустится на четвереньки, уподобившись бродячим псам и безумцам, а достойно уйдёт в лучший из миров. Пройдя где-то двести метров, мужчина остановился у выгоревшего кафе. Когда-то в Той жизни он часто приходил сюда со своей возлюбленной. Здесь же он с друзьями часто собирались после занятий, чтобы поесть мороженого и просто поговорить о жизни. А теперь от столь знакового места остались лишь почерневшие стены, да обгоревшие доски и пепел. Пожар уничтожил всё, до чего смог дотянуться. Постояв у развалин несколько минут, мужчина, тяжко вздохнув, пошёл прочь от этого места быстрым шагом. На первом же перекрестке его глазам открылась трагическая картина. Какой-то гнусный субъект в рваной солдатской форме грабил замотанную в какие-то тряпки женщину с ребёнком. Маленький человечек в видавшем лучшие времена пальтишке отчаянно вцепился в подол материнского платья и беззвучно рыдал, пока обезумевший солдат пытался вырвать из рук женщины какой-то свёрток. Мужчина не знал никого из них и не спешил помогать, но едва он приблизился, как раздался выстрел. Уже мертвая женщина повалилась на грязный асфальт, а в руках безумца показался люгер. Ребёнок что-то закричал и бросился было на убийцу, но негодяй тут же ударил его рукояткой пистолета в висок. Неожиданно обезумевший солдат повернулся и встретился взглядом с шокированным зрителем. Никто не шевелился, но через несколько секунд убийца что-то громко нечленораздельно прокричал, поднял пистолет, с рукоятки которого ещё капала детская кровь, и выстрелил. Пули просвистели совсем рядом с головой мужчины. Он бросился бежать и свернул за угол, скрываясь во дворах. Он пробежал где-то метров сто, а после остановился, прислонившись к холодной стене какого-то дома. Сил уже не было, а солёный красноватый пот лился по лицу настоящим потоком. Каждый вздох давался тяжело, горло першило, а в боку появилась острая ноющая боль. Человек переводил дух минут пять, прислушиваясь к каждому шороху, опасаясь, что обезумевший солдат последует за ним. Но ему повезло. Было тихо, никто его не преследовал. Лишь где-то вдалеке раздалось несколько глухих выстрелов. Дважды сделав крюк из-за появлявшихся на улицах людей, мужчина наконец-то добрался до городского парка. Его надежды, что хоть это место осталось нетронутым, разбились на тысячу осколков, едва он приблизился. Пожары добрались и до этого некогда прекрасного места. Многие деревья были сожжены, а те, что уцелели, сбросили листву на пожухлую траву. Вековые деревья стояли нагими и умирали. Они погибали вслед за людьми, будто невероятно сочувствуя горю людскому. Или же они больше не могли выносить всех тех ужасов, что творились в этом мире уже который год подряд. Возможно, им стало настолько омерзительно жить с самопровозглашенным венцом природы, что они выбрали медленную голодную смерть, лишь бы не существовать на столь ужасной планете. А может быть и так, что Багровая чума мутировала и начала косить не только людей, но и растения, лишь бы утолить свой великий голод. Но самым ужасным, самым мерзким изменением стали висельники. Они были повсюду. Десятки и сотни повешенных на деревьях и фонарных столбах. Взрослые и дети, обугленные и относительно свежие тела, с явными признаками болезни и нет, богатые и оборванцы. Они были повсюду куда не брось взгляд. Они немного покачивались на своих веревках под порывами холодного ветра. Вся аллея была украшена этими мёртвыми телами, будто это был какой-то праздник. Хотя, это и был праздник Чумы. А вороны пировали тут же, выедая языки и глаза и тех, кто решил умереть на своих условиях, предпочтя удушье верёвки агонии. Идя по аллее, мужчина старался не вглядываться в лица висельников, боясь найти среди них знакомые черты. Но одного он всё-таки узнал. Надрывно каркающие птицы десятками облепили относительно свежее полуголое тело излишне толстого мужчины средних лет. Его лицо было изуродовано, рот разорван и обглодан, глаза выколоты, а огромное пузо