crush

Ханбин не обратил должного внимания, когда Хао впервые упомянул о нем. Это было около года назад, сразу после того, как начали опадать лепестки цветущей сакуры, и весенние каникулы стремительно приближались. — Ты ведь знаешь Сиу? Парень из моего факультатива по литературе? В общем, он… — и тут Ханбин отключился, потому что не думал, что разговор Хао и Тэрэ будет иметь для него какое-то значение. Как же он хотел ошибаться. Имя Сиу стало одним из тех слов, которые Ханбин слышал столько раз, что оно уже не казалось ему реальным. Хао не мог прожить более 10 минут без упоминания другого парня, Ханбин почти не знал его, но ему казалось, что они были лучшими друзьями всю жизнь, так как Хао, казалось, говорил о каждой мелочи. Это ранило. Любой нормальный человек посмеялся бы над лучшим другом за его влюбленность, сказал бы ему, чтобы он заткнулся, но с нежностью, выслушал бы его и притворился, что смеется за его спиной, но Ханбин не мог найти в себе силы сделать ничего из этого. Не тогда, когда он был безнадежно влюблен в Хао. Это происходило медленно, за все годы их знакомства Ханбин все ближе и ближе подходил к краю, но однажды он просто упал в самую глубину самой настоящей любви, и пути назад уже не было. Если коротко, он был в полной заднице. — Я сделаю ему леденец на День святого Валентина, — сказал Хао несколько дней назад, когда он, Ханбин, Рики и Гювин встретились за обедом. Ханбин проигнорировал обеспокоенный взгляд Гювина, чтобы подшутить над Хао, но Рики, как всегда, опередил его. — И как ты собираешься сделать леденец? — спросил он, и как только Ханбин увидел, что лицо Хао немного опустилось, он вмешался. — Я помогу тебе разобраться с этим, — успел сказать он, прежде чем его мозг начал соображать. Все, что угодно, лишь бы Хао был счастлив — это того стоит, подумал он, даже если это будет вредить ему самому. Как только Ханбин предложил свою помощь, он уже не мог остановиться. Хао хотел, чтобы его признание было идеальным, и вот Ханбин бегал из магазина в магазин, собирая ингредиенты, инструменты, цветы, торты и все остальное, чтобы помочь парню, которого он любил больше жизни, признаться в любви. В первый поход к флористу он решил взять с собой Гювина для моральной поддержки. Хао не просил многого — всего лишь несколько искусственных роз, чтобы потренироваться в изготовлении розового сердца. Ханбин, вопреки здравому смыслу, решил не оспаривать желания лучшего друга и попросил Гювина сопровождать его, чтобы «не вылететь на встречную полосу» по дороге туда. — Хен, — нарушил тишину в машине голос Гювина через пару минут. — Ты выглядишь так, будто в пяти секундах от рыданий или рвоты. — Я чувствую, что это так, — выдохнул Ханбин, костяшки его пальцев побелели от того, как сильно он сжимал руль. — Ну, тогда давай поедим мороженого, — ответил Гювин, вечный оптимист. — Мы можем поговорить об этом или не говорить об этом, чтобы поговорить о чем-то совершенно другом. — Например, о том, что у тебя происходит с Рики? — решил поддразнить Ханбин, пытаясь переключить свои мысли на что-то другое. — Может, и нет, — нерешительно ответил Гювин, но Ханбин обратил внимание на легкий румянец, растекшийся по его щекам. — Мы можем поговорить о том, что происходит у Мэттью и Гонука. — Отлично. Ханбин заехал на главную парковку, и они пешком отправились в магазин мороженого. Было приятно проводить время с Гювином вот так, он всегда был для Гювина как старший брат, и им