Молчун

      Поначалу Дилан настораживается — вдруг он делает что-то не то, от чего Лололошка молчит? В конце концов, опыта у него тоже нима, а из подручных средств, с помощью которых он вообще узнал о таком действии как секс и удовольствии — рука да вкладка «инкогнито» в браузере. И то, рукоблудие позволяло понять, что нравится ему самому (чем он все еще не до конца разобрался) а тут — целый другой человек.        Который, к слову, тоже не знает что любит.       Когда в самый первый раз Дилан спрашивает о его предпочтениях, Лололошка хлопает глазами и знакомо пялится в ответ буравящим взглядом, заставляя разрушить неловкую тишину какой-нибудь фразой. Их странные, едва начавшиеся отношения чуть не заканчиваются в тот же момент, но, в итоге, оба смогли взять себя в руки и кое-как покопаться в своих чувствах и желаниях. Выходило смущающе, но они хотя бы постарались. В основном, правда, старался и руководил всем сам Дилан, потому как Лололошка был не против всего, что ему предлагали, и, казалось, не имел никаких тайных эротических фантазий — или не хотел признаваться? — и соглашался на все. Абсолютно все.       Тогда Дилан ещё не знал, как настрадается от этого невинного «не знаю»…       Вот даже сейчас, в тишине ночи, когда все звуки и так принимают гораздо более интимный отзвук, Лололошка, сука, молчал. Только выдавал тихое оханье, мычание да дрожащие выдохи, когда очередной раз член проходил глубоко-глубоко, задевая сладкий комочек нервов внутри.       Вот эти тихие вздохи, еле слышные стоны и закусанные губы — единственная для Дилана подсказка, что все идет хорошо. Что, Лололошка, вообще-то, тоже наслаждается процессом, а не играет роль бревна — хотя бревном его можно назвать с натяжкой.       Лололошка кусается, целуется, ласкает, но, блять, не издает ни звука кроме тихого прерывистого дыхания. Такой невинный, словно раскрывающийся цветок. Смотрит из-под очков половинок когда никто не видит, сверкает прелестными голубыми глазками, и безмолвно намекает.       Дилан знает, что сосед его шумный — шумный, но не болтливый, ага — но стоит им очутиться на одной койке, стоит прелюдиям подойти к концу и… и все. Молчок?       Забавно, забавно.       Лололошка тихий. Единственный звук в комнате — это шуршание простыней и собственные сдавленные стоны Дилана. Легкое поскрипывание кровати.       Дилан хотел бы припасть губами к бледной спине, но, но — поцелуи? Это для влюбленных. Это удел Лололошки (потому что как бы он не старался, странного соседа нельзя отучить от них). Поцелуи в губы слишком сокровенны, чтобы дарить их простым друзьям с привилегиями. Но, с другой стороны — что есть спина? Это ведь не губы.       Их странная игра продолжается долгое время, пока Дилан терзает себя вопросами. Почему тихий? Почему так? Вроде все правильно, приятно. Лололошка ведь сам нередко проявляет инициативу, и очень сомнительно, что тот стал бы делать это если бы не получал удовольствия. Значит, дело в другом, да?       Приходится, к своему неудовольствию и смущению — чего он так заботиться об этом, ей богу? Молчит и молчит, — прошерстить интернет да пару статеек на эту тему. Но, опять же, ничего путного там не пишут…       … к своему стыду, Дилан ловит себя на том, что мысленно проверяет все пункты и советы.       

»… поговорите со своим партнером, попросите его сказать пару слов во время секса, дав объяснение. Не ограничиваетесь грубым ‘просто хочу’, а приведите примеры того, что получит он, а что получите вы оттого действия:       1. ‘Когда ты стонешь, мне хочется охотнее отвечать на твои ласки’…»

      Дилан молча закрыл вкладку, мысленно сокрушаясь, что статья от лица женщины — он ведь не женщина, и не в принимающей роли!       Впрочем, он собирает мужество по кусочкам. Ради этого разговора он даже меньше общается с другими — накопить «ульту», так сказать.       — Давай поговорим, — просит Дилан одним вечером.       Не то, чтобы он был против тихого секса — это даже хорошо: не будет никаких казусов в стиле дешевой порнухи, когда остальные соседи заселятся — но… но!       Лололошка смотрит на него в упор, явно требуя продолжения фразы, и на этом вся решимость (как и количество слов за день) заканчивается, и нет, Дилан совершенно точно не избегает своего соседа следующий месяц…       …       Они так и не обсуждают это. Держат рот на замке, и не касаются этой темы впредь. Дилан даже как-то… привыкает? Глядит на фарфоровую, исполощенную шрамами спину перед собой и двигает бедрами, тихо постанывая, под аккомпанемент тихих «ох» и «ах». У них одна поза — на животе, с подушкой под бедрами, и все так стабильно, что аж страшно. В конце концов, он принимает, что, возможно, во всем виновата порно индустрия, извратившая его ожидания от секса. Не все ведь будут стонать как последние бляди, не всех можно нагнуть и с размаху так всадить в задницу, без подготовки, а…       Дилан почти смиряется с этим.       А потом Лололошка делает… это.       Стонет. В первый раз, Дилан думает, что ему мерещится — не может же это быть стоном, да? — но- но! Хрипловатый, тихий, немного смущенный голос повторяет стон, и, пускай, он не видит лица Лололошки, однако он на сто процентов уверен что это вот сейчас был стон.       Бля.       Дилан даже теряется…       … а затем сужает глаза во внезапном озарении, и вкрадчиво так спрашивает:       — Так мне не показалось, что ты брал мой комп, а?       И клянется, что видит лукавую улыбку, спрятанную за рыжеватыми кудрями.