Влюблённый Гримм

Ник снова увидел этот сон. Тот, где медно-конфетный дом горит дотла, расплавляясь до самого центра земли. На этот раз, однако, он оказался внутри дома, когда пламя разгорелось как лесной пожар. Был только один путь, чтобы выбраться через переднюю дверь, прежде чем он окажется в ловушке, утонет в расплавленном сахаре и сгорит до костей. Он уже собирался развернуться и побежать, когда его улучшенное слуховое восприятие уловило приглушённый крик о помощи. Кто-то ещё был в доме! В ловушке, как вскоре может оказаться и он. Не в силах оставить их в таком положении, Ник выставил руку перед собой, пробиваясь через жар и дым. И тогда он увидел, что это были двое. Джульетта и Гретель. Столб из леденца рухнул, зажав их в нише, обрамлённой переплетающимся розовым сахарным кружевом. Джульетта несколько раз позвала его по имени. Он пытался сдвигать столб, и после нескольких неудачных попыток ему удалось передвинуть его на несколько дюймов. Достаточно, чтобы пролезть в нишу и вытащить их. Кружево превратилось в сладкое сахарное лавовое вещество, и несколько капель упали ему на шею. Ник сдержал проклятие и крик боли, сосредоточившись на том, чтобы добраться до своего напарника и своей девушки. Наконец, они все выбрались и побежали к двери. Похоже, у них было всего несколько секунд, прежде чем их путь, – и последняя надежда, – исчезли бы навсегда. И тогда произошло невообразимое. Ариэль появилась, одетая в ту же лёгкую костюм для огненных танцев, в котором Ник впервые её увидел, и схватила Джульетту за запястье, пытаясь оттащить её назад. Гретель всё ещё была рядом с ним. Ник позвал её бежать, мельком взглянув на неё, чтобы убедиться, что она выбралась. Из медной печи вырвался язык пламени и устремился прямо ей в лицо, но она все же добралась до двери. Когда Ник развернулся, чтобы спасти Джульетту, он едва различал её сквозь дым. Две женщины боролись в пламени, но он мог видеть только их силуэты и вьющиеся красные волосы. Он принял лучшее решение, протянув руку в сам огонь, оттолкнуть фигуру, которую он принял за Ариэль, и вытащить ту, которую он считал Джульеттой, вместе с собой. Он услышал крик и почувствовал немного жалости к Ариэль – быть Огнедемоном и погибать так жестоко от огня было бы суровым концом, но что он мог сделать? Она схватила Джульетту, и ему пришлось её спасти. Он ничего не мог сделать для Ариэль. Он оказался лежащим на земле, не задыхаясь, не потея, хотя жара была такой сильной, что вызвала волдыри. Он перевернулся и увидел Гретель, держащую лицо, прикрывая его руками. Хоть он и хотел спросить, всё ли с ней в порядке, он решил сначала проверить Джульетту. Гретель, по крайней мере, сидела, держа лицо в руках, в то время как Джульетта так и не пошевелилась, лежа лицом вниз на траве, с того момента как он вытащил её из горящего сладкого дома. Перевернув её, Ник испытал самый ужасный шок в своей жизни. Это была не Джульетта. Он смотрел на лицо Ариэль, на её дыхание, которое было поверхностным, но всё ещё стабильным. Это Джульетту он оттолкнул и оставил умирать. Гретель убрала руки с лица. Но лица не было. Только глаза Гретель, окружённые обожжённой, гниющей кожей и плотью. И тогда он проснулся, в панике, не зная почему, и испытал облегчение, которое не поддавалось объяснению, когда увидел, что Джульетта всё ещё спит рядом с ним, а детали сна постепенно возвращались к нему.