никогда не хватало тем для разговоров. Когда мороженое было подано, и Ханбин немного отвлекся от истинной причины, по которой они оказались в городе, Гювин заговорил. — Гонук сказал мне, что ему нравится Мэттью-хен. — Неужели? — быстро ответил Ханбин. То, что Мэттью и Гонук нравятся друг другу, было почти открытым секретом, но услышать, как они признаются в этом вслух, казалось чем-то, чего никогда не случится. — Да, я как бы заставил его, но он действительно сказал это, я попросил Рики записать это и все такое, — Гювин радостно улыбнулся, набирая в телефоне голосовую заметку, и тут из динамика раздался голос Гонука. — Отлично, он мне нравится, а теперь верни мне мой джойстик, я проиграл игру, черт возьми, Гювин, я тебя уб… Младший быстро нажал на кнопку «пауза» и убрал телефон в карман, после чего снова обратил внимание на Ханбина. — Разве это не здорово? Наконец-то в нашей дружной компании появилась пара! — А разве уже нет? — отмахнулся Ханбин, поднося ложку ко рту и слизывая мороженое. — А как насчет тебя и Рики? — Мы с Рики не встр… — Ты буквально на днях назвал его своим парнем. — Платонически? — Гювин уставился на Ханбина так, будто обиделся, а Ханбин был глупым. Старший посмеялся над его реакцией, они оба были глупыми, Гювин — за то, что думал, что чувства Рики к нему платонические, а Ханбин — за то, что влюбился в Хао. — Ты опять делаешь такое лицо, — проговорил Гювин после некоторого молчания. — Я просто думаю, — ответил Ханбин, и это действительно было правдой. Он знал, что Хао ему не по зубам, в него была влюблена половина университета, у него была своя фан-страница, он каждый год выступал перед самой большой толпой на университетском фестивале, и единственным человеком, который мог хотя бы наполовину сравниться с ним, была его влюбленность Ким Сиу. А самое ужасное? Сиу был таким чертовски милым. Если бы Сиу был засранцем, если бы он был высокомерным, заносчивым, наглым и жестоким, у Ханбина была бы веская причина его ненавидеть, но, к его огромному презрению, Сиу был одним из самых добрых людей, которых он когда-либо встречал. — Что такое? — прервал его мысли голос Гювина. — Думаю о Сиу, — признался Ханбин. — Почему он такой хороший, я его ненавижу. — Это бессмысленно, — возразил Гювин. — Но я понимаю, ты можешь завидовать ему, хен, ты не можешь контролировать свои чувства, главное, что ты знаешь, что твоя неприязнь к нему неразумна, поэтому ты никогда не будешь действовать в соответствии с этим. Не так ли? Ханбин поморщился от этой мысли. — Да, но это из-за моих моральных принципов или потому, что я знаю, что Хао никогда больше не заговорит со мной? — Я не могу ответить на этот вопрос, — хмыкнул Гювин, откусывая еще кусочек мороженого. — Но какая бы причина ни была, это не имеет большого значения, пока ты не бьешь его просто так и не называешь мудаком, все в порядке. — Это очень странный взгляд на вещи, — медленно ответил Ханбин. — Да? Ты же меня знаешь, я чертовски ненавижу Ли Доюна, но я бы не ударил его, — возразил младший, как будто его ход мыслей был нормальным. — Ли Доюн? Он же святой? — зашипел Ханбин. — Я сказал ему, что мне нужно одолжить немного бумаги, а он дал мне целую тетрадь. — Да и? У него слишком много пуговиц на рубашках, — с горечью произнес Гювин, вонзая ложку в мороженое. — И он всегда носит в кармане маленькую салфетку и, кажется, никогда не может держать свои ручки при себе. — Он одолжил ручку Рики, не так ли? — Заткнись.

