Шалость не удалась, или Ещё одни Мародёры

      

***

      В раздевалке было необычайно тихо.               Никто не разговаривал, никто не шуршал мантиями и молниями на ботинках, казалось, никто и не дышал. Было душно, скорее удушающе, словно в легких почти не осталось воздуха. И дышать становилось больнее, словно вся грудь изнутри горела, хотя окна на распашку открыты, впуская прохладный февральский ветер в помещение.       Гилберт первый, кто покинул поле, не вслушиваясь в ссору двух друзей, поэтому сложившаяся в комнатке атмосфера, которая как змея оплетала шею, напрягала его.              - Плачет, — неуверенные тихие слова поползли из медленно ворочавшегося языка Доркас, что упала на скамейку рядом с юношей. - Сильно. Она сама не своя.              Гилберт сразу же понял о ком идет речь. Кротко кивнув, он уставился на грязную лужу под ногами. Доркас повторила за ним.              - Никогда не видел, чтобы она плакала...              И, наверное, они были единственными, кто сожалел в эту минуту Эвелин, ведь каждый имеет право на ошибку, на плохой день. Это жизнь, самая настоящая жизнь, что состоит из плохих и хороших дней, из черных и белых полос, и ничего в этом постыдного не было.               Плечи ее не вздрагивали, плакала она тихо, без всхлипов, пока аккуратно складывала спортивную мантию. Слезы ее, крупные и соленые, скатывались по горячим впалым щекам и падали на темную ткань, оставляя на ней мокрые пятна.              Четыре пары глаз, с плескающимся злорадством, прожигали в спине дыру, и это она тоже чувствовала, просто не подавала виду. Если бы повернулась, они переменились, натянув сострадательные выражения лиц, но как только отвернулась бы, расплылись в противных ухмылках. Все до смешного просто: кому ты сдался, когда упал лицом в грязь, хотя мнения о себе был наилучшего?              Друзья, коими они себя называли, только и ждали момента, когда один из лучших упадет с нагретого пьедестала, чтобы занять его место.               - Ну чего ты так расстроилась? – тонкие руки в грубых перчатках опустились на тяжелую от мыслей голову Эвелин. Она хотела сбросить их, но тело не послушалось, обмякло и не двигалось. Казалось вот-вот вывернет наизнанку от печали, что пробралась во внутрь тела, отравляя его. – Подумаешь, Исаак решил поиграть в строго капитана. Вдруг это прекрасный шанс избавится от занятия, что тебе в тягость? Ты же в последнее время нас только и тянула на дно, если бы ты хорошо играла, мы были бы на вершине! И где мы с тобой?               - Софи, прекрати! - словно под куполом слышала чей-то грубый голос Ив.               Казалось, в один момент она забыла всех, кто ее окружал, кроме висевшей на ней шестикурсницы. Казалось, она единственная, кто мог ее услышать, утешить.               – Оставь ее в покое!              Софи не обращала внимание на слова, пропитанные злостью, продолжая нашептывать бред на ухо ловца, а Гилберт сидел, покрасневший от кончиков ушей до самых пят.              - Подумаешь, плохой день. Подумаешь, неудача за неудачей. Люди всю жизнь живут неудачно. Ты привыкнешь скоро к этому, все привыкают. Главное не травить свой разум завистью. От нее, ой, как становится плохо, поверь мне… кстати, — она нащупала шнурок украшения, что прятался под формой. – Как хорошо, что тебе понравился мой подарок. Это так мило с твоей стороны, правда, никогда бы не подумала, что такая эгоистка, как ты, способна на такую милость…наверное, я ошиблась с тобой.               - И правда, из-за какой-то ошибки устраивать истерику, — в дверном проеме послышался неприятный поросячий смех. – Наконец-то Исаак спустил ее с небес, а наша умница Гилмор поняла, что она не идеальна! И брат такой же у нее, да вся семейка со вздернутыми носами!              Софи ушла, Эвелин могла спокойно вздохнуть полной грудью, но никак не получалось. Даже сейчас она чувствовала тяжелые руки, что все сильнее сжимали окольцованную шею.               - С тобой правда все в порядке? - подбежала к ней Доркас, ощупывая посеревшее лицо ловца. - Может к мадам Помфри стоит пойти? Ты бледнее смерти…              - Нет, спасибо, со мной все хорошо, — натянуто улыбнулась Эвелин и покинула раздевалку, оставив на скамейке мантию и метлу.              Дурацкий выдался день. Дурацкий день дурацкого месяца.       

