Княгиня Ольга. Истоки.

— Сверр! — Бранимир шарит взглядом по окружающим тёмным стенам и углам, но ни единого следа присутствия самого младшего из дружинников обнаружить не может. — Сверр! Хмель словно рукой снимает: пусть блондин и умелый воин, сражаться посреди узких улочек, а не чистого поля, было плохой затеей, особенно после пропущенных шести кружек янтарного пива. Сам юноша, безоружный, но с твёрдым желанием схватить ночного душителя, перепрыгивает через брошенную кем-то бочку и сокращает расстояние до закутанного в плащ преступника. Тот в добротных кожаных сапогах, а не лаптях — значит, вряд ли обычный разбойник, что орудует в подворотнях каждый вечер. Дело нечисто. — Стой! — кричит он и, стиснув зубы, хватает рукой его тёмно-серый плащ, похожий на тени вокруг. Слышится треск ткани, и задыхающийся скандинав остаётся стоять на месте с неровным куском сукна. Покалывание под ребром усиливается, Сверр сгибается от боли в три погибели и, подняв голубые глаза, видит напротив себя повернувшегося к нему душегуба, что остановился в нескольких аршинах от дружинника. — В следующий раз, — произносит он низким, хрипящим голосом и крутит в правой ладони сверкающий в полутьме кинжал, — ты так просто не отделаешься. Но сейчас ты слаб, в борьбе с пьяным нет ни веселья, ни чести. Мужчина вскоре скрывается среди многочисленных навесов и телег, а Сверр, пытаясь прийти в себя, прикусывает нижнюю губу. Эти слова. Кажется, он уже слышал их до этого, и не раз?!

* * * * *

— Для меня большая честь познакомиться с Вами, госпожа, — с почтением кланяется Ольге невысокая и симпатичная молодая женщина с кудрявыми каштановыми волосами и смущённо улыбается. — Одно только Ваше присутствие разгоняет тучи над небом Новгорода. — Что ж, тогда Вы, должно быть, не упустите возможности задержать меня здесь как можно дольше. Погода в этих краях обычно пасмурная, — улыбается варяжка и, недолго раздумывая, берёт купеческую жену за руку с изящными золотыми кольцами и подмигивает ей. - Давайте не будем отставать, Богуслава! Кто знает, что они там обсуждают, пока мы здесь щебечем на обычные девичьи темы? Ольга ускоряет свой шаг, и вместе с женой Гостомысла-младшего догоняет следующую вверх по холму троицу из великого князя, воеводы и самого новгородского посадника. Девушки заливисто смеются, привлекая этим такое разное внимание знатных мужей: Гостомысл с любовью смотрит на свою супругу, Игорь ловит себя на мыслях о растрепавшихся волосах на чёлке дочери Эгиля, а вот Вещий Олег слегка прищуривается и что-то подозревает. Девица действительно дурачится или прилежно усваивает один из советов, что он преподал не так давно там, в охотничьем домике? — Я думал, что в нашей компании вам будет скучно и вы предпочтёте беседу о нарядах, а не торговых делах, — снисходительно смотрит на догнавших их процессию красавиц Гостомысл, высокий и статный, почти в три аршина ростом, ровесник воеводы. — Но теперь среди лугов распустились два прекрасных цветка и наши мысли могут свернуть от налогов и пошлин совсем в другую сторону! — Отец Ольги — тоже купец, так что и в этих вопросах она, должно быть, неплохо разбирается, — вставляет слово и жена главы города. — Доводилось бывать в Новгороде раньше? — Да, в детстве батюшка иногда брал меня сюда. Но за пределы Торга или постоялых дворов мы почти не выходили. Как сейчас дела с торговлей, Гостомысл? — Всё прекрасно, госпожа. На рынках Новгорода и Ладоги всё также кипит жизнь. Мои отважные воины привозят богатые ткани из хазарских земель и вино из греков. А с открытием морских путей на запад процветает и торговля с Готландом. Новгородские корабли грузятся там оловом да свинцом и отправляются домой, откуда они поступают уже в иные уголки Руси. Богатства города, государства, да и что скрывать, и мои в том числе, приумножаются благодаря этим предприятиям. — Это правда, когда процветает торговля, процветает и наш народ, — кивает головой Вещий Олег и переводит