***

Они добрались до цветочного магазина на час позже, чем планировали, но Ханбин был рад узнать, что пластиковые розы не обязательно заказывать. Он быстро купил несколько штук и взял чек, чтобы Хао мог вернуть ему деньги, потому что, как бы Ханбин ни любил его, он определенно не финансировал розовое сердце, которое подарил бы другому парню. После этого они обошли несколько магазинов, Гювин купил еще один подарок на день рождения в дополнение к коробке с вещами, которые он подарил Юджину за последний год, а Ханбин купил альбом «Emotional Support» Nct 127 и почти не прослезился, когда увидел Джэхёна. В общем, день оказался не таким ужасным, как он думал, и когда он подвез Гювина к их с Рики квартире, небо казалось немного светлее, а тучи отодвинулись, чтобы выглянуло солнце. Конечно, Сиу мог принять признание Хао, он мог пробиться в жизнь Ханбина со своей раздражающей добротой и назойливой внешностью, но он никогда не сможет стать лучшим другом Хао. Нет, это звание всегда будет принадлежать Ханбину, и он знал, что Хао не из тех, кто позволит какому-то случайному парню изменить это, у них всегда будет время друг для друга, и, честно говоря, Ханбин принимал все, что мог получить. Конечно, на заднем сиденье лежал пакет с пластиковыми розами, которые его лучший друг когда-нибудь подарит кому-нибудь другому, но, по крайней мере, Ханбин сегодня увидит Хао и подарит их ему, а это уже настоящая победа. Не так ли?

***

— Ханбин! — взволнованно воскликнул Хао, распахивая дверь. — Вот розы, у них была специальная акция на шесть штук, и я купил их вместо пяти, которые ты хотел, может, оставишь одну себе, — улыбнулся Ханбин, может, я смогу притвориться, что у меня хватит смелости подарить ее тебе. — Оставь себе, — сказал Хао, когда они вошли в дом, и достал из сумки необычную розу. — Ты можешь подарить ее тому, кто тебе нравится, и, возможно, у нас обоих появятся парни. Ханбину захотелось разбить голову о кухонную стойку, чтобы больше не думать. К черту оптимизм. — Конечно! — он взял розу с самым благодарным выражением лица, на которое только был способен, и постарался не думать о том, что Хао технически только что подарил ему красную розу. Боже, это было плохо для него. — Я уже нашел на ютубе туториал, которому буду следовать, — обрадовался Хао. — Там сказали, что это очень просто, нужно только немного согнуть стебли и закрепить их клеем. Большинство людей делают это с настоящими розами, но я боялся пораниться шипами, поэтому взял пластиковые. Ханбин наблюдал за тем, как тот кладет на стол перед собой лист карты и нажимает «play» на туториале. Звук «craftywitchwomanxx___» разносился по квартире, и Ханбин мог поклясться, что с каждым движением пальцев Хао у него сокращалась секунда жизни. Насколько красивы его пальцы? Этого нельзя было допустить. Ханбина привлекало буквально все в его лучшем друге, буквально единственное, что ему не нравилось в Хао, это то, как сильно ему нравится Сиу. — Что скажешь? — сказал Хао примерно через десять минут, и Ханбин опустил взгляд на стол, чтобы увидеть идеальное розовое сердце, приклеенное к открытке. Хао обмотал стебли лентами и нитками, и Ханбин должен был признать, что это выглядит прекрасно. Если Сиу не уйдет, увидев все усилия Хао, Ханбину придется ударить его в этот раз… или поблагодарить… одно из двух. — Красиво, — ответил Ханбин, стараясь не выдать своего напряжения. — Ты собираешься написать на открытке? — Думаю, да, я собираюсь подарить ему настоящую валентинку, я заказал в Интернете красивую открытку, так что, возможно, напишу на ней большое сообщение, — хмыкнул Хао, погрузившись в раздумья. — Но, может быть, я напишу наши имена в середине сердца. Конечно, Ханбину почти хотелось горько рассмеяться: Хао и Сиу, написанные прекрасным каллиграфическим почерком в центре розового сердца, сделанного самым красивым парнем на свете. Словно мир ненавидел его, Ханбин добавил к списку того, что он любил в своем лучшем друге: его готовность сделать все, чтобы проявить любовь к любимым людям. — Наверное, я тебе надоел, — хихикнул Хао, отодвигая розовое сердце в сторону. — Хочешь заказать еду и посмотреть фильм с одной звездой? — Я думал, ты никогда не спросишь. В конце концов, они заказали слишком много еды, и Хао отнес ее своему соседу Джиуну в качестве извинения за громкий истерический смех, который он, вероятно, слышал последние 90 минут. В конце концов Ханбин почувствовал тепло в сердце, когда укладывался под простыни в свободной спальне Хао. Может быть, это что-то значило, что у него была своя комната, что в квартире Хао были ящики с одеждой Ханбина, что зубная щетка Ханбина лежала рядом с щеткой Хао в его ванной, что именно Ханбин укладывался под простыни в этой комнате, а не Сиу. Он знал, что Хао никогда не бросит его, он был уверен в том, что их дружба одинаково дорога им обоим, но ему было интересно, что скажет Сиу по поводу того, что Ханбин постоянно присутствует в жизни Хао. Он надеялся, что Сиу не собственник.

