Я всего лишь ошибка

      – Не верти пожалуйста головой, сиди смирно и желательно не делай вообще лишних движений.             –Я бы на тебя взглянул, если бы тебя заставили восседать полчаса в одной и той же позе, не давая даже заслуженного сладкого!–недовольно фыркает мальчишеский голос, пока взгляд «рубиновых» глаз прожигает виновницу столь плохого расположения духа юного мага.             Сама же кудесница чародея не ведёт и бровью, попросту не замечая этого взора, наполненного праведным гневом. Её разум и тело поглощены процессом рисования, лишь украдкой поглядывая на свою новую музу. А «изумруд» в свете солнца из открытого окна сверкает, заставляет вглядываться в очи девы. Лукасу было интересно наблюдать за этой сумасшедшей, по крайней мере, так он оправдывал большинство своих действий. Что-то заставляло его с ней водиться, но что? Ему самому неизвестно, что и раздражало до скрипа в зубах. Росло желание потянуть юницу за её шелковистые волосы, да так чтоб по больнее, чтобы знала свое место. Думает, что раз его руки повязаны в путах в лице ограничителя, тот не попытается ей вгрызться шею. Его держит лишь здравомыслие и шипящий голос оскорбленного мальчишеского эго, который тихо прямо себе под нос нашёптывает будто мантру: «Они поплатятся за все, тебе лишь стоит подождать». По телу тут же проносилась волна облегчения табуном мурашек, а глаза начинали лишь ещё сильнее сиять от предвкушения будущей мести.             Осталось совсем немного. Тебе лишь стоит себя чем-нибудь другим занять, узнай чуть больше об этой "не от мира сего", займи себя. Время пролетит быстрее, и настанет пора отыгрыша.             –Знаешь...–начинает черноволосый издалека, голос абсолютно спокоен, пока взор останавливается на изящных женских руках, в указательном и среднем пальце был зажат карандаш, который оставлял небольшие штрихи на белоснежном полотне мольберта.–Мне интересно, давно тебя Старикан взял под свое крыло? Ощущение, что ты его не один год знаешь.             Грифель карандаша остановился, чуть сильнее вжимаясь в полотно, грозясь вот-вот проткнуть его. Благо чародейка тут же перестает мучить ткань, убирая карандаш на время за ухо. Брови на женском лике сводятся, от чего когда-то непроницаемое лицо приобретает тени негодования, пока взгляд переводится на мальчишку, что с ленцой во взгляде наблюдает за художницей. Начинается игра в гляделки, но в душе Лукас ликует. Наконец-то он смог расшатать эту мисс ледышку, вот-вот и расплавит своим взглядом.             Настоящий рай для энергетического вампира, который знает, что его не тронут. Как минимум потому, что беловолосый не одобрит убийство мальчишки.             Возможно бы даже ухмыльнулся, понял что её больное место это её прошлое. Только вот как стоит её подвести к пропасти слез, чтобы увидеть, как на трепещучах ресницах замелькал кристал? Наверняка, она довольно жалко будет выглядеть, пока он будет упиваться её негативными эмоциями. Но лишь глаза горят нездоровым огоньком.             В комнате, казалось, не хватало воздуха, но не для них двоих. Кассиопея возвращает самообладание, придавая лику привычную маску безучастия, еле заметная тень на переносице исчезает, а лицо разглаживается.             –Ну и зачем тебе это знать?–все же первая разрушает наэлектризованную тишину, возвращаясь к процессу рисования, пока внутри себя морщится.              Обычно с таких вопросов и начинаются душевные разговоры, собеседники раскрывают свои душевные раны, что терзают их сердца, искренне сопереживая друг друга. Только вот Кассиопея в сочувствии не нуждалась, по крайней мере от этого самовлюблённого мальчугана. Ему палец в рот не клади, по локоть откусит и не замешкается. С ним точно такие разговоры нельзя вести, кроме себя в этом мире ни о ком не думает.             Неторопливый взмах карандашом, проявляется последнее дополнение рисунка, глаза. Такие дикие, сравнимо с диким зверем, готовый напасть в любой момент, не знавший ласки или любви. Разве люди его возраста так смотрят? Грозно, уверенно, с презрением и желанием разорвать любого, кто посмеет его тронуть, в клочья? Сколько ему стоило пережить, чтобы стать таким, выстроить ту каменную стену, что надежно скрывала от чужого взора его истинное "я", что даже блондинка ощущала, какая она толстая и крепко выстроенная. Из неё же научился давать другим отпор, не намереваясь близко к себе кого-либо подпускать.             –Если не ошибаюсь, то уже как восемьдесят четыре года, как я его воспитанница. – Отвечает все же на вопрос.             –Чего?!–проносится звонкий шокированный голос черноволосого, пока взгляд ошарашенно уставился на поморщившуюся от непривычной громкости блондинку.             