Полëт огонька

ДЖЕЙМС

Грохот дождя заглушает падение тела. Кажется, в сонной комнате останавливается время, только бесконечное ублюдочное «кап-кап-кап» бьëт по мозгам. Этот дождь идëт за окном или уже пробивает череп? Грëбаный ты… И что это за громоподобный стук в груди? Первые секунды превращаются в длинную липкую вечность, в череде красных вспышек приходит осознание, что случается этим вечером. — С ума сошла? Впервые за целые годы у Джеймса дрожит голос. Странное, непонятное чувство. Он тихо каркающе кашляет. Ладони упираются в грязный пол, и на них остаются чёрные полосы. На виске темнеет капля крови, скатывается по щеке и падает на одежду. Стук в груди не унимается — нарастает с каждым мигом, с каждым рваным вдохом распластавшейся на линолеуме Рэд. Всклокоченные волосы, слëзы в распахнутых глазах, пояс развязан, и халат теперь скрывает целое ничего. Идеально круглая грудь с торчащими сосками притягивает, но Джеймс переводит взгляд на лицо. «Кап»… Теперь не дождь. Кровь падает на заострëнную скулу. «Кап»… Слеза скатывается на пол, оставляя светлую полоску. Джеймс помнит всë так хорошо, что хочется срезать макушку, выжечь воспоминания и сшить всë — как так и было. У него чуткий сон и аллергия на выстрелы, наверное, поэтому он успевает вскочить с места и в последний момент выбить грëбаный пистолет из изящной руки. Рэд уже нажимает на спусковой крючок, целясь себе в голову, но этого Джеймс позволить не может. Кто угодно в этой комнате. Только не она. Даже ожидаемый выстрел в него — лучший вариант. — Лучше сдохнуть чем так… В этой клетке… Огонь в глазах Рэд способен сжечь всë вокруг, совсем не сочетается с дрожащим надломленным голосом. Даже свечи в подвале придурковатого Сэма и в клетках для боëв Киллиана не кажутся такими жаркими.

Рэд, «Рэд», Флейм. Огонëк.

Еë настоящее имя расцветает в памяти алым цветком, стекает тягучими потоками лавы и забывается снова. Она всë ещë его Рэд, просто более хмурая, более жгучая и совершенно живая. — Ты не в клетке, никогда в ней не была, — Джеймс проводит сухим пальцем по еë щеке, но лишь больше размазывает кровь. — Ты не пленница, ты хозяйка. Одно слово, и все стены здесь рухнут. Осторожное движение под ним, попытка выбраться, пробуждает задремавшее желание. Рэд в своëм человеческом воплощении особенная. Некоторых женщин можно через пару бокалов взять даже в заблëванном туалете бара, но такое невозможно с ней. С ней всë по другому сценарию, потому что Рэд остаëтся королевой даже на липком полу. — Весь этот город — клетка! Она кричит шëпотом, но этого достаточно, чтобы разбудить гостей. Никто им не рад, не предлагает остаться, но они всë равно здесь. С треском неисправного выключателя вспыхивает свет на плохоньких стенах, разъедает глаза. Слишком привычны к полумраку. Новая капля крови на щеке, новый рваный вдох. — Что за… — голос Джо взрывает звенящую тишину. Пацан растерян, испуган, но готов действовать. Ледяные пальцы дрожат, когда он касается плеча Джеймса. Сильный для тощего, от такой хватки и синяк остаться остаться может. От грёбаного взгляда глазищ вокруг расползался лёд. Стены, пол, продавленный диван. Теперь льда в комнате больше, чем в холодильнике в лучшие годы этой квартирки. — Долго пыриться будешь? — шипит Джеймс. Одного сильного хлопка по руке хватает: Джо ослабляет хватку, делает неровный шаг назад и с хрустом валится на пол. Это его кости трещат или пол готовится провалиться? И тот, и другой вариант — отстой. — Что здесь происходит? Почему Флейм… — Между прочим, стрелять неэстетично, — Энн садится на диване, поправляет задравшееся, платье. — Столько крови… Гадость. — Можете просто заткнуться? Джеймс не выдерживает пытки разговорами. Голова и так разваливается на части, а этим прям необходимо трещать без умолку. Бесячее гадство. Он медленно встаëт, протягивает Рэд руку, но та по-прежнему смотрит на него, как инквизитор — на ведьму. Садится на полу, запахивает халат и поджимает под себя ноги. — Мой ангел, — сипло шипит Джо и, даже не пытаясь подняться, ползëт к ней. На полу остаются кровавые отпечатки ладоней. — Тебя не обижают здесь? Вопрос повисает натянутой под потолком петлëй, кажется, от ответа зависит всë возможное «завтра». Джеймс наблюдает за ними, сам не замечая, как замедляется дыхание и обостряется зрение. В ожидании еë слов он видит каждую летящую в воздухе пылинку. — Нет, — наконец говорит Рэд, и еë лицо озаряется в той невозможной, неповторимой… Настоящая улыбка — роскошь и оружие в городе ублюдков и лжецов. — Всë хорошо. Ты пришëл за мной? — Да! Я боялся, что тот мудак и тебя… Что ты… — Нет. Он меня не тронет. Больше нет. Есть здесь ещë бинты? Сцена вышибает воздух из лëгких, Джеймс закрывает глаза и взмахом руки показывает на угол, где обычно бросает покупки. Под широкими рукавами Джо прячет рваные раны — чуть выше искусственных шрамов. Края сшиты криво и расходятся от усилия. Кровь стекает на пол по ладоням. — Дерьмо, — снова влезает Энн. — Бинтов маловато будет. Джеймс наблюдает издали, не вмешивается. Бутылка виски в зубах, спиртовая игла проходит сквозь кожу, оставляя на память след из белых ниток. Энн не только болтает, она умеет шить. Джо ещë одну микро-вечность скулит на диване. Подтянув колени к груди. У этого глиста вообще кости есть? Сворачивается и замирает, затихает совсем. Сквозь бледную кожу проступают деревца вен. — Ты живой там, недоразумение? — Джеймс садится рядом, касается ладонью лба и отдëргивает руку. Кожа Джо холодная и липкая от пота. Вздыхает: — Я пожалею об этом… Пожалеет, но оставить не может. Улицы — особое место. Они учат отбирать и сохранять жизни. В зависимости от того, как использовать знания.

