Всего одна конфета

Постепенно зима подошла к концу, и бразды правления перешли к весне. Снежные сугробы медленно таяли, оставляя после себя грязные лужи, растения начинали выходить из зимней спячки, а птицы возвращались домой. На улице становилось теплее, хоть последнюю неделю и держалась лёгкая прохлада. Весну, как и зиму с осенью, Феликс тоже не особо любил. Во многом потому, что в первые её месяцы на улицу невозможно было спокойно выйти: повсюду царила грязь и слякоть. Единственное хорошее, что было в весне, — это окончание учебного года. Однако сейчас, после смерти родителей, оно не имело для Феликса большого значения: в школу он не ходил. Дядя вообще сказал ему, что со следующего года он пойдёт в новую школу, поближе к их дому. Там же училась и Шарлотта. Что ж, это не так уж и плохо. К слову о птичках. Хоть Феликс и не любил весеннюю слякоть, он всё же согласился сегодня прогуляться с Шарлоттой после занятий. В конце концов, они давно вот так вот не гуляли, только вдвоём. В последнее время они вообще редко виделись. Перед окончанием года Шарлотту завалили домашкой, а сам Феликс предпочитал сидеть у себя в комнате и возиться с Венерой: это хоть как-то отвлекало его от дурных мыслей. По Шарлотте он успел соскучиться, как и по их совместным занятиям, поэтому, когда она предложила сходить в парк, он с радостью согласился. Тем более, свежий воздух ему точно не помешал бы. Когда у Шарлотты закончились уроки, она написала Феликсу короткое сообщение, и он стал собираться. Оделся он быстро, поэтому незамедлительно отправился на улицу, перед этим предупредив дядю. Как только он оказался за пределами подъезда, то сразу же вдохнул свежий весенний воздух. В нос ударил запах просыпающейся природы, и он невольно зажмурился. Ему нравились естественные ароматы. Цветы, деревья, даже бумага — всё это для него пахло по-особенному, поэтому сейчас он наслаждался. Попутно он осматривался вокруг, выискивая взглядом Шарлотту. И вскоре он заприметил её светлую макушку. Она шла, держа в одной руке школьную сумку, и поправляла шарф. Одета она была во всё белое, и непроизвольно Феликсу подумалось, что она выглядит невероятно чистой на фоне всей этой весенней грязи. — Привет, — поздоровалась она, когда подошла к нему. Её лицо, до этого бывшее несколько печальным, озарила улыбка, и Феликс не смог не улыбнуться в ответ. Слабо, самым краешком губ, но всё же. Это была одна из особенностей Шарлотты: она всегда могла заставить его улыбнуться, даже если он пребывал в ужасном настроении. Вот и сейчас тоже. — Ага, привет, — Феликс коротко кивнул и поправил съехавший шарф. — Как прошёл день? Всё в порядке? — поинтересовался он. Он знал, что в школе у Шарлотты были проблемы, поэтому просто не мог не спросить. Несмотря на то, что сам переживал не самые лучшие времена, он всё равно переживал за неё. В конце концов, она же его сестрёнка. Шарлотта помолчала недолго. На долю секунды на её лице мелькнула тень, однако она тут же натянула улыбку. — Всё хорошо, — ответила она. Явно лукавила. — Анри сегодня забыла свой кошелёк, так что я купила для неё обед, а в остальном всё как обычно. — Вот как. Ты сама-то не голодна? — Феликс насторожился. Он уже не в первый раз слышал историю об этой Анри и её забытом кошельке, и ему это не нравилось. Казалось странным, что эта девчонка очень часто забывает кошелёк. Будто специально. — Нет, — Шарлотта помедлила и покачала головой. — Пойдём лучше, у меня осталось немножко хлеба, хочу покормить птичек в парке, — перевела она тему. После она взяла его за руку и, не говоря более ни слова, потянула за собой. Феликс хотел было возразить, однако в самый последний момент передумал: решил поговорить об этом потом. А пока что пошёл вместе с ней в парк.