Казалось, вся башня их услышала и даже Учитель, поэтому та тут же упрекает его:             –Будь потише, твой вопль, кажется, даже в Обелии был услышан.             Но её просьба успешно была не услышана, и тот продолжил, вскочив со стула, что тот с грохотом упал, и спешно приблизился к виновнице его негодования, тут же хватая её за щеки и вертя голову, чтобы увидеть хоть одну морщинку, а та лишь растерянно хлопала пушистыми ресницами, пытаясь осознать, что произошло?             –Да нет ни единого намека на то, что тебе почти стольник!–с нескрываемым удивлением подметил юноша, не намереваясь пока убирать пальцы с девичьих чуть пухлых щек.             –Ты что делаешь?–уж слишком тихо прозвучал девичий голос, пока бледные щеки стала пожирать легкая пунцовость, и только сейчас Лукас осознал, в каком он положении вместе с Поехавшей оказался.             Левая рука упёрлась в спинку стула, пока правая все так же сжимала чужие ланиты. Лица их уж слишком близко, что тот мог ощутить прерывистое дыхание жертвы его импульсивности и неверия, «изумруды» без привычной уверенности или нечитаемости смотрятна него, так по-детски невинно и смущенно. Тот явно своим неосознанными действиями выбил кудесницу мага из колеи. Сам же он не испытывал смущения, лишь застыл, будто зверёк, впервые увидевший человека. Отсраняться не собирался, гипнотизируя взглядом чужие очи, пока голова опустела от каких-либо мыслей. Хотелось, чтобы с его уст вновь вырвалась машинально издевка, но язык попросту отказывался нормально функционировать.             Так между ними повис хрупкий шелест молчания, что кружил в обители младшего, никто из них не смел двинуться, будто, если сделают какое-либо телодвижение, упустят что-то важное. Все же Лукас неспешно отраняется, понимая, что в горле пересохло, но тот, не подавая виду, лишь отходит чуть назад к кровати, плюхаясь на неё, вытягивая ноги, облоченные в черные чуть широковатые брюки, и разглядывает носки своих сопог. Пока Кассиопея все так же сидит, чувствуя, как смущение постепенно отпускает, и пытается понять что это только что было? Почему она смутилась? Хотя помимо Учителя она не давала никому себя касаться, боялась. Может попросту непривыкла к чужим намереным касаниям, из-за чего она так удивилась только что.             –Ты книжки вообще читаешь?–прочищая горло от неловкости, проговаривает она, тут же разворачиваясь вновь к мольберту, чуть ближе пододвигая стул и беря родной карандаш в руки, вновь начинает выводить знакомые очи.– Слышал о бессмертии?             –Но разве оно возможно? –вопрошает тот, вскинув черные, как смоль, брови к верху, переводя взгляд на профиль собеседницы.             –Не совсем.–задумчиво протягивает юница, заканчивая первую часть портрета. Остаётся лишь придать цвету.–Честно сказать, на словах сложно разъяснить, но постараюсь максимально кратко. Тут зависит в первую очередь от маны самого мага – чем больше количество, тем медленнее будет стареть сам обладатель. Так или иначе, тебе не грозит старость, у тебя количество маны слишком быстро восстанавливается и буквально сколько не бери из тебя её, сердце человека не выдержит. Честно говоря я была удивлена, когда учитель поведал мне о тебе,– чужой слух навострился. – по идее, твое сердце должно было взорваться, но ты смог как-то её контролировать, что весьма впечатляет, не каждому такое по силу.             –Значит ли это, что у нас с тобой похожий поток маны?             Чародейка замирает, чувствуя, как сердце на несколько секунд останавливается и вновь начинает биться, в горле чувствуется вязкий ком, что не даёт нормально вдохнуть, на пороге разума вновь проносятся воспоминания и то как угасает родной взгляд до сих пор любимых глаз.             –Нет, я другая.–сухо отвечает.–Мне пора. Плата чуть позже будет у тебя.             Не успевает Лукас возразить, как по комнате проносится еле слышимый щелчок пальцев, и девушки как след простыл.             Чертова Поехавшая, что с ней не так? И что это значит её: «Я другая»?      

*****

      Чуть позже в тот же вечер на столе Лукас обнаружил свежие шоколадные печенья, аккуратно обернутые в специальную обертку, а на следующее утро тот обнаружил свой портерт, висящий прямо над зеленым креслом. С портрета на него взирал его двойник, скрестив ноги, облоченные в черные чуть обширные брюки, сапоги да его молочная рубашка с жабо, а поверх неё голубой пиджак. Само лико было чуть нахмурено, а губы чуть поджаты в недовольстве, глаза сощурины в непонимание.             –И вправду красиво вышло.–завороженно прокомментировал тот, произнося данный комментарий еле шевеля устами.             Как бы его не раздражала Кассиопея, он должен признать, что талант у неё есть, достойный его признания.