Очередная глупая затея Микасы Аккерман

Вопрос Подземного города Подземный город задумывался как бункер, в котором можно было бы переждать внешнюю опасность. Город планировался достаточно большим и с плотной застройкой, чтобы уместить как можно больше населения. Его суть сводилась к возможности переждать опасность, но не к постоянному проживанию. Изначально город пустовал, но вскоре туда стали прибывать нищие и бездомные. Расположение Подземного города непосредственно под столицей было удобным для тех, кто занимался заработками в городе. Эта группа людей не была так криминогенна, как предыдущая, однако оба этих процесса происходили одновременно, что поспособствовало закреплению за жителями Подземного города репутации неблагополучной социальной группы. Переселение людей в Подземный город стало толчком к росту преступности в столице, Митрасе, что подтолкнуло к созданию пропускных пунктов на лестницах Подземного города. Подземный город не обладал самостоятельностью, и решение отрезать его от столицы привело к тому, что стоимость продуктов и любых других товаров в городе возросла. С учётом низкой покупательной способности жителей, качество привозимых товаров и их цена были несопоставимы со столичными. Бедность и опасность города заставляла торговцев забыть о Подземном городе, многие жители постарались уехать из этого опасного места, однако это никак не уменьшало поток людей, которые переселялись в Подземный город за кровом. Поток остановился вместе с введением учетных книг в 780 году и журналов на пропускных пунктах стен. Но в отличие от поверхности, население Подземного города никаким образом не контролировалось и в учётные книги не вносилось. С того момента пропускные пункты Подземного города ужесточили условия, ввели пропуска, подделка которых значительно усложнилась из-за строгого контроля бланков. Большинство разрешений и пропусков выдавались на поверхности. Две из четырех лестниц перекрыли, возможностей выбраться из города у его жителей стало меньше. Свободный доступ в город остался у армии, поскольку любой военный получал удостоверение личности. Это решение привело к тому, что армейские офицеры пользовались своим положением, вынуждая жителей Подземного города платить полицейским не только за исполнение их прямых обязанностей, но и за то, чтобы они закрывали глаза на незаконную деятельность. Взяточничество в Подземном городе способствовало к распространению его и на поверхности. Впрочем, это было не единственным фактором, так как существовал набор правовых норм, позволявший военным проверять свою же работу, введенный во времена короля Карла. Это решение было связано с необходимостью дать полиции чрезвычайные полномочия для сохранения порядка в стенах (а именно — для проведения и сокрытия репрессий и политических убийств. Одной из мер репрессирования была, например, высылка в Подземный город). Незаконная деятельность в Подземном городе не встречала никаких ограничений. После закрытия города, туда переместились многие преступные группировки, в том числе наркоторговцы и торговцы людьми. Условия проживания в Подземном городе с каждым годом ухудшались. Приблизительно к 800-810 году появляются первые свидетельства о низком качестве воды в подземной реке, питающей город питьевой водой. В те же годы в городе появляется эпидемия, выкосившая огромную часть населения города. Об уровне смертности судить сложно из-за отсутствия какой бы то ни было статистики, однако доподлинно известно, что жители Подземного города не имели свободного доступа к медицине и лекарствам. Примерно в то же десятилетие появляются первые свидетельства случаев каннибализма. К 850 году Подземный город стал рассадником преступности, местом, где открыто велась любая незаконная в стенах деятельность. Вопрос Подземного города стал одним из первых, рассматриваемых Королевой Анной после принятия своего поста. Реформирование города началось с отправки провизии, воды и лекарств под землю. Открывать город было опасно, поэтому начальным решением было сделать процедуру пропуска на поверхность прозрачной, а условия — простыми для исполнения. Одним из ключевых в этом решении пунктом была выдача пропусков на поверхность для работы и её поиска, а так же для посещения школы. В столице и её пригороде ввели меры поддержки за наём жителей, постоянно проживающих в Подземном городе. Изначально мера была воспринята в штыки, однако вскоре ей начали активно пользоваться для наема людей по низкой ставке. Со временем эту меру пришлось ужесточить, поскольку нижнего порога оплаты труда не было внутри стен, и этим пользовались, дискриминируя жителей Подземного города. Постепенно население города переписали, это решение было необходимым, чтобы в рамках проекта выдачи удостоверений личности жители Подземного города не оказались в уязвимом положении, как это было во времена реализации проекта учетных книг. Молодую часть населения активно призывали на работу на производствах, поскольку именно эта группа людей была опаснее всего для общества. Детей до двенадцати отправляли в школы на поверхности: изначально по желанию, затем эту меру закрепили как обязательную. В ходе этого часть детей переселили в школы-интернаты за Марией, которые открылись сразу после освобождения этой территории. Включение взрослого населения Подземного города в деятельность промышленности совершило важный толчок как в решении вопроса Подземного города, так и в развитии промышленности. К моменту написания этого труда, решение вопроса Подземного Города продолжается.

