Эхо негаснущих звезд

Шум в коридоре заставляет проснуться. Открывать глаза совсем не хочется, равно как и подниматься с кровати вообще. Так еще и спина болит… Громкий топот детских ног внезапно останавливается у ее комнаты, и девушка все-таки поднимается. — А Каэдэ уже проснулась?.. — тихонько спрашивает за дверью младший брат. Ей становится смешно от того, как брат пытается говорить тише, но при этом так громко ходил, что она даже проснулась. Малыши, что с них взять? — Не вышла. И дверь закрыта. Значит, еще спит, — протягивает младшая сестра. — Пойдем тогда… Шаги удаляются. На этот раз дети пытаются ступать тише. А Каэдэ решает окончательно встать с кровати. В хорошо знакомой маленькой комнатке царит полумрак — за постоянно закрытыми плотными занавесками не видно солнца. Спертый воздух в помещении неприятно душит, но желания открыть окно почему-то не возникает. Нет, в этом доме не было прямого запрета на открытые окна. Просто мать говорила, что не стоит светиться перед окнами. А то вдруг соседи ее увидят? — Они совсем нехорошие люди, — уверяла женщина. — Любят жаловаться. А если пожалуются… То тебя непременно вернут обратно в приют. Когда Каэдэ снова осматривает комнату, по телу проходит неприятная дрожь. Скрипящая кровать, в которой не то что спать — просто лежать было неудобно, так как пружины из матраса очень сильно давили на спину. Голые стены, выкрашенные в белый цвет, холодный, но чистый пол, столик с идеальными стопками одинаковых тетрадей… В глазах Каэдэ все было по-привычному нормально… Но что-то в глубине души не давало покоя. Как она здесь оказалась?.. Ей кажется, что ее здесь быть не должно — даже несмотря на то, что это дом ее приемных родителей, и Каэдэ сейчас в своей комнате в нем. Привычный интерьер комнаты внезапно начинает казаться чужим. В попытках понять странное чувство в груди, Каэдэ на полусогнутых ногах подходит к окну и несмелым движением отодвигает шторы, присаживаясь, чтобы ее со двора никто случайно не увидел. Однако окно, будто назло ей, вдруг опускается вниз… А прямо за ним стоит другой ребенок — постарше. Единственный старший брат. Его злые глаза заставляют Каэдэ дернуться, потому что она знает — сейчас на нее будут кричать, прямо как в приюте за любой прокол. — Как ты посмела показаться, ничтожество?! Я все родителям расскажу! Брат срывается с места и бежит. Оставшаяся за окном Каэдэ понимает, что наказания не миновать — потому что мать ни за что не поверит ей, но с радостью поверит любому слову родного ребенка. Хочется оттянуть наступление этого времени любыми способами. Даже если придется сквозь землю провалиться — пусть! Ничего не жалко! Вселенная оказывается к ней благосклонна — пол вдруг раскалывается, и Каэдэ стремительно летит вниз. Из дыры в полу на нее сверху вниз смотрят трое — мать, отец и тот самый старший брат. Их глаза светятся в темноте — да так ярко, что этот свет сопровождает Каэдэ все время ее падения. А затем она будто просыпается вновь, и снова видит двор из того же окна. Он другой, но тем не менее тоже хорошо знакомый — залитый солнечным светом и окруженный разнообразными красивыми цветами. Ощущается знакомо и… Правильно. На душе становится совсем легко. Хочется протянуть руку к этому яркому солнцу, выйти наружу, закрутить парочку крошечных ураганов для того, чтобы убрать листья и другой мусор с дорожек… И брата позвать! Кацуки! Она ведь все-таки разработала новый прием для своей причуды. Может, победить Кацуки в этот раз не получится, но попытаться стоит… Тем более, что он как раз проходит по двору, направляясь к выходу. Вот так совпадение. Хочется окликнуть его, но крик застревает в горле. А когда брат приближается к воротам, во дворе резко становится темно. Удушающая темнота давит чувством острой опасности. Появляется ощущение, что зло вот-вот зайдет в дом — воспользуется нависшей тьмой и нападет на беззащитных родителей. Девушка пытается сдвинуться с места, но тело ее не слушается. А взгляд прикован к Кацуки. Тьма за воротами просачивается во двор, и брат медленно исчезает в ней. Хочется громко крикнуть… — Стой… Там опасно! Не ходи… Не иди туда! Кацуки! …И на этот раз ей это удается. Громкий хлопок двери заставляет Миюми резко открыть глаза. Спустя секунду в комнате загорается свет, и девушка подскакивает на своей кровати, неосознанно закручивая небольшой ураган в своей ладони. Застывший в дверном проеме взъерошенный Кацуки заставляет глаза Миюми расшириться от удивления. Мелкие взрывы издают