Большая ложь Цзян Чена

– Наставник Ян, этот Вэнь снова приходит за услугой и щедро готов оплатить. Этот Вэнь нуждается в этом, – Вэнь Сюй на рассвете проскальзывает в его покои и Цзян Чен достает меч. Видит испуганный и ошарашенный взгляд молодого Вэнь Сюя, но меч не опускает. Не смей врать, ребенок, у меня не подымется рука, но ты должен боятся. – Вы желаете молодую деву Цзян не как соперницу, а как спутницу на тропе жизни? Он не говорит про спутничество на тропе самосовершенствования или про цапель на весеннем лугу. А-Ли больше чем женщина, А-Ли больше чем дева для утех. Перед А-Ли на колени падал Вэнь Нин, и Вей Ин умерял свою буйную натуру. А ещё эта А-Ли, рожденная под этим солнцем, не умрет так просто. Цзян Чен плохой человек, но в своё время он лично учил первое поколение учеников восстановленного Юньмэна. И А-Ли он учил тоже. – Этот Вэнь желает поступить по обычаям, но я также видит множество несчастных брачующихся. Этот Вэнь видит некоторую схожесть между ними и должен узнать о деве Цзян больше, прежде чем просить отца и разговаривать с ним. Этот Вэнь помнит её смутно, но мы имели шанс обмениваться письмами. – Молодой господин Вэнь понимает, что если он не будет слышать отказ ушами, то услышит его силой? – Этот Вэнь готов услышать и принять от девы Цзян всё, что ему дадут. – Если А-Ли не хватит сил, то молодой господин, – Цзян Чен прикусывает язык, но не может удержатся, – получит от меня. Что у молодого господина Вэнь в руках? Вэнь Сюй неловко протягивает вещь. Небо, это действительно золотой лотос. *** Их отъезд был запланирован на конец пятого дня месяца. Шёл третий и Чен отчётливо понял: его желают. Отец вне ордена мог скинуть часть дел и … Небеса возненавидят их обоих, Цзян Чену это всё действительно нравилось. … и предложил вдвоем прогуляться. Их одинокие вечера за работой в корне отличались от этого. Здесь Глава Цзян, которого теперь следовало бы звать А-Мянем, вел себя не столь сдержанно и его мягкость, нежность вылезла наружу, как начинка баоцзы. С ним было о чём поговорить. Он был мягок и изыскан, учтив и тем не менее искренен. А ещё Цзян Чен четко видел, когда мягкость рисковала слезть и обнажить острые черты лица, секретные техники и нож в рукаве. А ещё Цзян Чена мягко брали за руку и он останавливался на месте, всё ещё не привычный к такому. Цзян Чен делел вид, что привыкает, чтобы выглядеть достойно и мощно. Сейчас они гуляли вдоль сада – того, который Глава Вэнь в молодости обвещал в качестве тренировки защитными талисманами, укрепил ци, и теперь здесь красиво и пустынно. Цзян Чена держат за руку, затягивают в ту самую беседку и Цзян Чен даже немного улыбается. Здесь красиво. Его спутник, если отбросить острый взгляд владыки небес, который будет карать его лично, красив. – Я, кажется, хотел поговорить про Цзян Чена, – он вздыхает и его мягко поглаживают по щеке. – В такой момент? – и Цзян Фэнмянь ласково щурится. – Наставник Ян не перестает им быть ни на одну мяо? Да, в такой момент, сейчас, прямо сейчас, тебе не получится отпихнуть маленького А-Чена сейчас. – Да. Нет. Очень нужно, и в любом случае либо оно всплывёт само, либо вы узнаете сейчас и будете готовы. Этот ничтожный хочет видеть вас живым и готовым ко всему. От сына тоже. Пожалуй, даже от обоих. – Разве А-Чен сделал что-то страшное … под другим солнцем? – Цзян Фэнмянь становится чуть более серьезным, но мягко прижимает Цзян Чена к себе так, что он спиной чувствует спокойное и глубокое дыхание Главы Цзян. – Ваш сын к несчастью именно ваш сын, а потому мужеложец, – Цзян Чен старается говорить спокойно. – Ваш воспитанник, кстати, тоже. Цзян Фэнмянь молчит. – Это не так страшно. А-Хань и я тоже, и тем не менее это … несколько больновато, но не слишком мешает. – Ваш сын вас будет кричать на ваше надгробие