Глазам не веря

С тихим шорохом режут белый лист бумаги детские сине-зелёные ножницы. Из открытого окна гостиной веет лёгкий ветерок, а чашка чая отставлена ровно настолько, чтобы не опрокинуться случайно на разложенную по столу канцелярию. Чёрт возьми, каким же спокойным мог бы быть этот день. — Пс-с-с. Пристрелите его кто-нибудь. — Пс-с-с-с-с. Леви. Нет, лучше пристрелите кое-кого другого. Из винтовки. В голову. Раза три. Или четыре. — Леви! Пять раз. — Шептать ты всё равно не умеешь, так что сделай одолжение... — говорит Леви, поднимая палец. — Во-первых, заткнись. — Затем он поднимает другой палец. — Во-вторых, пей свой сок. — И ещё один. — И в-третьих, заткнись. Ханджи надувает губы. — Вот так и ходи к тебе в гости. — Ты не «гости». — Шорох становится громче: Леви чуть ли не кромсает лист, проделывая в нём крохотные дырочки. Его бледные руки аккуратно сгибают бумагу по линиям, а ручки поменьше подхватывают отрезанные кусочки, откладывая их в сторону. Леви не знает, зачем их собирать, но дети есть дети. — И мы сейчас не у меня дома. — Хм-м, — тянет Ханджи, переводя взгляд с Леви на фигурку, сидящую с краю разделяющего их стола. Если бы Леви потрудился оторваться от своего дела, он бы заметил, что во взгляде этом сквозит настороженность. Даже, можно сказать, опасение. Но Леви не реагирует. Честное слово, он бы предпочёл обойтись без назойливых гостей. Было ошибкой забыть, что Ханджи может тупо увязаться за ним после школы, — зря он убеждал себя, будто им просто по пути, и вот сейчас они разойдутся, и... Он ступил. Конкретно так ступил. Поэтому — пристрелите его кто-нибудь, поделом ему. — Ты злишься? — спрашивают сбоку тихим монотонным голоском. Леви поднимает голову и видит перед собой широко распахнутые глаза — удивительно яркие зелёные глаза, впившиеся в его лицо взглядом. Этот взгляд — пронзительный, вдумчивый — будто проникает вглубь его души, и Леви почти вздрагивает от ползущего по спине холодка. Почти. Он пожимает плечами. — Да, Эрен, я пиздец как злюсь. Возможно, не стоит ругаться матом в присутствии пятилетки, но Леви всё ещё не выгнали с работы, и если уж на то пошло, ему не стыдно. Великая штука нецензурная брань. Есть вещи, которые нельзя описать иначе как «блядь», «пиздец», «сучемандаблядская триждыёбанная пиздогнида…» — Леви. — Сучемандаблядская триждыёбанная ты пиздогнида, чего тебе? — Он бросает ножницы на стол и прожигает Ханджи взглядом. А затем замечает бледность лица напротив, и раздражение сменяется недоумением. — Ты же шутишь, да? — Чё? — На самом деле ты не злишься, правда? — напряжённо переспрашивает Ханджи. Леви недовольно сводит брови. — Что за херь ты нес… — Мы просто дурачимся, — говорит Ханджи, скосив глаза куда-то вбок. — Так ведь? Леви с подозрением прищуривается, поворачивается, пытаясь понять, на что смотрит Ханджи. И видит Эрена, который смотрит на Ханджи. Ага. Эрен… Как бы это объяснить. За все те месяцы, что они знакомы, Леви так и не смог найти нужных слов. В общем, у Эрена такой взгляд, что… ух. Как уставится — и тебя словно чем-то придавило. Чем-то тяжёлым. И ворсистым. Будто бы электрическим? Боже, Леви ненавидит подбирать слова. Проще вернуться к мату: ебануться какой взгляд. Сам Леви уже привык к тому, что Эрен постоянно на него пялится. Увы, Ханджи пацана видит в первый раз, и уж поверьте, сходу его зыркалки так просто не проигнорируешь. Ну, не повезло, значит. Нечего было вламываться к Йегерам в дом. Подхватив со стола чашку, Леви откидывается на спинку дивана, кладёт ногу на ногу и делает глоток, наслаждаясь тем, как Ханджи буквально вибрирует от беспокойства. Ах. Вот это жизнь. Попивая чай, он наблюдает за разворачивающейся перед ним битвой: маленький ребёнок и ребёнок сильно постарше изо всех сил пытаются «переглядеть» друг друга. Леви делает ещё один глоток. Ханджи