Новая Элдия, 854 год издания авторства профессора Б. Арлерта

***

Достаточно давно, я толком не помню когда, мне приволокли огромные коробки с корабля. Я долго смотрела на них, пока кто-то из солдат гарнизона заливался речами о том, что эти вещи, по словам командующего Пиксиса, помогут нам победить в войне. В коробках лежали остатки радиоаппаратуры из марлийского корабля. Остатки — потому что их уничтожил штурман корабля незадолго до того, как корабль взяли. Честно говоря я про них забыла в тот самый момент, когда поняла, что их закоротило, и схемы больше не работали. Активные элементы сгорели и были непригодны. Заменить было нечем. Но вот передо мной поставили эти коробки, на стол уложили старые рукописи, и я снова была нужна. Но теперь — по своему прямому предназначению. Много мне не потребовалось, чтобы заняться делом. Разгадкой к этой аппаратуре стали книжки, которые сохранились на корабле. Про них штурман забыл. На полях он оставлял важные записки о работе с этой штукой, и по этим кускам мы сложили пазл. Работа была достойна самого Шерлока Холмса. Оказалось, аппаратура Марли работала на малом расстоянии — в пределах горизонта, то есть пяти, максимум десяти километров. Антенну, конечно, приладили повыше, но в силу её парусности, не на самый верх. У нас же был план сделать что-то получше такой антенны. Как мне было известно, существовали частоты, которые отражались от самой атмосферы, и потому могли распространяться по всей земле достаточно свободно. Такая особенность у какого-то диапазона частот должна была существовать, оставалось его найти. К сожалению, я этих цифр и в прошлой жизни не помнила, а уж сейчас — подавно. Так что опытным путём мы их нашли, построили несколько огромных антенн — такие волны можно было генерировать только большим оборудованием, — и поспешили заняться совершенствованием своей аппаратуры. Очень нам помогло понимание работы марлийских триодных ламп, которые весьма скоро удалось воспроизвести. Так или иначе, но те огромные лампы, что усиливали сигнал на переходе в антенну, можно было и нашими топорными производствами сделать. Вакуумированию мы обучились не так давно, но дело шло хорошо. Спасибо тому преподавателю, что выдал мне однажды вызубрить всё о вакууометрах и самом явлении, и я успела это расписать до того, как Кенни зашел на огонёк. Без этого было бы тяжко. Короче говоря, дальше были только транзисторы. Но до них нам как до луны пешком. Я была довольна. Один нюанс меня смущал — как и кто отловил наши сигналы? Кто-то догадался построить огромную антенну, или, что даже хуже, поймал это намеренно? Так или иначе, я не могла сдержать прогресс. Но знала то, к чему все придут, только вот мы придем раньше — импульсно-кодовая модуляция. Этим делом мы занимались в последнее время. Однако пока на антенну это не пускали, значит отловили что-то старенькое. Ну отловили и отловили. Всё равно это уже умели делать в Марли — человеческую речь передавать. Ну мы тоже умеем теперь, бойтесь, как говорится. В целом, мы радиосвязью в стенах не пользовались. Мы даже особенно не обсуждали этот вопрос, хотя стоило. Размеры стен позволяли в течение дня передавать сообщения, этого с нашим темпом жизни было достаточно. Хотя бы проводной телеграф могли бы сделать, но вместо этого ограничились хидзурянским оборудованием для оповещения в городах, оборудовали всё громкоговорителями. Гарнизону нравилось иметь такой инструмент, а траты на него (я уверена, что Хидзуру цену заломили) были меньше, чем затраты на повторение такого же нами. Про время я вообще молчу. Таким образом, когда мы с капитаном Ханджи пытались обдумать ситуацию с утечкой данных о нашей радиосвязи, была догадка, что