***

В парке было немноголюдно. Кто-то сидел на скамейках, кто-то неспешно прогуливался по слегка грязным дорожкам. Феликсу это даже нравилось. Он любил места, где не было много людей: в больших скоплениях народу он чувствовал себя неуютно. И Шарлотта, кажется, тоже, потому как она заметно взбодрилась, как только они прошли через ворота парка. Свободная скамейка нашлась почти сразу. Они не стали отходить далеко от входа, поэтому устроились на ближайшей к нему. Шарлотта поставила себе на колени школьную сумку и открыла её. Пока она рылась там, Феликс незаинтересованно осматривался вокруг. Раньше он любил гулять в подобном парке вместе с родителями. Будучи ещё совсем ребёнком, он постоянно бегал по дорожкам и вечно норовил что-нибудь потрогать. Маме с папой постоянно приходилось ходить за ним, чтобы он нигде не поранился или не стащил что-нибудь. Да, пожалуй, в детстве он доставлял им много хлопот во время прогулок. Однако, несмотря на всё это, им тогда было весело. Жаль, что всего этого уже не вернуть. От нахлынувших воспоминаний о детстве сердце болезненно заныло под рёбрами. Феликс прикусил губу, чуть сжав куртку на груди, и нахмурился. Резко мотнул головой, дал себе мысленную пощёчину. Нет, он не должен думать об этом. Сейчас он с Шарлоттой. Он пришёл сюда кормить вместе с ней птиц. Нужно сосредоточиться на этом, а не зацикливаться на прошлом. Сейчас у него иная жизнь, и он обязан прожить её так, чтобы родители за него не волновались там, на той стороне. Решив именно так, он отвернулся к Шарлотте. Та как раз закончила искать хлеб и теперь держала его в руках. Разломив его напополам, она протянула одну половинку ему и улыбнулась. — Вот, ты тоже покорми. Я знаю, что тебе это нравится, — сказала она. Феликс как-то невесело усмехнулся и опустил взгляд на кусочек хлеба. Действительно, раньше ему это нравилось. Когда он приезжал к дяде в детстве, они с Шарлоттой часто подкармливали птичек вместе. Не то чтобы он хотел делать нечто подобное сейчас, но возражать всё же не стал. Не хотелось портить настроение ни ей, ни тем более себе. Поэтому он лишь коротко кивнул в знак согласия и стал потихоньку отрывать от хлеба небольшие кусочки, которые подкидывал постепенно слетающимся птицам. Так они кормили птиц некоторое время. При этом они оба молчали. Феликс не знал, о чём можно было бы поговорить, а Шарлотта, казалось, погрузилась в свои мысли. Ему бы хотелось нарушить эту тишину, однако он не решался позвать её. Впрочем, ему оно и не потребовалось: в какой-то момент она вдруг сама заговорила: — Слушай, Феликс, — нерешительно начала она. При этом она отчего-то не смотрела в его сторону. — Да? — он глянул на неё. Внутри зашевелилось, заскреблось нехорошее предчувствие. — Ты… как ты себя чувствуешь? — спустя небольшую паузу спросила она. Она, очевидно, хотела задать иной вопрос, но решила пока остановиться на этом. После она поспешно добавила: — Прости, я в последнее время так занята учёбой, что совсем не интересовалась твоим самочувствием. Наверное, я не самый хороший друг, — она неловко хихикнула. — Я… — он глубоко вдохнул. Помолчал немного, раздумывая, как лучше описать своё состояние, а потом всё же продолжил: — Наверное, лучше, чем пару месяцев назад. По крайней мере, у меня хотя бы появился аппетит. Дядя рад, говорит, что я иду на поправку. — Вот как. Это хорошо, — она улыбнулась краешком губ и отвела взгляд. — Ты знаешь, сейчас я проводила с тобой не так много времени, но если что, я всегда готова тебе помочь. Ты — моя семья, Феликс. Я… просто хочу, чтобы ты помнил об этом. — Спасибо, — он повернулся к ней и взял за руку. Подумал секунду, а после добавил: — Ты знаешь, Шарлотта, ты тоже… Ты тоже можешь ко мне обратиться, если у тебя что-нибудь случится. Ты тоже моя семья. — Угу, обязательно. Спасибо, Фели, — Шарлотта наконец-то тоже взглянула на него, и на её лице возникла искренняя улыбка. На душе у Феликса потеплело.

