Еретик из другого мира

      Поплакав и повыв, вперемешку с лисьим тявканьем, Сирин выплеснула наружу бушевавшие в душе эмоции. Более-менее придя в себя и несколько успокоившись, подошла к бежавшему неподалёку ручейку, принявшись приводить себя в порядок. Как бы ни было плохо, нужно всегда стараться выглядеть аккуратно и чисто — любила приговаривать её мама Сикри. Она по очереди вдалбливала это всем своим дочерям. Сначала старшей — Силин, пото́м средней — Сирин, а теперь очередь дошла и до мелкой пятилетней егозы и любимицы всей семьи — Симин.       В деревню входила уже полностью взяв себя в руки, практически в том же виде, что имела, покидая её сутки назад. Нигде не останавливаясь, быстро прошествовала к родной усадьбе и, войдя в дом, сразу юркнула в свою комнату.       Что́ теперь делать?! Ка́к жить дальше после случившегося?! На сердце было неспокойно, и все мысли постоянно крутились только вокруг НЕГО.       Комната давила. Казалась маленькой и душной. Сте́ны буквально сжимались вокруг девушки, надвигаясь со всех сторон.       Вся искрутившись и не находя себе места, лисичка решила открыться той, кто всегда выслушает; всегда приголубит; всегда защитит от строгой мамы и, наконец, в любой ситуации всегда даст дельный совет — бабушке Сиблир. Решено — сделано! И вот уже дверь в бабушкину комнату открывается немного неуверенной рукой.       — Бабуль, ты тут? — Сирин, всё ещё колеблясь, рассказывать о произошедшем или же нет, под конец всё же проявила силу воли и, сумев справиться с эмоциями и взяв себя „за хвост“, вошла в такую знакомую комнату.       — Да, внученька, проходи, — раздалось от окна, где пожилая женщина любила посидеть в кресле-качалке с вязальным набором в руках. — Давненько ты ко мне не заглядывала. Волнуешься насчёт предстоящего ритуала? — бабушка лишь мельком бросила на вошедшую девушку взгляд и принялась снова ловко орудовать спицами.       — Тут такое дело, бабуль… — Сирин замерла возле кресла, принявшись теребить в руках кончик хвоста, переминаясь с ноги на ногу, — в общем… Я… Я… — наконец она собралась с духом и выпалила: — Я сама прошла ритуал! САМА! В лесу! — дальше слова стали вылетать из её рта очень быстро, словно огнёвка боялась того, что бабушка перебьёт и начнёт ругаться. — Там была поляна, а на ней мертвецы, и ещё там стояли клетки, а в клетке был ОН! ОБОРОТЕНЬ! Понимаешь? Прикованный. И Я… Я… ПРОШЛА РИТУАЛ С НИМ! — на этом месте клубок пряжи скатился с колен старой женщины. — А ещё… ЕЩЁ Я ПОСТАВИЛА ЕМУ МЕТКИ! Обе сразу! Вот! — после этих слов уже спицы покинули сухонькие старческие пальцы и полетели вниз.       — Что́ случилось?! Бабуля, тебе плохо?! — подскочив к креслу, Сирин принялась заглядывать в расширившиеся зрачки пожилой женщины. — Бабуль, бабуль, не молчи! Пожалуйста, не молчи! Скажи что-нибудь! Ты пугаешь меня! — схватив морщинистые, узловатые пальцы в свои ладошки, принялась трясти их, пытаясь вытащить родного человека из объятий завладевшего им транса.       — Немыслимо! Невозможно! Невероятно! — гу́бы пожилой женщины шептали слово за словом, никак не реагируя на попытки Сирин достучаться до неё. Не выдержав, лисичка бросила это занятие и стремглав рванула в комнату матери.       — Мама! Бабушке плохо! Она не реагирует на мои слова и не отвечает, — ворвавшись словно ураган, она застала Сикри приводящей волосы на голове младшей дочери в порядок.       — Юная леди! Разве так я учила тебя входить в комнату одного из родителей? — Сикри просканировала её с головы до ног спокойным взглядом, вздохнула и продолжила: — начни ещё раз с са́мого начала, но теперь уже чётко и спокойно.       — Д-да, мама! — этот строгий и спокойный тон всегда нравился Сирин, и в будущем она очень хотела быть такой же элегантной и рассудительной. — Я рассказывала бабушке, как в лесу нашла оборотня и прошла с ним ритуал, а после поставила мет… — она не смогла окончить предложение, ибо была прервана громко заголосившей младшей сестрой.       — Мамочка, мне больно! За что?! — под глазами девочки начали созревать капли, что спустя некоторое время вполне могли вылиться в два солоноватых ручейка.       — Ой! Прости меня, доченька! Мамочка нечаянно! — Сикри развернула к себе начинающую хныкать младшенькую и принялась целовать ей лобик, приговаривая: у тигра боли, у медведя боли, у оборотня боли, а у Симин заживи!       Наблюдавшая за этим Сирин поймала себя на уколовшем сердце чувстве ревности. Иногда ей тоже хотелось почувствовать мамину ласку, мамину заботу, но с рождением Симин они со старшей сестрой если и не полностью отошли для Сикри на второй план, то не могли не заметить заметно охладевших материнских чувств. Может, ласки оборотня напомнили ей тепло маминых рук… «Да ну нет, быть того не может!» — Сирин тряхнула головой, прогоняя прочь эти бредни.       — Ну что, солнышко, больше не болит?! — Сикри перестала целовать лобик девочки и, увидев согласный кивок, переключила внимание на среднюю дочь. — Идите с сестрой к бабушке в комнату. Там расскажешь нам всё в подробностях.       По пути женщина заглянула на кухню, прихватив оттуда пару бокалов и двухлитровую бутылку вишнёвой настойки. Судя по тому, как колотилось сейчас сердце женщины, бутыль явно понадобится. Причём, по всей видимости, им обеим.       Место действия: комната бабушки Сиблир спустя десять минут и два стакана настойки.       — Так… Значит, ты утверждаешь, что оборотень дал тебе себя попользовать и после ты спокойно поставила ему метки? Я ничего не упускаю? — Сиблир, чьи глазки после настойки слегка заблестели, переглянулась с Сикри и затем снова перевела взор на Сирин. — Как, там, говоришь, его звали?       — Я… Я не спросила, — голосок лисички приугас. Пальцы рук нервно теребили белый кончик рыжего хвоста. — НО Я НЕ ВРУ! Он действительно дал мне „скользить“ на своём… На своём…       — На своём члене, — голос Сикри был твёрд. Во всяком случае, она думала, что это так, но полной уверенности не было. Сейчас у неё вообще ни в чём не было полной уверенности. Весь привычный мир был разрушен буквально за одно мгновение. И кем?! Собственной дочерью!       — Ладно. Хорошо. Допу́стим, так и было. Ты утверждаешь, что нашла его на поляне, в клетке, стоя́щей на телеге. Лошади находились там же. Убитые. Рядом была туша некоего непонятного монстра, возле которого лежали тела хуманок. Тоже мёртвые, но не все. Парочка была ещё жива, но без сознания. Ты „проскользила“ на его члене, совершив ритуал взросления, а после… поставила метки. Сразу обе. Одну за другой… Как по мне — это звучит как полный бред, — старушка вздохнула и, закрыв на несколько мгновений глаза, погрузилась в раздумья. — А ты, случаем, в лесу не жевала грибы с синими шляпками в белую крапинку? — веки распахнулись, а взор Сиблир становился с каждым словом всё более весёлым и озорным, и Сикри поняла, что стакана настойки за раз было, по всей видимости, многовато.       Надо срочно возвращать нить разговора в нормальное русло. Правда, то, что́ рассказывала дочка, мало походило на нормальность. Поверить в её историю практически невозможно, но и врать самым близким людям ей нет ни малейшего смысла. Так где же тогда в её словах правда, а где — вымысел? Перенервничала накануне ритуала? Заболела и теперь бредит? Надо во всём досконально разобраться, а значит, она сама будет задавать вопросы.       — Прости, что перебиваю, мама, но, думаю, тебе лучше послушать и посмотреть за всем со стороны, — Сикри бросила на пожилую женщину виноватый взгляд и, получив в ответ разрешаюшую отмашку рукой, принялась со всей серьёзностью по третьему кругу задавать дочке наводящие вопросы.       