ЛЮСИ

Январь, 2017

Люси ненавидела грëбаный город, в котором родилась, и свою безумную семейку. Конечно, Люси везло. Из пяти детей семейства Вендел у неë, старшей, меньше всего проблем. Только убитая самооценка и желание содрать с себя кожу, чтобы избавиться от грязи, которая не смывалась в душе. Не сравнить с Кэсси, которая в тринадцать пускала слюни и не знала алфавит, и Брайаном, который бродил по подворотням с ножом и вскрывал крыс. Работать в их семье не особо любили. TANF помогала выживать, Люси тоже старалась как могла. Она почти профессионально прыгала под дорогие машины, разыгрывала из себя жертву и требовала денег, чтобы забыть о ситуации. Только вот иногда… — Ты охуела, сука?! Люси не успела даже картинно застонать, когда еë схватили за грудки и подняли в воздух. В красных неоновых бликах, она видела искажëнное яростью одутловатое лицо. В хватке сильных рук она болталась, как тряпичная кукла и могла просипеть только: — Иди ты, придурок. В ту секунду показалось, что этот громила бросит еë прямо на капот огромной чëрной тачки и нахер размозжит голову, но ему помешали. Открылась пассажирская дверь, и как будто у целого города выключили звук. Сначала показалась нога в до блеска начищенном ботинке. Потом вторая. Беззвучно хлюпнула лужа под уверенным шагом. За спиной громилы вырос другой мужчина — ниже, тоньше, но строгость тëмного взгляда за секунду показывала, кто здесь главный. — Что случилось? — Да эта сука под колëса прыгнуть пыталась, шеф. — Сам ты… — Отпусти, — одна короткая фраза, и она шлëпнулась на мокрый асфальт. Тело содрогнулось от удара. — Имя? — Люси… сэр. Легко грубить громиле, его злость и готовность убить на месте даже забавляли. Этот парень хвастался мышцами и умением материться, как величайшим изобретением человечества, мог переломить худощавую Люси одним ударом, но упустил свой шанс. На улицах Синбурга показать слабость — подписать себе приговор. Люси подписала свой, едва взглянув на мужчину в ботинках, на которые еë папаше пришлось бы зарабатывать пару лет. Он не казался сильным, не орал и даже ни разу не оскорбил еë. Он улыбался, но в его глазах светился тот же огонь, что у Брая, вскрывавшего живность тупым ножом. — Слишком просто, mo bhean, — он поморщился. — Будешь Мэделин. В машину. — Но я не… Ну… Мне семнадцать. Богач прищурился, глядя ей в глаза и рассмеялся. Сотни маленьких иголок воткнулись в усыпанные синяками плечи. — Mo áilleacht, я могу найти много развлечений для красивой женщины. Ты сама будешь молить меня трахнуть тебя.

