Оттепель

"Меж ними есть союз и связь

и сходство - пусть совсем немое..."

- И. Бродский - "Откуда к нам пришла зима..."

1973 год Какой это был по счёту бокал шампанского, он уже и не помнил. Мир вокруг него неумолимо вертелся и кружился в ритмах джиттербага и всеобщего гула. Приглушенный свет придавал особую атмосферу "квартирнику", заставляя его гостей забыться в музыке и танцах. 2-3 пары, сменяя друг-друга, захватили центр гостинной где, под изредка прерывающийся хриплый голос Элвиса, молодые люди танцевали рок-н-ролл, громко при этом смеясь, если не получалась какая-нибудь замысловатая "фигура". Если прислушаться, то из кухни тихо брынчала чья-то гитара. Окутанный сигаретным дымом парень мягко перебирал струны, пока его напарница, очаровательная Оксаночка, напевала с остальными гостями знакомую и любимою всеми песню. Антон, возпользовавшись случаем, пока девушка с которой он танцевал последние 3 песни ушла припудрить носик, вышел на балкон за таким нужным глотком свежего вечернего воздуха. Окна шумной квартиры выходили на Тверскую, так что вид на город в обьятиях заката открывался просто фантастический. Неуверенно порыскав у себя в карманах, он нашёл единственную оставшеюся сигарету и коробок спичек, зажёг её и вдумчиво закурил. Жизнь в столице нравилась Антону, несмотря на многолюдность и бесчисленные поездки на метро. За два года что он тут обосновался, он смог влиться в этот бешенный поток событий, обзавелся новыми знакомыми, друзьями, на любом мероприятии, куда его звали, он был душой компании, шутил и веселился вместе со всеми. Он любил по вечерам прогуливаться по набережной, вплоть до самих Воробьёвых Гор, откуда наблюдал за закатами. Хоть он и жил в районе Ленинградского вокзала, ему от чего-то нравилось возвращаться домой затемно. "Мама бы это точно не одобрила", подумал он, и улыбнулся, стряхивая пепел который тут же унёс ветерок. "Надо будет ей позвонить на днях, а то подумает, что совсем про неё забыл..." Из окна кухни доносился тонкий голос Оксаны, которая так красиво пела песню, кажется из... "Три тополя на плющихе"? "... И куда-то всё спешат такси Только пусто на Земле одной Без тебя, а ты, Ты летишь, и тебе Дарят звёзды Свою нежность..." Такси, машины, люди, все действительно куда-то спешили в этот удивительно красивый летний московский вечер. Пару раз Антон пытался уследить за маршрутом одного такси но, к сожалению, он быстро исчез за поворотом. Пешеходы радовали глаза своими вечерними платьями и костюмами, девушки щеголяли в милых "трапециях" разных цветов и моделей, в то время как молодые люди, скинув с плеч пиджаки, красовались в легких рубашках с короткими рукавами. Один чудак, правда, забыл снять шляпу, вот и брёл по улице, словно в самый солнечный день. Его макушка вскоре скрылась за углом соседнего здания. "Чудак, действительно чудак", ухмыльнулся про себя Антон, потушив уже догорающую сигарету о перила балкона. - Тоша! Из окна кухни вылезло славное личико улыбающейся Оксаны. - Иди к нам, мы по тебе соскучились! Расскажешь ещё что-нибудь про кино своё, - она махнула ему рукой и тот час же нырнула обратно. Выдохнув сигаретный дым и поправив свою разноцветную рубашку- подгон из ГДР- он поспешил вернуться к своим товарищам как, вдруг, раздался дверной звонок. - Я открою!, - сразу заверил Антон и побежал в прихожую. Глянув в глазок, он слегка удивился. - Вам кого, молодой человек? - Я к Сергею Матвиенко. Я его давний друг, можно сказать, - послышалось из-за двери. Меня Арсений зовут! - Подождите минутку, крикнул ему Антон, разворачиваясь чтобы пойти и найти Серёжу. Тот сидел в кресле напротив столика с пластинками и увлеченно беседовал с той самой девушкой, с которой недавно танцевал сам Антон. - Серёжа!, - откликнул его приятель, благо музыка приостановилась. - К тебе какой-то давний школьный друг пришёл. Он там, за дверью ждёт. Пару мгновений раздумий, и Серёжу осенило. - Так это ж Сеня! Я забыл, что я его тоже пригласил! Иди-иди, впусти его! Кинув другу многозначительный взгляд, Антон все же вернулся и открыл дверь новому знакомому. Тот был одет молочного цвета рубашку в коричневую клетку, в такого-же цвета штаны, а на плечах у него был небрежно повязан то ли свитер, то ли джемпер бежевого цвета. На голове у него, как ни странно, была та самая шляпа, что Антон увидал с балкона. - Ещё раз здравствуйте!, - улыбнулся незнакомец. - Попов Арсений Сергеевич, представился он, протягивая Антону руку. - Для друзей и коллег, просто Сеня. - Шастун Антон Андреевич. Для друзей и коллег просто Антон. Ну привет, Арсений, улыбнулся он в ответ и крепко пожал гостю руку. - Проходите.