***

                    Столовая в доме №119 была просторной, большой и очень светлой, она прекрасно подходила для большой компании людей, собравшихся за праздничным ужином; семья Гилмор не приветствовала общей трапезы, в такое время всегда находился тот, кто мог ее испортить. Все ели по-отдельности, в гордом одиночестве. Для всех было большим удивлением, когда миссис Гилмор, в приятном расположении духа, позвала семью ко столу.              Всем стало ясно, хорошо сегодняшний вечер они не проведут, насколько бы мило не улыбалась мать, накладывая еду в тарелки. Эдгар, мельком глядя на отца, заполнявшего рабочий дневник, ковырялся в салате, создавая впечатление, что ел.              - Эдгар Фредерик Гилмор, — раздался звонкий голос матери.               Сидела она напротив сына и, отложив столовые приборы, наблюдала за ним. В новом черном платье с жабо из кружева, пачкавшегося в соусе, когда женщина горбилась, и с приклеенным склоченным шиньоном на макушке она походила на молодившуюся старушку, что никак не могла смириться с преклонным возрастом.              – Я не вижу, чтобы ты ел.              Эдгар скривился. Он терпеть не мог, когда к нему обращались официально.               - Я наелся уже, — юноша отодвинул в сторону полную тарелку еды и считал секунды до того, как сможет убежать на второй этаж.              По левую руку от него сидела маленькая Эвелин. Она, позеленев, давилась переваренными брокколи: глотала, даже не пережёвывая, лишь бы не чувствовать их отвратный вкус. Но заметив, как настроение за столом поменялось, переборов отвращение, медленно начала жевать. Даже ровно села на стуле, опустив на пол левую ногу, что до этого закинув на правую, держала рукой.              - Почему ты не хочешь есть? Тебе не нравится что я приготовила? - в маминых глазах промелькнула молния, она злилась. На кухне раздался звук разбитого стекла. Так происходило каждый раз, когда кто-то портил настроение Персефоне Гилмор. Один ее дёргающийся глаз мог сотворить хаос во всем доме. – Все едят, не жалуются, а ты, значит, уже наелся! Придумай более весомый аргумент, чтобы выйти из-за стола.              Эвелин прекрасно знала причину странного поведения брата, но не осмеливалась говорить, уткнувшись носом в опустевшую тарелку. Если она проговорится в чем дело, мало не покажется именно ей. С надеждой взглянув на брата, девочка встретилась с озлобленным взглядом его карих глаз. Эдгар чувствовал, что подлокотники и ножки кресла крепко вцепились в него. Дергаться и стараться встать было бесполезно. Он то поглядывал на сестру, покачивая головой, то наблюдал за матерью.              - Я тебя внимательно слушаю, Эдгар.              - Персефона, прекрати. Придет и доест, когда захочет, — вмешался отец семейства. Он выглядел уставшим и измученным, будто постарел на глазах за последние полчаса, что ужинал, тяжело дышал и хватался за сердце. – Не устраивай концертов, о которых потом будешь жалеть.              «Пожалуйста, не сдавай меня», — одними губами произнесла Ив.              - Какая ты эгоистка! – захохотал мальчик на всю комнату. Лицо его пылало гневом. – Я вам, матушка, скажу, почему я не хочу есть. Все просто - мне тошно сидеть за одним столом со своей прекрасной сестрой. Она настоящая трусиха, что печется только за свой зад!              Девочка еле сдерживалась, чтобы не ответить колкостью на оскорбление. Хорошее настроение улетучилось мгновенно, и Ив сама почувствовала, как деревянная поверхность кресла заключает ее запястья в плен.              - Эдгар! Замолчи!              На кухне упала уже не чашка, а весь чайный сервиз – подарок на свадьбу Петро и Персефоны. Домовик Кока горько заохал, Эвелин не трудно было представить, как скривилось его морщинистое лицо, и поспешно потопал по лестнице.               - Успокойся, Эдгар, и объяснись, — отец с закрытыми глазами потирал виски.              Петро не любил участвовать в домашних ссорах, ведь всегда можно было спокойно поговорить, а криками и плачем никто никогда ни о чем не договаривался. На своем примере он хорошо это запомнил.               – Персефона, отпусти его.               Жена лишь фыркнула, но махнула рукой, растворяя чары, и Эдгар, не проронив ни единого слова, побежал в свою комнату. В столовой буря утихла куда быстрее.              - Тогда вы, юная леди, отчитывайтесь, если ваш старший брат не в силах справится с накопившимися в его теле чувствами. Что ты сделала? – в маминых светло-карих глазах стояли слезы. Ее задевало поведение сына, с которым с каждым годом становилось труднее и труднее общаться.              У Ив перехватило дыхание. Все-таки правду надо было сказать, пусть Эдгар еще больше на нее обидится, пусть перестанет на нее смотреть и разговаривать.               - Ты веришь, что десятилетний ребенок мог обидеть почти взрослого юношу? Ты просто много баловала…              - Я разорвала его любимую книгу, — выпалила Ив, тут же в испуге закрыв рот ладонями. – ... что вы подарили на день рождения, с рисунками... Я хорошо знала, что она много для него значит, поэтому так поступила. Никакими чарами теперь ее не склеишь…               Миссис Гилмор, бросив на стол салфетку, ушла, оставив разбираться с дочерью мужа. Мистер Гилмор же смотрел на Ив с очень серьезным видом.              - Могу объяснить, почему так сделала…              - Попробуй.               - Эдгар порвал струны у скрипки, видите ли, чтобы я впредь не зазнавалась. А я всего один раз посмеялась, что играю лучше его, ведь это правда! "Нет скрипки – нет таланта", - вот, что он сказал. Поэтому я решила тоже проучить его, но даже не могла подозревать, что он настолько разозлится.               Эвелин вдруг захотелось уткнуться головой в отцовскую грудь и выплакать горе и гнев. Но она не стала этого делать, сморгнув выступившие слезы и глубоко вздохнув.               - Как же вы не понимаете, — мистер Гилмор задумчиво крутил в руках потёртый дневник. Он был настолько старым, что Ив даже не помнила, когда он появился у отца, словно он всегда его носил с собой. – вы близкие друг другу люди, родные, незачем тратить и так наш короткий час на пустые ссоры.               - Это не пустая ссора! Может для меня он и близкий человек, но я для него вряд ли. В списке врагов у него я на первом месте, он меня просто ненавидит! Как вы этого не понимаете? – Ив не выдержала, расплакалась так, как не подобает юной леди, растирав сопли по лицу.              - Запомни, Эвелин, — мистер Гилмор сжал дрожащую ладонь дочери и притянул ее к себе. – Никогда, слышишь, никогда не отвечай злом на зло, насколько бы тебе больно и обидно не было. Пусть будет более долгий и тяжелый путь, но ты докажешь всем, чего ты стоишь на самом деле…               Это был их последний разговор.                      Эвелин вскочила с постели, сталкиваясь лбом со лбом Мариссы.              - Мерлин, — шикнула Мар, потирая ушибленное место. - Как ты меня напугала. Можешь, немного поспокойнее просыпаться?              За окном светло, но уже не утро, скорее день. Девушка перед ней была собрана: волосы уложены в пышную косу, вместо ночной рубашки - пальто и туго завязанный на шее шарф в сине-серебристую полоску.               – Ты проспала, собирайся быстрее.              - Куда? – заворчала Гилмор, ворочаясь на постели. – Суббота сегодня, никуда я не опаздываю.               - Тебе даже не интересно посмотреть на игру? – Марисса побросала на голову подруги лежавшие на стуле вещи и принялась стягивать с нее одеяло. – Одну я тебя не оставлю, в последнее время это опасное дело. Давай-давай, крошка Иви, вставай и озари своей прекрасной улыбкой этот мир, вдруг именно из-за тебя Слизерин сегодня проиграет.               - Они и так проиграют, — отлепившись от подушки, простонала девушка. – Потому что на поле будет «лучший» ловец Когтеврана! Не то, что я.               Пасс внимательно продолжала слушать негодования, причесывая ее, случайно выдирая маленькие клочки на затылке, пока зачарованные после десяти попыток брюки пытались натянуться на бедра. Что под коленкой теперь красовалась дырка, Мар не стала говорить, надеясь, что теплая мантия скроет эту нечаянность.               «Я иду туда лишь насладиться игрой, а не позлорадствовать над Исааком, — подумала Ив и поспешила за Мар, уже убежавшую из комнаты. – Злом на зло не отвечают. Может все это неспроста?».               Дошли до поля они, спотыкаясь и врезаясь в каждого, кто шел им навстречу.               - В последний месяц у меня затесалась интересная мысль, что нас двоих прокляли. А что? В нашей ситуацией все возможно,— посмеялась Марисса, проходя вдоль забитых скамеек, каждому наступая на ноги. – Ой, прошу меня простить. Извини, Мартин! Простите, девочки. Прошу прощения, такая неуклюжая я…              Когда когтевранки, наконец, нашли свободные места, потеснив группу семикурсников, на поле вышли две команды.              - КОГТЕВРАН, ВПЕРЕД! – завопил паренек из компании, задев транспарантом макушку Эвелин. – ОРЛЫ, ВПЕРЕД! ПОБЕДА В НАШИХ КОГТЯХ!              На трибуне Слизерина сидело примерно двести болельщиков в зеленых одеждах, на их знаменах поблескивала зеленая змея.              «СЛИЗЕРИН, ВПЕРЕД! ЗМЕЯ ВСЕГДА ПОБЕЖДАЕТ ПТИЦУ!», — перекрикивали они, заглушая приветственные слова мадам Трик.              — А вот на поле появилась команда Слизерина, — заговорил в громкоговоритель Браун, гриффиндорка с третьего курса, что теперь выступала в роли комментатора, когда на стадионе воцарилась относительная тишина. — Ее выводит капитан сборной Рауль Сэллоу. Следом – команда Когтеврана, с одним из самых молодых капитанов за несколько десятилетий – Исааком Бердом! Видно, новая кровь приносит изменения в коллективе, привычное и неизменное место ловца, коим была несколько лет Эвелин Гилмор, резко отдали другому! Поприветствуем новенького на поле…               - Мерлиновы панталоны, — выругалась Марисса, когда присмотрелась к составу команды. – Это же…              - Поприветствуем нового ловца Когтеврана. Уильям Бирн!              Тут страшно стало не за команду и их полный провал в сегодняшнем соревновании, а за Уилла, что на метле летал, как он сам признавался, два раза (лишь в глубоком детстве, и больше не брался за это дело, даже на первом курсе).              — Капитаны, пожмите друг другу руки! — скомандовала мадам Трик.              Берд и Сэллоу схватили друг друга за руки. Со стороны казалось, что каждый из них пытался сломать другому пальцы.              — Седлайте метлы! — распорядилась мадам Трик. — Раз… два... три!               Ее свисток потонул в пронесшемся по стадиону вопле, и четырнадцать игроков взмыли в воздух.              - Я не буду на это смотреть, — вскрикнула Марисса, закрыв ладонями глаза. – Чем он думал, когда ставил его на твое место? Безбашенный идиот! Я точно ему все выскажу…Нет, не выскажу, я ему врежу сразу! Сегодня же. И за тебя, и за Уилла. Правильно Лу сделал, что не пошел смотреть это безобразие, точно все знал! Он знал и ничегошеньки нам не сказал, прикрывая их гаденышные задницы...              — Мяч у сборной Когтеврана, Софи Фелис, сжимая в руках квоффл, устремляется к кольцам Слизерина. Давай, Софи! — начала комментарий Браун. — О, нет — квоффл перехватывает Банкс. Банкс летит на половину поля Когтеврана... БАМ! — его останавливает бладжер. Отличная работа, Гилберт! Банкс роняет квоффл, его подхватывает... да, это Фелис, и мяч снова у когтевранцев! Ну давай же, Софи! Удача на твоей стороне, давненько я не видела такую красоту на поле и…ГОЛ! ДЕСЯТЬ — НОЛЬ В ПОЛЬЗУ КОГТЕВРАНА!              Софи, победно вскинув сжатый кулак, облетела кольца Слизерина, а на трибуне бушевало от восторга синее море... На секунду Ив показалось, что Софи недобро улыбнулась именно им, покручивая рукой где-то в области шее, где у них грелись медальоны.              - А эту крысу летучую надо хорошенечко наказать, - не унималась Марисса, ерзая на скамейке. На коленках у нее недобро лежала волшебная палочка. - Я всех превращу в крыс.              — ОЙ! В нового ловца Когтеврана врезался Сэллоу. Как хорошо, что мальчик ловкий, смог удержаться на руках. Крепкий!              - КОГТЕВРАН, ВПЕРЕД! КОГТЕВРАН, ПОБЕДИТ! – переборов всю злость и обиду в себе, Эвелин изо всех сил начала кричать, махая шарфом.              - О всемогущий Мерлин, они же сломают Уилла пополам...              Уильям старался делать вид, что играет, он следил за мечами, иногда замечая золотистый блик, сверкающий совсем близко от него, вытягивал руку, чтобы схватить, прибавлял скорость, но против профессиональных игроков, которые ни один год тренировались, прежде чем выйти на поле, он не справлялся.                     "- Извинись перед Ив. Только нормально извинись. Ты же это сказал случайно, ты был зол…так объясни ей, как ты объяснил мне, — вспомнил недавний разговор Бирн. – Мы тоже с ней ссорились на первом курсе, она не такой человек, который будет годами дуться. Если ты сделаешь все правильно, она простит.Сколько раз она закрывала глаза на твои глупые шуточки...Вспомнить только рождественский бал. Был бы я на месте Ив, сразу в крысу превратил. Даже не задумываясь....Поэтому, вставай и дуй к ней извиняться.               - Уже нет. Я слишком много наговорил плохого, — Исаак сидел на своей кровати, большим пальцем проводя по висевшей на стене колдографии. - И знаешь, это было как какое-то дурацкое наваждение...Будь я в тысячу раз злее, никогда бы такое не сказал ей...Это словно и не мои мысли были...               «Победители», — говорил он тогда, махая снимком перед соседями, когда на третьем курсе Когтевран выиграл первый матч в сезоне. Улыбающиеся Эвелин с шишкой на лбу и утирающий кровь из носа Исаак. Дуэт, который вряд ли кто-то сможет переплюнуть.               – Я ее очень сильно обидел. Знаешь, прежде не видел ее такой никогда…Словно внутри нее что-то сломалось...В раздевалке сидела уже не та Эвелин, которую мы знаем. Эта не та девчонка, которая могла разбить нос любому, кто плохо про нее скажет. Не та, что без раздумий обратилась Снейпом. Не та, что встретилась в лесу с оборотнем...               - Ты ей крылья оборвал, идиот! Она живет квиддичем! то отрада для нее, как ты не понимаешь этого? - не выдержал Уилл, со всей силы пихнув друга в бок. - Тебе так сложно извиниться? Сказать два глупых слова? И ты еще про какие-то чувства к ней говорил! Ты просто вырвал ей крылья, втоптал их в грязь и бросил эту грязь ей в лицо...Был бы я на месте Эвелин...               - Нет, мне не сложно, - оборвал разъярённую речь друга Исаак. - И не надо сейчас мне говорить про чувства. Словно я сам не знаю, что поступил как полный придурок... Просто сколько раз я бы ни извинялся, она не простит...может, если со мной что-то случится серьезное, она смилуется только из-за жалости...И то...из жалости. Ты понимаешь, что такое простить человека из-за жалости? Это еще хуже!              - Кстати, - обессилено сел на кровать Бирн. Разговор зашел в тупик. Ему не о чем было уже спорить. - Марисса тоже в последнее время странно себя ведет. Говорит, что на них наслали немочь неудач...Не знаешь, кто бы мог такое сделать?».                      — Мяч у Когтеврана... нет, уже у Слизерина, — продолжала гриффиндорка. — Нет, Когтевран снова перехватывает мяч. Квоффл у Доркас Медоуз, она устремляется к кольцам Слизерина... ЭТО БЫЛО НАМЕРЕННОЕ НАРУШЕНИЕ! Мальсибер, охотник слизеринцев, преградил дальнейший путь Доркас и, вместо того чтобы выхватить из ее рук мяч, согнутым локтем ударил девушку в спину. Медоуз постаралась ответно ударить, но соперник был быстрее, выхватив мяч из ее рук. Нарушение пропустили.               - УИЛЛ! – Эвелин запрыгала на месте, привлекая внимание друга, что крутился в одной точке. – ТАМ! СМОТРИ ВНИМАТЕЛЬНЕЕ! - она указывала на парящий в пару метрах от парня снитч, пока ловец Слизерина летал на противоположной стороне, морща нос, словно вынюхивал его.               Бирн, пожал плечами, но все-таки развернул метлу и помчался за заветным снитчем.              - Мне так плохо никогда не было, — скрючившись промямлила Марисса. Она настолько сильно волновалась за друга, что скрутилась пополам, чтобы унять боль в животе. Из-под тоненьких бровей напряженно-устало смотрели два глаза с болезненной желтизной в белках. – Когда игра уже закончится?               - Через пару секунд, — поспешила с выводами Ив, наблюдая, как Уилл вытянул руку, готовясь поймать золотистый шарик у самых ворот Слизерина.              Тут Девон занес дубинку над головой Бирна, что хотел свернуть, и ударил ловца-противника, снося того с метлы.              – Навозные мозги, почему никто не дал штрафного?! Эй!               - Ты впервые на игре что-ли? – рядом сидящий семикурсник, изумился. Почесав гнойный прыщик около ноздри, он начал разъяснять, не дождавшись ответа. – У них победа будет и со штрафными, это Слизерин, девочка! Зачем ходить на игру, если все равно ничего в ней не смыслишь?              - Чего ты только что сказал? - не на шутку рассердилась Гилмор, грозно засучивая рукава мантии. - Я ловец сборной команды своего факультета, ты, четвероглазый гоблин. Я побольше тебя знаю, что за идиотизм сейчас происходит на поле. Поэтому помалкивай, пока я тебя не превратила в квоффл.               Это был самый грязный матч, который когда–либо видела Эвелин. Разъяренные тем, что сборная Когтеврана сразу вышла вперед, слизеринцы пытались овладеть мячом любыми средствами. Девон ударил Уилла битой и объяснил мадам Трюк, что перепутал его с бладжером. Конечно, почти двухметровый Бирн очень походил на мяч для игры!               Зрители орали так громко, что охрипли. Кто выигрывал, кто проигрывал – уже не понять. Команды смешались и дрались открыто, пролетая над трибунами.              - Остановите матч! – запищал профессор Флитвик, спрыгивая со своего места. – Я не намерен больше смотреть, как моих студентов, одних за другими, на носилках выносят с поля! Посмотрите, что творят капитаны двух команд!               Берд и Сэллоу на бешеной скорости проносились над встревоженной толпой учеников. Каждый старался ударить посильнее, чтобы сбить с метлы. Больным не только будет удар соперника, но и падения в деревянную конструкцию, которую можно было проломить до самой земли. Исаак старался оторваться от соперника, что нагонял. Он направил метлу вниз, всем телом наклонившись вперед. Так хотелось верить, что он мог обмануть слизеринца. Но у всего был предел….              Берд на минуту потерял внимательность, и из ниоткуда по правой стороне появился загонщик, занеся над головой дубинку, он ударил в бок. Послышался хруст сломавшихся ребер. Когтевранец, как тряпичная кукла, завертелся в воздухе и упал на землю, до конца ломая кости.              - Я не буду смотреть, — заревела Марисса, заметив, как неестественно вывернулись ноги и руки друга, бездвижно лежавшего на снегу, что постепенно окрашивался под ним в красный цвет. – Нет! Нет! Не буду!               - ВСЕ РАСХОДИТЕСЬ! МАТЧ ОКОНЧЕН! – крикнул директор, весь учительский состав поспешил на помощь. Кому-то на задних местах поплохело, послышались характерные звуки: мальчик, совсем маленький, во все глаза глядящий, как капитана команды, буквально по частям собирали на носилки, мучительно извергал содержимое желудка, пока старшие закрывали его своими мантиями.               - Я не пойду к мадам Помфри. Не пойду!— запротестовала Пасс, только рука Ив легла на ее плечи. – Иди без меня, я не выдержу, — она тяжело задышала, вцепившись ногтями в скамейку.               Кажется, проклятие неудач коснулась не только их…              - …кроме того, мне пришлось сращивать ему два сломанных ребра, две ноги и левую руку и вправлять вывих плечевого сустава…щека вся разодрана, глаз подбит, хорошо уши целыми остались…бедный мальчик, — едва слышал Исаак сердитый голос мадам Помфри, она бы могла и дальше продолжать упоминать весь спектр других повреждений, но не стала пугать студентов, что столпились у его кровати.              Это точно была мадам Помфри, иногда ее легкие руки проводили по лбу юноши, поправляли подушку или одеяло. Однако голоса других присутствовавших, толпившихся около него и дышавших ему в лицо, Исаак так и не смог распознать...              - Я же говорил, что надо было остановить матч. Переиграли бы еще! Кто же послушает декана? А где в этот момент была мисс Гилмор, почему ловцом резко сделали мистера Бирна? Мистер Бирн, пожалуйста, объяснитесь!              - Да...я...              - Я знаю, мистер Бирн, что вы - это вы. Я требую, объяснений! Почему это именно вы оказались на поле, а не мисс Гилмор?               - А что насчет Сэллоу? Его накажут? Баллы снимут? Хоть что-нибудь сделают?               - Мисс Пасс, прошу вас, не рыдайте мне в ухо, — послышалось шуршание, и кровать прогнулась под чьим-то весом.               Кого-то так сильно трясло, что его дрожь передавалась Исааку через матрас.              Дверь палаты распахнулась, заставив всех, кто был в ней, подпрыгнуть: к ним широким шагом приближались Эвелин и Лу. Оба взлохмаченные, словно только десять минут назад проснулись, и несколько опухшие.              Уныло скрипнул стул, на который плюхнулась сердитая девушка. Ноздри ее раздувались, а недобрый взгляд был устремлён прямо на профессора Флитвика, что ближе всего находился к ней.               - Профессор Слизнорт оправдал его, - со вздохом произнесла она, устало стекая по стулу. – Оправдал! У нас Исаак на грани жизни и смерти, а этот слизняк прыгает в подземелье от счастья! – от ее криков из-за ширмы высунулось кривое лицо второкурсника, который почесывал гноившиеся язвочки на лбу и щеке. Ему тоже было интересно.               - Мисс Гилмор, пожалуйста, без ругательств, и не переходите на личности! Смените тон на более приятный...               - Как же здесь не ругаться, сэр? Это несправедливость! – комната будто сомкнулась вокруг нее, а она, наоборот, в своем сознании от злости раздувалась все больше и больше, утыкаясь опущенной головой в потолок. – Самая настоящая несправедливость! Я играю за нашу команду уже четвертый год, много чего видела, но такого безобразия еще никогда... Профессор, этого нельзя оставлять просто так...Эти слизни должны понести наказание, а не просто снятие какой-то жалкой сотни очков.               Флитвик слушал ее внимательно, сузив глаза и кивая на каждый новый всплеск раздражения. После пятой минуты непрекращающегося потока ругательств, он, поправив полы длинной мантии, развернулся и ушел, причитая:              «Не волнуйтесь, все проблемы решаемы!».              - Конечно, решаемы, — буркнула Эвелин, помогая Мариссе вытирать мокрое вспухшее лицо; плач ее перерастал в рыдание с неразборчивым бурчанием, на что-то она жаловалась. Когда замолкала, вскидывая голову, казалось, будто ее покусали в щеки пчелы, отчего они вздулись до невозможных размеров, прикрывая глаза.              Сейчас она выглядела не как красавица, а как гоблин в истерике с торчащей из ноздри зеленой соплей. Хотя, все имеют право выглядеть иногда как гоблин.              – Все здесь решаемо, когда без сознания валяешься из-за какого-то олуха…              - Если вы, юная леди, продолжите себя так вести, — целительница положила на колени девушки поднос со всевозможными пузырьками: вытянутыми, пузатыми, маленькими, как из-под джема, и большими, как трехлитровые банки. – Я буду вынуждена попросить вас удалиться.               Ив, прикусив язык, промолчала, вцепившись в ручки подноса. Ругаться тут же перехотелось, а пальцы начали постукивать по деревянной поверхности, чтобы хоть как-то отвлечься.              Мадам Помфри, придерживая голову больного, вливала в него тягучее коричневое снадобье, от запаха которого все зажали носы руками.              - Ну и вонючее же варево, — прошептал Кристофер, на него тут же недовольно уставился Гилберт, косясь на женщину, что пропустила фразу мальчика. Любой шорох в полупустом помещении казался сейчас грохотом.              - Вонючее, — согласилась мадам Помфри, поправляя сползающий на глаза чепчик. – Зато действующее. Скоро ваш друг придет в себя, а пока ему нужен покой и тишина, которые вы и нарушаете.              Все разговоры сразу прекратились. Все сидели как на иголках, ожидая, когда Исаак откроет глаза. Иногда слышались режущий уши скрип стула или шмыганье носом Мариссы, что так и ревела, уткнувшись лицом в платок.              За прошедшие полчаса Берд даже пальцем не пошевелил. Лицо его был напряженное, венка на лбу вздулась. Он, словно хотел очнуться, выпутаться из цепких рук сновидений, но не мог. Что-то ему мешало.              Еще через десять минут мадам Помфри, забирая поднос у Эвелин, распорядилась всем оставить палату.               - Вы же нам сообщите, когда он придет в себя? – наконец-то разборчиво заговорил синюшный Уилл, которого целительница уже успела подлатать.              Хотя сломанный нос, что расползся одним большим кровоточащим пятном по лицу, он так и не дал вылечить, боясь еще большей боли. Бок так и поднывал, несмотря на чудодейственные мази, втирающиеся в три подхода.               Мадам Помфри кивнула, и вся команда, включая друзей, вышла из палаты.               - А куда делась Софи? – опомнилась Доркас, как только захлопнулась дверь за ее спиной. Осмотрев сокомандников, пересчитывая их, нахмурила брови, ведь точно помнила, как охотник шла с ними в больничное крыло.              