взгляд на посадника. — Нынешнее благосостояние Новгорода — свидетельство мудрого правления Гостомысла, достойного продолжателя дел своего отца. — Вы слишком добры, воевода. Но воистину, богатство, создаваемое нашими купцами и мной лично, не только обогащает казну великого князя, но и улучшает жизни наших подданных. Их счастье крайне важно для всех нас. Богуслава наконец отпускает руку Ольги и перемещается ближе к мужу. Словно не решаясь сначала задать свой вопрос, она краснеет и смущается, но затем любопытство всё же одерживает верх над стеснительностью перед знатными мужами. — К слову... о счастье, — запинаясь, произносит она. — Радостная весть о послезавтрашней свадьбе уже разнеслась по всему городу, и о ней твердят уже всюду, от злачных кабаков напротив Торга до отдалённых пригородов и обитателей старого дворца в Ладоге. Для нас с супругом большая честь быть свидетелями и устроителями этого знаменательного события. Надеюсь, что вам всё понравится, я лично буду отвечать за все яства и напитки. Быть может, будут какие-то дополнительные распоряжения по этому поводу? Игорь, сохранявший до этого молчание, наконец-то открывает рот. Сведения о торговых делах и самых ходовых товарах не вызвали у него такого интереса, как обсуждение грядущего пиршества. — Я бы не отказался от пары кувшинов добротной рецины. Не найдётся ли этого вина в чьих-нибудь погребах? — заявляет великий князь и устало смахивает со лба капельки пота: восхождение на холм продолжается уже которую минуту. — Я лично прослежу за этой просьбой, — одаривает лёгким поклоном наследника Рюрика посадник. — В конце концов, пусть ваша свадьба будет пышной и возвестит о наступлении новой эры процветания. Ольга, воспользовавшись обсуждением торжества, вздыхает и уверенно берёт за руку будущего мужа, одновременно с этим прижимаясь головой к его левому плечу. Игорь несказанно удивляется такому поведению — в прошлый раз девица была колючее, чем ёж! — но держит лицо перед именитыми спутниками, делая вид, что всё как обычно. — Благодарю Вас, любезный Гостомысл. Ваши с супругой добрые пожелания согревают наши сердца. Будьте уверены, благодаря вашей помощи мы пышно отпразднуем этот союз и позаботимся о том, чтобы он принес радость не только нам, но и всем жителям государства, — дочь Эгиля делает небольшую паузу и переводит взгляд на Вещего Олега: воевода будто щетинится, не понимая, чего ожидать от её взбалмошности. — И начать мы можем прямо со свадьбы. Послезавтра пройдёт одновременно два праздника: как день будет самый длинный в году и осветит нам всем путь, так и наш великий князь, подобный Яриле-солнцу, свяжет себя священными узами со своей Дией-луной. Так почему бы не поощрить народ в честь этого события? — Что Вы имеете в виду? — загорается от любопытства Богуслава, для которой всевозможные приготовления к празднествам были отдушиной посреди обыденной рутины сидения с ребёнком в своём особняке. — Хотите раздать деньги в честь праздника? — Серебро али меха — не самый лучший подарок, ведь их путь и предназначение мы проследить не сможем, да и возможности наши ограничены. А вот если каждый нуждающийся получит... скажем, немного хлеба и вина, даже самого дешёвого, мы сделаем желудки бедняков полными, а разум — довольным и радостным хотя бы на один день. Пусть этот день станет счастливым напоминанием о нашем общем процветании, и народ не остаётся в стороне. — Я... право, никогда не думал о таком. Госпожа, мы покорены Вашей мудростью и щедростью, — Гостомысл одаривает варяжку полным уважения взглядом, а затем взор его цепляется за ставшего похожим на нахохлившегося ворона дядю Игоря. — Княже, воевода... как вы смотрите на такое многообещающее предложение нашей будущей княгини? — Мне оно столь же по душе, как и она сама, — Игорь слегка обнимает девицу и расплывается в улыбке, чувствуя прикосновение её тонких пальцев на своей спине. — Мы можем позволить себе это без ущерба городской казне? — Летом