раз в сезон. Цзян Фэнмянь молчит. – Что-то страшное сделал этот Цзян под другим солнцем? – Главе Цзян следует понимать, что я хорошо знаю вашего сына. Потому что молодые господа на войне сначала убивают, потом пьют чтобы забыть, а потом снова убивают. Ваш сын иногда становился очень болтлив. Когда приходилось восстанавливать пристань, то я тоже был рядом. Этот ничтожный видел, слышал и понимает многое, и трактаты о воспитании читал вместе с вашим сыном. Он всегда пил один после того, как А-Ин ушел, а потом почти перестал пить вовсе. – Я могу это понять, – Цзян Фэнмянь слегка хмурится. – Вы с моим сыном?.. – Нет! – Цзян Чен резко повышает голос, а потом опускает глаза, и пока его не отшвырнули прочь, прижимается щекой к чужому плечо. – Он случайно сказал, этот ничтожный случайно запомнил, его злопамятность иногда идёт на пользу. Этот ничтожный однажды говорил с ним о вас. Цзян Фэнмянь напрягается. – Некоторые ланьские книжки, говорят, что мужеложество имеет корень в проблеме с отцом. – Но у нас с А-Ченом не плохие отношения, – Цзян Фэнмянь чуть задумчиво поглаживает Цзян Чена по волосам. – Я не понимаю. – Знаете, почему ваш сын так легко принимает меня как учителя? Потому что этот ничтожный похож лицом на вас. Потому что этот ничтожный нашёл место, где Цзян Чен может посмотреть, потискать собак и повесится с ними. С собаками, если Глава Цзян позволит, вы проебались знатно. Потому что этот ничтожный показывает ему, как может, что он нужен, и его не прогонят, как этих же собак. Что им гордятся, его усилия оценены, что он сам важен, нужен и его хотят здесь видеть … выражаясь, как простой человек, не кинут в канаву и не наебут на деньги и время. Потому что этот ничтожный знает, какой злобной псиной был Цзян Чен взрослый. Цзян Чен глубоко вздыхает. – Этот ничтожный не знает, был ли Цзян Чен желанным ребенком и может понять, почему именно вам выгодна бешеная псина на службе Юньмэна. Но Цзян Чен был моим союзником, и я не позволю сделать так, чтобы его ломало двумя фразами. Вас можно сломать двумя словами? А вы их говорите, сравнивая. Бросьте привычку сравнивать Цзян Чена с А-Сянем. У меня после этого плачет и ребенок, и взрослый мужчина передергивается, и воскресший Вей Ин хмурится чересчур сильно. Цзян Фэнмянь застывает. Его ци рябит, и губы нервно поджимаются. Он никогда не хотел ломать сына. Он же правда его любит. Он же никогда не хотел, и как так в итоге вышло? – Что это за слова? – Девиз ордена. Он поменял их, когда Юньмэн восстановился, и чуть не задушил меня Цзыданем, когда я случайно упомянул их в шутке, а потом орал на меня пол ночи. Мы с ним оба любим поорать, мы с ним очень похожи, и поэтому я хороший учитель для него. – Но это всего лишь девиз. Разве может он быть так страшен? – Он не страшен. Но Госпожа Юй, как бы не любила А-Чена продолжает сравнивать его и А-Ина. Знаете, какого это расти, когда ты несмотря на все свои старания всё ещё остаёшься тем ничтожеством, которое может превзойти сына слуги только в каллиграфии? Цзян Чен, вне сомнения, не учёный. Но он восстановил орден, до того уровня каким он был прежде. Из пепелища и мертвых тел. Внёс свой вклад в победу в войне. Цзян Чен в конце концов выжил и не сошёл с ума.,, Даже если сошел, то на политике это не отразилось. Он смог сделать так, чтобы остальные жили. Он смог их защитить, оправить и поставить на ноги. Чем вы занимались, когда вам было семнадцат Цзян Фэнмяня потряхивает. Он сжимает Цзян Чена в руках и прикрывает глаза. Цзян Чен не помнит, как успокаивать людей, но помнит что Цзинь Лин переставал плакать, когда его гладили по спине. И Цзян Чен изворачивается так, чтобы гладит Главу Цзян по спине, потому что это единственное, что он умеет. Суровый и яростный Саньду Шеншоу добровольно садится на колени к мужчине и