вспорото острыми клювами ворон, что дрались друг с другом за право вкусить свежих кишок и сала. Но даже так он узнал этого мертвеца. Из глубин памяти вспылили воспоминания. Аптекарь. Старый друг его семьи, что жил в доме напротив, держа небольшую аптеку. Они часто ходили друг к другу в гости. У него было двое сыновей, настоящих орлов, но потом их призвали. И вот в один из дней на старшего пришла похоронка. А через год пришло извещение, что младший сын пропал без вести. Самое же удивительное в том, что этот добродушный толстяк не сломался, не озлобился на мир. Он свято верил, что младший сын жив и вернётся домой. Он клялся, что дождётся. С началом Багровой чумы аптекарь отдал почти все свои лекарства в городской госпиталь, а сам остался, пытаясь помочь каждому, кто к нему приходил… Но, похоже, он нарушил свою клятву. Заболел? Смалодушничал? Или же смирился с неизбежным? Неважно… Уже ничего не важно. А птицы всё кричали и кричали, толкались и бились за лучшее место. Некоторые, особо наглые, даже пролезали в страшную рану, выставляя наружу свои грязные чёрные хвосты. Человек сжал кулаки, костяшки пальцев побелели. Подхватив с земли отколовшийся кусок плитки, он со всей силой швырнул его в галдящую пернатую массу. Снаряд попал точно в голову одной из птиц, убив её. Она упала под жирный болтающийся труп, по инерции и в агонии взмахивая крыльями, поднимая пыль и грязь. Тут же её место заняла другая каркающая бестия, а сама стая даже, казалось, не заметила ни гибели одного из своих, ни потуг пока живого человека. Через полминуты ворона с разбитой головой затихла. Мужчина хотел было что-то сделать, но из его горла вышли лишь неразборчивые хрипы и звуки. Закрыв глаза, он отвернулся и пошёл прочь от мерзкого пиршества. Дойдя до конца аллеи, он вышел к пруду парка. Он тоже изменился. У берегов скопились сор и мусор, вода позеленела и зацвела, беседки порушены, а утки и прочая живность исчезли. Раньше тут жили сотни уток, что постоянно получали кусочки хлеба от прохожих, а теперь не было даже голубей. Возможно, оказавшись на грани голода, утки мигрировали отсюда куда-то, где можно было найти достаточно пропитания. Или же крякающих птиц просто переловили оголодавшие люди или перестреляли безумцы забавы ради. Один из них валялся недалеко. Мужчина лет тридцати максимум в грязных одеждах развалился у самой кромки воды с бутылками дешевого пойла в обнимку. Грязный и пьяный, он спал и что-то даже не бормотал, а скорее похрюкивал, словно свинья, набившая своё чрево помоями и прилегшая в грязь поспать. До чего же низко могли пасть люди… Вокруг них рушился мир, умирали люди и горели города, а эти подонки предавались животному разгулу, сквернословили, напивались, дрались и умирали. Все гибли так или иначе: добродетельные и безнравственные, сильные и слабые, те, кто жаждал жизни, и те, кто устал от нее, — словом, все. Люди умирали. Умирал Фатерлянд. Смерив человекообразную свинью презрительным взглядом, мужчина поплёлся дальше. Найдя относительно чистую и целую скамейку с видом на пруд, он со вздохом облегчения опустил своё тело. Сил идти дальше не было. Болезнь прогрессировала. Он обвёл умерший парк взглядом, пытаясь вспомнить, как было раньше. Яркое солнце, зеленая листва, что шуршит под порывами прохладного ветра, детский смех, призывные окрики мороженщика и он. Молодой мужчина с красивой девушкой неспешно прогуливаются по усыпанной цветами всех цветов аллеи. Они держатся за руки. Вот они выходят к пруду, он отводит её в уединённую беседку и встаёт перед ней на колено, прося выйти за него и создать новую ячейку общества… По щеке пробегает одинокая слеза. Она мертва. Доченька тоже мертва. И сам он скоро мучительно умрёт. В Багровом приливе под светом холодной звезды им суждено утонуть… Сердце болело, хотелось его вырвать. Вырвать и раздавить, лишь бы не было так больно. Так тяжело. Он сидел так долго, смотря невидящим взглядом себе под ноги и тихо