Всё это длилось уже, как показалось Сирин, бесконечно. Она почти отчаялась достучаться до близких людей, как вдруг незаметно они подошли к моменту короткой схватки, где уже терпение Сикри было испытано на прочность.       — Он оттолкнул тебя и принял удар копья себе в грудь?! — в голосе женщины прорезалось железо. Она сделала тяжёлый вдох. — Доченька, ты же знаешь, мы все на твоей стороне, хотим тебе только добра и любим тебя, но зачем? Зачем ты сочинила всё это?! — взгляд женщины стал печальным и пустым.       — Вот как?! Значит, никто не верит мне! А ОН… Он верил! ВЕРИЛ, понимаете?! И СПАС! Он не злой! В нём нет ненависти к нам! Он сказал, что очнулся в клетке и ничего не знает про нашу вражду! Сказал, что ему очень жаль такое слышать! — девушка больше не могла находиться в этой комнате и стремглав бросилась наружу. Боль, отчаяние и гнев — всё это разом захлестнуло её.       Оставшиеся внутри две женщины переглянулись между собой. Им было непонятно всё произошедшее здесь недавно. Этот нелепый, невозможный в своём существовании рассказ пошатнул их веру в нормальность одного из членов семьи, горьким камнем повиснув в душе каждой. Слов не было. Да и что́ тут скажешь? Посидев для приличия ещё несколько минут, Сикри взяла младшенькую за ручку и тихим шагом пошла на выход. Вот только дойти ей не сподобилось в этот раз. Буквально перед са́мой ручкой двери, в спину догнал голос, в котором она сразу узнала свою мать.       Голос старосты деревни Ига, по прозвищу Стальная Сиблир.       — Дочь! Живо ко мне младшую жрицу Илассы! — в голосе „божьего одуванчика“, коей ещё минуту назад можно было назвать эту сухонькую старушку с выцветшей и почти полностью поседевшей шерстью на ушах, голове и хвосте, внезапно прорезалась сталь, полностью оправдывая данное ей зверолюдами прозвище. — Никого не посылай! Сходи сама! Дело исключительной важности! Про рассказ Сирин никому ни слова! — От весёлых, чуть пьяных глазок не осталось и следа. Теперь перед Сикри предстала сама Стальная Сиблир во плоти.       — Мама?! Что́ произошло?! — перемены в поведении пожилой женщины ошеломили Сикри.       — Я тут кое-что вспомнила. Иди-иди. И найди Сирин на обратном пути. Кажется, мы совершили большу́ю ошибку, не поверив твоей дочери, — отдав распоряжение, „Стальная“ Сиблир отвернулась лицом к окну, снова став сухонькой увядшей женщиной, и, покачав головой, прошептала: — совсем „плохая“ стала, память что решето, а ведь всего неделя прошла. Пора́ на покой.       Через час. Комната старосты деревни Ига.       — Здравствуйте, госпожа Сиблир! Для меня большая честь лично увидеться с Вами и засвидетельствовать моё почтение! — вошедшая в комнату девушка поклонилась ровно так, как подобает по этикету. Судя по особым образом сшитой белоснежной одежде с небольшим голубым логотипом крыльев, накрывающих собой планету, что виднелся справа чуть выше груди, это была не кто иная, как одна из младших жриц храма Пресветлой Илассы.       — Проходи, Рокала, проходи. Я тоже очень рада тебя видеть. Доченька, придвинь вон тот стул ближе ко мне. Незачем держать нашу гостью на ногах. Сама тоже садись поближе. Думаю, и тебе будет не лишним это послушать.       Вошедшая примостила свою пятую точку на заботливо подставленный для этого стул, элегантно расположив вдоль правого бедра свой красивейший хвостик, имевший достаточно редкий в этих местах окрас чёрного цвета с серебристым кончиком.       Подали чай со сладкими булочками, и началась ничего не значащая беседа и обмен любезностями.       