наши сокровищницы не так хорошо наполнены, да и большинство купцов отправляются за товарами в далёкие земли за заморскими товарами или на заготовку древесины, воска да пушнины... — посадник чешет скрытый густой бородой подбородок и задумывается. — Если речь идёт о сотне-другой угощений... — Нескольких тысячах, — - невероятно уверенным, удивляющим даже её саму тоном перебивает градоначальника Ольга: раз уж Игорю с посадником пришлась по душе эта затея, отступать от неё нельзя. — Бедных, обездоленных, немощных и старых, вдов и сирот в городе ведь куда больше сотни или двух? Мы не можем протянуть руку помощи одним и отвернуться от других. — Тогда с Вашим жестом доброй воли могут возникнуть проблемы, большая часть средств уже заложена на расширение гавани в Торге и починку старой верфи в Ладоге, — хмурится Гостомысл, но тут же ловит на себе взгляд Игоря, не терпящий каких-либо отказов. — Но... — Но? — кивает, словно повторяя жест своего собеседника, великий князь. — Но можно попросить о предоставлении такого рода свадебного подарка наше торговое братство. Согласно обычаям, по столь торжественному случаю членам княжеской семьи жалуют ткани, меха, драгоценную утварь и другие ценные товары, но если традицию нарушить... — То хотя бы некоторую часть даров можно пустить на благие дела, а не сбор пыли во дворце, — хмыкнув, улыбается властитель киевского престола. — Я согласен, осталось обсудить этот момент с братством. Дядя наверняка знает кого-то из состоящих там старых толстосумов, так почему бы ему не взять на себя разговор? — И, ежели позволите, княже... Я тоже хотела бы присутствовать там и разъяснить свою затею знатным купцам, — добавляет Ольга, наблюдая за растущим недовольством на лице воеводы. Гостомысл же, остановившись, делает глубокий вдох и потягивается: долгое восхождение наконец-то закончилось! Мужчина прижимает к себе супругу и обращается к гостям города: — Вот и тот вид, ради которого я вас привёл сюда и заставил слегка попотеть на долгом пути. Обычно все крупные праздники проходят именно здесь, поэтому мы с Богуславой хотели лично показать место и поинтересоваться, любо оно вам или лучше подумать над другими вариантами? Ольга с благодарностью кивает градоначальнику с его женой и начинает рассматривать живописную природу вокруг. Вершина холма представляет собой раскинувшийся луг, покрытый ярким ковром изумрудно-зеленой травы, что сейчас мягко колышется под тёплым летним ветерком. Вдоль луга растут стройные берёзки, их похожие на девушек в пышных сарафанах кроны создают тень, что станет пристанищем для утомившихся от полуденного зноя гостей. В центре зелёного моря возвышается десяток расставленных полукругом деревянные столов и скамеек, чуть в стороне от них — небольшая, немного обветшалая сцена, занавешенная пышными зелёными портьерами. От рощи с деревьями до сцены мимо столов тянется хоровод из невысоких, в полтора человеческих роста, столбов с нишами для факелов или восковых ламп на вершине для праздничного освещения. — Мы размышляли над тем, чтобы протянуть по этим столбам разноцветные гирлянды и ленты, так, чтобы ваш с великими князем путь освещался не только огнями, но и этими украшениями, — вдохновлённо произносит Богуслава, которой явно в радость устройство торжества. — А праздничные костры раскинутся напротив, вдали от столов и сцены. — Выглядит уже впечатляюще, — улыбается великий князь и утвердительно кивает супруге посадника. — А во что превратится этот холм, когда все приготовления будут закончены... Я, нет, мы одобряем это волшебное место. Вещий Олег едва заметно улыбается: на людях оба будущих супруга ведут себя ровно так, как он им и наказывал, изображая такую нежность и увлечённость друг другом, что и некоторым настоящим влюблённым не снились. Что же касается идеи с раздачей еды беднякам... предложение было настолько же сумасбродным, насколько и дельным. И даже напомнило старому вояке кое-кого очень знакомого и родного.