***

– Вот, – Джульетта поставила перед Ником чашку с парящим кофе. Она вошла и увидела его, сидящего за столом, опершегося локтями и прижавшего лоб к руке. – Ты выглядишь так, будто тебе это нужно. Ник поднял взгляд, отпустив лоб и скрестив руки на груди. – Эй. Она заставила себя слабо улыбнуться. – Эй. – Мы все ещё в ссоре? Джульетта вздохнула. – Не знаю, – она вытащила стул. – Я не хочу ссориться, и я понимаю, что ты переживаешь невероятный стресс прямо сейчас, но я всё же не понимаю, почему ты пытаешься защитить меня, скрывая от меня что-то. – Я просто чувствую, что заставил тебя пережить слишком много.. Мне не казалось правильным усугублять всё, когда.. Она села и, протянув руку, сжала его руку. – Нет. Я хочу, чтобы ты чувствовал, что можешь поговорить со мной. О чём угодно, сейчас, – она перебросила локон волос через плечо и наклонилась ближе. – А правильно было бы предупредить меня об Ариэль до того, как она появилась на нашем пороге. – Я знаю, – признался Ник. – Я облажался. Мне не следовало скрывать это от тебя. – Просто.. тяжело.. – Джульетта сглотнула. – Реально, реально тяжело.. Смириться с тем, что иногда ты, похоже, забываешь, что я теперь знаю о твоём мире, что тебе не нужно скрывать от меня секреты. Мне просто интересно, от чего ещё ты меня защищаешь.. Он моргнул, глядя на неё. – Почему ты сказала «защищаешь» вот так? – Как? – Как будто это должно быть в кавычках. – Я не делала кавычки. – заметила она. – Но ты сказала это так, как будто.. – его голос затих. – Забудь. – В любом случае, – продолжила Джульетта, сжимая его руку снова. – Думаю, нам нужно выговориться прямо сейчас и начать с чистого листа. Знаешь, полностью пустое начало. Ник кивнул. – Так вот, есть ли что-то, – она хотела знать. – Что ты мне ещё не сказал? Он задумался, стоит ли рассказывать ей о ночных кошмарах. Особенно учитывая, что последний приступ ночного террора как раз был с ней. Помимо этого, ничего больше, что он скрывал, не было. – Я.. Джульетта ждала. – Мне снятся странные кошмары, – признался он. – О доме, который сгорает. – Наш дом? – осторожно спросила Джульетта. Он скинул голову и коротко посмеялся. – Нет. Этот был из конфет. – Ник, этот дом, наверное, не настоящий, – она улыбнулась ему успокаивающе. – Тебе нечего бояться. – Я знаю, – сказал он, – это глупо. Просто.. – он почувствовал, как его руки напрягаются, когда он начал жестикулировать, пытаясь объяснить ей. – С каждым разом всё становится хуже, всё более ярким, каждый раз, когда я его вижу. В прошлый раз мы были там. В ловушке. Джульетта моргнула. – Мы? – Ты, я.. – объяснил он, остановившись. – И Гретель, – было ли это ложью – не упомянуть Ариэль? Лучше уж перестраховаться. – И Ариэль, я полагаю. Она тяжело выдохнула. – Ты под очень большим стрессом, и я знаю, что иногда я, возможно, не облегчаю тебе ситуацию, как следовало бы.. – Нет, – прервал её Ник. – Не говори так. То, что ты здесь, понимаешь про Существ и кто я, сделало для меня больше, чем ты можешь представить. – Я рада, – она посмотрела на его всё ещё напряжённые руки. – Я бы хотела помочь тебе справиться с кошмарами тоже. Ник не ответил. Он не знал, что сказать. С одной стороны, он хотел сказать ей, что, возможно, она права, и теперь, когда он всё это обсудил с ней, всё пройдёт, он справится с этим. Переживёт.. Но, и вот в чем проблема, глубоко внутри он не верил в это. Он верил, что этот сон продолжит преследовать его, сколько захочет. И как всё это закончится, в его разуме и на тонкой границе между фальшивыми страхами и настоящими, он понятия не имел. – Может быть, – предложила Джульетта, заполнив тишину. – Пройти через это для тебя будет все равно, что для меня узнать о Гриммах и Существах. – Джульетта.. – Нет, послушай, – настояла она. – До того как я всё поняла, мне казалось, что я теряю рассудок. Пока я в конце концов не решила, что не имеет значения, что реально, а что нет. Если это реально для меня, то это всё, что имеет значение. Я должна была столкнуться с этим и не позволить этим вещам пугать меня до смерти. Потом я, наконец, была готова увидеть правду, поверить в тебя так, как должна была с самого начала. Твой сон о доме из конфет реален для тебя, так что.. – она наклонила голову, встречаясь с его взглядом. – Так что, может быть, всё заключается в принятии того, что, несмотря на всё, что ты пережил, что-то, что на первый взгляд кажется таким простым, как кошмар, может всё ещё заставить тебя нервничать время от времени. И тогда тебе не нужно чувствовать, что, испугавшись, ты подводишь всех. Ник проглотил комок в горле. – Единственный человек, которого я по-настоящему боюсь подвести – это ты. – Так вот, не бойся.