обливается потом. Чай какой-то холодный. Нет, он вовсе не из жалости небрежно машет между ними рукой, привлекая внимание Эрена, который тут же поворачивается к нему — так резко, что у него, кажется, даже хрустят кости. Ну, или у Леви просто богатое воображение. — Эй, — зовёт он и указывает на чашку. — Давай, разберись-ка с этим. — Хорошо, Леви. — И всё, никаких жутких взглядов. Эрен послушно берёт её обеими руками и уходит на кухню. Ханджи смотрит ему вслед, разворачивается к Леви. — Ты что, отправил пятилетку заваривать чай? — Я в пять лет одного мудака ножом почикал, думаю, уж с эрл греем Эрен справится, — фыркает Леви. — Чего? Ты в своём уме? Леви молча пожимает плечами и снова берётся за ножницы. — Ладно, ясненько, делаем вид, что всё в порядке, — заключает Ханджи, удобнее устраиваясь на полу. — Но раз уж мне удалось завладеть… — Пауза. Ножницы тихо режут бумагу. — Частично… ну хотя бы чуточку завладеть твоим вниманием, хочу поделиться, с чего мне приспичило переться за тобой в это милейшее бунгало… — Давай, порази меня. Но когда Ханджи набирает воздуха в грудь, Леви начинает волноваться: походу, сейчас его втянут во что-то ебанутое. Да что за херь у Ханджи в голове… — Ты когда-нибудь на секундочку, на короткое-прекороткое мгновение допускал хотя бы мизерную, крохотную, малюсенькую вероятность того, что ребёнок, которого ты нянчишь, может оказаться антихристом? Леви озадаченно моргает, поворачивается к Ханджи, расправляет свою поделку и снова моргает. — Мы снежинки вырезаем. — Это пентаграмма. — Необычные снежинки. — Леви, я серьёзно! — Ты «серьёзно»? — Что он там говорил про «херь в голове» секунд восемь назад? Нет, это не херь, это пиздец какая ебанутая хуйня. Леви в жизни большей чуши не слышал. — Сначала спрашиваешь меня, в своём ли я уме, а потом берёшь и называешь Эрена антихристом? Ханджи, я тебе бухло в сок не подливал. — Нет, нет, ты послушай! — Ханджи вырывает у него из рук снежинку — возмутительная наглость, ведь именно эта снежинка вышла просто замечательной, — и тычет ей ему в лицо, другой рукой показывая на стопку ждущих своей очереди заготовок. — Эрен складывает бумагу, намечает линии прорези, и все его снежинки оказываются перевёрнутыми звёздами! Знаешь, что означают перевёрнутые звёзды?! — Что их перевернули? — Зло, нечистую силу и… Дав Ханджи подзатыльник, Леви возвращает себе снежинку и хмурится — та немного измялась по краям. Ёбанный ты в рот. — Притянуто за уши, — отвечает он, пытаясь её разгладить. — Да что с тобой такое? На прошлой неделе главной темой были пришельцы, теперь черёд религиозной символики? — На прошлой неделе были йети, но речь не об этом! — Ханджи перегибается через стол и хватает ещё один лист бумаги, уже без сгибов, но зато с детскими каракулями на нём. — Тогда вот сюда посмотри! Леви переводит взгляд на рисунок Эрена — мешанину чёрного, красного, оранжевого и жёлтого. Не Давинчи, конечно, но чего ждать от пятилетки с мелками? Должно быть, на лице Леви отражается привычный пофигизм, потому что Ханджи, пыхтя от досады, тычет пальцем в красную фигурку на листе. — Это дьявол! — С чего бы? — Да ты взгляни на его рога! — Это разве не волосы? — И хвост у него есть. А по краям будто адское пламя. Сраный улыбающийся дьявол, вокруг куча людей падают ниц, рыдают и горят в огне — какой нормальный ребёнок будет рисовать подобное? — Это называется творчество, — отмахивается Леви. — Смотри, с этим парнем всё в порядке, например, — добавляет он, указывая на человечка рядом с большой красной фигурой. — Правда, у него лица нет. Ханджи хмурится, внимательнее вглядываясь в рисунок. — У него на голове корона. О боже, это же он сам! Он нарисовал себя и своего отца! С Леви Гриша Йегер всегда исключительно вежлив и приветлив, так что Ханджи повышается в должности до «ебать ты псих». — Ты