* * * * *

На вернувшемся из погони Сверре, потном и протрезвевшем, не было лица. Смертельно-бледный юноша словно призрака встретил и выглядел куда мрачнее, чем всегда — настолько, что по обыкновению весёлого товарища остальные не стали опрашивать и задавать ему вопросов. Один его вид говорил о том, что душегуба он упустил, а всё остальное может подождать. — Если бы не вы — конец пришёл бы, — встаёт на ноги покрытый пылью и грязью Вепрь и тотчас же протягивает короткую руку к мешочку с серебряными монетами, забирая его себе. — Я ваш должник. Никогда бы не подумал, что мы вот так встретимся, Ходута. Спасибо тебе и твоим друзьям. — Не могли мы остаться в стороне, когда творится такое беззаконие. Да и разве ты поступил бы на нашем месте по-другому? — отвечает ему сын посадника и замечает деньги, которые торопливо прячет друг его отца. — Что это? Позарился на твои богатства и захотел ограбить? — Умный купец не станет держать при себе подобную сумму... — мотает головой заподозривший неладное Бранимир. — И не станет носить при себе столько монет, если только... на то нет определённой причины. А судя по перстням на руках твоего знакомого — купец он не глупый. — И то верно, твои спутники не только отважны, но и обладают ясным разумом, — смеётся засуетившийся Вепрь, чьи маленькие глазки принимаются бегать по троице дружинников. — Это не случайный тать, окаянный душегуб принуждал меня принести денег и вымогал всю эту сумму, в противном же случае обещал спалить склады с моим воском. Разве позволю я делу всей своей жизни вот так в один миг сгореть? Принёс... а он решил и разжиться богатствами, и избавиться от меня, чтобы я никому ничего не рассказал. — Почему Вы к отцу не обратились? — волнуется Ходута и бросает обеспокоенный взгляд на купца. — Он непременно бы наказал его и не дошло до вымогательств! — К счастью господина... Вепря, так? — косится на него Бранимир и пытается понять, что не так с упитанным и нелепым мужчиной напротив него. — Как второй воевода княжеской дружины я могу взять расследование и поиск преступника на себя с сотоварищами. Если, конечно, он сам не против. Вы же не против? Выражение лица торговца стремительно меняется, а коленки начинают трястись, едва только до него доходит суть слов Бранимира: перед ним не обычные нетрезвые наёмники, а приближённые князя Игоря! Вепрь, дабы не выглядеть совсем растерянным, решает придать своим чувствам и соответствующим реакциям тела немного другой окрас, тем более, что здесь он кажется ему довольно уместным. — Не против... И попросил бы вас сопроводить до дома, если вдруг у уважаемой дружины в этот вечер нет срочных дел, — толстяк вздыхает и нервно крутит на среднем пальце толстый перстень с пятью одинаковыми мелкими рубинами. — Да, вряд ли душегуб вернётся сегодня по мою жизнь, но страх после пережитого... он никуда не денется, а у меня дела, жена... Простите, ничего не могу сделать с коленями, стоит только подумать, что было бы, не подоспей вы вовремя... — Этот Вепрь куда больше напоминает борова, — шепчет на ухо Сверру Ари, но даже укол касательно внешности жертвы нападения не может вывести высокого скандинава из его тяжёлых дум. Сверр лишь отмахивается от лысого друга и вздыхает: раз уж вечер испорчен и он не сможет продолжить отдых, делать нечего — придётся согласиться. — Я могу сопроводить почётного купца до его хоро́м, — кивает он и смотрит на Ари и Бранимира. — Вы присоединитесь? — Да, к тому же, нам всё равно нужно будет переговорить с глазу на глазу касательно вымогательств того