Артефакт из прошлого

      В библиотеке Ровены было не так много информации по некромантии. А та, что имелась, очевидно, была слишком старой. Гермиона предположила, что из всех Основателей только Салазар немного интересовался этой отраслью волшебства, однако без особого энтузиазма. То ли сейчас Слизерина интересовали исследования в иных сферах магии, то ли свои наработки он держал у себя, однако Ищейка смогла отыскать только один свиток, где хоть как-то бы мелькала интересующая ее информация. Это был трактат, суть которого сводилась к фразе: «Хороните своих родных в сухих и хорошо проветриваемых склепах, возможно, вам потребуются их останки в будущем, чтобы сварить какое-нибудь тошнотное зелье». И то, хотя авторство было приписано Слизерину, создавалось впечатление, что сам Салазар только привел список зелий, в которых могут быть использованы столь специфические ингредиенты. Даже прочтения свитка по диагонали было достаточно, чтобы уловить, насколько разное отношение к описываемому у авторов. Грейнджер предположила, что, возможно, здесь тоже отметилась Ровена со своим стремлением создать «верное трактование» в глазах потомков и вымарала имя неугодного соавтора.       Куда больше информации ей дали воспоминания какого-то участника битвы при Гастингсе. Изначально Гермиона зацепилась за этот текст исключительно для того, чтобы сравнить маггловскую и волшебную версии. Автор весьма многословно и цветасто восхвалял Вильгельма Завоевателя, а также вклад его соратников, которые так или иначе отметились в битве. И Основатели, что логично, были в числе первых. Однако и помимо них присутствовало достаточно много волшебных фамилий, и к каждой, конечно же, прилагался эдакий список высокопоставленных и благородных родственников. Пробегая их глазами, Гермиона изначально пропустила тот кусок, в котором шла речь про де Мортенов, поскольку брат короля, очевидно, не имел никакого отношения к волшебникам. Однако позже именно нелогичность этой мысли ее и насторожила, поэтому она снова вернулась к началу. И именно там она наткнулась взглядом на упоминание о неком Puerulus, состоявшего, судя по всему, горнистом — но Гермиона не была в этом уверена точно — при Роберте де Мортен, чей зов «поднимал даже мертвых снова встать под знамена истинного короля». Картинка окончательно сложилась. В тот день, когда их привели в замок, Гермиона впервые услышала имя Мориента, которое, согласно обрывкам разговора Основателей, определенно имело какое-то отношение к Певереллам и некромантии. То есть горнист вполне мог оказаться и не горнистом.       «Ave, Caesar, morituri te salutant!» — снова всплыла в голове латинская фраза и Гермиона, наконец, догадалась о том, на что всю ночь намекало ей подсознание. Мориент — идущий со смертью. Или идущий на смерть. Умерший. Перевод, конечно, очень вольный, но для некроманта вполне удачный.       «Интересно получается… — размышляла Гермиона, скручивая свиток, чтобы вернуть его обратно в тубус. — Мориент, очевидно, был очень близок к графу де Мортен. И тут, кстати, отметилась Смерть… Фамилия звучная, брат короля как-никак. Наверное, поэтому на новом месте Мор решил жить под прозвищем. Однако возникает логичный вопрос. Вклад Певерелла не менее весом, чем у других. К тому же он, выходит, пусть дальний, а какой-никакой, но родственник королевской семье. Так почему же Вильгельм не рассматривал его кандидатуру в Наместники?»       — Что ты здесь делаешь? — неожиданно раздался над ее головой резкий голос.       Гермиона вздрогнула, оборачиваясь. На нее надменно смотрел один из младших учеников. Это был высокий, подростково-угловатый еще юноша с весьма миловидным лицом, которое очень портили редкие черные волосинки под носом, призванные, вероятно, играть роль усов.       — Роберт, — мягко тронула его за локоть бледнолицая девочка лет тринадцати, — это служанка Спенсера, не обращай внимания, идем.       — Грязнокровкам не место в башне Равенкло! — холодно отрезал Роберт, брезгливо поджимая губы. Он оглянулся на девочку в поисках поддержки, и неожиданно его лицо по-детски обиженно вытянулось. — Если такие, как она, будут спокойно заходить сюда и пользоваться всем этим, то чем мы отличаемся от них?       «Мерлин, уже усы себе растит, а сам еще дитя дитем…» — подумала Гермиона. Поскольку она с самого начала учебы сталкивалась с пренебрежительным отношением из-за происхождения (отдельная благодарность Драко за детские комплексы), слова Роберта не особенно ее задевали. Опять же, если учесть, что грязнокровками здесь называли всех поголовно, у кого не было волшебной палочки, не взирая на происхождение, то этот пренебрежительный статус в принципе был своеобразной ступенькой, а не приговором. Увы, наличие мозгов у юных равенкловцев не гарантировало наличие дальновидности и опыта.       — Я прошу прощения, — добавила капельку смирения в голос Гермиона, — я уже ухожу.       — Нет уж, теперь подожди! — раздраженно отозвался Роберт. — Раз уж ты здесь, то хоть польза от тебя какая будет! Твоя обязанность записывать за умными? Вот и будешь записывать! Иди за мной!       Он решительно развернулся и направился в противоположную от стеллажей сторону. Там, у окон, обычно располагалась Хелена со своей свитой, но сейчас она, видимо, была в одном из рабочих кабинетов, поэтому уютные диванчики и удобные, хорошо освещенные светом с улицы столы были в распоряжении младших учеников. Двое из них, обложившись пергаментом, свитками и примитивными счетами, что-то старательно вычисляли. Еще одна девочка, уютно поджав под себя ноги, сидела на диване, уткнувшись в книжку.       — Перепиши начисто! — велел Роберт, вытаскивая из общей кучи заляпанный чернилами свиток. Гермиона машинально пробежалась глазами по строчкам и испытала острую жалость. Мальчишка действительно был талантливый и явно по праву занимал свое место среди воронят леди Ровены, но, судя по всему, писать он начал учиться тогда же, когда и получил палочку. Корявые буквы, весьма знакомые, кстати, кляксы, бесконечные ошибки и, как следствие, неточности в формулировках и расчетах.       «Вероятно, он неблагородного происхождения, — подумала Гермиона, — его не учили грамотности, поэтому, поднявшись на определенный уровень в Хогвартсе, он так цепляется за свой статус…»       — Констебль Спенсер будет искать меня, — попыталась она отмазаться от сомнительного удовольствия потратить свое свободное время на чужую писанину.       — Вот когда будет искать, тогда и пойдешь! — отрезал Роберт, раздраженно выдвигая себе стул за столом рядом с товарищами. — Не понимаю, почему леди Ровена не позволяет нам использовать скрипторов. Это же значительно упрощает работу!       — Правда не понимаете? — не выдержала Гермиона. — Или только делаете вид?       Ее вопрос вызвал всеобщее замешательство. Даже девочка на диване удивленно подняла голову, оторвавшись от чтения. Наверное, в их системе ценностей это выглядело приблизительно так же, если бы вдруг лошадь сделала замечание, что она устает таскать седоков на своей спине.       — Ты заговорила со мной? — не поверил Роберт. — А не много ли ты себе позволяешь?       — Наша леди не позволяет вам использовать писарей, потому что грош цена мастерству волшебника, если он безграмотен, — глядя ему в глаза, сказала Гермиона. — Вот здесь вы явно имеете в виду «ветер», но эта комбинация трактуется как «дух». Подумайте сами, чем может кончиться подобное волшебство.       Например, призывом кого-то из потустороннего мира вместо ожидаемого легкого бриза. И не факт, что этот гость легко согласится уйти.       — Да что ты вообще об этом можешь знать, грязнокровка! — Похоже, она задела его за больное, потому что Роберт взревел так, что на них стали оглядываться те немногие, кто был в гостиной.       — Ничего, — тихо сказала Гермиона, — я просто умею читать. Поэтому могу отличить «жизнь» от «лета́».       — Как ты смеешь! — пощечина у Роберта вышла очень неумелой, даже жалкой, но все равно обидной. Гермиона запоздало сообразила, что мальчишка не дурак, сам понял, что стал причиной чужой смерти, и, возможно, даже чувствовал какую-то вину за это.       — Я прошу прощения, — опустила она глаза, — я не должна была этого говорить.       Узнала почерк проводившего ритуал — это еще полбеды. И даже тот факт, что прочитала писанину Роберта и увидела ошибку — тоже. Это вполне соответствовало ее легенде. Но по идее, грязнокровка, что провела в Хогвартсе чуть больше пары недель, никак не могла уметь читать руны, да еще и разбираться в таких тонкостях, как нюансы формулировок при переводе. Уж этому ее точно никто не учил.       — Нет, почему же, — послышался мелодичный голос Хелены с лестницы, — вполне здравое замечание, девочка.       — Моя леди! — Все присутствующие немедленно поспешили поприветствовать дочь Основательницы.       На этот раз Хелена была в рабочей мантии, скрывающей вышитое серебряной нитью платье, с подобранными волосами и в остроконечной шляпе. Палочка была небрежно заткнута за ухо, как это в свое время любила делать Луна. Вопреки обыкновению, она была без своей свиты.       — Нельзя постичь тайны глубин магии, не зная основ, — продолжила Серая Дама, — сложное складывается из простого, вы слишком спешите, юный Роберт. И это вам дорого будет стоить. Вам стоит поблагодарить эту девочку за то, что она указала на вашу ошибку.       Роберт бросил на Гермиону косой сердитый взгляд, но смиренно склонил голову:       — Да, моя леди.       — И извиниться.       Мальчишка так сильно сжал челюсти, что на скулах заиграли желваки.       — Я понял, госпожа.       — Сейчас, Роберт.       