отловили наши испытания, которые делались в моменты путешествия к Хидзуру, чтобы проверить дальность нашей антенны. Таких было несколько, но они были короткими и редкими, о них было известно только в Хидзуру. И нам. Если этот слив тоже дело рук Хидзуру, то я бы не удивилась, потому как это даст им показать, что Парадиз не сидит на жопе ровно. Тем более, этот слив не кажется мне опасным. Если это сделали Хидзуру, простительно. А вот если кто-то другой занимается тем же, чем мы, то меня это пугает. Я очень надеялась, что проект, который стал буквально моим детищем, будет уникальным в своём роде. — Я вижу, твое самолюбие уязвлено, — проговорил Эрвин Смит, — сочувствую. Не показывай это лучше, боюсь, это может вызвать сомнения в том, наскольно уровень нашей радиосвязи прорывной. Ну, прорывным бы я его не назвала. Но у нас появилось переносное оборудование, с помощью которого можно общаться даже в бою. Командор, в общем-то, зашел к нам поинтересоваться ситуацией с приемниками, и хотел нашего экспертного мнения. — В любом случае, я бы предпочла о существовании у нас радиосвязи не говорить, — это было экспертным мнением Ханджи, — мы и так стараемся закончить с шифрованием, чтобы наши переговоры остались только у нас. Но дело это, конечно, небыстрое. Двигатели нужнее, так что этим проектом занималась одна Микаса. — Давненько уже не занималась, — поправила я. Эрвин кивнул. — Зато теперь мы знаем, что нам нужно к этому вернуться, — подчеркнул он, — ситуация понятна. Продолжайте свои дела. Он ушел, но оставил у меня кучу вопросов. Самым главным из них был один: согласен ли командор с планом Армина. — Спокойно, — Ханджи положила руку на моё плечо, — не расклеиваться. Она говорила это и мне, и себе. — Надо заняться делом, — продолжала Зоэ, — Я отправляюсь считать наши запасы, а ты пока посмотри, что у нас есть по проектам из опытного, что можно было бы скоро отдать на фабрики. Как будет готово, вернёмся к работе над связью. С двигателями осталось только производство, и это уже не наше дело, отправим этой работой заниматься кого-то ещё. Кто у нас хороший парламентёр? — Армин, — вырвалось само собой. Ханджи усмехнулась. — Отлично, нашли дело для нашего революционера. Попроси у него помощи, объясни ситуацию. Пускай сам торговцев уговаривает, своих или чужих. Я кивнула. Армин в этих делах мог бы помочь. Но, признаться, спустя столько времени он мог стать совсем другим. Он и был совсем другим. Он предлагал войну. Как вообще он додумался до этого? Тот Армин, которого я знала, был совсем другим человеком. В виски ударило знакомой болью. Я схватилась за волосы, и вцепилась так, что хотелось кричать. Руки не разжимались. Нет. Нет-нет-нет. Мой рот открылся помимо моей воли, но вместо моего вопля боли вырвалась чужая обида. — Он никогда не был самим добром! Ты его выдумала! — прокричала она моим голосом. Я опешила, слыша звон в ушах от собственного крика. Ханджи тоже. Голос был мой, но такой чужой одновременно, что становилось не по себе. Зуд в горле от вопля становился всё слабее и слабее, контроль утекал сквозь неподвластные пальцы. В глазах темнело, но я всё ещё видела, как пальцы против моей воли до боли стискивают волосы. Дыхание сбилось. Я бессильно наблюдала, как боль обручем охватывает голову, стискивает и пульсирует, а руки не помогают, вредят только. Нет. Она снова пытается выгнать меня из моего тела, а я снова не могу ничего с этим сделать. — Эй, всё в порядке? — голос Ханджи слышался тише, но я всё ещё могла разобрать сказанное, — я зову ребят. — Все в порядке. Эти слова вылетают из моего рта, но я их не говорю. Все не в порядке! Сука, сука! Как мне тебя выгнать?! Возвращайся туда, куда хотела!