негодяя, — хмурится старший дружинник. — Ходута, ты с нами? — Я бы с радостью, но... — начинается мяться как нашкодивший подросток сын посадника. — Мне велено было не отлучаться из дома, а я и без того задержался с вами в таверне. Отправлюсь домой, покуда отец не обнаружил моего отсутствия, а завтра увидимся. Вы же навестите князя с воеводой у нас в гостях, так? — Угу, — кивает, морщась от боли — нижнюю челюсть дико ломит — Ари. — Тогда до завтра. Что ж, Вепрь... Показывайте дорогу к своему гайну. Троица под предводительством кряхтящего купца, что суёт мешок с деньгами подмышку, направляется дальше по переулку, а старший сын посадника держит путь в другую сторону, на мгновение подняв глаза на потемневшее небо с высыпавшими на нём звёздами. Что-то... не так, голова кружится и раскалывается, и явно не от одного только хмеля. Рука, как бы он её не зажимал, продолжала кровоточить — душитель на славу постарался так, чтобы он запомнил негодяя ещё на пару недель. Острый кинжал оставил в его предплечье глубокую алую борозду подобно вспахавшему почву плугу. Если дома увидят рану, то непременно начнут задавать ненужные вопросы, поэтому... Сын посадника оборачивается и видит знакомые двери таверны, что уже через минуту со скрипом отворяются. Чуть прихрамывая из-за усилившейся боли, Ходута с уверенностью направляется прямиком к стойке и, оперевшись на неё, оставляет на деревянной поверхности несколько багровых капель и кряхтит от неприятных ощущений. — Отхожее место дальше по коридору, а здесь еду подают, — недовольно бурчит согнувшаяся за стойкой над посудой девица, но ответом ей служит лишь протяжный сдавленный стон. Сердце дочери владельца "Пьяной Овечки" начинает бешено колотиться, когда она встаёт в полный рост и видит посетителя. Высокий и сильный, с тёплыми карими глазами и безбородым подбородком, он какой-то час назад победил в поединке старого опытного дружинника, а сейчас в шаге от того, чтобы потерять сознание. Под его рукой разливаются алые реки, что добавят ей ещё больше работы до закрытия. Не раздумывая, она бросается к юноше. — Эй, ты, — спрашивает пышногрудая брюнетка слегка дрожащим голосом. — Ты цел? Ответа со стороны Ходуты всё ещё не нет: побледневший и задрожавший, словно от холода несмотря на середину лету и жару в питейном заведении, он, кажется, пребывает скорее в каком-то ином месте, нежели здесь. Всплеск! Полкружки с прохладной водицей выливаются ему прямиком на лицо и мгновенно приводят великана в чувство. Девица, уперев руки в бока, наклоняется ближе к раненому и спрашивает: — Вижу, что не слишком цел. Что случилось? — С чем? — хлопает глазами богатырь, но, поймав на своей руке многозначительный взгляд собеседницы и окинув взором покрытую кровью столешницу, продолжает. — Негодяй зацепил. — Спишу с тебя несколько кружек пива, — вздохнув, приговаривает девушка и закатывает глаза. — Давай за мной, и чем скорее, тем лучше. Она осторожно берёт его за здоровую руку и ведёт в тихий уголок таверны, подальше от посторонних глаз любопытных посетителей. На втором этаже заведения, где находились комнаты для постояльцев, они и размещаются в одной из пустующих горниц. Темноволосая красавица оставляет юношу лежать на постели и освобождает его от сапог, а сама на несколько минут куда-то отлучается. Впрочем, возвращается назад она довольно быстро. Забава ловким движением рук собирает вместе чистые тряпки, небольшой тазик с тёплой водой, различные сухие травы, известные своими целебными свойствами, да небольшую баночку с какой-то грязно-жёлтой