Примостившаяся рядом Сикри в разговор не лезла, тем не менее постоянно ëрзая, словно сидела на иголках, вовсю изнывая от гложущего любопытства. Какую такую великую тайну может поведать жрица, раз даже пришлось идти за ней самостоятельно. К счастью, видимо, Рокале и само́й не меньше Сикри хотелось узнать, зачем её в такой спешке пригласили к старосте, и, не выдержав, она спросила напрямую: — Госпожа Сиблир! Может, не сто́ит плести все эти словесные кружева? Вы ведь не ради чая и светской беседы вытащили меня в свой дом в это утро? Это как-то касается Сирин и сегодняшнего посвящения? — внимательный взгляд голубых глаз поочерёдно сканировал обеих женщин.       — Да, можно сказать и так, — пожилая женщина пожевала губами, словно готовясь к чему-то, и спустя несколько секунд наконец решительно произнесла: — Расскажи мне то предсказание, что, по твоему мнению, поведала тебе богиня.       — А, так Вы об этом, — сидящая девушка заметно расслабилась. — Значит, Силин всё-таки проболталась,— она вздохнула. — Не понимаю, зачем это вам, но так и быть, повторю заново сказанное Вашей внучке чуть больше недели назад.       Об этом знают совсем немногие, но иногда у меня бывают эдакие, скажем так, „откровения“. Некие вещие сны. Причём, проснувшись, далеко не всегда могу вспомнить во всех подробностях, о чём был такой сон. Тем не менее именно поэтому в своё время меня и отправили родители на учёбу в Храм. Справедливости ради, ко всему сказанному надо также добавить, что далеко не все из них сбываются. Хорошо, если каждое третье. Потому не ждите сегодня каких-то прям уж „божественных“ откровений.       Итак… Примерно дней восемь или девять назад во сне мне явился голос. Женский. Очень красивый. Голос продиктовал, что скоро войне лис и волков придёт конец, а нача́ло всему положит юная дева, что проведёт ритуал взросления в лесу, самостоятельно поставив после него метки на своего избранника. А избранником этим будет, — тут жрица сделала драматическую паузу, глядя на шокированные глаза слушательниц и думая, что это она сумела их так „раскачать“, — молодой оборотень с душой иномирца! — после окончания последнего слова чашечка, что держала Сикри, выскользнула из внезапно ослабевших пальцев и полетела вниз, а остатки чая разлетелись во все стороны, но, кажется, женщина этого даже не заметила. Красивые, чувственные губы тихо прошептали: «С душой иномирца?!»       Чернобурка сидела и наслаждалась произведённым эффектом, не до конца, впрочем, понимая, что́ именно так потрясло её слушательниц. Эффект от рассказа был, прямо скажем, несколько чрезмерным. И это настораживало жрицу.       — Что-то не так?! Госпожи, с вами всё в порядке?! — шок в глазах слушательниц был не наигранным и не проходил как-то уж больно долго. — Вы же не думаете, что это хоть на мгновение может быть прав… — закончить ей не удалось, она столкнулась взглядом со Стальной Сиблир. Проглотив ставший неимоверно тягучим комок слюны, она смогла лишь просипеть: — Но ведь это невозможно! Так не бывает! Кто?.. — она сделала паузу, с бешеной скоростью перебирая в уме все подходящие варианты и не сводя взора с сидящих напротив женщин, как вдруг её осенило. — Это Сирин?!. Это ведь Сирин, да?! — позабыв о всех правилах и приличиях, жрица неистово крутила в пальцах серебристый кончик хвоста. Только собрав всю волю в кулак, она сейчас не скатилась до состояния истерики. Прямо на её глазах творилась ИСТОРИЯ! Сон, от которого она отмахнулась, посчитав ничего не значащей ерундой, буквально в эти самые мгновения приобретал статус культового! Статус Сна, после которого многое изменится. Если не вообще всё.       — Богиня не забыла о нас! — вся истеричность и нервозность исчезли как по мановению волшебной палочки. В синих глазах жрицы полыхнуло внезапно ТАКОЕ пламя фанатичной веры, что впору было говорить о рождении, как максимум, нового кардинала, ну или, как минимум, настоятельницы главного храма в столице. — Я могу сейчас поговорить с ней?! Хочу услышать подробности из первых уст. А ещё ОЧЕНЬ хочу увидеть этого оборотня! Оборотень-парий… Это ТАК заводит! — личико Рокалы приобрело настолько ярко выраженное мечтательное выражение, так ярко стали выделяться на скулах пигментные полоски, так явственно читалась сейчас неимоверная похоть в глазах, что даже сидевшим рядом женщинам стало немного неуютно.       «Мы сами, безусловно, любим потрахушки, но жрицы находятся тут на совершенно другом уровне! Они НАСТОЛЬКО озабоченные, что поро́й диву даюсь», — подумалось Сикри. — «Впрочем, я бы тоже совсем не была против поближе познакомиться с дочкиным „выбором“. За последние триста с лишним лет она первая, кто „поскользил“ на члене оборотня», — внезапно Сикри поняла, что завидует. — «Когда он войдёт в наш дом, я ОБЯЗАТЕЛЬНО всласть покувыркаюсь с ним. Мы будем делать и то, и это! Думаю, родной матери Сирин не посмеет отказать».       — Дорогая, приведи свою дочь и мою внучку, будь так любезна. Нам с тобой надо перед ней извиниться. Очень скоро от неё будет зависеть будущее всей нашей общины. Кажется, богиня уже сама выбрала, кем меня заменить, — взгляд выцветших, почти бесцветных глаз, бывших когда-то оранжевыми, остановился на лице Сикри. Вполне себе человеческом, что являлось в деревне вещью, начавшей стремительно распространяться в последнее время. За неимением большого числа самцов-лисов и потому, что от волков самки деревни давно рожать перестали, им приходилось использовать семя хуманов, что, в отличие от спаривания с оборотнями, приводило к появлению смесков и сильно влияло на магические способности в сторону их постепенного ослабления. У Сиблир было четыре хвоста, у Сикри уже три, а у Сирин, судя по всему, будет в лучшем случае два, а в худшем — так всего один и останется. А ведь летописи гласят, что в былые времена наличие у огнёвки шести-семи хвостов считалось нормой, а избранные могли щеголять и восемью-девятью.

+++++++++++++++++++++

      Я бежал через лес, наслаждаясь погоней. Конечно, загонять жертву стаей намного веселей и приятней, но сегодня друзей и подруг почему-то рядом не было. Ну и ладно. Справлюсь один. Сил и ловкости не занимать, а посему победа однозначно будет за мной.       Нос ловит запах жертвы. Запах страха, что распаляет огонь в крови. Азарт захлёстывает. Но́ги неутомимо переступают через траву, веточки и прочие природные барьеры, постоянно встающие на пути. Но́ги, да. Их почему-то четыре вместо двух, но разве это так уж важно? Главное, что двигаться так гораздо легче и быстрее, да. Расстояние неумолимо сокращается, и вот, кроме запаха начинаю видеть и саму жертву. Пока только силуэт, но лиха беда начало. Вид жертвы придаёт ногам дополнительное ускорение, и тело буквально выстреливает в финальном прыжке, внезапно трансформируясь в… двуногого?! Ааа.. Плевать!       Передние лапы удлиняются. Становятся какими-то несуразными, с этими вытянутыми пальцами. Постойте-ка! Это не пальцы! Это когти! Острые! Длинные! Жертва тоже двуногая. Это самка, но разве это имеет сейчас хоть какое-то значение? Удар пробивает это тело насквозь, и она, пробежав по инерции ещё пару шагов, спотыкается и заваливается вперёд. Лёгкая победа!       Смотрю, как красиво капает кровь с когтей-кинжалов. Такая горячая! Такая сладкая! Внезапно уши и нос ловят новые звуки и запахи. Рядом ещё одна самка. И ещё! И ещё! И ещё! Да сколько же их? Некоторые из них большие, а некоторые почему-то маленькие. Все они тянут ко мне свои руки. Нападают? Ха-ха-ха! Как наивно! Играючи ухожу от всех атак, каждым ударом забирая по одной жизни. Кровь в венах словно расплавленная магма. Она почти кипит внутри. Удар! Удар! Ещё удар! Танцую и убиваю! Убиваю и танцую! Но вот все новые жертвы закончились. А кровь кипит! Кровь требует ЕЩЁ! Кровь требует… КРОВИ! Наклоняюсь и подхватываю го́ловы одну за другой. Задираю их высоко вверх и жадно пью стекающую из разрубленных шей кровь! Хорошо! Как же хорошо!       