Темнота. Что в этот раз случилось, что не так? Я думала, что знаю, как контролировать это! Но, выходит, я не знаю. Настоящая Микаса опять пришла и отправила меня куда-то на задворки сознания. Она опять вернула себе собственное тело, но в этот раз ещё и надменно надо мной посмеялась, дав посмотреть на ужас в глазах Ханджи. Микаса хотела пожить своей жизнью, той, что я у нее забрала. Наверное, было бы честно давать ей эту возможность, и изначально я так и решила — пускай делает, что хочет. Тогда я мирилась с этими порывами, ведь зачастую Микаса даже не показывала, что со мной что-то не так. Иногда она просто шла и отрабатывала удары до синяков и переутомления, сбивала так накопившееся. Иногда она говорила с людьми, уезжала в город, но поначалу это было безобидно. Только вот она была затворницей девяти лет от роду. Какие у нее могли быть социальные навыки? Попасть в драку, получить сотрясение. Сделать вид, что она — это я, попытаться покомандовать людьми, а точнее — детьми чуть постарше её самой. Проколоться перед Абелем, получить выговор. Забить до смерти насильника, который оказался солдатом. Быть опознанной. На меня указала его жертва, запомнившая моё лицо и шарф. Попасть под трибунал. Рассудок помутнел. Микаса моими руками убила какого-то придурка, а под трибунал попала я. Да, он заслуживал смерти. Но худшим было не само убийство, а моё осознание. Микаса, про которую я была уверена, что она не может смотреть на смерть, отправилась её учинять. Она оказалась совсем другой. Она не была похожа на ту Микасу, которой должна была стать. И это было угрозой моему существованию. Не сомневаюсь, она была травмирована. И я добавила ей боли. Её человечность могла бы исчезнуть за те годы в небытие путей, что она существовала вне жизни и смерти. Но если я не предугадала, что она совершит такое, почему я думала, что знаю, как понять, что она скоро попытается отобрать у меня контроль над телом? Дура. Закклай меня оправдал, сказались поддержка разведки и его личное желание замять дело. Ханджи ходатайствовала за моё освобождение, оббила все пороги и выпустила меня. Я знала, что она сделает всё, что сможет, и очень боялась. Боялась, что она попытается объяснить всё тем, что я сама была на месте жертвы. Этот позор я бы не пережила. Процесс ведь был открытым, а моя личность стала всем известна. Так я оказалась тем, кто превышает свои полномочия и не получает наказания просто потому, что "ценна человечеству". Люди меня возненавидели. С тех пор я не высовываюсь из расположения разведки лишний раз — отсюда удобно делать вид, что всё хорошо. И пытаюсь понять, как бороться с Микасой. Я не хотела проигрывать ей, не после того, как я снова себя собрала. Не после того, как она подкинула мне проблем. Я не могла ей доверять, а другие не могли доверять мне. Вот об этом и говорила Энни, когда её упрекнули в том, что она держит меня на службе. Больно. Телу больно. Что она там, блядь, делает?! Скоро, видимо, узнаю. Вот будет интересно, как Ханджи и ребятам удалось её скрутить. Это был бы лучший из исходов, но я на это особенно не надеялась.

***

— Я раскаиваюсь в своем поступке, — произношу вслух. Но... "Он заслуживал смерти", — проносится в голове. Я проснулась на рассвете. Обычно такой свет падал мне в окна именно утром. Тело было тяжелым, словно я таскала камни, кирпичи или ещё как подрабатывала грузчиком. Помнить этого, я, естесственно, не могла, а сама Микаса не отдавала своих воспоминаний. — Очнулась? — раздалось неподалёку. Кенни. — Есть такое. — Моя мадамма сказала, что посадит тебя на цепь. Энни и не такое могла сказать. — Что я сделала? — Получила выговор и отрубилась. — Как? — Энни тебя отмудохала. Ну, как обычно, — указал Кенни на стол, — попей, что ли. Я принялась хлебать воду. Становилось немного лучше, вода охладила горящие внутренности. — Сама королева снизошла до меня. — Она впервые увидела это своими глазами, и судя по её личику, хотела тебя насовсем прихлопнуть. Я хихикнула. — Смеёшься, — проворчал Кенни, — ты, похоже, про свои косячки совсем позабыла. Тебе надо с этой девкой что-то делать. — Да я пытаюсь. — Поговорите что ли! — выругался он, — не вижу я твоего прогресса. Он подошёл к стене, где у меня висел календарь. Я там отмечала дни, и точно знала, когда Микаса устраивала себе прогулки. — Я бы сказала, что он есть. С марта ничего не было, — на календаре всё и так было видно, но Кенни это не убедило, — да и быстро вы с ней разобрались. — В том-то и дело, что надо вам с ней договориться по-человечески, а не пытаться её нейтрализовать. А если она от тебя избавится? Я улыбнулась. — А вы будете по мне скучать? — Ещё бы! Где я могу найти вторую дуру-малолетку, которая будет слушать мои стрёмные рассказы! Твоя подружка с кислым хлебальником? Пиздючка, которая пыталась меня порешать за Подземный Город? Или твой братишка