***

- Сенька! Поповский! Иди к нам, поглядим хоть на тебя! Под радостные возгласы, Арсений зашёл в гостинную, где его тут же кинулись обнимать и целовать в щеки товарищи. Из кухни выбежала Оксана и, с самой широкой улыбкой, ринулась к мужчине, крепко обхватывая руками его плечи. - Арсений Сергеевич, как я рада, что вы снова к нам приехали!, - сказала она, наконец отпрянув от него. Мужчина нежно взял её маленькую ручку и поднес к губам, оставляя на тыльной стороне тёплый дружеский поцелуй. Он тоже был счастлив вновь увидеть всю компанию, пусть и с некоторыми изменениями состава. Арсений, пусть и неосознанно, искал в толпе недавно увиденную им копну русых кучерявых волос, но их хозяин куда-то резко пропал. Кажется, ему послышалось, что хлопнула входная дверь. - Ну, ну, всё, оставьте человека в покое!, - начал Серёжа, вставая с кресла, - Дайте ему немного личного пространства, смотри на них, накинулись, как шакалы на тушку! Сенька, пойдём, выйдем, - добавил он, хватая Попова за локоть и утаскивая его на балкон, пока остальные вновь включили музыку и тут же начали подпевать зазвучавшей песне. - Каждый раз поражаюсь, какой ты производишь на всех фурор, засмеялся Серёжа, вертя в руке очередной бокал шампанского. - Вот чёрт, - возмутился он, - я тебе даже ничего не предложил выпить, как все они на тебя набросились! - Сиди смирно, - спокойно ответил ему Арсений мягкой улыбкой, - Будет ещё у нас возможность стукнуть бокалы... На пару минут, они оба замолчали и глядели на ночной бульвар, на темнеющее на горизонте небо, каждый погрузившись глубоко или не очень в свои мысли. Легкий ветерок поддувал челку Попова, из-за чего он постоянно её поправлял. - С института тебя с такими патлами не видел, - отметил Серёжа, поворачиваясь к нему в пол-оборота. - В последний раз, когда мы виделись, они у тебя были зализаны назад, как у американских гангстеров. - Даа, были времена... Вот, что делает из людей богемный образ жизни, друг мой! И, знаешь, не так уж это всё и плохо, как нам об этом говорят - бодро добавил Арсений. - Отрастив себе патлы, как ты выразился, купив длинное черное пальто (прям как у британцев, ты бы их видел!) и взяв с собой томик Бродского- - Ты взялся читать самиздат? Попов лаского взглянул на друга. - ... и взяв с собой томик Бродского, я иду в парк и устрайваюсь на самой далёкой лавке, желательно под каким-нибудь огромным дубом или клёном, и так- весь день, даже не замечаю, как задрожу от холода или что желудок предательски урчит... - Не в том веке ты родился, Арсений, - вздохнув, сказал Серёжа. - Всегда тебе это говорил. Тебе бы... в прошлый переметнуться, глядишь, за своего бы приняли!, - засмеялся он, легонько толкнув собеседника в плечо. Спустя пару секунд, он спросил Попова, говоря в пол-голоса, с тенью знающей улыбки на губах. - Может, прочитаешь нам этого своего Бродского, хмм? Глаза друга предательски загорелись, тем самым подставляя его в своём меланхоличном образе. Хоть он этого никогда не признавал, но ему всегда нравилось читать, играть на публику, выводить людей на эмоции своими рассказами, тем, как он их приподносил. А Серёже просто нравилось слушать. Он любил наблюдать, как люди самозабвенно расстворяются в роли, в образе, в идее, ему это доставляло (и он этого не скрывал) настоящее эстетическое удовольствие. В добавок ко всему, он очень любил слушать Арсения, ещё с института. Тот, хоть и был на 3 года старше своих сокурсников, умел расположить их к себе и захватить всё их внимание, заворожить речью, как змея, ловко извивающаяся перед толпой обезьян . - Посчитаю это великим удовольствием, словно мурлыча ответил Попов, театрально склонив при этом голову. - Ну, тогда, я пойду и подготовлю там всё, - улыбнулся Серёжа, попутно открывая дверь внутрь. - Нас ждёт представление! Облокотившись обратно о перила, Попов поднял голову и медленно выдохнул. Вечерняя прохлада давала о себе знать, так что пришлось надеть джемпер. Решив ещё пару минут поглазеть на прохожих, Арсений не сразу заметил уже знакомую русую макушку в телефонной будке на противоположной стороне улицы. Парень о чем-то очень старательно рассказывал и активно жестикулировал, как будто-бы на другом конце провода его и правда могли увидеть. Спустя минуты три, он вышел и встал на тротуаре, но не стал сразу переходить обратно улицу. Казалось, он о чем-то сильно задумался. Вдруг, он поднял глаза и уловил взгляд человека стоящего на балконе. Они простояли так, глядя друг на друга через целый бульвар, словно изучая друг-друга на расстоянии, прежде чем Антона не откликнул какой-то прохожий, которому тот "ну очень сильно загораживал путь". "Извините, мне что-то плохо стало, вот и остановился", растерянно ответил ему Антон. - Может, скорую? - Не надо, спасибо, мне уже лучше... - Следите за собой, молодой человек! Такой юный, а уже с проблемами, - проворчал прохожий дед, продолжая идти своей дорогой. Когда Антон вернул взгляд на балкон, гость уже вернулся обратно в квартиру. "Может, действительно, к врачу?", подумал Антон, заходя чуть позже обратно в подъезд.