А вот это было лишнее. Гермиона прекрасно знала, чем заканчиваются публичные выволочки и натужные извинения. Дополнительным врагом. Вот только у Роберта своя компания и палочки. А она одна, и, увы, навык метания ножей требовал памяти тела, которой у нее пока еще не было. Так что все, чем могла защищаться Грейнджер — швыряться в обидчика словарями.       — Я прошу прощения, что несправедливо ударил тебя, — одного у Роберта было не отнять. Он умел принимать поражение. Однако его взгляд говорил о том, что выигранная битва — это еще не вся война. — И спасибо, что нашла неточности в моих записях. Я проверю их еще раз.       В голове у Гермионы не было ничего, что подходило бы под ситуацию, кроме высокопарного:       — Я принимаю ваши извинения.       — Вот и славно, — снисходительно улыбнулась Хелена. — И еще кое-что. Думаю, тебе недолго осталось ходить в грязнокровках, милая. Так что, юный Роберт, учтите, что в скором времени вы можете сравняться в статусе, а учитывая текущий уровень вашей соперницы, она легко обгонит вас и в чародействе тоже.       — Я буду стараться, моя леди, — почтительно отозвался Роберт, бросив на Гермиону такой взгляд, в котором явно читалось обещание не допустить последнего любой ценой.       — Вот и посмотрим, — с легким предвкушением заметила дочь Основательницы, и Гермиона запоздало поняла, что та подставила ее вполне сознательно. Хелена ей чарующе улыбнулась. — Идем-ка со мной, милая.       С террасы башни Равенкло открывался шикарный вид. Точнее, когда-то будет открываться шикарный вид на озеро, Запретный лес с горами вдали и даже кусочек поля для квиддича. Сейчас все портили грубоватые защитные стены, отвратительно чадящая смола и отблески факелов на лесоповале, наводящие жуткие мысли о болотных огнях или хищных тварях.       — Ты теряешь время, дитя, — остановившись у огромного окна, сказала Хелена. Она стояла спиной, но Гермиона поймала ее взгляд через отражение. Взгляд Серой Дамы очень напоминал взгляд ее матери: пронизывающий, проникающий в самую суть. — Ты можешь прятать свой ум от других, но от себя не спрячешься за книгами и спиной мистера Спенсера. Ты достойна большего, чем переписывать чужие каракули, приносить книги и вино.       — Поэтому вы натравили на меня младших учеников? — прямо спросила Гермиона, охваченная необъяснимой смелостью, которая легко вытащила на язык слова, которые произносить не стоило. — Чтобы подстегнуть меня?       — О… — В отражении стекла было видно, что Хелена удивленно вскинула бровь. — Дерзишь? Хотя нет… — она развернулась, оценивающим взглядом разглядывая Гермиону. — Матушка ошиблась. Твоя башня — Гриффиндор, а не Равенкло, маленькая валькирия. Ты и вправду не боишься… Но так и есть. Хватит прятаться за стеллажами, девочка, пора проявить себя. Теперь ты будешь вынуждена просить об оммаже, если хочешь выжить здесь.       Жутко хотелось послать эту женщину по малфоевскому маршруту: в Черное озеро в задницу Гигантского кальмара. Но Гермиона сдержалась. Она вдруг подумала, что в свое время не раз пересекалась с Серой Дамой в коридорах, а на первых курсах энтузиазм всегда бежал впереди Грейнджер — она пыталась разговорить каждое привидение. И только два призрака остались к ней равнодушны. Возможно, потому, что вспомнили о девочке, которую знали когда-то девятьсот лет назад.       — Я расскажу тебе одну историю, — не дождавшись ее ответа, сказала Хелена, снова поворачиваясь к окну. — Когда-то на свете жил один волшебник. Очень талантливый, почти гениальный в своем роде. Но вот беда: он, как и ты, был совершенно не амбициозен. Его невеста не раз говорила ему о том, что у него все шансы занять достойное место. Он был благороден, имел хорошие связи, обладал невиданной мощью, мог быть чрезвычайно полезным и легко бы добился успеха. Но…       Откуда-то над Запретным лесом поднялась туча воронья. Гермиона машинально перевела туда взгляд, и память послушно подкинула ей тропинку из темных крон деревьев, отвоевывающих себе место у пока еще не разросшейся серебрянки. Увы, для того, чтобы попытаться пройти сейчас через Запретный лес, надо было быть самоубийцей.       — Он жил по принципу «Fac quod debes, et veni quod licet». И однажды его невесте это надоело. Она выбрала рыцаря, который готов был мчаться впереди войска, не боялся демонстрировать свой талант перед сильными мира, знал, когда нужно прогнуться самому, а когда — прогнуть других. И что же? Этот волшебник так и почил в безвестности, как и все, что он сотворил. Я оказываю тебе услугу, в наше время по-другому нельзя — или ты, или тебя.       — Если он был таким, каким вы рассказываете, то разве он бы отпустил свою невесту так просто? И так легко уступил бы свое место? — удивилась Гермиона. У трактовки «делай, как должно» было вполне логичное обоснование: око за око.       — О, — мягко улыбнулась Хелена, — он был не в силах, потому что она зачаровала его. А моя мать всегда была сильна в чарах.