Сделай это для меня / Do it for me

Блядь. Драко не знал, что именно на него нашло. Он провел путь до своей комнаты, витая в собственных мыслях и пытаясь сложить все воедино. Грейнджер была похожа на загнанную овечку, будучи лишённой Поттера или Уизела, и он подумал, что мог бы немного повеселиться, поиграть с ней. Он лишь подумал, что немного напугает ее. Он решил, что она, вероятно, какая-то пай-девственница, которая будет противиться даже минимальному мужскому вниманию. Особенно мужскому вниманию от того, кого ненавидела. Он хотел заставить ее извиваться под собой и от себя. Он никогда не думал, что она действительно пойдет на это. Что ей понравится, когда с ней будут говорить с неуважением. Глядя на неё свысока. Что ее пизда станет для него такой идеально влажной. И он не смог сдержаться. И она определенно не была девственницей. Драко поймал себя на том, что думает, кто ещё был в ней. Был ли это Уизел? Был ли это Поттер? Был ли кто-то еще? Он почувствовал вспышку собственничества. И возненавидел это. Драко попытался провести руками по волосам, поправляя их, но пальцы предательски дрожали. Он почувствовал себя больным. Он поцеловал ее. Трахнул. Может, с какой-то стороны и изнасиловал. Ту чёртову грязнокровку, которая была для него не более чем занозой с тех пор, как он приехал в Хогвартс. Он ненавидел её и всё, за что она боролась. Он ненавидел золотую девочку с кровоточащим сердцем. Драко не был уверен, есть ли у него сердце, а если и есть, то он определенно не знал, где оно находится. Его отец убил бы его за то, что он очернил непоколебимую чистоту Малфоевской крови. За то, что позволил ее грязным рукам ласкать его. За то, что позволил ей взять его член в рот. Она не была достойна и воздуха, которым он дышал. Он это знал. Драко растили, вбивая в голову эти мысли. Его семья достаточно натерпелась. Им не нужны были новые трудности. Его отец сидел в Азкабане. Иногда это злило Драко. Иногда он скучал по отцу. Иногда он был рад избавиться от постоянных криков о несоответствии собственному потенциалу. Он не был уверен, что мать когда-нибудь простит его отца. Она винила его в том, что он подверг их всех опасности, в то, что избавил их от возможности занять нейтральную позицию в войне. Она винила его в том, что он погубил ее сестру. Но у Драко было чувство, что Беллатриса была погублена ещё задолго до того, как она и Люциус присоединились к Тёмному Лорду. Он сделал глубокий вдох, пытаясь унять дрожь. Нет, его семье не нужны лишние проблемы. Он должен был это прекратить. Во что бы то ни стало. Чем бы не была их… Внезапная связь. Но блядь, это было так чертовски идеально. Её поцелуй, её пизда, её тело — она была подобна наркотику. Он не должен был желать её. Не мог желать её. Он убежал после того, как трахнул её, потому что ему нужно было уйти. Нельзя было допустить, чтобы то, что уже вышло из-под контроля, стало чем-то большим. Тело продолжало подрагивать. И чёрт возьми, почему он назвал её своей? По крайней мере, он додумался приплести к этому очередное оскорбление, из-за чего фраза потеряла большую часть смысла. И почему он сказал, что ещё не закончил с ней? Он остановился и сел, пытаясь восстановить дыхание. «Потому что ты ещё с ней не закончил», — ответило сознание на собственный вопрос. Нет. Драко отказался. Он не разочарует свою семью подобным образом. Он был одним из последних волшебников, непоколебимых в чистоте собственной крови. Он был незапятнан. Это значило намного больше, было намного важнее, чем разъедающая пустота в области паха. Он должен был взять себя в руки. Он положил голову на руки и сосредоточился на окклюменции. Окклюменция помогла пережить военные ужасы. Конечно, это поможет ему пережить и потребность в Грейнджер. Конечно, это пройдет. Облако небытия нахлынуло на мозг. Прохладное облегчение позволило ему собрать себя по кусочкам. Ментальные стены ощущались лучше огневиски, лучше наркотиков. Те просто притупляли боль, но окклюменция заглушала ее. Драко знал последствия чрезмерного использования стен. Возможность вечного отсутствия настоящих эмоций и чувств в дальнейшем. Ему было все равно. Он подождал, пока его дыхание не восстановилось и дрожь не прекратилась до той степени, на которую был способен его организм, прежде чем встать и продолжить путь в гостиную. Когда он пришёл, Блейз уже спал. Слава Мерлину. Драко знал, что если бы тот застал его по возвращению, Малфой не смог бы избежать дюжины вопросов о том, где был, что делал и почему так выглядит. Он проскользнул в ванную и включил душ, снял с себя одежду и шагнул в горячую воду, надеясь, что температура выжжет прикосновения грязнокровки. Выйдя из душа, он поклялся, что больше не позволит Грейнджер прикасаться к нему, разговаривать с ним, смотреть в его сторону. Залезать к нему под кожу, поселяться в мыслях. Он трахнул золотую девочку. Отлично. Однажды он расскажет об этом друзьям и они будут долго смеяться. Но он не мог позволить их единоразовой интрижке, если её можно было так назвать, стать чем-то большим. Его разум выдвинул опровержение. В чистоте мыслей предательски замелькали картинки. О том, как она улыбалась, о том, как подпрыгивали ее сиськи, когда он трахал ее на полу в библиотеке, о том, каким был на вкус ее поцелуй. Драко закрыл глаза и вновь возвёл стены, заталкивая мысли далеко, на окраину сознания, в самый пыльный, тёмный, недоступный и грязный угол. Стены не шелохнулись до момента, когда его разум обратился чистым холстом. Пока маска, которую так печально носил Драко Малфой, не вернулась на лицо.