***

- Нуу-с, господа актёры и актрисы, попрошу минуточку вашего внимания! Гостинная наполнилась ещё большим количеством людей, внимательно-шутливо вникая в импровизированный монолог Сергея Борисовича. - Сегодня, поскольку среди нас присутствует по-своему необычный гость, с которым и вы, и я имеем честь быть знакомыми уже очень много лет, - он поднял свой бокал в сторону Попова, что стоял поодаль, и гордо улыбнулся - я с радостью приглашаю его устроить нам небольшой творческий вечер, так сказать, познакомить нас с прекрасным! Сенечка, голубчик, просим! Гости стали живо аплодировать, рассходясь по периметру комнаты, оставляя виновнику момента место для дальнейших действий. Под гулкие овации, Попов, прихватив с собой стул, поставил его в центр круга и, поставив одну ногу на него, медленно окинул взглядом своих зрителей. На одну малую долю секунды, его взор задержался на двух заинтересованных зелёных глазах, чей хозяин вальяжно уперся о дверной косяк, отделяющий зал от коридора. Волосы его были слегка потрепанны, рукава рубашки облегали его худые, тонкие, ещё такие детские руки, что он скрестил на груди. Он внимательно разглядывал Попова, на этот раз позволив себе отметить, какие у того были невероятно голубые, почти прозрачные, как Байкал, глаза. В них, казалось, мог отразиться даже самый маленький атом этого мира. "Как земля, как вода под небесною мглой, в каждом чувстве всегда сила жизни с иглой. И, невольным объят страхом, вздрогнет, как мышь, тот, в кого ты свой взгляд из угла устремишь. Засвети же свечу на краю темноты. Я увидеть хочу то, что чувствуешь ты в этом доме ночном, где скрывает окно, словно скатерть с пятном темноты, полотно..." На несколько секунд, в зале повисла тишина. Кто-то начал перешёптываться, кто-то судорожно осмысливал услышанное. Арсений, все так же опираясь на стул, улавливал из толпы тихие возгласы не то непонимания, не то восхищения прочитанного им сонета. - А... чьи это стихи? Робкий голос кудрявого заставил Попова взглянуть ему прямо в глаза. Детское, совсем детское лицо. И губы, чуть-чуть приоткрытые, словно он только что услышал самую сокровенную тайну. Возможно, даже о сотворении мира. - Это Бродский, милые друзья, тепло улыбнулся Арсений, продолжая буравить его взглядом. - Браво, Арсений Сергеевич! Б-Р-А-В-О!, - крикнула Оксана, не сдерживая своего восхищения. Её возглас тут же подхватили и другие ребята, чтобы через секунду, комната вновь наполнилась громкими аплодисментами. Аплодисментами, за которыми Попов не смог бы услышать щелчка старенького, но нежно любимого Зенита, которым так лихо умел маневрировать только Антон. Выставив нужный свет и поймав только ему одному известный "заветный кадр", он, немедля, щелкнул антураж и, быстро отмотав пленку, поспешил убрать фотоаппарат из виду. Покажет ли он когда-нибудь эту фотографию кому-нибудь? Он и сам не знал, если быть честным. Зачем он её сделал? Объясняя это "порывом творчества" (момент ведь распологал), он тихо ускользнул на кухню, так как в горле пересохло жутко. Налив себе в кружку воды из крана, он не успел заметить, как за ним на кухню вошёл сам Попов. - Мне тоже налей, будь любезен! С самого утра ничего не пил. Молча достав вторую кружку, Антон налил в неё воды и протянул гостю. Тот жадно выпил содержимое, прикрыв глаза от удовольствия. - Спасибо, - сказал он, положив кружку в раковину. - Тебе понравились стихи? Антон уселся на табуретку напротив Попова и посмотрел на него долго, чуть склонив голову на бок. - Я не особо увлекаюсь поэзией в целом, однако... эти стихи мне действительно пришлись по вкусу. Правда, я никогда не слышал об этом поэте- он из новеньких?,-поинтересовался Антон. - Он эмигрант. Живёт в Италии, кажется, в Венеции... Хотя сам родом из Ленинграда... Чудная штука- судьба, вы не находите, Антон? - В каком