***

С Шарлоттой они гуляли ещё очень долго. Бродили по парковым дорожкам, докармливали птиц остатками хлеба, разглядывали пробивающиеся травинки. Постепенно у Феликса на душе становилось легче. Чувство тревоги, до этого засевшее в груди, отступало, и на его место приходило мягкое, обволакивающее умиротворение. Гуляя вместе с Шарлоттой, Феликс мог забыть обо всём плохом, что сейчас происходило в его жизни. Смерть родителей, приют, переезд, удушливое чувство одиночества, накатывающее иногда по вечерам, — всё это стало неважно. Потому что он был с Шарлоттой. С той, кто стал для него за все эти годы не просто другом, но частью семьи. И он замечал, что она испытывала всё то же самое. Если во время их прогулки она казалась ему печальной, то теперь она начала улыбаться. Искренне, счастливо. Оттого он и сам не мог сдержать пусть и слабую, но всё-таки улыбку. Домой они вернулись лишь ближе к вечеру. За окном уже начинало темнеть, а ветер стал совсем холодным, когда они зашли в подъезд. На своей лестничной клетке они попрощались, и Шарлотта, пообещав ещё как-нибудь так погулять, ушла к себе. Феликс постоял ещё немного возле двери, согревая замёрзшие ладони, а потом тоже зашёл в квартиру. Там как обычно было шумно. В гостиной играл телевизор, Флоренс гремела чем-то у себя в импровизированной мастерской. Пока Феликс раздевался, то невольно прислушивался ко всем этим звукам. Если раньше они казались ему раздражающим шумом, то теперь он был даже рад всё это услышать. Повседневная суета в доме дяди Хаксли стала чем-то родным, обыденным. Чем-то таким, без чего Феликс уже не мог представить свою жизнь. А ведь он жил тут всего ничего, каких-то несколько месяцев. Видимо, так на него влияла здешняя атмосфера. Есть со всеми тоже стало некой традицией, которую он начал совсем недавно соблюдать с большим удовольствием. Если раньше он с трудом мог заставить себя встать с кровати и пойти на кухню, то теперь с радостью шёл туда, просто чтобы увидеть всех. Было всё же что-то особенное в том, чтобы сидеть за общим столом и слушать порой бессмысленную болтавню Флоренс, Беннетта и остальных. Собственно, этим и собирался сейчас заняться Феликс, ведь домой он вернулся как раз к ужину. В этот раз Феликс пришёл раньше, чем обычно. На кухне сидел только Беннетт, все остальные же пока заканчивали с делами. Феликс прошёл к своему месту, попутно глянув на него, и устроился за столом. Про себя он отметил, что Беннетт какой-то странный. Даже для себя. Сегодня он казался мрачнее обычного, особо ни с кем не говорил, а на завтраке даже почти ничего не съел. Такое поведение несколько беспокоило. Феликс хотел спросить, всё ли в порядке, ещё утром, однако не успел. А потом Шарлотта позвала его гулять, и его не было дома весь день. Однако сейчас у него появилась отличная возможность задать интересующие вопросы, и он решил ею воспользоваться. — Слушай, с тобой всё в порядке? Ты весь день какой-то смурной ходишь, — спросил он, осторожно тронув его за плечо. Беннетт от неожиданности дёрнулся. Несколько секунд он сидел, глядя в одну точку, но потом расслабился. — Ага, — сухо отозвался он. Звучал он глухо, неубедительно. — Просто кошмар приснился. — Уверен? — Ага. Не волнуйся, мистер Хониккер. Феликс смерил его недоверчивым взглядом. Он думал о том, чтобы ещё немного его пораспрашивать, однако отбросил эту идею. Нет, наверное, всё же не стоит. Беннетт сам расскажет, если захочет. Позже подошли и все остальные, и они начали трапезу. Ели как обычно за разговорами, но Феликс особо не слушал. Всё его внимание было приковано к Беннетту, который иногда натягивал улыбку и неохотно поддерживал разговор. Все остальные как будто бы ничего не замечали, однако Феликс улавливал изменения в нём. И ему это определённо не нравилось. Однако он по-прежнему не