массой. — Не смей терять сознание, — шипит она сквозь зубы и выжимает лишнюю влагу из тряпицы. — Иначе как я потом с тебя возьму плату? Застигнутый врасплох нежностью прикосновений и колкостями в словах, Ходута слегка морщится, когда девушка промывает оказавшуюся куда глубже рану. Слабый аромат лаванды наполняет воздух, когда она прикладывает к его ранам припарку, успокаивая и заживляя израненную плоть. Пока девица "колдует" над ним, сын градоначальника внимательно наблюдает за ней. Её тёмные, с тёплыми бликами локоны каскадом струятся по плечам, обрамляя слегка загорелое лицо с тонкими чертами. Карие глаза искрятся от желания помочь, и Ходута, кажется, вмиг очаровывается одним только её присутствием рядом с ним. С каждым прикосновением её руки он словно осязаемо чувствует растущую привязанность к задоровой дочери. Её забота и решимость касаются в глубине сердца юноши тех струн, о существовании которых он раньше и не подозревал. Когда девица заканчивает осторожно наносить жёлто-зелёную мазь на его рану, Ходута, словно заворожённый, протягивает к ней свою грубую (и здоровую) руку и смахивает со вспотевшего лица девицы прядь прилипших к нему волос. — Спасибо тебе... — с трудом произносит сын посадника, ощущая как его с головой накрывает волна какой-то странной слабости. — Я... ведь даже имени твоего не знаю. — Забава я, задорова дочь, — отвечает девица и ошарашенно глядит на ставшего белым как мел великана, принимаясь трясти его. — Очнись! Очнись же!

* * * * *

Вепрь, поблагодарив своих спутников, оставляет их в одном из просторных залов своего особняка в компании кувшина добротного вина, сам же хозяин решается ненадолго уединиться в ближайшей комнатушке. Мужчина зажигает на столе одинокую свечу, и та принимается мерцать, отбрасывая на окружающие поверхности призрачные тени. Воздух тяжелеет, в нём словно возникает предчувствие чего-то зловещего. Купец опасливо смотрит по сторонам, но единственным, с кем он встречается глазами, становится когда-то добытый его отцом на охоте огромный кабан, чья голова с пустым взглядом пары чёрных турмалинов давно нашла место на стене в его хоромах. Когда жадность наконец-то одерживает верх над страхом после пережитого нападения в переулке, богатейший член братства торговцев достаёт из-за подмышки припрятанный им мешочек, а пухлые пальцы нерешительно касаются грубой ткани. Начав пересчитывать свои барыши, Вепрь перебирает в руке одну за другой серебряную монету. Десять, двадцать, пятьдесят, сто дирхемов башенками по десять выстраиваются на столе в подобие маленьких детинцев, пока, наконец, нетерпеливый купец не вытряхивает из мошны оставшиеся на дне деньги. На столешницу со звоном высыпается набор из ещё трёх дюжин монет, которые при тусклом свете столь притягательно сверкают. Но среди этого коварного богатства выделяется кое-что ещё — между блестящих металлом монет лежит отрубленный человеческий палец. Указательный, мужской и, по всей видимости, отделённый от тела своего владельца каким-то мучительным способом, судя по неровным краям торчащей из плоти слегка желтоватой кости, сейчас он словно показывает своим кончиком на самого Вепря. Глаза крупнейшего в городе торговца мёдом и воском расширяются, на лице отражаются шок и страх, прежде чем его некогда самодовольное выражение лица переходит в настоящий ужас. Он роняет монеты, рассыпая их по столу, и те со звоном принимаются разрушать одну за другой построенные им башни из богатств, пока большая часть денег не оказывается на холодном деревянном полу.