рыдая. Он не знал сколько так продолжалось, но лишь протяжный вой сирены смог вырвать его из транса. Успело стемнеть. И лишь одинокая Луна оглядывала многострадальную Землю сквозь разрывы облаков. Он поднял взгляд ввысь. И тут же на окраине города прогремели взрывы, а пламя взметнулось над домами. Где-то там часто загрохотали зенитки. Но это было бесполезно. Всё новые и новые взрывы росли, словно грибы после дождя. Ярчайшее адское пламя поднималось над городом, пожирая всё на своём пути. Ангелы смерти снова появились над опустошенным родным городом, решив также прибрать души всё ещё живых. Скрываясь во тьме ночи, их войско проносилось над землёй, устилая всё под собою огненным покрывалом. Стена огня быстро приближалась к парку. В последние секунды жизни почти убитый чумой мужчина улыбнулся. Ему не придётся проходить через агонию, ему не придётся больше ждать и ему не придётся больше жить в этом ужасном мире. Он скоро присоединиться к своей семье там на небесах. Он снова увидит их счастливые и здоровые лица, обнимет и поцелует. Скажет им как их любит… И больше никогда не отпустит. Очередная бомба упала прямо в воду, булькнув, чтобы через секунду взорваться и поднять столб огня и воды. Мужчина поднял взгляд. Его воспалённые глаза сквозь тьму каким-то образом увидели её. Серая, объёмная, быстрая… она неслась прямо к нему, будто хотела поскорей соединить его с семьёй. Он закрыл глаза, чтобы в следующий момент почувствовать поток горячего воздуха и языки пламени, что укрыли его с головой. Было больно совсем чуть-чуть. Потом стало тепло и спокойно. И наконец его поглотила тьма.       

***

Город пылал. Город стонал и выл. Город наконец-то умирал. Сотни и тысячи реактивных и турбовинтовых двигателей ревели в ночных небесах. Пятый Ангел давно протрубил над этими землями, знаменуя начало Последнего Высшего Суда и Апокалипсиса. Словно ангельское воинство, огромная армада проносилась над горящим городом. Сотни тяжелых бомбардировщиков под неусыпной охраной орд истребителей ровняли город с землёй. Тысячам бомб, из которых большинство было напалмовыми, было всё равно, кто и для чего их использовал. Они просто падали и взрывались, выжигая дома и кварталы и даря покой смерти всем, кого ещё не утонул Багровом приливе. Огонь пожирал всё на своем пути, оставляя после себя лишь пепел и груды обугленного кирпича. В небе висел плотный чёрный дым, что сгустил тьму и без того тёмного неба. Столбы огня и повсеместные пожары превращали ночь в сумерки. Внизу, Там, среди руин метались и пытались как-либо спастись немногие уцелевшие люди, что словно души грешников в аду, страдали и горели. Весь этот ужас происходил под аккомпанемент протяжного воя сирен. Единственными, кто пытались бороться, остановить страшный рок, были давно сошедшие с ума зенитчики из больше похожей на старый средневековый замок G-башни ПВО. Зенитные автоматы и пушки 88-го калибра озаряли ночь бешеным огнём, частыми всполохами воздушных взрывов и полосками трассеров. Но даже так им не удавалось что-либо изменить. Возможно, им удалось повредить пару бомбардировщиков, но вот сбить хоть один — нет. Тем не менее, они продолжали стрелять и стрелять с яростью обреченных. Должно быть гарнизон башни понимал, что они вряд ли доживут до утра. Тут из густого дыма и огня вынырнула группа реактивных Метеоров. Шесть грозных машин проносились над крышами домов, стремительно сокращая расстояние до крепости зенитчиков. Словно карающие ангелы, они яростно неслись на сопротивляющихся грешников, что посмели противиться той судьбе, что была назначена. Гарнизон башни не успел среагировать. Первая тройка истребителей обрушила на здание и позиции зенитчиков град пушечного огня. Выстрелы двенадцати 20-мм пушек уничтожали всё до чего добирались. Человеческие тела рвало и раскидывало, пушки и автоматы повреждались и ломались, а снаряды к ним детонировали от попаданий. И едва первая тройка пронеслась над головами уцелевших, как