***

Ник отодвинул стул и схватил свою куртку, поворачиваясь, чтобы покинуть участок в конце рабочего дня. Несколько столов были пустыми, экраны компьютеров выключены, а потолочные лампы погашены, но оставалось много мигающих люминесцентных ламп для тех, кто ещё не ушёл или работал на позднюю смену. Хэнк только что выключил свой компьютер и шёл следом за Ником, направляясь к выходу и в коридор. – Так ты не веришь в теорию Карла Фиери, что один из дядюшек Бьянки пытается её убить? – спросил он, быстрым шагом догоняя партнёра. – Нет, Хэнк, я тебе сказал – я верю ему, – ответил Ник, поворачивая за угол. – Многое из того, что он мне рассказал прошлой ночью, о том, как дядя Бьянки становятся очень властными, как она пыталась добиться эмансипации за их спинами.. Всё это совпадает с тем, что говорила Бьянка. Глаза Хэнка расширились. – Бьянка действительно говорила, что она поссорилась с Ашером, и что всё стало довольно плохо. – Именно, – Ник остановился у дверей, ведущих наружу. – А что может вывести одного из них из себя больше, чем её попытка уйти от них? Возможно, ради Карла – парня, которого они все ненавидят, если всё это началось до того, как она узнала о нём и Августе. – Они были бы в ярости, – понял Хэнк. – Ты проверил дело об эмансипации? – Она пыталась подать заявление, – сказал Ник. – Оно есть в записи. Но оно в основном застопорилось, с ним ничего не делается уже какое-то время. – То есть суды никогда не предоставляли ей эмансипацию, – медленно отметил Хэнк. – Но и не отказали ей в ней окончательно. – Значит, если она чувствует, что ей не дают дышать, она может пытаться возобновить дело, – Ник сделал жест рукой, как бы показывая это. – Не ради того, чтобы быть с Карлом, а чтобы буквально быть самой по себе – Это могло бы ещё больше разозлить того, кто пытался отравить её в первый раз. – Верно. Но у нас нет доказательств. – Так кто же будет следить за ее безопасностью, пока мы не получим доказательства? – Капитан Ренард согласился оставить несколько офицеров у её палаты в больнице, и её не выпишут ещё пару дней ради её безопасности. – У нас не так много времени, – мрачно сказал Хэнк. – Через два дня, если у нас не будет доказательств, она снова окажется в зоне риска. – Значит, нам нужно срочно найти доказательства. – ответил Ник. – Куда ты сейчас? – Нужно забрать Гретель из больницы. – сказал он, открывая дверь и выходя на ступеньки. – Как она? – спросил Хэнк. – Неплохо для той, кого подрезали ножом. Просто очень злится, что заставили её остаться на ночь. – Ты планируешь проверить Бьянку, пока будешь там? – Да, не вижу причин, почему бы и нет. – Не возражаешь, если я с тобой? – Конечно, – согласился Ник. – Ты хочешь поехать на моей машине или своей? – Я поеду за тобой, – сказал Хэнк, пожав плечами. – Думаю, хочу остаться немного дольше, может, попробую поговорить с некоторыми из дядюшек. Может, мне удастся заставить одного из них выдать что-то полезное, ведь они не знают, что теперь они наши новые подозреваемые. – Ладно. Они спустились вниз по лестнице, и Ник подошёл к своей машине. – Эй, если не возражаешь, – сказал Хэнк, доставая ключи из кармана. – Что ты собираешься делать с Гензелем? То есть, он будет жить с тобой, даже несмотря на то, что пытался убить Гретель? – Я не могу просто отпустить их и позволить им пойти своей дорогой после этого, – вздохнул Ник. – Мы с Джульеттой решили освободить место в гостевой комнате. Так что, либо Гретель может забрать её, а Гензель – на диван, либо она остаётся там, а Гензель займёт комнату. – Ух ты, твой дом превращается в хостел для Гриммов. – ухмыльнулся Хэнк с насмешкой. Ник закатил глаза, сел в машину и завёл её. – Замолчи. – Да, да, консьерж Беркхардт. – засмеялся Хэнк, прислонившись к открытой двери своей машины.

***

«Вот она», – сказала себе Гретель. – «Это последний раз, когда я превращаюсь в Ведьму». Будучи в больнице, ослабленная из-за потери крови и страдающая от двойного отторжения, она позволила себе превращаться в Ведьму так часто, как могла, – хотя и в минимальной степени, – больше, чем обычно. Она была уязвима, здесь она была более склонна к этому. Поэтому она старалась не смотреть на врачей или медсестёр слишком долго, боясь, что потеряет контроль, и они увидят то, что она не хотела бы, чтобы они видели. И именно поэтому ей было приятно, что Ник не успел прийти к ней перед работой. Она провела день, восстанавливая силы, как физически, так и умственно, эмоционально. Теперь, наконец, Гретель почувствовала, что она достаточно сильна, чтобы снова скрывать свою сторону Ведьмы так, как всегда. Ник всё ещё не подозревал, если только Гензель не рассказал ему. К счастью, она не думала, что Ник захочет слушать всё, что выйдет из уст её брата, сейчас, после того, как он её подрезал, а если он вдруг захочет послушать позже, она всегда может попытаться первой добраться до Гензеля. Правда, он говорил, что не хочет её больше видеть, но она могла бы угрожать ему, что будет надоедать ему каждый бодрствующий час, если он откроет её секрет, – их секрет, даже если он этого не признает, – кому-то. Если он действительно так сильно хотел бы быть подальше от неё, он бы согласился. Или она могла бы сделать то, что делала, когда они были маленькими детьми. Угрожать прижать его к земле и сидеть у него на животе, засовывая ему конфеты «Желейки» и M&Ms в ноздри. Конечно, это было до того, как их отец ушел, – до того, как они остались одни. Гретель больше не стала бы угрожать чем-то подобным после того, как они встретили первую Ведьму, а Гензель стал диабетиком. Она никогда не пыталась заставить Гензеля вводить в свой организм что-то, чего он не хотел, после того случая. За исключением инсулина, когда им было одиннадцать, и он сломал руку и два ребра в драке с особенно злым и крайне гормонально возбуждённым подростком-Потрошителем, и он сидел, облокачиваясь на стену заброшенного дома, в котором они прятались, качая головой, говоря Гретель, что он не собирается его колоть, – хотя его пищащие часы говорили, что пришло время, – потому что он больше не хотел так жить. Она сразу прижала брата и так быстро воткнула иглу ему в руку, что едва не промахнулась, прижав колено к его животу и прижимая его спину к стене так сильно, что осталась вмятина в пыльной известковой пыли, когда она наконец отпустила его. И с тех пор Гензель больше не угрожал уйти от неё. До прошлой ночи, когда он даже не признал, что она его сестра. Так что теперь не имеет значения, чем она его пугает, чтобы держать всё под контролем. Что он может сделать худшее? Попробовать убить её? Проходили, сделано. Он не смог бы этого сделать. Ненавидеть её? Что ж, он уже это делает, не так ли? Это было ужасно – он был здесь, в Портленде, живой и в безопасности, – в большинстве случаев, – а она скучала по нему даже больше, чем когда не знала, где, чёрт возьми, он. И вот она стояла, глядя в зеркало в ванной, готовая встретиться с её отвратительной стороной Ведьмы ещё раз, прежде чем снова скрыть её. Надеясь, навсегда. Или хотя бы на достаточно долгое время, чтобы разобраться, что чёрт возьми она собирается делать со своей жизнью. Гретель сделала глубокий вдох и позволила изменению захватить её. Зеркало было темным. По какой-то причине свет перегорел где-то ночью и не был заменён, поэтому она оставила дверь открытой чуть-чуть. Она могла, через это темное отражение, увидеть свою маленькую сумку на кровати, которую медсёстры аккуратно застелили так, что она была почти как произведение оригами. Смотря на себя, она поняла, что даже не помнила, как выглядела полная трансформация её матери. Она должна была видеть её хотя бы несколько раз в раннем детстве, но не помнила. А теперь, зная то, что она узнала, о том, почему их родители оставили их, ей стало невероятно грустно. Она подумала, что лучше бы ей вернуть хотя бы это воспоминание, чем волшебную палочку её матери. Палочка почти ничего не значила, – это воспоминание было бы для неё настоящим. Чем-то ценным и, может быть, даже могло бы спасти её от такого полного и неукрощённого самоотвращения. Она могла бы сказать Гензелю о том, что в мире есть хорошие Ведьмы, так гораздо сильнее и страстнее, как будто она на самом деле в это верила, если бы только она помнила, как выглядела сторона Ведьмы их матери. Однако единственное воспоминание о Адрианне, которое у неё было, это красивое, человеческое лицо, обрамлённое длинными тёмно-каштановыми волосами, не сильно отличающимися от её собственных, которое преследовало её в тех снах, о которых Гензель не позволял ей говорить. Вдруг Гретель увидела, как тень мелькнула по стеклу, и изображение сумки на кровати исчезло. Заменилось отражением Ника с ошеломленным лицом, который таращился на Ведьму в зеркале. Гретель резко развернулась, меняясь по ходу поворота. – Ник, я-.. Он просто долго смотрел на неё, в полной шокированной тишине. – О боже.