вмешивался. Ждал, когда Беннетт сам будет готов рассказать. После ужина он вернулся к себе. Там его уже ждала Венера. Почувствовав его присутствие, она весело зашевелила ловушками. Феликс непроизвольно улыбнулся. Она всегда так делала, будто встречала его. Совсем как живая. Это было приятно. Приятно осознавать, что тебя кто-то ждёт. — Ну что, как ты тут без меня? — поинтересовался он, когда сел напротив неё в кресло. Разговаривать с мухоловкой тоже вошло уже в привычку. — Проголодалась, наверное, да? Словно в подтверждение его слов Венера пошевелила ловушками. Феликс погладил её по листочкам и пошёл к шкафу, где у него хранилась еда для цветка. Ребята озаботились тем, чтобы корма хватило на всю весну. А летом Венера уже сможет добывать себе пропитание сама. Кормёшка Венеры прошла как обычно без происшествий. Феликс отобрал несколько, на его взгляд, хороших жучков и бросил их в пару ловушек. Те с громким треском захлопнулись, и Венера приступила к перевариванию пищи. Феликс же отнёс коробку с насекомыми обратно и принялся за ней наблюдать. Так, возясь со своим растением, он и провёл весь остаток вечера. Лишь иногда он отвлекался на то, чтобы сделать записи в тетради, но потом всё равно возвращался к мухоловке. Он рассказывал ей о прогулке с Шарлоттой, о том, как они кормили птиц, а Венера внимательно его слушала. Этим она особенно ему нравилась. С ней он мог делиться самым сокровенным, тем, о чём не мог рассказать даже дяде. Ей он поведал о своих кошмарах, о страхах, о желании снова встретиться с родителями. А она слушала его. Слушала и поддерживала как могла. Постепенно подошло время ложиться спать. Все звуки в квартире затихли, ребята расходились по комнатам. Феликс слышал, как Антуанетта и Бланш прошли мимо его комнаты, о чём-то переговариваясь между собой, как Боудвин и Гудвин закрыли последнюю комнату и пошли к себе. Он и сам вскоре засобирался спать. Переоделся, по привычке повесил отцовский халат на спинку кресла и отправился в кровать, перед этим не забыв пожелать Венере спокойной ночи. Однако, когда он уже уселся и хотел укрываться одеялом, в коридоре послышались тяжёлые шаркающие шаги. Так мог ходить только один человек. И действительно, вскоре дверь в его комнату тихонько отворилась, и внутрь заглянул Беннетт. Выглядел он обеспокоенным. — Привет, — пробормотал он. — Ты ещё не спишь? — Нет, как видишь. Что-то случилось? — Феликс снова насторожился. Что такое могло случиться, чтобы Беннетт решил прийти к нему в такой час? Явно ведь не в игры играть звать пришёл. — Могу… я войти? Не могу спать один. — Ну проходи. Беннетт, как ему показалось, с облегчением выдохнул и прошёл в комнату. Так же тихо притворил за собой дверь, постоял немного на пороге, а потом неспешно направился к кровати. Теперь, когда на нём не было защитного костюма, Феликс мог хорошо его разглядеть. И выглядел он, мягко говоря, неважно: руки, шея и, кажется, часть живота покрывали красные уродливые ожоги. И это только то, что он смог увидеть. Что там есть ещё, и представлять не хотелось. Беннетт забрался на кровать с ногами и, натянув пониже футболку, обхватил руками колени. Вид у него был как у маленького ребёнка, который сильно чем-то напуган. Феликсу отчего-то стало его жаль, и он придвинулся поближе. Подумал немного, а после накинул ему на плечи часть одеяла; в другую же закутался сам. Беннетт сперва вздрогнул, но после благодарно глянул на него и потеплее обернулся. — Спасибо, — негромко произнёс он. — Ага. На некоторое время между ними повисла тишина. Беннетт молча уставился куда-то в стену, цепляясь подрагивающими пальцами за одеяло, а Феликс разглядывал его. В комнату через окно попадал свет уличных фонарей, и потому его лицо было хорошо видно. Осунувшееся и бледное, оно отчего-то казалось измождённым. И взгляд у него был