вторая выпустила десяток огненных стрел, что поразили цель через несколько секунд. Мощные взрывы заволокли G-башню, добив всех уцелевших и умирающих зенитчиков, что были снаружи. Толстые железобетонные стены выдержали удар и защитили тех, кто был внутри, да только какой смысл был им выбираться, если орудия были уничтожены? Никто больше не мог бросить вызов армаде. Она очистит и выжжет заразу огнём и отправит все проклятые души в Бездну на потеху алчным демонам. Такова была судьба этой проклятой земли и людей, что её населяли. За этим хаосом и безумием, за этой огненной бурей, что пожирала всё живое, наблюдали со стороны 16 безмолвных мужчин. Они находились на склоне небольшой, поросшей лесом горы. Нельзя было ничего сказать об их эмоциях и взглядах, так как у всех лица были закрыты защитными масками и противогазами с затемненными обзорными стёклами, в которых отражались далёкие огни. — Неплохо горит, согласитесь, — говорит кто-то вслух. — Есть такое, — отвечает ему один из солдат, вздыхая. — Верно же говорят, что можно вечно смотреть на огонь… — Вечности у нас нет для этого, Гамма-3-11, — включается в разговор строгий низкий бас. — Дельтовцы уже должны были вернуться, а у нас двое раненых. Ускоряемся. — Угу, — отвечает 3-11. — А весело же они нас погоняли, а? Давно такого хорошего боя не было. — Надеюсь, что также долго и не будет, — раздаётся четвертый спокойный голос от солдата с красными крестами на плечах. — Нам невероятно повезло, что мы никого не потеряли. Да и у Гаммы-3-7 и Гаммы-3-4 ранения лёгкие. Через несколько дней как новые будут. — Ну, не без этого, конечно, — отвечает 3-11 медику. — Но даже я удивился, что они нас не просто смогли обнаружить, но и прижать. Благо, что по наши души едва роту кинули с лёгкой бронетехникой. — Теряем хватку… — Отставить! Тишина! — фирменным командным голосом прикрикнул командир, вслушиваясь в окружающие звуки. Через минуту над склоном на низкой высоте, громко гудя своими поршневыми двигателями, пролетела группка переделанных из старых бомбардировщиков ганшипов, что направлялась в сторону соседнего городка Ланштайн, чтобы и там начать огненный шторм. — Мы почти на Точке. На базе посплетничаете. Пройдя ещё около четверти километра, отряд вышел на широкое и заросшее поле с пожухлой травой. Всё чаще в небесах пролетали группы Ту-4 с охранением из Метеоров. Проверив окрестности тепловизором, командир махнул рукой, приказывая продолжать движение. Короткий спринт и вот они уже на середине поля, где была вытоптана небольшая проплешина. В центре этой полянки зависла в метре над землёй светящаяся тусклым светом небольшая белёсая сфера, что со стороны была похожа на шаровую молнию. Воздух в нескольких метрах от неё заметно подрагивал. Стоял лёгкий запах озона. — Гамма-3-14, убрать Маяк, — тихо приказал командир. — Трёхминутная готовность. — Есть! — ответил боец и подошёл к небольшому, похожему на миниатюрную вышку сотовой связи, устройству. Бойцы же мгновенно заняли круговую оборону, где каждый следил за своим сектором. Параллельно бойцы проверяли свое снаряжение и инвентарь, понимая, что если что-то будет забыто, то это останется здесь навеки. Хотя, даже если бы кто-то что-то и потерял, то вряд ли кто-то рискнул бы пойти назад. Тем временем, техник демонтировал устройство и сложил части в свой рюкзак. — Готово. — Отлично. Всё, отходим. Можете попрощаться с этим проклятым местом. Один за другим солдаты подходили к сфере и исчезали, будто их никогда и не было. Вскоре поляна опустела, не оставив и следа, что минуту назад тут кто-то был. Если только не обращать внимания на примятую траву и следы армейских сапог. Сфера же тем временем продолжала висеть над землёй, но через десять минут она начала мерцать, и без того тусклый свет начал меркнуть. Ещё через несколько секунд без какого-либо шума или вспышки белёсая сфера просто растворилась в воздухе, уступив ранее свой небольшой участок света тьме ночи.