Насыщаюсь.       Всё хорошее имеет неприятное свойство заканчиваться в самый неожиданный момент. Хех… Вот и моя охота подошла к завершению. Жаль, конечно, но пора́ мыться и уходить. Вот и, как по заказу, рядышком весело бежит небольшой ручей. Прекрасно. На берегу стои́т деревянная кадка. Широкая. Метра два в диаметре. Полная горячей водички. Хмм. Не понимаю, как она тут оказалась, но это как нельзя вовремя! Блаженно опускаюсь на специально сделанную внутри скамеечку и раскидываю руки по бокам деревянного бортика. Закрыв глаза, какое-то время просто сижу, балдея от ощущений. Постепенно балдёжность сменяется дискомфортом. Чувствуя, как кожу лица начинает неприятно стягивать, вспоминаю, что неплохо бы смыть с него всю ту кровь, что щедро лилась сверху. Зачерпываю полные пригоршни и начинаю умываться. Только вот лучше не становится. Кое-как разлепив веки, вижу, что все ладони в крови, руки в крови и сам я вместо воды сижу в ванне из… крови!       Что это ещё за фокусы?!       Неожиданно с лёгким всплеском возле левой коленки всплывает какой-то овальный предмет. Пото́м рядом ещё, и ещё, и скоро всё свободное пространство кадки заполняется ими, покачивающимися на кровавых волнах. Сижу в оцепенении, не понимая, что́ происходит. Качнувшись особенно сильно, предмет переворачивается на одной из волн и оказывается… Человеческой головой. Женской. Мёртвые глаза невидяще смотрят, кажется, прямо в душу.       Сижу в шоке! Внезапно их взор становится осмысленным и буквально прилипает гипнотизирующей удавкой ко мне. Рот открывается, и оттуда доносится тихий шёпот: «Сынок, зачем ты убил меня?! Я же твоя мама!»       Все головы начинают переворачиваться лицами вверх, а я даже дышать больше не в состоянии. Тело полностью парализовано и сковано ужасом!       Справа виднеется небольшая девичья головка, что произносит звонким детским голоском: «Братик, зачем ты убил меня?! Я ведь твоя младшая сестричка!»       Цепенею от ужаса всё сильнее, а кошмар и не думает прекращаться. Вопросы сыпятся один за другим, не давая психике ни мгновения передышки: «Племянник — зачем ты убил меня?! Мы ведь родня!»       «Любимый! Зачем ты убил меня?! Мы ведь были так счастливы вместе. Ты пробил меня насквозь, а после отрубил голову и пил стекающую кровь. Неужели не помнишь?!»       «Папа! Папочка, что́ же ты наделал?! Зачем ты убил меня?! Я ведь так тебя любила!»       Все их окровавленные безголовые тела окружили кадку полукругом и, вытянув указательный палец правой руки, обвиняюще указывали на меня, а го́ловы, что плескались на волнах крови, продолжали вопрошать всё громче, и громче, и громче: Зачем ты убил нас?! Зачем ты убил нас?! Зачем ты убил нас?! ЗАЧЕМ ТЫ УБИЛ НАС?!       Сердце остановилось, не выдержав осознания совершённого, и затем буквально пошло́ трещинами от перенапряжения… А пото́м я закричал! Во всю мощь! Надсадно! Буквально выхаркивая лёгкие вместе с кровью. Содрогаясь от ужаса всей душой! ААААААААА! ГОСПОДИ! ЭТО НЕ Я! НЕЕЕЕЕЕТ! АААААААААА! НЕ Я! НЕЕЕЕЕТ! Я НЕ ХОТЕЛ! НЕЕЕЕЕЕЕЕТ! ААААААААА! ПОЖАЛУЙСТА! НЕЕЕЕЕТ! ГОСПОДИ! НЕЕЕЕЕЕЕТ! ААААААА! ЧТО Я НАТВОРИЛ! ААААААА! НЕЕЕЕЕЕТ! НЕЕТ! — я кричал и кричал, пока не сорвал лёгкие и горло и оттуда не стало доноситься лишь сиплое хрипение вперемешку с кровавым бульканьем. Сознание заволокла багровая пелена, заставив ступить на зыбкую почву между явью и видениями. Время перестало иметь значение. Вообще ВСЁ перестало иметь хоть какое-то значение…       Далеко не сразу после нахождения в багровой пустоте, но в сознание всё же начали проникать посторонние раздражители, с реагированием на которые пришло некое полузабытьë, в котором, однако, тоже почти ничего не происходило. Только хрипение разорванных лёгких в темноте да неясные хаотичные тени с игрой мерцающего света впереди. А пото́м я ВСПОМНИЛ!       