тихие хлопки, слышимые, наверное, только в этой комнате. «Он… Напуган?» Через несколько невыносимо длинных секунд лицо брата меняется на привычно раздраженное. — Какого хрена ты орешь на весь дом?! Миюми пытается понять, что вообще происходит. — Кацуки?.. Почему ты тут? И чего взрывами разбрасываешься? Что-то случилось? Брат презрительно фыркает. — Это я у тебя спрашивать должен. — Но у меня ничего не-! — Чего орешь тогда?! Еще и ревешь при этом, как маленький ребенок. Миюми запоздало ощущает, как по щекам и правда катятся слезы. «Неужели это из-за кошмара?» — В общем, заткнись и спи, — выплевывает Кацуки, прежде чем выключить свет, резко закрыть дверь и уйти обратно. Родители лишь каким-то чудом не просыпаются от громких криков их сына. Миюми медленно вытирает слезы, осознавая, что если бы они сейчас ворвались в ее комнату и спросили, что происходит, Миюми не смогла бы внятно ответить. «Так странно». Девушка ложится обратно, чувствуя себя совершенно растерянной. «Что я такого крикнула во сне, что он — и примчался ко мне, несмотря на нашу своеобразную ссору? Три дня молчал, как рыба, и тут на тебе». Миюми засыпает снова, и на этот раз ей уже ничего не снится. . . . Во время завтрака мать неожиданно садится рядом со своими детьми — даже не смотря на то, что она сама уже давно закончила с едой. Миюми косится на нее, стараясь есть как можно быстрее — не хочется опоздать на станцию. Хотя серьезный взгляд Мицуки немного настораживает… — Ну и какие игрушки вы не поделили в этот раз, сопляки? Целую неделю почти ходите и дуетесь друг на друга! — Какая тебе разница? — отвечает Кацуки, не удостаивая мать даже взглядом. Миюми мысленно с ним соглашается. Не то, чтобы это было совсем уж ненормально, просто Мицуки и правда раньше не вмешивалась в их отношения напрямую. Разве что в детстве — но тогда это было по-другому. — Меня это просто бесит. Видеть ваши кислые рожи каждый день та-а-ак раздражает… Может, поговорите уже? От проскользнувшего на лице Кацуки едва заметного замешательства, Миюми не сдерживает коварную улыбку. «Ну конечно же ты на меня уже не обижен. Просто не знаешь, как об этом сказать, чтобы не задеть свою гордость». Но брать на себя эту обязанность и извиняться первой Миюми не спешит. — А может мы сами разберемся? Чего лезешь не в свое дело? — продолжает Кацуки. — Я же сказала — меня бесят ваши страдальческие выражения лиц! Научись слушать! Кацуки цокает, не удостаивая мать ответом, и выходит из-за стола, чтобы поставить грязную посуду в раковину. Мицуки выжидает некоторое время и поворачивается к Миюми. — С ним разговаривать невозможно, скажи? — шепотом говорит мать. — Ну хоть ты мне расскажи, что случилось. Чего не поделили? Миюми смотрит на Мицуки с наигранно страдальческим выражением лица. Точнее, так может показаться со стороны, но на самом деле у нее и правда был повод для такой эмоции. «Почему вы так воспитывали его? — хочется спросить Миюми. — Почему ничего не сделали, когда он начал зазнаваться? Вы вообще знали, что он делал с Мидорией в средней школе? А, возможно, и не только с ним?» Но она и так знает ответ. Отношение учителей к детям с сильными причудами дало ей его еще несколько лет назад, что уж говорить о приемных родителях. Поэтому Миюми решает сыграть дурочку — хотя бы перед Мицуки — чтобы перед самым выходом из дома не начался очередной громкий скандал. Вот тогда они все точно опоздают… — Да ничего такого, честно. — Да? А чего вы тогда с друг другом не разговариваете совсем? — Разговариваем, ты просто не замечала. «Все-таки сделаю тебе одолжение, — отчего-то раздраженно проносится в мыслях Миюми. — Вот, видишь? Оцени мою сестринскую доброту к тебе!» — Хорошо, — кивает Мицуки. — Я тебе верю. Так, у вас скоро поезд, так что поторопитесь, ладно? Опаздывать нельзя! Особенно вам — будущим героям! Миюми с улыбкой кивает матери и уходит в свою комнату за сумкой. Солнечный свет из окна заливает голубые стены с плакатами, делая комнату еще уютнее — настолько, что хочется остаться там и никуда не идти… Но академия не будет ждать. А беспричинные пропуски на пользу не пойдут. На улице Миюми догоняет Кацуки. — «Ничего такого», да? Мне не нужны твои одолжения, — тут же говорит он вместо приветствия. Миюми пропускает это мимо ушей. — Ты меня даже толком не выслушал в тот вечер. Я же говорила тебе — с Мидорией я разговаривала только один раз, который ты и наблюдал, — она делает паузу и продолжает уже тише, — и то он меня слушать считай не