***

Вокруг тьма. И ничего больше. Стою, но падаю, ведь под ногами ничего не чувствую. Холода нет, как и тепла. Звуков нет, как и тишины. Ничего нет. Времени тоже нет. Я не хочу открывать глаза, но придётся. Я не хочу это видеть снова. Меня тошнит от этого. Я часто дышу, лишь бы успокоится, хотя, это не помогает. Слышу в ушах частый стук сердца, как бешено забилось в груди. Я открываю глаза и мир рождается в ослепляющей вспышке. На умирающий город надвигается ночь. Где-то пожар, если судить по дыму, что поднимался над ближайшими домами. Редкие машины сожжены и разгромлены, а на дороге лежат гниющие трупы с багровыми прыщами на посеревших лицах. Через секунду появляется звук. Тишины нет, как и какого-либо другого звука, кроме стрекотания автоматических очередей и частых хлёстких винтовочных выстрелов. Везде стрельба — тут и там. Она везде вокруг меня. — 3-7, сука! Вали оттуда! Громкий глас замкома вырывает меня из прострации. Оглядываюсь. Я и ещё двое бойцов укрылись за мешками с песком. Ещё один солдат укрылся за сожжённым серым грузовиком и отстреливался от врагов короткими очередями. У всех нас вместо лиц противогазы. Руки сжимают что-то крепкое. Взгляд упирается в монструозный автоматический дробовик с барабанным магазином на двадцатку. Я не чувствую ни его тяжести, ни тяжести моих доспехов — спасибо встроенному экзоскелету. — Не могу! Меня… Ай, бл… я триста! Прижала сволочь за машиной! Бросаю быстрый взгляд из-за укрытия к развороченному автомобилю возле воронки от взрыва. Там, за сгоревшим остовом, сжалась в клубок людская душа, что желала укрыться от раскалённых капель свинцовой бури. Высунуться нельзя — смерть настигнет в то же мгновение. — 31-й! — кричит в поток Зул. — У нас трёхсотый под огнём! Сар! Завали этот пулемёт! — У меня дедлайн! — напряженное полушипение прерывается громким выстрелом, что через мгновение раздаётся где-то позади. — И ебучий БТР с ордой пехоты! С позиции не вижу! Сами! Сами там! — Твою-то мать! — злясь, выговаривает замком сквозь зубы. — 3-16! По правому краю слепо! Вперёд, я за тобою! 3-12 и 3-3, прикройте! Через мгновение я перепрыгиваю укрытие и тут же срываюсь с места. Жмусь к стенам домов с правой стороны улицы, сметая всё на своём пути. Приводы и механизмы экзоскелета надрывно пищат, пытаясь обеспечить максимальную скорость для меня. — На два! Внезапно из переулка выскакивает человек в чёрном плаще и в устаревшем грязном противогазе. Дуло его автомата смотрит прямо на меня, а расстояние между нами стремительно сокращается. Не успею. На бегу подставляю левое плечо. Гремят выстрелы. Чувствую, как маленькие куски свинца вгрызаются в мою броню, но дальше не проходят. Замедлить тоже не могут. Удар. Краем слуха улавливаю крик и глухое уханье. Замечаю ещё один чёрный силуэт, что прижался к кирпичной стене. Быстрее, чем успеваю осмыслить, вскидываю автоматический дробовик и стреляю в упор. Каска отлетает вместе с хорошим куском головы, а стена позади обильно покрывается мозговым веществом и кровью с кусочками плоти. Поворачиваюсь на 90 градусов и стреляю в развалившееся у другой стенки тело, что я недавно протаранил. Больше врагов в переулке нет. Осталось 18. Через секунду рядом появляется Зул. Осматривается и смотрит на меня. — Ходу-ходу! — кричит он мне и вскидывает винтовку к небу, прикрывая нас от угрозы из окон и с крыш. Я молча бегу дальше. Останавливаюсь возле неприметной дверцы, что по-видимому являлась чёрным входом. Каждой петле по выстрелу, а следом удар ногой, что усилен экзоскелетом. Осталось 16. Деревянное изделие мгновенно слетает и вваливается внутрь. Я следом. Осматриваю коридор. Часть дверей закрыта, а часть нет. За спиной слышу шаги. — На прорыв, я прикрою! Иду вперед, ступая