гладит его по спине, утыкаясь лбом в чужое плечо. Поднять глаза не хватает сил. Гордость и часть ярости после его смерти и перехода в другую комнату мироздания несколько утихли. – Я могу не говорить. Я могу извернутся так, чтобы и для него было время. Но я… Не предполагал. Мне казалось, что всё хорошо. Что особое внимание нужно А-Сяню, а Цзян Чен и так поймёт, что он нужен. – Помните, как он не понял, почему я ухожу? Он не понимает, – и Цзян Чен не верит, что собирается сказать. – Вей Усянь растет без отца, его нрав необуздан и ему нужно внимание тоже. Я не спорю. Это, возможно, идёт на пользу. Это нужно, он, наверное, тоже не уверен, что кому-то нужен. Но он хотя бы видит, что его ценят. Цзян Чен не понимает. Покажите ему, если любите. Если он всё же нежеланный ребенок, то я справлюсь и сам, но если вас потом придут жрать с костями … Этот ничтожный будет невиновен, – и перестает гладит по спине. Жмётся к Цзян Фэнмяню, и ждут что его обнимут. Ему пришлось грешить перед небом, чтобы его обнимали. – Я понимаю, – Цзян Фэнмянь вздыхает. – Неужели всё так плохо? – У кого-то хуже. Это не значит, что здесь всё хорошо. Цзян Чен не понимает, он не умеет читать мысли, он не видит и ему уже тревдят, что он плох. Он не вырастет плохим. Назвать хорошим ни у кого язык так и не повернулся, – Цзян Чен говорит тише и не так четко и жестко. Он готовился к разговору, но не думал, что его размажет так. – Просто покажите. Улыбнитесь просто так, а не когда умираете. Посидите с ним при болезни, сводите к прудам, когда вырастет, то берите с собой на встречи и советы кланов. Объясните словами через рот, что иногда заняты, потому что глава трижды ебаного клана, а не потому что с А-Ченом что-то не так. Потому что мне уже слишком больно это объяснять. Я уже не могу. Я сам не уверен в своих словах. Цзян Фэнмянь крепко стискивает его в объятьях. Шумно выдыхает куда-то в ухо и ровное дыхание Цзян Чена чуть сбивается. Нет! – Почему ты так переживаешь за моего сына, даже когда ещё он мал и не все понимает? Почему моё плечо сейчас сырое, Ян Чен? – Этот ничтожный его понимает. Этот ничтожный никогда не имел настолько надежного союзника. Мы прошли войну и восстановили Юньмэн из руин. Мы пресекли клан, но создали орден в чистом виде. Этот ничтожный учил его племянника и вбивал гвозди в новую пристань. Иногда мне страшно, что этот ничтожный никому не нужен, и захлебываюсь в ненависти и гордости. У меня был только один союзник и это был ваш сын. Этот ничтожный не верил, что у него есть семья, но верил, что у него есть Цзян Чен. Больше чем друг, брат, или полюбовник. Единственное, что долгое время стояло надёжно и безопасно. Ваш сын вырос бешенной псиной, но это моя бешенная псина, которая никогда не хотела мне вреда, – Цзян Чен пытается успокоится. У него был он сам и он забыл, никогда не знал по-настоящему какого это шипеть сквозь зубы в чьё-то плечо и получать поток успокаивающей ци по телу. Ему нужно было проораться и развести маленькое болото на чьем-то плече. Ему всегда хотелось чтобы его гладили по голове и обнимали, но гордость душила, не позволяя. Кто-то переживает это в молодости. Цзян Чен переживал в молодости войну и на остальное не было времени. – Его племянник был моим племянником. Его орден был моим домом. Он любит свою шицзе – и значит мне должно уважать деву Цзян. И если этот ничтожный мог ему помочь, то делал, что мог. Орал, чтоб вовремя ел и не прибил в гневе кого-то, помнил, что ещё нужно сделать на дню. И если теперь мне нужно воспитать его маленького и не допустить войны, значит это будет сделано. Он, конечно, та ещё псина, но он настрадался. Этот ничтожный не может смотреть на эти большие детские глаза и вспоминать, как ему выжгли золотое ядро. По крайней мере этот ничтожный сможет дать ему мощь