какой-то… пустой, безжизненный. Интересно, и как только Феликс всего этого не замечал? Всё ведь лежало на поверхности. От подобной мысли больно кольнуло под рёбрами. Точно. Не только он, Феликс, сейчас страдал. И рядом с ним сейчас находился человек, нуждающийся в поддержке не меньше, чем он сам. Поколебавшись с минуту, Феликс всё-таки решился. Придвинувшись ближе, он робко накрыл ладонь Беннетта своей: так всегда делали родители, когда хотели поддержать или утешить его. От неожиданности тот вздрогнул и недоумённо взглянул на него. Их глаза встретились, и Феликс покрепче обхватил его руку пальцами. Беннетт помедлил немного, но потом, кажется, понял. Он так же сжал его ладошку, и в серо-голубых глазах промелькнула благодарность. Оттого в груди потеплело. Похоже, Феликс сделал всё правильно. Ещё какое-то время они сидели молча, держась за руки. Потом же Беннетт, по всей видимости, успокоился и решил начать диалог. — Ты спрашивал, всё ли у меня в порядке, — начал он. Его голос заметно дрогнул на последних словах, что не ускользнуло от Феликса. — Да, спрашивал, — он утвердительно кивнул. — Но если это что-то травмирующее, ты можешь не говорить. Я всё понимаю. — Нет, — Беннетт качнул головой. В этот момент на его лице отразилась неясная решимость. — Нет, я расскажу. Я… Я думаю, тебе я могу доверить это, мистер Хониккер. И он рассказал. Рассказал всё. О том, как его и многих других детей пытали в лабораториях. О том, как на нём тестировали разнообразные лекарства, после которых его выворачивало наизнанку. О том, как избивали за любое проявление эмоций, непослушание или неповиновение. А Феликс слушал. Слушал и чувствовал, как у с каждой секундой у него внутри всё холодеет. Он, конечно, представлял, что довелось пережить Беннетту там, в ужасающих лабораториях, но не думал, что всё будет настолько отвратительно. Беннетт буквально прошёл через целый Ад. И ему ещё крупно повезло, что в какой-то момент его забрал к себе Хаксли. Теперь, по крайней мере, над ним никто не издевался. Поведал Беннетт и о боли, которую испытывал каждый день. По этой же причине он и носил всегда защитный костюм: он снижал риск соприкосновения повреждённых участков кожи с другими предметами. Снимал его он только на ночь, и то только в последнее время, потому что тело стало болеть гораздо меньше, чем раньше. Но сегодня зуд и неприятные ощущения отчего-то были особенно сильными, поэтому он и не мог заснуть. Вот и пришёл к Феликсу. — Вот значит как оно выходит… — пробормотал Феликс, когда он закончил свой рассказ. — И как… ты собираешься провести эту ночь? — спросил он, помедлив. Вопросов накопилось достаточно, но задать он решил только этот. — Не знаю пока, — Беннетт пожал плечами. — Но мне спокойнее, когда ты рядом, поэтому я останусь здесь, если ты не против. Я не буду тебе мешать, честно-честно. — Ну оставайся уж, — Хониккер глубоко вдохнул. Перспектива ночевать в одной комнате с Беннеттом не особо ему нравилась, однако и выгнать его он тоже не мог. В конце концов, ему ведь плохо. Нельзя его так бросать. — Я пока не хочу спать, так что, если ты хочешь, мы можем поговорить о чём-нибудь. О чём угодно. — Давай. Всю ночь они разговаривали. О всяких мелочах, о растениях, бабочках и химических элементах. Беннетт, как оказалось, неплохо разбирался в химиии, поэтому они быстро нашли интересную для обоих тему. И Феликсу было действительно интересно его слушать. Он рассказывал просто, иногда по-глупому, в своей манере, но это и было изюминкой. Феликсу нравилось слушать его. И именно рядом с ним он наконец-то перестал ощущать то удушливое чувство одиночества, что накрывало его вечерами, когда он оставался наедине с самим собой. Теперь его перекрыло нечто иное, светлое и тёплое. И он хотел верить, что такое же чувство поселилось и в сердце Беннетта.