тяжелой поступью. Деревянные доски нещадно скрипят, пытаясь не сломаться под моим весом. Первая дверь закрыта, а вторая нет. Две секунды на беглый осмотр. — Чисто! Третья. Осмотр. — Чисто! Четвёртая закрыта. Пятая. Осмотр. — Чисто. Выхожу в просторное фойе. Прямо — тёмный коридор, а слева выход на улицу, через который видно край укрытия Вена, что беспощадно обстреливал короткими очередями пулемёт. — На один! В паре метров позади меня гремит автомат и длинная очередь улетает в сторону лестницы, что справа. Успеваю повернуться, но всё уже кончено. Чёрный балахон с десятком лишних дыр распластался на каменных ступенях. Под ним быстро разрастается лужа алой крови. — Держи лестницу! Слушаюсь. Пара шагов и начинаю подниматься. Поворачиваюсь спиной и осторожно делаю каждый шаг. Слева от меня Зул делает также. Дальше лестница разделяется на две части. Я справа, а он слева. Один, второй, третий… Уже почти половина. Слева раздаётся очередь и тут же во тьме второго этажа вспыхивают два источника вспышек. Пули вгрызаются в стены, пол и каменные перила. Поднимается пыль, что мешает обзору. Чувствую попадание в корпус. И ещё одно в шлем, что на секунду дезориентирует. Слышу вскрик товарища и звук падающего тела. Сердце пропускает удар. Стреляю на свет. Три выстрела одному, четыре другому. Осталось 9. Наступает тишина. Выжидаю пять секунд и после этого делаю шаг назад. Поворачиваю голову, чтобы хоть краем глаза увидеть, где Зул. Вижу ноги в грязных чёрных ботах и зеленовато-бежевых тактических штанах. Двигаются. — 3-2! — кричу я. — Норма! Нуль! — отвечает он мне через секунду, шипя и отплевываясь. Повезло, броник выдержал. — Заткни суку! — злобно кричит он мне после очередной пулемётной очереди. Молча киваю и парой больших шагов буквально влетаю на второй этаж. Вижу труп в балахоне за углом. Второго нет. Прижимаюсь к правой стене. Слышу, как сильно бьётся сердце. Адреналин до упора. У самого поворота на мгновение останавливаюсь, чтобы дальше молниеносно выскочить в коридор. Балахон жив, но не успевает повернуть винтовку. Мне хватит времени. Левая рука выбрасывается вперёд и хватает ствол. Отвожу его с силой в сторону. Гремит очередь, что выбивает пыль и куски штукатурки из стены напротив. Упираю дуло ему в грудь и жму спуск. Гремит выстрел и из спины человека в чёрном ОЗК вырывается фонтан крови, плоти, свинца и костей. Осталось 8. Отпускаю ствол винтовки, что тут же падает на грязный паркет. Следом оседает мешком хрипящий и умирающий враг. Добиваю, проломив череп ногою. Переступаю тело и оказываюсь у прикрытой двери, за которой трещит пулемёт. Срываю термитную гранату с пояса и выдергиваю кольцо. Приоткрываю осторожно дверь и в следующее мгновение швыряю туда гранату. Закрываю и прижимаюсь к стенке, отвернув маску. Пара секунд и гремит взрыв. Дверь с невероятной силой выталкивает вперёд, лишь чудом не сорвав с петель. Деревянная щепа объятая огнём разлетается во все стороны после сильнейшего удара об стену. В коридор врывается огонь, что тут же исчезает, пожрав весь кислород, до которого смог добраться. Даже сквозь весь кевлар, ткань и сталь чувствую, как нагрелась стена. На голову посыпалась извёстка. Делаю осторожный шаг и заглядываю в комнату. Внутри всё выгорело. Обои сгорели вместе с мебелью, оставив лишь пепел, пулемёт расплавился и превратился в кучу шлака, а посреди комнаты лежат два обугленных и почерневших скелета. Под ними же растёкся латунный ковёр из расплавившихся гильз. — Чисто! — кричу я в поток. — Вижу, — раздаётся голос 32-го у меня за спиной, после чего слышу в потоке. — 3-12, вытаскивай Вена! Воланд! Обеспечить безопасность. — Понял, — два голоса сливаются в один. — Сука… Сэч, проверь первый, а я здеся… проветрюсь… мрази… Быстро