достаточную, чтобы продержаться дольше. Цзян Чен вешал себе большую бамбуковую табличку напротив рабочего стола, и выжег там основные правила. Жрать вовремя, по возможности спать, не убивать в гневе, не поддаваться ненависти целиком … и сделать всё возможное, потому что выбора нет. Цзян Чен мог опираться только на себя. Цзян Чен стал своим главным и единственным союзником. – Ты не ничтожный. И А-Чен тоже. У тебя есть я, Юньмэн и А-Хань вполне понимает, что сейчас войны не нужно, потому что Цзинь Гуаньшань войну скорее всего может пережить. Цзян Чен вцепляется в чужие одеяния. Болото на плече Цзян Фэнмяня становится чуть больше, и случается совсем страшное… Гневный и прекрасный в всполохах молний Саньду Шеншоу плачет, не прячась. – И не называй моего сына псиной, – рука Цзян Фэнмяня сжимается и Цзян Чена клюют в макушку. – Это комплимент для выросшего Цзян Чена. Только этот ничтожный может говорить Цзян Чену так, потому что был рядом более шестнадцати лет. Маленькому А-Чену я так никогда не скажу. Только Цзян Чен может назвать себя бешеной псиной и не получить в ебало. Остальным пощады не дают. Цзян Чен был для самого себя главной опорой и союзником более шестнадцати лет: всю жизнь и немногим больше. Но кажется рядом с ним появился кто-то ещё и это заставляет послушно сидеть на чужих коленях и позволять себя гладить. До этого Цзян Чен гладил себя сам. *** Они наконец то возвращаются в Юньмэн. Дева Цзян прекрасна везде и во всем. Она нежна, но Цзян Чен знает, что за лицом Цзян Фэнмяня скрывается что-то ещё более страшное, чем Госпожа Юй. Она может превзойти их всех, потому что в добрых глазах есть стальной отблеск цзянской решимости. Она добра и добры к ней, но Цзян Чен лично позаботился чтобы А-Ли могла защитить себя от всего. Цзян Чен приложил руку к воспитанию той, кто когда-то воспитывала его сама, и очень доволен. А-Ли сразу видит, что что-то не так и невзначай встречает его вечером около прудов. Но никто не запретит шалить молодым госпожам, если никто не узнает. А никто не узнает. – С наставником Яном что-то не так. Он суровее и злее, чем обычно. Молодые адепты совсем трясутся от страха, – А-Ли добродушно улыбается. – Случилось что-то страшное? Эта Цзян слышала, что договор подписали и всё хоть и затянулось, но прошло успешно. – Этот наставник обеспокоен будущем молодой госпожи Цзян. Я видел Вэнь Сюя. Он просил передать – и достает из кармана в рукаве все … подарки малолетнего Вэня. И письмо, и шкатулку, и золотой лотос, который упаковал нормально. – Этот наставник не смотрел письмо, но проверил всё, что мог на предмет проклятий и прочей дряни. Этот наставник боится за молодую госпожу Цзян. А-Ли молчит и Цзян Чен с ужасом видит, как она закусывает губы и морщится. – Спасибо, – едва слышно. – Но ему не нужно было втягивать вас в это. – После состязаний заклинателей в Цинхэ Не он хочет уговорить своего отца свататься к вам. Насколько этот наставник знает … У него может получиться. Он вам нравится? А-Ли робко кивает. – Это плохо, наставник Ян? – Этот ничтожный слышал что любовь на весне жизни бывает яркой, но часто гаснет быстро. Это может перерасти и в ссору, и в неприязнь. Этот наставник знает, что если лютующего Вэня оглушить, подержать пару дней в подвале, то он станет куда сговорчивее. Посещайте наши с А-Ченом и Вей Усянем тренировки. Вы подадите мальчикам хороший пример, а этот наставник сможет дать вам техники и знания. Чтобы вы пошли в Цишань Вэнь не с пустыми руками. Цзян Чен мягко, не по правилам, касается плеча. – Этот ничтожный верит в вас. – Эта Цзян гордится своим наставником, потому что он остаётся бдителен и осторожен. Но у этой Цзян никогда не бывает пустых рук. Иногда в них веер, иногда в них лотосовый суп. – Иногда невозможно поменять что-то добрым отношением или красотой. А-Ли