***

Мэделин помнит первый день в огромной башне в центре Синбурга, папаша называет еë свечой за постоянный свет: днëм здесь работает куча маленьких офисов, вечерами на первых этажах проводят какие-то праздники. Несколько верхних этажей — жилые, туда Киллиан приводит и еë, останавливается перед большой дверью. — Это твоя комната, Мэдди. Она чуть не плачет, вслушиваясь в эти слова. У Люси нет своей комнаты, она даже спит в одной кровати с Кэсси, из-за которой простыня постоянно мокрая. У Мэдди теперь есть огромная спальня, шкаф и даже своя ванная с кучей незнакомых баночек. Очевидно, Санта впервые получает еë письмо и отправляет в подарок нормальную жизнь. Если для этого нужно отказаться от старого имени, она выбросит его в помойку без сожалений. В первый день здесь Мэделин принимает ванну с одной пенкой, которая до головокружения пахнет перезрелой вишней. Только такую, тронутую гнильцой, папаша приносил домой. Она пытается надеть дорогущее на вид платье, но путается в завязочках для красоты и рукавах. Еë домашнее платье простое: четыре дырки, сразу понятно, что куда засовывать. А тут несколько слоëв рукавов, декора и вот этого всего, из-за чего Мэделин не может отделаться от мысли, что выглядит, как одетая в мешок из-под картошки. Красивый и ярко-красный, но всë ещë мешок. — Мэдди, — она не замечает присутствия Киллиана, и вздрагивает от его голоса. — Тебе это не идëт. Попробуй чëрное. Шëпот щекочет еë шею, подкашиваются ноги. Кажется, Киллиан вот-вот нарушит своë обещание, и она замирает, ожидая лишних касаний. Ничего не происходит, только прохладный ветерок трогает обнажëнные плечи и затвердевшие соски. Узлы развязаны, платье теперь держится только на бëдрах, и она закрывает небольшую грудь руками. — Сэр… — Ты теряешься в нëм, mo áilleacht. Моя помощница должна производить лучшее впечатление. — Помощница? — М?.. Тебе больше нравится кидаться под машины? — Нет! Я… Не ожидала. Я ничего не умею. — Тебе, — он окидывает еë взглядом, — и не нужно.

ДЖЕЙМС

Март, 2017

— Ещë раз, в чëм моя выгода? Рэд смотрит на каждого из них с презрением. На каждого, кроме спасëнного мелкого. Чем, блядь, он ей так важен? — Тебе же хотелось свободы, — Энн курит прямо в комнате, не спрашивая разрешения. От еë сигарет воняет ментолом — самой мерзотной добавкой к табаку. — Или дорогая клетка птичке по вкусу? Рэд вздыхает. Закрывает глаза. Трëт переносицу указательным и средним пальцем, и это напоминает Джеймсу о пистолете. — Мы не освободим этот город. Убьëм его — придут другие. — И для других его смерть станет знаком, что не надо зарываться. Энн свято верит, что сделает мир лучше, просто вырезав опухоль, и от этой радикальной наивности хочется смеяться. — Да плевать они хотели на твои знаки, — вмешивается Джеймс. — Но себя мы сможем освободить. Он смотрит на Рэд и на секунду представляет, что они вместе вне Синбурга. Где-нибудь в маленьком городе, где не обязательно грызть глотки другим ради выживания. Ему видится тихий чистый город у реки, большая собака и она с кольцом на безымянном пальце. Картина такая прекрасная, что почти невозможная. — Тоже верно. И? Рэд вздыхает. Снова. — Киллиан… Любит отдыхать без охраны. Поднимается на крышу в разгар вечеринок и смотрит на город. — Значит, если мы добудем винтовку с прицелом… — в глазах Джо загорается огонь, пацан даже подаëтся вперëд. — Ты стрелять из неë умеешь, мелкий? — Я думал, ты умеешь. — Ага, блядь, каждый день тренируюсь. — Заткнитесь оба! — голос Энн отражается от стен громом и смолкает совсем. Ненадолго. — У нас есть мальчик-компьютер, бывшая союзница главгада и старая пушка. Вы уже догадываетесь, что делать?