смысле? Арсений опёрся об кухонный шкаф. - Ну, сами судите: тебя не признала собственная страна, страна, в которой ты родился, где тебя воспитали мама и отец, где ты вырос, провёл детсво, юность, за-то ты с легкостью находишь себя в совершенно чужом месте, окруженный совершенно чужими для тебя людьми. Но ты там живой, по-настоящему живой. Антон скрестил руки на груди, внимательно изучая лицо Попова. – Выходит, чтобы быть собой, нужно уехать туда, где тебя никто не знает? – задумчиво проговорил он. – Как-то это звучит… тоскливо. – Или освобождающе, – поправил Попов, улыбнувшись краем рта. – Неужели вы никогда не чувствовали себя чужим в собственном доме, Антон? Антон пожал плечами, отвёл взгляд. Он не хотел отвечать на этот вопрос. Вместо этого он сделал вид, что поглощён чем-то на столе – трещиной в лаке, которая образовала причудливую фигуру. – А этот поэт… – начал он после недолгой паузы. – Он что, пишет о доме, о том, что потерял? Попов кивнул, словно ожидал этого вопроса. – И о том, что нашёл. Его стихи – это как фотографии. Запечатлённые моменты, которые исчезают, стоит только моргнуть. Грусть, тоска, радость – всё перемешано. Он, знаете ли, настоящий охотник за мгновениями. Антон чуть заметно усмехнулся. – Охотник за мгновениями… – повторил он. – Забавно. Значит, он нашёл себя в Венеции? — в голосе прозвучал скепсис. — Но разве это не иллюзия? Чужое место, чужие люди… Разве можно стать своим там, где ты всегда будешь чужим? Попов улыбнулся, но в этой улыбке было больше грусти, чем радости. — А разве здесь он был своим? Его творчество здесь считали ненужным, его мысли — неудобными. Порой чужбина оказывается ближе, чем родной дом. Это как… если ты не можешь дышать в одном месте, а в другом вдруг находишь воздух. Даже если этот воздух чужой, ты хватаешь его жадно. Антон задумался, глядя на остатки воды в своей кружке. Ему это казалось странным, почти неправильным. Но в словах Попова была какая-то правда, которую он не мог сразу оспорить. — А вы сами? — внезапно спросил он, поднимая глаза. — Вы бы смогли вот так — уехать и начать всё с нуля? Попов кивнул, но в его взгляде мелькнуло что-то недосказанное. Он достал из кармана пиджака смятую пачку сигарет, но, взглянув на Антона, убрал её обратно. – Возможно, дело как раз в том, что там, среди чужих, никто не держит тебя в рамках, – тихо проговорил он. – Никто не вспоминает, каким ты был, кем ты должен стать. Ты можешь быть любым. – Это так. Но иногда мне кажется, что это... побег. Как думаете? – Он внимательно посмотрел на Арсения, словно проверяя его реакцию. Тот хмыкнул и ответил, глядя в пустую кружку: – Может быть, но разве побег – это плохо? Если ты бежишь к чему-то, а не от чего-то. Попов улыбнулся уголками губ, но в этой улыбке было что-то грустное. – А если человек сам не знает, куда бежит? Арсений задумался, его взгляд устремился в окно, за которым ночь окутывала город, словно накинутая на плечи тёмная шаль. – Тогда, наверное, остаётся только бежать вперёд. Иногда дорога сама подсказывает направление. На кухне повисла тишина. Лишь слабое журчание воды из крана заполняло пространство. - Знаешь, Антон, в тебе есть что-то от того самого поэта. Ты только что сказал почти его словами. Антон нахмурился: – Да? И что же он сказал? Попов задумчиво провёл пальцем по краю стола, словно собирая несуществующую пыль. – Он написал в одном из писем: «Когда ты идёшь в темноте, то видишь не дальше собственного шага. Но этого шага достаточно, чтобы добраться до света». На кухне повисла тишина. Антон машинально налил себе ещё воды и сделал глоток, пытаясь прогнать ком, застрявший в горле. – Хорошие слова, – наконец сказал он. – А что с ним стало? Этот поэт, он нашёл свой свет? Попов усмехнулся, но на этот раз его улыбка была теплее. – Думаю, он ещё идёт. Как и мы все.