***

      Понедельник выдался неспокойным. Слизеринцы едко хихикали над когтевранцами, шутя насчет оторванных крыльев. В Большом зале, в коридорах, на уроке нумерологии – везде их усмехающиеся кривые физиономии.              Кто посмелее, не боявшийся высунуть язык, обзывался. Обзывались обидно, но они не отвечали, проходя мимо… Время покажет, кто есть кто.               - Спасибо Мерлину, что они здесь не водятся, — бросив под круглый стол сумку, выдохнула Эвелин.              - Вообще-то у нас сдвоенное занятие именно с ними...              - Я про команду гадов ползущих.              Чайный запах обжег ноздри, и она громко зачихала. Марисса сказала, что здесь пахло восточными сладкими благовониями, тлеющими на подоконнике, и кислыми лимонами, красующимися засахаренными дольками на тарелке на учительском столе. Но от такого точно не хотелось чихать, хотя в носу легонько щекотало, едва ощутимо.               Профессор Пифия в ожерелье из настоящих зубов (видно, ей нравилось такое, приглядевшись, можно было заметить такой же браслет) возникла из ниоткуда, словно вышла из камина, протягивая носовой платок. Подумав, скольким людям она его предлагала, Ив отказалась, вытирая нос рукавом чистой мантии. Платок тут же исчез.               - Над вами скопилась темная энергетика, высасывающая вашу жизненную силу, — взмахивая руками, прошептала, словно по секрету, женщина. Ее черные глаза, походившие на засохшие черносливы, — вот настоящее зло, особенно, когда она их так неприятно выпучивала. Вот-вот и выпадут…               - Темная энергетика? – встревоженно пискнула Марисса. Она отряхнула не к месту осевшие мысли про проклятья и с любопытством продолжила слушать Пифию.              - Да, слабенькая, видно нагнал ее непрофессионал, но от этого лучше не становится, — руки профессора с отросшими ногтями начали копошиться по светлой голове ученицы. Сначала ее движения показались легким массажем, но потом, почуяв неладное, вихрем закружили волосы, создавая нерасчесываемые колтуны. Голова заходила ходуном, готовясь оторваться. – Плохо, очень плохо! Мисс Гилмор, кому же вы перешли дорогу?              - Никому, — безэмоционально ответила та, ощущая, как пальцы-щупальцы, перешли на шею. - У меня нет врагов или неприятелей, разве по мне не видно?              - Здесь, где-то здесь очаг всего плохого! Как дерево дает свои корни, так и эта воронка тьмы травит вас...               Прозвенел звонок. Класс пробудился. Начался урок.              Пифия перебирала в воздухе своими длинными, гнущимися, как у здорового человека не гнулись, пальцами, а потом вытерла руки о многослойную потрепанную юбку, будто они были в грязи.               - Итак, тема нашего сегодняшнего урока: Хиромантия! Сегодня нашими главными помощниками будут наши... руки! Мне нужна помощь одного из вас…              Профессор намеренно обходила их маленький столик, хоть он и находился ближе всего к ней. Уходила вдаль класса, туда, где сидел Моно и, укрывшись раскрытым учебником, поедал сдобные булочки, пачкая щеки сахарной пудрой. Протянув блестящую от жира ладонь, юноша с непониманием покосился на класс, что наблюдал за женщиной, проводящей по воздуху только ей понятные линии.              - Что ж я могу сказать…- булочка тут же встала поперек горла. - Вы удивительный человек, мистер Аарон.               - А как вы это поняли? – зардевшись, икнул юноша, тяжело проглотив сдобный кусок, камнем упавший в желудок. Собственная ладонь ничего ему такого никогда не говорила.              - Линия Жизни – симбиоз других линий. Большая редкость в наше время. Можете уже гордиться собой, — профессор Пифия шаркала по полу.              Ужасная привычка. Ноги она нисколечко не поднимала. Шик-шик, шик-шик.              Противный звук, сводящий с ума. Укрывшись учебником, как подушкой, Эвелин ждала окончания урока, пока Марисса с интересом слушала преподавательницу. Слушала и смотрела на свою ладонь, сверяясь со словами женщины.               - Что-нибудь видишь? – поинтересовалась Ив у подруги. Поднимать голову, чтобы разок взглянуть на перекошенное от новых знаний лицо Мариссы, не хотелось.              - Ничего не понятно, твоя темная энергетика мешает мне видеть, — пошутила она, но не услышав в ответ одобрительного смешка, замолчала. – На самом деле, ничего не понятно. Откуда одна линия, куда идет вторая, где соединяется с третьей? Дай-ка свою руку.              Гилмор послушно протянула раскрытую ладонь. Пальцы Мариссы аккуратно, чуть с нажимом, щекотали вспотевшую кожу, строя невидимый маршрут по ней. Зашуршал страницами учебник, и подруга втянула носом пропитанный пылью и заваренным чаем воздух.              - Если верить учебнику, это, конечно, субъективно, но у тебя очень короткая линия жизни. Она обрывается прямо посередине. Странно...              Эвелин резко выпрямилась, словно кто-то больно ударил палкой ее по спине, и мотнула головой, в которую набилась одна ерунда. Отдернув ладонь и уткнувшись в нее носом, скосив суженные в подозрении глаза, фыркнула. Это был очень выразительный звук. Демонстративный.               - Бред полнейший. Ты в это правда веришь? Как линия может определить продолжительность моей жизни? В своих планах я доживу до ста тридцати!              Не успела Марисса открыть рот, как прозвенел спасательный звонок, и ее ответ утонул в поднявшемся гуле. Наконец-то прорицание закончилось!       