Йегер, главный фанат моего коротышки? Кенни нравилось указывать на отношение Эрена к капитану Леви, хотя это давно уже не было правдой. — А Энни вас не слушает? — Слушает. Но её кислая мина выводит меня из себя. В последнее время только ругается и бесится. Энни приходилось тяжко, конечно. — Я послушаю ваш совет, — вернулась я к прошлой теме, — только вот я не могу дать ей свободы. Я уже заплатила свою цену, и не хочу даже думать о следующей. Кенни подошёл ко мне, его огромная фигура закрыла свет из окна. — Послушай меня, старика, — он говорил серьёзно, — ей нужно набегаться, нагуляться. Она, как и всякий шкет в этом возрасте, будет из вредности тебе вредить, если ты свободы не дашь. Повинись, попроси, чтобы за тобой приглядывали, а ей свободы дай. Но пока ты не будешь к ней по-хорошему, эта девка сведет тебя в могилу. Игнорирование и правда не помогало. Надо было с ней договариваться. — Сходи к Йегеру, подержись за ручку. Или, хочешь, я тебя отведу полапать ту королевскую дамочку в Шиганшине? Ты всегда говоришь "да, да", а сама хер клала на свои обещания. — В Шиганшине около двадцати тысяч титанов, — напомнила я. — Ой, как будто мне страшно. И это говорил Кенни Аккерман, который божился, что с титанами иметь дел не собирается. — В любом случае, Дину потрогать так просто не получится. Это просто небезопасно. А Эрен — вы сами знаете где. — Вот если бы я знал где, — посмеялся Кенни над моей оговоркой. — И то правда. Ханджи уехала в Производственный город. У неё был долгий маршрут, а у меня было полно дел. Кенни скоро вернулся к Королеве — она обычно его далеко и надолго не отпускала, и тем более сейчас. Я осталась сама с собой. Как разговаривать с настоящей Микасой я не знала. Как до неё достучаться — вопрос отдельный. И сложный. Я отложила его на потом.

***

— И давно это с ней? Энни потёрла лоб, откладывая документы на стол. — Достаточно. Пока тебя не было, мы тут все с ума посходили, просто кто как. За словами Энни чувствовалось, что она винит меня в том, что я не вернулся, как сбежал. — Ты, к слову, тоже. Я ума не приложу, что на тебя так подействовало, — продолжала она. — Как? Мой вопрос был совершенно искренним. Может, Энни запомнила меня другим, а может я просто не увидел, как что-то во мне изменилось. — Пока не могу понять, как, но, хочется верить, что ты не почувствуешь вину за свои действия позднее. Энни говорила так, словно не соглашалась на мой план. Я бы не удивлялся этому, если бы она не раздумывала, как его воплотить. — Ты сомневаешься во мне или в плане? — Я сомневаюсь, что твоя добрая душенька не загнобит тебя за твои действия, — отмахнулась она, — вернёмся к делу. Пока Эрвин с разведкой и полицейские Ника не определились, кого поддерживать. Пиксис желает видеть всю картину, и пока её не будет, он решения принимать не станет. — Я думаю, никто решения принимать не станет в таких условиях. — Эрвин бы мог, — подметила Энни, — но мне кажется, что у него свой план... Но это пока не важно. Нам нужно каким-то образом определить, куда направить свои усилия, и как мы это можем сделать тайно. Нам нужны свои люди, чтобы этим заняться. — У тебя есть кто-то на примете? — Не знаю. Сейчас я не хочу никого в это посвещать. Как видишь, я даже деда отослала подальше, — она указала на любимый стул Кенни Аккермана. — Я думаю, нам согласится помогать одна марлийка. Если она, конечно, на острове. Энни нахмурилась. — Елена. Энни потёрла лоб. — Ты безумец. Если разведчики прознают, что я её освободила, нас раскроют. Только не её. Она ведь за Зика. — Не сказал бы. Есть шанс, что мы можем её вытащить из-за ваших опасений о Зике и его людях. Если посвятить Елену в наш план, она будет в восторге. Ей такие идеи по душе. — Почему ты думаешь, что она будет за нас, а не за Зика? Энни явно в ней сомневалась. У меня тоже проскользнуло сомнение, но если Елена могла быть за нас, было бы глупо терять такую возможность. — Микаса говорила, что эта женщина очень идейная. Если мы обернем наш план в красивую обертку, она может согласиться. Энни вздохнула, постукивая пальцем по столу. Видимо, её это успокаивало. Я посмотрел в окно — у самой линии горизонта виднелись всадники. Их отправили за бумагами в столицу: я ждал документацию по торговле с Хидзуру. — Мы скажем ей, что это война против империй. Война, которая разрушит огромные и неповоротливые чудовища, высасывающие всё из людей, сталкивающие их лбами ради своей выгоды. Война, которая изменит миропорядок. Энни молчала. Я обернулся к ней, и она смотрела на меня задумчиво. — Это хороший лозунг, — вздохнула она, — но будь с ней осторожен. Почему-то мне кажется, что она не так проста, как говорила тебе Микаса. — Я бы сказал, что это не только лозунг. Если это сможет стать правдой, для Элдии это будет искуплением прошлых грехов. Энни улыбнулась одним уголком губ. Похоже, ей это понравилось.