***

День святого Валентина наступил слишком быстро. Хао наносил последние штрихи на восемнадцатую попытку сделать леденец, когда Ханбин вошел в его квартиру, чтобы отвезти их обоих в кампус. — Ты нервничаешь? — спросил он вместо приветствия, и когда Хао поднял на него глаза, полные неуверенности, у него уже был готов ответ. — Конечно, волнуюсь, он очень много для меня значит, — тихо выдохнул Хао, и Ханбин почувствовал, как эти слова словно ударили его прямо в сердце. — Я знаю, — выдохнул он. — Если это что-то значит, он будет идиотом, если не полюбит тебя в ответ, а я считаю идиотом любого, кто тебя не любит. На секунду воцарилась тишина, и Ханбин забеспокоился, что был слишком честен, но тут лицо Хао расплылось в ослепительной улыбке, и он принялся заворачивать леденец в купленный им пакет с сердечками. — Спасибо, Ханбин. Ханбин только кивнул, подхватив сумку с книгами Хао, и они направились к машине. Лучший друг не позволил ему увидеть готовое розовое сердце, и Ханбин решил, что это, наверное, к лучшему, учитывая, что он уже чувствовал себя в десяти секундах от того, чтобы разрыдаться. Он был рад за Хао, конечно, рад, он был так счастлив за него и горд им, что чуть не лопнул, но боль была неизбежна. Прошлой ночью он не мог уснуть, и Ханбин знал, что следы слез все еще видны на его лице, полосы и красные припухлости глаз были так очевидны. К счастью, Хао не заметил, а если и заметил, то ничего не сказал. Высадив лучшего друга с пожеланиями удачи и улыбкой, на которую он был способен, Ханбин подъехал на своей машине к парковке и встретился с Гювином, который тут же обеспокоенно уставился на него. — Ты выглядишь дерьмово, — утешил его младший. — Спасибо, — ответил Ханбин, даже не заметив, как к ним подошел Рики. — Ты выглядишь дерьмово, — повторил блондин, и Ханбину захотелось, чтобы земля поглотила его целиком. — Да, Гювин только что сказал мне об этом. — Это из-за Хао? — спросил Рики, не обращая внимания на ответ Ханбина. — Слушай, я знаю, что ты думаешь, что он делает все это… Младший резко замолчал, когда Ханбин почувствовал прикосновение к своей спине. Быстро обернувшись, он увидел Хао, который стоял перед ним и нервно улыбался, заложив руки за спину. — Хао? Ты что-то забыл в машине? — быстро спросил Ханбин, уже начиная доставать ключи из кармана, пока лучший друг не заговорил. — Нет, я… — Хао глубоко вздохнул, и Ханбин почувствовал, как его охватывает смятение. — Всю неделю ты бегал ради меня по разным магазинам и помогал мне с вещами, чтобы сделать идеальное признание… Есть человек, которого я люблю, и он всегда рядом, он не перестает меня смешить, он готов на все ради меня, он — мой свет в любое темное время, он — солнце, вокруг которого я вращаюсь, он — самый важный человек в моей жизни, и это не Сиу, — забормотал Хао. Ханбин не мог допустить ни единой мысли в свой разум, он застыл, не давая Хао опомниться. — Я люблю тебя, Ханбин, так сильно, что не могу больше держать это в себе, — проговорил Хао и достал из-за спины розовое сердечко, на котором красивым почерком было написано «Хао и Ханбин», и Ханбин ущипнул себя, чтобы убедиться в реальности происходящего перед ним. — Но… ты же сказал…? — смог выдохнуть он. — Это никогда не был Сиу, — застенчиво