Заложник

Оставшись один, Джейс первым делом проверил, правду ли сказал злобный задохлик о работе системы, призванной удерживать его в плену. Хоть он и знал, чего ожидать, удар током всё равно ощущался внезапной, несправедливой и жестокой карой. По всему телу прошлась мощная жгучая волна, как-то странно скрутило пальцы, в глазах потемнело. Джейс упал на пол, и как был, на четвереньках, отполз подальше от забора. Он уселся на свой «уютный матрас», обхватив колени руками, и слёзы обиды, непонимания, страха и злости внезапно брызнули из его глаз. То, что с ним происходило, было правильнее назвать рыданием, а не плачем – он выл как дикий зверь, угодивший в капкан и осознавший, что час его близок. А потом всё закончилось так же внезапно, как и началось, словно в его организме закончилась жидкость, из которой можно было бы выработать слёзы. Его только продолжало потряхивать, как от икоты. Страх и накатившее осознание реальности происходящего мешали ему мыслить. Он лежал в глухой тишине, надеясь услышать шаги человеческих ног, голоса, какие-то еще звуки, доказывающие, что снаружи есть жизнь. У него не было доступа к окну – но, может, он мог бы докричаться, попросить о помощи, посулить большое денежное вознаграждение. Но снаружи было тихо. Задохлик не соврал о том, что его держали в безлюдной жопе даже по Заунским меркам. Джейс пролежал так весь вечер и какую-то часть ночи, после чего решил выпить воды и съесть оставленную ему похитителями еду. Еда была дрянная и невкусная – он в жизни не стал бы это есть в обычных обстоятельствах, но сейчас голод ничем не помог бы его и без того уставшему телу. Затем, закутавшись в одеяло, он провалился в тяжёлый, наполненный тревогами и опасностями сон. Его лёгкие, до этого отчаянно справлявшиеся с отравленным воздухом Зауна, капитулировали перед невыполнимым объёмом работы. И тяжёлый сон Джейса дополнили приступы судорожного, удушающего кашля. *** Виктор так уверенно и хладнокровно перенёс события минувшего дня, вероятно, только потому, что не был достаточно трезв. Он вообще едва ли мог вспомнить день, когда не был хоть немного под кайфом от собственной модификации мерцания, что помогала унять боль в ноге и позвоночнике. А заодно успокоить мысли – или так он, во всяком случае, думал. К вечеру эффект от принятой утром дозы практически рассеялся, что, вкупе с двумя далёкими экспедициями к месту заточения Джейса Талиса и обратно, обеспечило ему чудовищную на 8 из 10 боль. Когда чудовищность боли достигала 9 из 10, он становился слаб настолько, что не был способен сам принять дозу или лекарство – так что до этого нужно было не доводить. И всё же Виктор позволил себе сначала рухнуть на кровать с долгим, полным мучений стоном. Туман от шока и наркоты рассеивался, принося за собой практически трезвое осознание произошедшего, и к нему подкатывался, клубясь подобно серому небу, неиллюзорный, всепоглощающий ужас. Участником чего он стал сегодня? Насколько реально, что он выйдет живым из этой передряги? И даже если – сможет ли он спокойно смотреть в глаза своему отражению после такого? Память подкинула затравленный взгляд загнанного в угол животного, которым смотрел на него Джейс Талис, когда до него дошла серьёзность сложившегося положения. Это он, Виктор, стал причиной такого взгляда. Не он похитил его – но он посадил его на цепь и подвёл к ней ток, словно он был зверем, а не человеком. Мучительный, выворачивающий душу наизнанку спазм прошёл вдоль его позвоночника и заставил издать ещё один протяжный, сочащийся страданием вопль. Дрожащей рукой Виктор нащупал капсулу с мерцанием и буквально вбил её иголкой в своё бедро, после чего мгновенно отключился.