ищешь тайные смыслы в рисунке от пятилетки. Ханджи, это домашка по ИЗО. — Он подхватывает стоящий перед Ханджи стакан с апельсиновым соком, нюхает. Пахнет соком. Леви пробует его языком. На вкус тоже сок. Затем он вспоминает, чей это сок, и с отвращением возвращает его на место. — Для подготовительного класса школы! Ханджи с такой силой бьёт ладонью по столу, что несколько сложенных будущих снежинок падают на ковёр. Тихо звенит стакан с соком. — Кстати, о школе! Ты же знаешь, что Эрвин занимается с малышом Армином, да? Так вот, послушай-ка… — Не хочу я ничего… — Когда Эрвин пришёл забрать Армина, он увидел нечто странное… — Ага, твоё лицо. — Все, кто был на детской площадке, — дети, учителя, даже родители — стояли на коленях, прямо как человечки на рисунке. Они просто застыли в такой позе. И угадай, кто оказался в центре всего этого? — спрашивает Ханджи, но тут же, не дав Леви вставить и слова, продолжает, безуспешно пытаясь снизить голос до шёпота: — Эрен! — И добавляет, поджав губы: — То есть, Армин и Микаса тоже там были, но Эрен стоял посередине! Леви слегка приподнимает брови. — Знаешь слово «игра»? Может, они играли в королей или типа того. Эрен был правителем, двое других пиздюков — его помощниками, остальные — рабами. — Ханджи открывает рот, очевидно, готовясь отрыгнуть ещё какую-нибудь тупую херню, или… нет, это в любом случае будет тупая херня, думает Леви и пресекает возражения: — Они были на детской площадке, Ханджи. На детских площадках играют. Это же дети. — Как только Эрвин встретился с Эреном взглядом, люди начали шевелиться, а один из них закричал: «Свобода, наконец-то я свободен!» — Прямо как придурок, которого я выпустил из сарая Кенни, только ему потом ноги сломали, потому что Кенни выбесился от этих радостных воплей. Вот так я и отпраздновал свою восьмую днюху. — Ничего себе, хочешь поговорить об этом? Леви так закатывает глаза, что невольно запрокидывает голову. Чуть повернувшись, он видит Эрена, который стоит в дверном проёме с исходящей паром чашкой в руках, и будто пытается взглядом просверлить дыру в затылке Ханджи. Леви лениво протягивает руку, привлекая его внимание, и Эрен тут же подбегает к нему, отдавая чай. — Спасибо, Эрен, — говорит Леви, удобнее перехватывая чашку, чтобы не обжечься, — и Эрен буквально расцветает на глазах. Чёрт, иногда Леви вообще не понимает этого ребёнка. То он холоден и равнодушен, то смотрит на тебя с огнём в глазах, а то вдруг светится как сраное солнышко. Всё это так странно. Эрен ужасно странный. Чертовски странный пацан. — Он улыбнулся… — благоговейно выдыхает Ханджи. Леви и сам может взглядом дыры сверлить. — Мать твою, Зое, первый раз видишь довольного мальчишку? — А я не об Эрене говорю, — широко ухмыляется Ханджи. Ухмылки Ханджи всегда пиздец криповые, так что Леви предпочитает попросту игнорировать их. В конце концов, он наконец-то получил свой идеально горячий чай: с первым же глотком внутри разливается блаженное тепло. Эрен садится на диван рядом с ним, вжимается Леви в бок, а затем вытягивает руку, и Леви едва не прыскает со смеху, потому что Ханджи тут же перестаёт улыбаться и отшатывается от мальчишки. Господи, как вообще можно верить в эту чушь про антихриста? Ну вот, и опять этот тяжёлый-ворсистый-электрический взгляд, а с ним и нарастающая неловкость. — Отдай, — требует Эрен. — Ась? — От. Дай. Ханджи только тупо пялится на Эрена, всё дальше и дальше отодвигаясь от нетерпеливо подрагивающей руки. Леви снова закатывает глаза. — Верни ему рисунок, тупица. — Вот именно, тупица, — поддакивает Эрен. Взгляд Ханджи становится совсем уж ошалевшим, переползает с Леви на Эрена, и обратно, и снова, а потом наконец останавливается на листке бумаги. Затем Ханджи вновь смотрит на Леви, и тот знает, что в этой лохматой голове зарождается очередная безумная