Вспомнил всё, что́ творил на корабле похитительниц, а после и на другом корабле. А Я ли? И кто это — Я? Человек? Или монстр? Чудовище, как метко окрестили меня напавшие на корабль тёмные эльфийки. Ясным тут было лишь одно. Я — УБИЙЦА!       Такие не заслуживают пощады… Не заслуживают существования. Так почему это тело ещё живо?       Нет ответа… Ощущаю, что скован. Опять! Снова это мерзкое чувство беспомощности. Да сколько уже можно издеваться?! С меня довольно! Просто заберите наконец мою жизнь и покончим с этим! Хватит! Я больше не хочу попаданства! Не хочу приключений! Не хочу быть местным изгоем! Не хочу! Не хочу! Не хочу НИЧЕГО! Мне ничего больше не нужно! Тоска и мука навалились пудовыми гирями и затопили душу, погружая в пряное желание „небытия“. Желания уйти. Уйти за грань, растворившись в великом первозданном хаосе. В великом НИЧТО.       А после, когда это желание взлетело вверх и достигло своего пика — своего апогея, пришло ощущение, словно кто-то обнял и прижал к себе крепко-крепко, укутав теплом, а лицо погрузилось в мягкую, но упругую плоть, на которой так сладостно было лежать, и, наконец, пришло благословенное забытьë. И теперь уже без всяких видений.

++++++++++++++++++++++

      — Вот так оно всё и произошло. Из двадцати четырёх воительниц, бывших в ту ночь в охранении улуса, в живых осталась лишь я одна. Точнее, меня оставили в живых. Специально. Как пото́м узнала, оборотни всегда так делают. Делали. Это был их фирменный почерк, если так можно выразиться. Эдакий стиль, — Ол'харна закинула ещё полстакана самогона в свою лужёную глотку, крякнула и, занюхав рукавом, откинулась на спинку кресла, принявшись делать неторопливые затяжки, выпуская в потолок буквально целые клубы дыма. — Знаешь, Зар, а ведь с того дня прошло уже пятьдесят семь годков, — она перевела взгляд с потолка на сидевшую с мрачной физиономией дроу, — и казалось, что всё давно забыто, ведь ходили упорные слухи, что оборотни вымерли, перевелись.       Что их больше нет… До сегодняшней ночи.       И вот прошлое снова решило напомнить о себе, — зеленокожая гигантша хмыкнула и постучала трубкой о деревяшку протеза, выбивая пепел.       — Что же касательно твоего вопроса: нет, с этим щенком я никогда не встречалась. Среди тех пятерых напавших его не было, да и молод уж больно. Очень молод. На вид можно дать не больше двадцати, а по факту, думаю, и того меньше. Впрочем, это ничего не меняет. Он враг, и то, что на оборотня кто-то умудрился поставить метки, никого не должно вводить в заблуждение. Пытаться использовать „это существо“ в качестве пария — это всё равно что дёргать Мархуза за усы и при этом наивно надеяться, что тот не укусит в ответ. Щенок очень опасен! Моё мнение тут предельно простое. Предлагаю избавиться от него, пока есть возможность. У нас и без него проблем выше крыши. А теперь из-за этой твари мы станем ещё беднее, истратив на лечение кучу кристаллов…       Но я понимаю. Понимаю, почему ты отдала приказ не убивать его, когда стало видно, что зверёныш на́чал замедляться. Оборотень-парий… — Ол'харна поцокала языком. — Да, это невероятная экзотика, и наверняка найдётся та невменяемая, что решит купить его для своей коллекции. До Тиррака ещё трое суток лёту. Кто его будет кормить всё это время? Я уж точно не собираюсь это делать, да и остальные скорее перережут ему глотку при первой же возможности, чем возьмут в руки ложку. Сейчас на его охране стоя́т самые сильные из тех, что остались. Самые преданные. Кто знавал меня ещё по учебке в армии, но и они не подпишутся на такое. Ну так что? Каково будет твоё решение? — тяжёлый взгляд орчанки вперился в красные глаза Заракиль, вынуждая ту делать нелёгкий выбор.       