***

Ближе к половине первого ночи, шумная компания стала медленно рассеиваться. Ну, может быть, этому больше послужило Серёжино пьянное недовольство: "Катитесь ко всем чертям, ночные -хык! - гуляки! Завтра на съемке как шты - хык! - ки чтоб были, иначе выгоню на все четыре!" Где-то вдалеке сирена скорой нарушала тишину, но только на мгновение, оставляя за собой ощущение, что этот город, даже в самую глубокую ночь, продолжал жить и дышать. - С вами было очень интересно побеседовать, Арсений, - сказал Антон, когда они остались одни возле подъезда. - С тобой тоже, - Попов по-дружески похлопал его по плечу. - Ах, забыл,- он полез в карман брюк и, достав оттуда маленький блокнот с карандашом на ниточке, выдернул из него листок и коряво написал что-то,- возьми это. И приходи, когда почувствуешь... когда захочешь почувствовать... Иногда перемены, даже самые радикальные, пробуждают в человеке то, что долго спало. Или не пробуждают. Все зависит от того, что именно ты несёшь с собой... - Спасибо, приму во внимание. Спокойной вам ночи, мне правда идти надо - перебил его Антон, желая по-быстрее уйти, дабы не пропустить последний поезд в метро. - Антон! Он судорожно выдохнул накатывающий комок злости, но все-таки обернулся. - Я что-то ещё забыл? - Знаешь, если твой свет действительно настоящий, он не погаснет. Его можно спрятать, затушить на время, но полностью погасить – никогда. Антон лишь хмыкнул в ответ, но внутри почувствовал лёгкую дрожь. Ему казалось, что это был не просто разговор. Каждое слово, сказанное сегодня, будто двигало их обоих куда-то дальше, к чему-то неизведанному.