ещё так юна, чтобы говорить ей такое. – Иногда лотосовый суп отравлен. Но его А-Ли обязательно сможет зашить себя. *** Вэнь Жохань приехал лично. Госпожа Юй тяжело вздохнула, собрала свиту и Цзян Фэнмяня за шкирку и пошла встречать. Ян Чена взяли с собой для моральной – и физической, в случае чего – поддержки. Вэнь Жохань улыбался, люди Вэнь Жозаня были удивлены, а рядом стоял не менее удивленный Вэнь Сюй. Вы будете выступать на состязании дуэтом, да? Цзян Фэнмянь улыбается. Ему улыбаются тоже. Цзян Яньли скрывается за веером и кажется улыбается снова. – Госпожа Юй, этот ничтожный просит прощения… но мы будем женить Главу Цзян или? Губы Госпожи Юй растягиваются в хищной плотоядной улыбке. Ей всегда нравились такие шутки. – О, ты значит тоже в курсе? Неловко, но женить мы будем А-Ли. Этой Цзян очень нравится, что тебе хватило своих мозгов, чтобы научить её… весьма занятным приемам. Этой Цзян радостно, что её подручный так озабочен будущем её дочери. – Я не могу отпустить никого из Цзянов к Вэнем с пустыми руками. Вэнь Жохань вдруг бросает на него пылающий взгляд. – Кажется этой Цзян стоит вернуть тебе Цзыдань. Кажется, на моем веку я отдам третьего Цзяна в руки Вэней. – Матушка?! – Что такое А-Ли? – Третьего? – Да. А-Ли чуть щурится. Цзян Чену страшно. Кажется А-Ли всё понимает лучше, чем он сам. *** Это пока не было официальной свадьбой, но Вэнь Жохань всё равно захотел почувствовать какого это, женить детей и сидеть действительно большой семьей за столом. Цзян Чена потянули тоже, потому что маленький А-Чен и не менее мелкий Вей Усянь уговорили Главу Цзян, а потом этого самого Главу Цзян украли пару минут Глава Вэнь и Госпожа Юй. И тоже кажется уговаривали, пока Цзян Чен обещал страшные кары Вэнь Сюю, который хотел посетить Цзян Яньли. Цзян Яньли была слишком взволнована и готовилась к … позднему семейному ужину, если этот немыслимый пиздец можно так назвать. А-Ли будет прекрасна. Мысль, о том, что А-Ли будет, есть и была прекрасна была единственной мыслью, которая объединяла Вэнь Сюя и Цзян Чена. Рассадка была ужасна. Ей явно занимался Вэнь Жохань. Цзян Чен сидит напротив Госпожи Юй. Во главе стола Глава Вэнь и Глава Цзян, и Цзян Чен сидит рядом с Вэнь Жоханем. По другую руку с ним А-Чен и Вей Усянь, а напротив них сидит Вэнь Чао. На другом конце стола рядом приютились А-Ли и Вэнь Сюй. Госпожа Юй странно улыбается. Она знает. А ещё она видела Цзыдань. Кажется его презирают. Вэнь Жохань улыбается, гордый своей рассадкой, ест в своё удовольствие и странно смотрит на всех собравшихся. Госпожа Юй хмыкает. – Глава Цзян рассказывал вам о нашей клановой традиции? – Я наслышан. Я уважаю традиции клана матери невесты моего сына. Мы с вашей сестрой могли бы быть женаты. Мой отец передумал в последний момент, но про традицию мне рассказали. Если сказать словами, то ничего не случится в действии, да? Оказывается у Госпожи Юй была сестра. Наверное, она уже мертва. Цзян Чен её никогда не видел. – Пожалуй. Госпожа Цзян удовлетворённо улыбаются и у всех её детей бегут мурашки по спине. А-Ли явно не понимает. Что хуже, Глава Цзян и сам Цзян Чен не понимает тоже. – А-Ли, ты любишь Молодого господина Вэнь? – Да, матушка. – А ещё? – Он достоин всего что у него есть. Он силен и благороден. – Ещё. – Он тоже любит меня, матушка. Вэнь Сюй ярко и явно смущается. – Ещё, А-Ли. А-Ли долго молчит, тяжело вздыхает, смотря на жёсткий взгляд матери и смущается следом, низко опуская голову. Кажется, эта та традиция, которую проводят наедине. – Я знаю четырнадцать способов убить А-Сюя, матушка. Госпожа Юй кивает. – Так-то лучше. Двое молодых влюблённых сидят залитые краской с головы до пят, на фоне побелевшего от ужаса Главы Цзян. Вэнь Жохань мелко хихикет. – Сдаешь позиции, сын. Мне придумали всего лишь один.