Внезапно открывшаяся дверь на некоторое время отложила тяжёлый выбор, явив двум подпитым собеседницам вернувшуюся Аналирэль, которую во второй раз посылали за закусью минут пять назад. И у Заракиль созрел мгновенный план действий, когда она взглянула в по-девичьи наивные глазки молоденькой дроу.       — Ты как раз вовремя. Проходи, девочка, проходи, — подождав с минуту, пока на стол сгружалась принесённая еда, Заракиль предложила племяннице присесть на свободный стул и выслушать новое задание.       — Тут такое дело, — она вперилась в личико юной дроу взглядом политрука, ответственного за политико-просветительскую и воспитательную работу с личным составом воинской части, — если говорить вкратце, то у меня есть к тебе небольшое поручение. Нужно покормить захваченного этой ночью пария. Тебе, как будущей жрице богини, это должно быть только в радость. Но предупреждаю сразу! Ни при каких обстоятельствах его нельзя освобождать! Только накормить! Больше ничего! Ну как — справишься?!       — Конечно, тётя Зара, — дроу кивнула, сверкая от возбуждения красными глазками то на одну, то на другую женщину. — Служить богине и направлять на путь праведности длани её — это моё призвание, как будущей жрицы.       Громкий стук в дверь прервал поток словесных кружев юной послушницы.       — Войдите! — капитанша не стала тянуть Мархуза за хвост. Посреди ночи просто так не приходят.       Вошедшей была ещё одна орчанка, коих на корабле было всего пятеро, включая и Ол'харну. В нападении на кораблик работорговки она участия не принимала, отдыхая после вахты, появилась на палубе уже после пленения оборотня и корила себя, что не смогла вовремя прийти сотоваркам на помощь. Не ожидавшая увидеть в каюте капитана ещё и старпома, она вытянулась и застыла, предоставив начальству самому́ решить, к кому ей обращаться.       — Хватит тянуться, Ор'дала! Мы давно не в армии, а ты не на плацу, — рыкнула на неё Ол'харна. — Докладывай, с чем явилась.       Старпом быстро смекнула, отчего застыла подчинённая, и решила взять ситуацию в свои руки.       — Оборотень, — вошедшая замялась.       — Что́ с ним? Только не говори, что внезапно подох? — Ол'харна чуть было не выдала себя, втайне надеясь на смерть ублюдка от кинжала в сердце от некой неизвестной мстительницы. Как говорится: нет оборотня — нет проблемы.       — Нет. Пока ещё живой, но ведёт себя словно тронулся умишком. Недавно орал так, будто с него кожу живьём сдирали. Мы с Ол’гирой заглянули внутрь — так чуть не сблеванули. Весь в крови, глаза на выкате, орёт что-то про убийцу, из рта летят кровавые пузыри и какие-то ошмётки. Дёргается так, что того и гляди все жилы себе порвёт. Хорошо хоть скован надёжно. Перед моим уходом и вовсе начал бормотать какую-то нелепицу. Нечто типа: «Не хочу быть изгоем. Не хочу быть попаданцем. Не хочу приключений», — Ор'дала замолчала, переводя дух и вспоминая, что́ ещё надо знать начальству, а после решила добавить: — Помыть его не мешает. Из-под двери воняет, как на скотобойне. На этом всё! Разрешите идти?! — она снова вытянулась по стойке смирно.       Ол'харна бросила взгляд на Заракиль и, получив кивок, уже хотела было отпустить подчинённую, как капитанша вдруг резко перебила, обращаясь к молодой послушнице: «Ну так что́ скажешь, Аналирэль: возьмёшся помыть и накормить раба, гм.. точнее, длань? Это ненадолго. Долетим до Тиррака — и дальше он уже не твоя забота».       — