Вампир Энтони. Страсть и Кровь

      Подуспокоившись, Алёна взялась за уборку, мотивируя это тем, что «быстрее закончу её, быстрее смогу дальше снимать тик токи». Так называемые «одалиски» Энтони ей действительно помогли.       Вчетвером они справились очень быстро: пропылесосили, помыли полы, протёрли пыль везде, где только можно, и отправили постельное бельё в стирку.       Управившись, Юля очень быстро ушла — ей внезапно позвонили по поводу какого-то эксклюзивного материала и она помчалась навстречу неизведанному. — Может, в кладовке тоже убрать? — спросила Алёна. — Ох, здесь так много всего. Что это вообще такое.       Кладовка была комнатой небольших размеров, где помимо тряпок, вёдер и прочей хозяйственной утвари лежали коробки с записными книгами и, на первый взгляд, безделушками.       Алёна редко бывала здесь, обычно Энтони предпочитал всё делать по дому сам. — Здесь собрана коллекция Энтони. Все его хобби в одном месте, — ответила Оксана. — Он тебе не показывал? — Нет, можно же посмотреть? — Будете есть? — послышался голос Сони, копошащейся на кухне.       Оксана присоединилась к ней. Алёна же осталась наедине со своими находками.       Несколько коробок и впрямь были забиты свечами, мылом, вышивкой китайской и французской, разными фенечками, вязанными и плетёными вещами… Некоторые изделия были старыми, если не старинными. Алёна с интересом рассматривала их, но предельно аккуратно.       «Вряд ли Энтони обрадуется, если я испорчу что-нибудь… Он может быть очень пугающим… — пронеслось у неё в голове, прежде чем она увидела маленький зип-пакет с кусочком ткани. — А это ещё что?».       Рядом с ним, особняком от остальных рисунков, лежал сложенный кусок бумаги. Пожелтевший от времени, порванный по краям, он хранил потускневший набросок женщины, проживавшей явно не в этой эпохе. Но даже сквозь время украшениями и статным взглядом выдавал богатое происхождение незнакомки, большего Алёна о ней сказать бы и не смогла.       Не было ни подписи художника, ни года, только к уголку скрепкой был безжалостно прикреплён стикер с единственным словом, выведенным изящными буквами «Emlékszel?».       Алёна внимательно посмотрела на рисунки Энтони, и поняла, что этот разительно отличался от остальных. И чей это почерк? Его? Она вдруг поняла, что раньше не обращала внимание на то, как он пишет.       Она пошла на кухню. — Будешь что-нибудь? — любезно спросила Соня. — Девочки, вы не знаете, что это за портрет? И кто это мог написать?       Соня покачала головой, поджав губы. — Ах, конечно знаю! — просияла Оксана. — Я недавно помогала Энтони разбирать посылки от подписчиков, это одна из них. Она единственная была не подписана и без обратного адреса. — А папаша что-нибудь сказал про неё? — Хм… насколько я помню, ему было не до этого, он был… возбуждён… и… потом просто убрал эту бумажку куда-то.       «Возбуждён! Ну, конечно, только одно на уме, тьфу!» — Алёна закатила глаза от возмущения, но продолжила расспросы. — Это хотя бы почерк Энтони? — Нет, явно не его… — Вот же блин! — Не добившись от них ни одного вразумительного ответа, Алёна вернулась обратно. Навела гугл-объектив на портрет. Он выдал кучу похожих никак не связанных с этим портретов, набросков и прочих ии-шных картинок, но точного совпадения с оригиналом не было. Однако же подпись он перевёл с венгерского — «Помнишь?».       Алёна почувствовала себя детективом, решила сделать перерыв и пошла пить чай с конфетами. После этого она вернулась к коробкам, но так как продвижения в её «расследовании» не намечалось, она свернула набросок и вместе с зип-пакетом положила его на место. «Если представится случай, спрошу у папаши».       Она продолжила разглядывать остальные интересности, пока не дошла до коробок с записными книжками — дневниками Энтони. Дневники были аккуратно отсортированы от новых к старым. Судя по скопившейся пыли, пару месяцев так точно к ним не прикасались.       Самая свежая запись без указания даты быстрым отрывистым почерком гласила:

Лия такая хорошенькая, девственно — прелестная особа, ах…

      «Это он записал до того, как они начали встречаться» — поняла Алёна. И тут её осенило — стикер и вправду был написан совершенно другим человеком или вампиром.              Предыдущая запись была сделана нервной скачущей рукой за месяц до удочерения Алёны.

«Я полностью убеждён, что эти «специалисты» — полные идиоты и ничтожества в моём вопросе. Их нельзя подпускать к вампирам. Сколько бы они не пытались разгадать меня, они не могут прыгнуть выше своих человеческих понятий. Да, может они и полезны для такого же человека, жизнь которого едва ли может перевалить за сотню лет, но что они могут предложить тем, кто прожил ни одну такую жизнь, ни две, и даже не три? Нет, они совершенно бесполезны. А кровь у некоторых из них — просто отвратительна. Будто они и сами сидят на тех же веществах, что и большинство их пациентов»

      «Интересно… как же тогда Рубинштейну удалось тебя покорить?»       Ещё за неделю до этого он писал:

«Сегодняшним моим психологом или психологшей… совсем уже сдурели со своими феменитивами! оказалась женщина преавенантненькая. Я не захотел пить её крови. Решил поиграть с ней, притянул к себе, начал расстёгивать её рубашку, но вдруг понял, что совершенно ничего не чувствую. Если бы не мой гипноз, уверен, у бедняжки бы остались комплексы…»

      Послышались шаги из кухни — Соня и Оксана собирались уходить. Алёна отвлеклась, чтобы проводить их, взяла дневник и устроилась на кровати поудобнее, продолжая чтение.