***

              В ванной комнате Эвелин умывалась долго, стараясь стереть с себя прошедший день. Шея и грудина жутко чесались: когтевранка, расчесывала кожу, стараясь хорошенечко намылить, пока вода неприятно стекала под рубашку. Марисса стояла рядом, опершись на раковину.              За дверью громко смеялись соседки, обсуждая, как пуффендуйцы во время ужина приклеились всем факультетам к скамейкам. Сидели они долго, стараясь аккуратно порвать прилипшие мантии и брюки с юбками.               Умывшись, она так и осталась в полусогнутом состоянии. Пришлось развязать галстук и расстегнуть на несколько пуговиц рубашку, чтобы набрать в легкие побольше воздуха; медальон качался перед ее глазами, грязный и неприятно пахнувший, словно его окунули в гной. Возвращаться в комнату совсем не хотелось. Да и присутствие молчавшей Мариссы терпеть не хотелось.              - Ты так расстроилась из-за прорицания? – наконец-то произнесла Пасс, глядя на образовавшуюся лужу под ногами подруги.              - Нет, вовсе не из-за этого, — похлопав себя по щекам, ответила Эвелин, стараясь придать голосу хоть капельку веселья. – Пифия сама, как сгусток темной энергии, высасывает из меня силы…Личный дементор, даже в Азкабан не надо попадать.               - В-о-о-о-т про что ты. Мы, если быть честной, последние месяцы страдаем немочью неудачников. Признай это. И Пифия здесь ни при чем...               Вглядываясь в зазеркальный профиль подруги, Ив качнула головой, во всем соглашаясь с ней. На зазеркальную Эвелин смотреть не хотелось, слишком неправильной казалась она. Словно она – это и не она вовсе, а совсем другая девушка. Тощая, с угрями на горбатом носу, с лиловыми ниточками вен, тянущимися со вспухших век до самых висков и теряющимися в соломенных волосах, которые можно было уже собрать в приличный, а не крысиный, хвост. Все-таки на Мариссу приятнее было смотреть.              - Пошли уже. Они же сейчас без нас все конфеты сожрут, — хихикнула Пасс, уставшая сидеть в ванной. Она стекла с раковины и потянула подругу за собой. – Пошли…              - Подожди, — Ив решилась поднять взгляд на свое отражение, замерев, словно не доверяла тому, что видела.               По ключицам, что едва выглядывали из-под расстегнутой рубашки, тянулись вверх черные полосы, казавшиеся нарисованными грязными руками. Не поверив своим глазам, девушка быстро избавилась от одежды, наблюдая как от медальона, меж грудью, росли темные полосы, прорастающие по всему туловищу, как корни старого дерева. Ближе к торчащим грудным косточкам они походили на жирных уродливых склизких червей, подкрадывающихся к горлу. Будь где-то открытая ранка, заползли туда и наполняли организм своим ядовитым соком, что потом по сосудам дошел бы до самого сердца.              Марисса часто заморгала:              - Ив, если ты захотела меня рассмешить, это не смешно! – она отошла подальше, к двери, готовясь выпрыгнуть в комнату в любую минуту.              - Ты думаешь, мне сейчас до шуток? – вплотную стоя к зеркалу, зло ответила Эвелин. Она терла мылом до покраснений кожу, прикладывая все усилия, чтобы стереть черноту, но все оказалось четным. А медальон на глазах становился все грязнее и грязнее, чувствуя изменения.              – Где твой медальон? – Марисса указала на внутренний карман мантии, сбоку возле живота, и постепенно стала также стягивать с себя вверх, опасаясь самого плохого.              Эвелин не хотела даже думать, что все проблемы шли от этого маленького позолоченного украшения. Однако, как только Марисса повернулась, не осталось и сомнений: чернильные ветви, грязными подтеками, разрастались на боку, тянувшись в две противоположные стороны.              - Мы прокляты? – слова ее потекли неудержимым потоком, как и слезы. Рассматривая себя в зеркале, она продолжила истерику. – Ив, что же нам делать? Мы же не умрем от этого? Ты знаешь, как от этого избавиться?               - Никто не собирается умирать, — неуверенно произнесла Эвелин, вспоминая про короткие линии жизни, и резким движением сдернула с шеи медальон, царапая кожу заржавевшей застежкой. Осмотрев с разных сторон его и принюхавшись к затхлому запаху, что от него исходил, добавила. – Дрянь какую-то подсунула горгулья эта болотная.              "От чистого сердца, в знак перемирия"...              Похлопав себя по бедрам, в поисках палочки, девушка положила на край раковины украшение.               - Отвернись, может хорошенько задеть, — предупредила Гилмор, взмахивая палочкой в воздухе. – Бомбарда!              Прогремел взрыв, и в девушек хлынула ледяная вода из дырки, где когда-то стояла раковина. Черные юбки и колготки неприятно облепили девичьи тела, в нос и рот забилась вода. Зеркала лопнули, разбрасывая осколки по полу. Потолок над ними опасно затрещал, покрываясь черными паутинками, еще минута и крыша упала бы им на голову.               И в этом полном хаосе один медальон остался цел, только замочек на нем не выдержал, раскрывая хранимый секрет. Потемневший, засохший лист базилика, которого взяв в руки, превратишь в пыль, красовался в нем. А в маленьком осколке поселились две зазеркальные перепуганные подруги...