***

Это совершенно идиотский план. Джеймс несколько раз мысленно возвращается в прошлое, шлëт Энн нахер и выгоняет еë из квартиры. В реальности он стоит в толпе нарядных уродов. Чистые волосы, свежая рубашка, поднос. Охрану не смущает наушник — они здесь у каждого официанта для связи с кухней. Проверить, на нужную ли частоту настроена эта хреновина, им не хватает то ли мозгов, то ли опыта. Придурки. — Где-то я тебя видел, — один из охранников щурится, проверяя его при входе. Джеймс тоже его узнаëт и скалится в ответ. — Иногда бываю в «Полëте», Серх. И там ты тоже не даëшь мне прохода. Охранник закатывает глаза, но отходит. «Отличный ход! Я тоже подключился», — голос Джо шелестит в наушнике. Энн проводит пацана в соседнее здание, в мини-штаб. Там они «координируют операцию», хотя по мнению Джеймса «трусливо отсиживаются в безопасности» звучит лучше. Их с Рэд роли тоже не выглядят опасными на первый взгляд, но… Если поймают, им жопа. Даже влияние Рэд не спасëт. «Они уходят, — теперь голос Энн. — Подожди пару минут и иди». «Я подготовлю им маленький сюрприз и дам знать. Потом пойдëшь. Осмотрись пока». «Рыжая оставила пушку за энергоблоком». «Заткнитесь, блядь, оба, голоса в голове», — мысленно бормочет Джеймс. Он знает инструкции наизусть, только отвлекают своей болтовнëй. Осматривается, но не видит ничего интересного: денежные мешки здесь выглядят серой массой. Только алые прожекторы выделяют их, будто помечают самых опасных. «Готово, при необходимости устрою блэкаут, когда будешь выбираться». Джеймс закатывает глаза. Он знает. По коридорам он плывëт тихо, среди сводов не встречается ни души. Только Джо бормочет в наушнике что-то про сигнал. Когда особенно хочется попросить его заткнуться и не долбать мозг, звук с тихим щелчком исчезает. Наконец-то. В лифте тоже пусто. Всë идëт так легко, что это кажется подозрительным, но Джеймс гонит эту мысль нахрен. Лучше уж верить, что в кои-то веки удача поворачивается не задницей. Крыша декорирована под сад, даже энергоблоки декорированы под кусты, и Джеймсу удаëтся проскользнуть к первому из них. Джо должен отключить камеры, и он без промедления суëт пистолет в задний карман. Отсюда отлично видно цель — Киллиан стоит у края крыши, обнимая Рэд за талию. Здесь, на высоте, плохо слышно, что происходит внизу. Воздух свежее, чем в любой другой точке Синбурга, от него кружится голова и дерëт горло. В таком состоянии не попасть. Джеймсу кажется, что он подходит без звука, но Киллиан всë равно оборачивается. — Разве я звал официанта? Вблизи он не повышает голос, наоборот — говорит едва слышно. Рэд как-то говорит, что душа этого человека спрятана так глубоко, что еë не рассмотреть в глазах, и теперь Джеймс понимает. Взгляд Киллиана непроницаемый. Не холодный, не злой, а пустой. Кажется, таким пялились на посетителей игрушки в супермаркетах. Только губы растянуты в усмешке, от которой Джеймсу становится дурно. С такой Сэм вечность назад стоит над его Рэд. В глазах темнеет. Джеймс бросается к Киллиану и, забыв про пистолет, бьëт его в лицо. Расслабляется под сдавленное рычание. Зря. Килл пинает его в живот. Падают вместе, катятся по крыше. В граде хаотичных ударов слышно только сиплое дыхание и брошенные сквозь зубы оскорбления. Язык сводит от вкуса металла. Рэд наблюдает за ними. Отступает. Не вмешивается, потому что на деле ненавидит обоих? Или потому что еë выбор — не делать выбор? Джеймс теряется. Пропускает удар и с хрипом валится на землю. Только теперь замечает. В руке Рэд чернеет револьвер. Пистолет выпадает из кармана, Джеймс тянется к нему. Киллиан перехватывает руку. Пасть пистолета скалится прямо перед глазами. Джеймс пинает нависшего над ним Килла. Не помогает. Выстрел гремит в воздухе. Пуля пролетает в дюйме от лица. — Фл… ейм… — хрипит Киллиан и заваливается. Рэд делает свой выбор. Револьвер падает на крышу. — Рэд! — Джеймс кое-как поднимается. У него оборван рукав, подбит глаз и запястье ноет так, что, кажется, сейчас рука отвалится нахрен. — Ты молодец, Рэд! Пойдëм. Он пытается обнять еë, но Рэд отступает. Прижимает ладонь ко рту. — Я… позже. Иди. Попрощаюсь. — Не задерживайся сильно. Джеймс бредëт к выходу, оглядываясь. Кажется, Рэд пока не хочет, чтобы еë видели. «Ух-х-х, прикинь, эти дурни включили глушилку, не подумав обо мне, — в середине коридора снова раздаëтся голос Джо. — Всë ок, спускаешься?» — Джо, заткнись, — не скрываясь, шипит Джеймс. «Фу, как некрасиво. Не иди через главный, тут… Актив». Он отключается, но Джеймс успевает услышать голос Энн: «Кто ты, мать твою, такой, Джо?!»