стал… Становится немного неуютно от того, что это звучит как оправдание. Миюми ведь и правда не делала ничего совсем уж неправильного. — То есть это ты первая к нему подошла. Не вопрос. Утверждение. — Да. И я не буду обещать, что больше не буду с ним общаться. Он мой одноклассник, в конце концов. Удивленно-злобный взгляд Кацуки Миюми выдерживает с поразительной легкостью. Она его уже много раз видела, в конце концов… Но только взгляд. И никаких действий после не следовало. «Он не будет надо мной издеваться, что бы я ни делала и говорила». Осознание этого ощущается, как гора, упавшая с плеч. Воодушевленная Миюми даже решается на более смелые слова: — Если честно, то я говорила с Мидорией как раз о тебе! — быстро начинает она, не позволяя брату вставить ни слова. — Ну, мы не успели даже парой слов перекинуться… А вот он, кажется, что-то даже хотел сказать тебе лично. Может, поговоришь с ним? Многозначительная тишина со стороны Кацуки заставляет Миюми задуматься о ненужности последнего предложения. «Ну, попытка была хорошей…» . . . Послеполуденные фундаментальные занятия для героев сегодня начались несколько нестандартно. — Было решено, что сегодня вы, под присмотром трех героев — меня, Всемогущего, и кого-то еще — будете проходить испытание «спасения». Герои занимаются устранением любых катастроф, поэтому мы отправимся на особую тренировочную площадку вдали от академии… Миюми старалась внимательно слушать учителя Айзаву, но одноклассники уже совсем скоро начали обсуждать услышанное между собой, мешая: — Сначала битва, затем спасение, — говорит Каминари. — Не похоже, что нам будет легко в этот раз. — А я вот все время этого ждал! Поскорее бы! — энергично отвечает Киришима. «Мои ураганы будут здесь полезнее, чем во время испытания битвой. Это хорошо, смогу проявить себя». Когда-то давно — еще в раннем детстве — родной отец говорил Миюми, что ее причуда хорошо покажет себя в сфере экстренной помощи при сильных разрушениях города. Ураганы могут переносить в себе множество обломков, а еще — как выяснилось позже — переносить в себе воду и заливать потенциальные очаги возгорания в труднодоступных местах. «Как раз поработаю над маневренностью ураганов…» — Занятие будет не из легких, так что вы рано радуетесь, — продолжает Айзава. — До тренировочной площадки мы доберемся на автобусе. Надеть свой костюм или нет — решайте сами. Несмотря на эту фразу, костюмы забрали почти все — и Миюми в том же числе. После испытания битвой она долго размышляла над новыми приемами для причуды, и некоторые из них требовали дополнительных приспособлений для геройского костюма. А некоторые даже были слишком рискованными для того, чтобы использовать их без них… — Садимся в автобус по очереди! — кричит Иида. — Выстраиваемся в две шеренги! К сожалению, его никто не слушает, и все рассаживаются как попало. Миюми садится на самом краю, рядом с Асуи, и проверяет ленту новостей на телефоне. Разговор одноклассников о причудах заинтересовывает ее, и совсем скоро телефон оказывается спрятан в карман. — У Бакуго и Тодороки достаточно сильные причуды. И яркие. Привлекают к себе много внимания. Миюми почти что автоматически кивает. «Это да. И контроль Кацуки над причудой тоже очень яркое явление». А мысли о Тодороки же заставляют ее только тяжело вздохнуть. «Мда уж… Вряд ли мы с ним легко подружимся. Совсем разные люди». — Они имеют все шансы стать популярными в нашем классе. — Вечно кричащий и раздраженный Бакуго никогда не станет популярным, ква, — мгновенно отвечает Асуи. Кацуки тут же срывается с места. — Что ты там вякаешь?! Это кто еще тут не будет популярным?! Асуи без тени страха показывает на него пальцем, а к ее рассуждению присоединяются и остальные. Миюми становится забавно наблюдать за этим, но говорить что-то самой или соглашаться ей не очень-то хочется. «Лучше не трогать его лишний раз, а то вообще не успокоится до самого конца поездки». — Эй, Тэрука, а он всегда был такой занозой? — внезапно спрашивает Киришима, поворачиваясь к Миюми. — Не представляю даже, как тяжело было расти вместе с ним! — присоединяется Ашидо. Первым порывом Миюми было отрицать это, но… — Да-а-а. Всегда был таким. Сколько себя помню. …язвительный ответ вырывается быстрее. — Еще и ты?! — немедленно следует ответ от Кацуки. — Да я тебя прибью к чертовой матери! «Ну удачки», — думает Миюми, наблюдая за тем, как весь класс смеется, а сам Кацуки даже с места не сдвинулся для исполнения своих угроз. И ей совсем не страшно.