***

Флок ждал в пролеске у внутреннего пригорода Троста. — Вернулся? — спросил он. Эрен кивнул. — Сейчас, когда они спорят, нужно заняться стенистами. Эти ребята забыли, что такое скрытность, из-за своей гордости. Тебе следует показать им, что они ошиблись, выбирая самолюбие. Флок кивнул. — В порту вас ждут. Если случится какая-то внезапность, корабль сможет отплыть. Под Первой башней спрятан УПМ, документы и деньги. — Отлично. Они ждут? — Ждут. Разведчики вышли в лесополосу. В пригороде Троста было тихо, настолько, что, казалось, тат никого и нет. Эрен чувствовал, что что-то не так. — Они хотят вас поприветствовать, — вдруг сказал Флок. Эрен обернулся на него. — Что это значит? Флок удивился такой реакции. — Они за вас. Уверен, эти люди никому и ничего не передадут, если не попросить об этом напрямую. Эрен бросил взгляд на юг, туда, где должны быть его сторонники. — Ладно, идем, — с глубоким вздохом ответил Йегер. Вдали виднелись силуэты, но тишина стояла гробовая. — Интересно, — произнес Эрен, когда они вышли из леса. Огромная толпа обступила его, но никто и звука не издал. — Мы пришли вас поддержать, — вышел вперед какой-то крупный мужчина в рабочем фартуке. — Эта встреча останется здесь, — указал Флок. Эрен неспешно оглядел толпу перед ним. Сотня лиц смотрела на него — неужели все эти люди поддерживали его? Не верилось. Эрен глубоко вдохнул и прикрыл на мгновение глаза. Он должен был это сделать. — Наша Королева сомневается в моей к ней лояльности, — произнес Йегер, — как некоторые из вас знают, я никогда и никого не склонял встать против неё, поддерживал все её начинания и подчинялся приказам. И сейчас не желаю сеять семена раздора в стенах. Однако они уже посеяны. Как все мы знаем, Парадизу нельзя сидеть, сложив руки. Нам требуется действовать, и действовать нужно было ещё вчера. К сожалению, мы не вернём прошлый день, но мы можем решить своё будущее, пока его не решили за нас. Флок указал рукой толпе, что начала галдеть. — Я не желаю подчиняться решению, что заберет у Парадиза всё нажитое посильным и непосильным трудом. Не желаю, чтобы люди в стенах отправились на войну и не вернулись. Я был готов согласиться на этот приказ, но не сейчас, когда у нас не осталось времени на раздумья. У Короны было три года, и эти три года прошли мимо. Я вижу лишь один путь, что убережет наши жизни и отведет от Парадиза угрозу. И это — Гул Земли. У мира не должно остаться сомнений в том, что титаны в наших стенах способны уничтожить всё. Мы воплотим угрозу Короля Карла. Флок смотрел на Эрена с ужасом и благоговением. Эрен ни разу не вспоминал о Гуле Земли с того момента, как посвятил Флока в свой план. Это был единственный их разговор, и каждое последующее слово и действие Йегера ничем не выдавало сказанное Флоку. Он говорил о единстве, говорил о мире и жизни. Эрен подчеркивал своё подчинение Королеве, и требовал, чтобы отношение к Королеве и военным было соответствующе статусу уважительным. В какой-то момент Флок начал думать, что всё сказанное ему привиделось. Но сейчас его глаза пылали решимостью, почти также, как в тот день. Но что-то в этом взгляде изменилось. Неужели сломалось? — У меня есть одно желание, и я хочу, чтобы вы его исполнили: поддержите Гул Земли, не сдайте остров Хидзуру, но и не соглашайтесь на войну, что нас обескровит. Если народ Имир решит свою судьбу сам, никто не сможет отобрать у нас будущее. Эрен развернулся и ушёл. Флок остался стоять на месте перед обомлевшей толпой. — Неужели Королева действительно обвиняет его в неповиновении?.. Флок подорвался с места и помчался следом. — И всё же разлад? — переспросил он осипшим голосом. Эрен остановился, смахнув руку разведчика со своего плеча. — Я всё сказал. Я дам Парадизу время, чтобы согласиться на мои условия и поддержать меня. Если к этому моменту они решат что-то своё, у них не будет способа остановить меня, — письмо оказалось в руках Флока, — здесь мои требования. — А что в Марли? Вы будете ждать? Зик не стал бы ждать, только вот и Эрен ему не позволит совершить задуманное. — Я должен дождаться. Но у нас не осталось времени, и я должен отправляться сейчас, чтобы дать его элдийцам. После возвращения Армина оставалось совсем немного до нападения на остров, и к моменту, когда Марли ослабнут, Эрен должен находиться на континенте. Флок сглотнул ужас, что камнем засел в горле. — Хорошей дороги. Пускай всё сложится. Эрен кивнул и пошёл к воротам. Сверху на них смотрели люди, и Флоку следовало от них избавиться как можно скорее. — Спасибо, — неожиданно сказал Йегер. Флок замер, словно пришибленный. Флок никогда не понимал сложившегося к нему отношения. С самой операции по возвращению Марии, когда он, контуженный, очнулся на стене, он увидел на себе прожигающий взгляд. Чёрные глаза, полные ненависти. Флок никак не мог понять, что он сделал, но попытался забыть увиденное. Кто он, в конце концов, чтобы думать, чтобы капитан Ханджи Зоэ, известная своими талантами и достижениями, всю свою ненависть во взгляде адресовала какому-то рядовому, бывшему солдату гарнизона, что по глупости подался в разведку. Флок не страдал паранойей. Но спустя долгие годы он задумался, а не желала ли эта женщина уже тогда его загнать под самый ковер, как мусор, что мешал взгляду? Только судьба выбрала его, чтобы подставить. Как это случилось, он не знал. Но он видел, видел, что за ним следили. Видел ненависть и страх, пугающее ожидание, — Микаса Аккерман, эта странная девчонка, решила, что он чем-то провинился. Она и правда его ненавидела, даже не скрывала своего низменного чувства. За что только? Она ведь, в отличие от командора Эрвина, даже не видела его позора. Это не гордость разведчицы, это что-то другое. Она ненавидела его за его самость. Но во всём этом безумии был Эрен Йегер. Кто подумал бы, что он, надежда человечества, даст Флоку шанс на то, чтобы быть полезным. Эрен как будто с самого начала верил в него, едва не обоссавшего штаны на первой же миссии. Если бы не его вера, Флок бы сломался. Но отчего-то Эрен знал, что Флоку можно доверять. Потому он и доверил Флоку дело со стенистами. Если из-за них нарушится план Зика, всё пойдет под откос, — это было сказано прямо. И эту важную миссию Эрен доверил Флоку. Тому, кто никогда не отличался талантами. Видимо, Эрен видел в нём что-то такое, что не видели другие. Или же наоборот, все они это видели? Чёрт, как же бесит. Человек вопил, а Флок всё сильнее давил на руку каблуком сапога. Не то, чтобы Флоку было приятно делать больно. Он давно понял, что унижение — не путь. Но он должен был надавить, надавить достаточно, чтобы стенисты и не подумали нарушать свое слово. Он должен был оправдать возложенные на него ожидания. Чтобы их гордость была растоптана, чтобы стенисты напомнили себе — цель важнее любой гордости. Сапог врезался в челюсть, кровь брызнула на белый мраморный пол. — Я надеюсь, вы запомните этот урок. Раздался выстрел.