только… Ненавижу… — Понял, — говорю я, а про себя подмечаю, что Зул похоже опять вошёл в своё состояние «почти всех ненавижу». Пускай успокоится. Спускаюсь на первый этаж и вижу через дверной проход, как Ник, подставив плечо, помогает раненому товарищу уйти. Поворачиваюсь и иду в другой коридор, вскинув автоматический дробовик. Ещё половина барабана. Открытые комнаты пусты. Закрытые не проверяю. Дальше поворот. Решаю идти дальше и тут дверь. Дергаю за ручку. Открыто. Приоткрываю дверь и вижу дальше ещё одну. Решаюсь проверить. Делаю несколько тяжелых шагов и, когда уже хотел было дотронуться до ручки, слышу движение за спиной. Позади меня скрипнула половица. Не успеваю повернуться, как худой человеческий силуэт тенью буквально пролетает расстояние, что разделяло нас. Чувствую сильный удар в районе основания шеи. Отвечаю сильнейшим ударом в живот, что отбрасывает худощавое существо от меня. Преодолевая себя, вскидываю оружие в то направление, но не жму спуск. Жду пока зрение прояснится. Разбираю детали и через несколько секунд до меня доходит. Это женщина. А точнее молодая девушка. Худая, истощенная, замученная, с грязными короткими волосами. Глаза и щёки впали так, что она была больше похожа на скелет. Осторожно подхожу к лежащей у стены девушке. Не дышит, а глаза остекленели, смотря не мигая куда-то в сторону. На стенке позади неё и подмечаю кровавый след. Мертва. Вспоминаю про нож, что она мне всадила. Дотрагиваюсь. Вонзился в элемент левого наплечника. Слегка шевелю им, чтобы понять степень угрозы. Ничего не чувствую. Значит, застрял в слоях. Глубоко вошёл, но недостаточно. Пару поступательных сильных движений и вытаскиваю заточку. Бросаю у свежего тела и возвращаюсь к двери. Дотрагиваюсь до ручки и толкаю. Поддаётся. Прислушиваюсь. С трудом, но улавливаю какую-то возню и слишком подозрительные звуки. Там определённо кто-то есть и явно этот «кто-то» не один. Как показали прошлые рейды, некоторые люди в этом городе быстро дичают, опускаясь до состояния дикарей. Голодные, напуганные, потерявшие всякую надежду горожане, желая выжить и спасти близких, сбивались в такие вот группки, которые в основном промышляли мародёрством и лишь изредка прямым бандитизмом. Со временем некоторые из них дичали и превращались в обтянутые кожей скелеты с явными признаками всевозможных болезней. Но, несмотря на это, эти безумцы отличались высокой агрессией и неадекватностью. Видно и эта молодая фрау была из «одичавших», а за дверью конечно же ждут меня остальные. С одной стороны, я мог бы просто уйти, но где гарантия, что эти безумцы не ударят нам в спину? Лучше перебдеть. Благо хоть, термитная есть запасная. Вырываю чеку и приоткрываю дверь. Лёгким движением руки метнул во тьму комнаты ярко красный цилиндр и тут же отхожу чуть назад, отвернув маску. Через пару секунд гремит взрыв. Комната сотрясается, сыплется штукатурка, а хлипкую дверцу срывает с петель и откидывает к стене напротив. Огненные языки устремляются вперёд, желая пожрать всё, до чего смогут дотянутся. Сквозь броню чувствую жар. Становится трудно дышать и на несколько мгновений в глазах поплыла картинка. Встряхиваюсь и осматриваюсь. Перекладываю дробовик на плечо. После термитных не выживают даже в огнезащите. Нечего боятся. Решаю глянуть, скольких дикарей пожёг. Прохожу через тёмный зев и оказываюсь в выгоревшей комнате. Поднятые взрывом пыль и пепел несколько затрудняют обзор, но благо, что выбитое окно пропускает немного света. Осматриваюсь и вижу их. Семь маленьких чёрных скелетов, если считать по черепам, всё, что осталось после «выжигания». Дети… Маленькие дети, которым, наверное, и четырнадцати не было. Нет возможности определить кто есть кто. Тельца разорваны: то тут, то там лежали оторванные от тела маленькие обугленные конечности. Никто не мог выжить здесь в принципе. Разинув рты в немой крике, они смотрят своими пустыми чёрными провалами-глазницами прямо на меня. Я отступаю назад и упираюсь в стену. Они смотрят прямо в мою душу. Ноги как ватные, едва держусь, чтобы не упасть. Слышу грохот и лязг упавшего тяжеленного дробовика, чьё падание подняло небольшое облако пепла, что устилал тут всё. Тело будто онемело, в горле встал ком. В тишине слышу, как быстро забилось сердце, ударяясь об клетку рёбер, будто желая выскочить из груди. Нет…нет…нет…нет…нет… Нет… НЕТ! Я же не хотел этого. Никогда не хотел! Этого не может быть! Просто не может… Но реальность говорит обратное. Семь маленьких детей сожжены мною. Моей рукой. Вот они лежат в своём же пепле. Всё ещё теплые, но не от жизни, а от всепожирающего пламени, чьи остатки всё ещё прятались внутри тел, пожирая то немногое, что осталось, лишь бы продлить своё существование. Пытаюсь взглотнуть, да только рот и глотка пересохли. Чувствую липкий холодный пот, что потёк по спине. Мозг работает в бешеном темпе. Я прекрасно знал, что в городе ещё есть гражданские. Я мог проверить или крикнуть. Я мог уйти просто. Я мог… Что я мог сделать, чтобы этого не произошло? ЧТО Я МОГ?!!! — Я не виноват! — кричу я, пытаясь себя успокоить. — Я же… хо…нет. Я такое… Никогда… Я дрожу всем своим телом. В ушах стоит пронзительный звон. Чувствую пустоту вместо души. Я ненавижу себя… — Ипать! — восклицает рядом со мной до боли знакомый голос Зула. — Нормально тут сработалось… Он цокает под маской, проходя внутрь и осматривая тела. Замком не нуждается в ответах, ибо прекрасно понимает, что произошло. — Это случайные потери, — безразлично говорит он мне, как будто это рядовой случай. 3-2 отводит слегка взгляд. Даже он понимает, что это ложь, которая должна была снять груз вины. — Твоей вины тут нет. Они и так были заранее мертвы. Я молчу, но немного перевожу дух, успокаиваясь. Чувствую и великую тяжесть, но одновременно и лёгкость. Ноги твердеют. Теперь я могу хотя бы стоять нормально. — Подбери оружие и уходим, — говорит он мне, повернувшись. Проходя мимо меня, он останавливается, чтобы бросить одну простую фразу для меня. — Ты хороший человек. И через секунду замком выходит. Я подбираю автоматический дробовик, даже не потрудившись отряхнуть его от пепла и пыли. Я смотрю на него. Не могу разобрать и прочитать выгравированные на корпусе слова. Это оружие создано только для одной цели — отнимать жизни. Больше оружие ни на что не годно. Оно не наколет дрова, как топор; не нарежет хлеб, как нож; не забьёт гвоздь, как молот. А кем был я? Было ли у меня другое предназначение, кроме как убивать и быть оперативником? — Сэч, ты оглох?! Валить пора! — кричит Гамма-3-2 мне из соседней комнаты. Сколько я здесь стоял так? Неважно. Покидаю этот проклятый склеп, стараясь не смотреть на дело рук своих. Меня тошнит. — Д-да… Я тут… Едва что-то отвечаю вразумительно. — Рад за тебя! — хмыкнув, говорит мне Зул. — Пошли! — Я хороший человек… Я хороший человек… Бормочу я про себя, идя за своим другом. Мы выходим в фойе и идём к выходу. На улице так ярко, хотя уже вечер. Но я этого не подмечаю, ибо знаю почему. — Я хороший человек… Я делаю тяжелый шаг. Зул выходит и растворяется в ярком свете. Я ступаю за ним. — Я хороший человек… Свет ослепляет меня. Я снова падаю. Я снова не чувствую ни тепла, ни холода. Нет звуков и цветов. Вокруг ничего. Ещё вспышка. Я открываю глаза. Разведотряд «Гамма» в полном составе — 16 бойцов — стоит посреди белоснежной и ярко освещённой комнаты. Кто-то смеётся, начинаются разговоры. Мы дома. Мы снова перешли Мост. Мы вернулись. Но… Я. Хороший. Человек. Верно?