мысль. Он также знает, что в жизни не поймёт, как работают мозги Ханджи, а потому просто отпивает ещё немного чая, немного опираясь на Эрена, который всё ещё ждёт свою картинку. Эрен прижимается к его плечу щекой. Несколько секунд спустя Ханджи осеняет. — Ох. Теперь понятно. Леви выгибает бровь, но Ханджи будто бы расслабляется и даже начинает смеяться. Удивительно, но смех этот похож не на привычное лошадиное ржание, а скорее на сдавленные вздохи. — Не могу поверить, что я… Я правда… Меня так это напугало, Леви! Все эти рисунки, и ползущий по спине холодок, и пророчества Армина, и как у Жана кровь носом пошла… Не знаю, это так глупо. — Ладно, — говорит Леви, не спеша опускать бровь. — «Ханджи, не переживай, у тебя были основания для беспокойства. Я знаю, ты просто заботишься обо мне. Спасибо, люблю тебя». А потом мы обнимемся. — Во время объятий удобно бить в спину. — Да уж, это многое объясняет. В конце концов рисунок возвращается к почти потерявшему терпение Эрену, который буквально выхватывает его из рук, прижимает к груди и придвигается ещё ближе к Леви, чем изрядно умиляет Ханджи. Леви хмурится, но Ханджи только ржёт в голосину — беззаботно и в целом просто отвратительно. А уж каким громким становится этот хохот, когда на личике Эрена появляется аналогичное недовольное выражение. — Ты дурно на него влияешь, — объявляет Ханджи, ткнув в Леви пальцем. — И меня до сих пор не уволили, — сварливо отвечает тот. Покачав головой, Ханджи поднимается со своего места, и Леви мысленно прыгает от радости, понимая, что его наконец-то оставят в покое. Он с наслаждением отпивает ещё немного эрл грея. — Глупость какая, надо же мне было вбить в голову, что ребёнок, за которым ты присматриваешь, — дьявол во плоти! — Какого хера? — бормочет Эрен. — Да уж, прости, малыш! — Забросив рюкзак на плечо, Ханджи задирает голову, опрокидывает в себя остатки сока — словно рюмку с крепким алкоголем, обеспокоенно думает Леви — и с грохотом ставит стакан на стол. — Ну ладненько, раз тут не о чем волноваться, пойду-ка я домой. Ещё потусуемся вместе, Эрен! — Отвали. — Ужасно дурно влияешь, — повторяет Ханджи и щёлкает Леви по макушке, проходя мимо. — Покасики! — Не вздумай писать мне, как доберёшься до дома, — ворчит вдогонку Леви, но голос его звучит приглушённо, потому что ворчит он куда-то в чашку. — Пока. Хлопок входной двери не перекрывает доносящееся снаружи хихиканье. Леви со вздохом приглаживает растрёпанные щелбаном волосы. Под боком возится Эрен: тянется к столу за мелком, а затем откидывается назад, кладёт свою картинку Леви на ногу и принимается рисовать дальше. Мелок щекочет и колется, но не особо мешает. Где-то через час Карла выйдет с работы, подмечает Леви, глядя на часы. Интересно, принесёт ли она что-нибудь вкусного, и если да, угостит ли его? Она в нём души не чает, говорит, он единственный, кому удалось «совладать» с Эреном, что бы это ни значило. Эрен опять начинает возиться — кажется, он доволен тем, что у него получилось. Леви бросает взгляд на рисунок и видит, что человечек в короне обзавёлся глазами и ртом. — Чего он такой угрюмый? — У него просто лицо такое, — отвечает Эрен, сосредоточенно глядя на человечка. Леви хмыкает. — Кто это? — спрашивает он, не сумев сдержать любопытства. Эрен молчит, не сводя с рисунка глаз. Леви тоже молчит, наслаждаясь долгожданной тишиной и воцарившейся в доме атмосферой умиротворения. Он допивает чай, слизывая с губ остатки его вкуса, возвращает чашку на стол, достаёт детские сине-зелёные ножницы и принимается за очередную снежинку или пентаграмму, или что там из этой бумаги получается. Эрен забирает рисунок с его ноги и поднимает к лицу, будто пытаясь спрятаться за ним. Снова вжимается Леви в бок и застенчиво шепчет: — Моя королева. — Вот оно как, — говорит Леви, вырезая снежинку.