признался Хао, его лицо пылало красным. — Был только ты. — Черт, — выдохнул Ханбин, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Хао, я так тебя люблю. Ханбин не терял ни секунды, вырывая розовое сердце из рук Хао, чтобы обхватить маленького парня и прижать его к себе. Сердце Ханбина билось так быстро, мысли метались, слезы уже начали свободно катиться по лицу, но боже, Хао любил его. Чжан Хао любил его, только его. Через минуту они отстранились друг от друга, и Ханбин просто смотрел на лицо своего лучшего друга, пораженный, он был так прекрасен, невозможно прекрасен, его глаза блестели от чистого счастья, а на губах играла ослепительная улыбка. Ни одно зрелище не могло сравниться с этим, ни семь чудес древнего мира, ни вид звезд на ночном небе, ни северное сияние, окутывающее своими красками небо Земли, ничто не могло быть таким завораживающим, как вид Хао в этот момент. — Я сделал для тебя леденец, — сказал Хао, доставая из сумки леденец и протягивая Ханбину поздравительную открытку. — Не читай открытку здесь, я не хочу, чтобы эти двое смеялись надо мной, — он почти недоверчиво хихикнул. — Я буду дорожить этим, — Ханбин не удержался и расплылся в улыбке. — Я так счастлив, я слишком счастлив. — Прости, что обманул тебя, но ты можешь винить Тэрэ, он сказал, что я должен использовать рассказы о Сиу как способ доказать себе, что я действительно тебе нравлюсь, и… — Ну, ему есть за что отвечать, — проговорил Гювин. — Знаешь, сколько сообщений я получил от Ханбина с угрозами выехать на встречную полосу на этой неделе? Это действительно позорно. — Пожалуйста, никогда больше не упоминай об этом, — ответил Ханбин младшему, хотя в его голосе не было того раздражения, которое он хотел выразить, и он все еще выглядел ошеломленным. И только поздней ночью, завернувшись в одеяла рядом с Хао в его спальне, он открыл письмо. Мой Ханбин, Ты будешь читать это письмо только в том случае, если мое признание пройдет успешно, поэтому я чувствую себя уверенно, рассказывая тебе все здесь. Рики спросил меня однажды, что ты значишь для меня, и я сказал ему, что ты похож на маяк. Я всегда думал, что я как лодка в бурном море, я никогда не стоял на одном месте и не знал, в каком направлении мне двигаться дальше, но потом появился ты. Ты был как путеводный свет, ты притянул меня к себе и не отпускал, и с тобой я обрел представление о том, что значит быть дома. Ты относился ко мне так, словно я был всем, словно я был драгоценен и стоил такой любви, у тебя так много любви, Ханбин, и я хочу, чтобы ты одарил меня такой же привязанностью. Твоя красота видна во всем, что ты делаешь. Твоя душа прекрасна, твое тело прекрасно, твои глаза, губы, нос, волосы — все они потрясающе красивы, и я чувствую себя счастливым человеком, который смог стать твоим лучшим другом. Я не могу сказать больше ничего, потому что не уверен, что ты захочешь меня так же, как я хочу тебя, но я не хочу ничего больше в этом мрачном мире, чем держаться за твой свет и называть тебя своим. Ночь может быть темной, море может быть бурным, я могу быть далеко от берега, но ты — свет, ты — мой спаситель. Я люблю тебя, Ханбин, так сильно, что эти слова не передают того, что я действительно имею в виду. Твой Хао.