***

Джо встречает его внизу, бросается наперерез, будто пытается что-то спрятать, и сразу уводит в сторону. В переулок. У входа торчат машины ФБР. — Оу, ну и видок, друг! Лучше бы тебе свалить отсюда. — Рэд, — напоминает Джеймс, — ещë не вышла. Без неë... — Вышла. Но тебе лучше не видеть. Джеймс отталкивает его, вырывается из переулка и замирает. Неподалëку от входа в здание лежит накрытое тканью тело. На асфальте видны красные волосы. Это странно. Джеймс знает, что случилось, понимает прекрасно. И не чувствует ничего. Кажется, внутри просто ничего не остаëтся. — Знаешь… Она спасла мне жизнь. — Джо касается здоровой руки и поднимает взгляд к свече высотки. К самой крыше, откуда… Джеймс отворачивается, но образ здания всë равно стоит перед глазами. — А ты — нет. — А я — нет. Вот такой я мудак. Усмешка на лице расплывается сама собой. Что в мелком хорошо, он умеет признавать ошибки и не пытается выглядеть хорошим. Джеймс опускает взгляд и рассматривает своë отражение в луже. Всë такой же неживой, как раньше, только из глаз катится что-то, чего быть не должно. Он вытирает лицо рукавом и под громкий плеск воды шагает вперёд. К дьяволу этот город. К дьяволу и нахрен.

P. S.

Киллиан прав: Мэделин молит о любой капле внимания, согласна даже на ненавистный секс, если это значит провести время с ним. Молит словами, осторожными касаниями, взглядами. Ей исполняется восемнадцать в конце первой недели февраля, но для Килла ничего не меняется. Он играет с ней, дразнит и по-своему любит. Заботится и показывает сказку хорошей жизни, так что скоро в Мэдди не остаëтся ничего, кроме безграничной любви к Киллиану. Она знает всë о его предпочтениях, знает сплетения коридоров «свечи» и как пробраться по ним незаметно. Она знает обо всëм, что происходит в этих стенах и на дрожащих ногах выходит на крышу. Рыжая сука, возомнившая себя хозяйкой «свечи» только потому, что Киллиан спит с ней, ещë здесь. Стоит и сверху вниз пялится на тело с красным пятном на рубашке. — Ты убила его, — шепчет Мэделин, но рыжая слышит еë. Поворачивается. — Мэдди, я… Она пятится. Подходит к краю, потому что больше некуда. Знает. Видит пламя мести любви в глазах Мэделин и понимает. — Ты убила его! Она не даëт рыжей суке оправдаться. Бросается вперëд и толкает со всей силы. Когда на неë надевают наручники, Мэдди заливисто хохочет. На лице истекающего кровью Киллиана застывает улыбка.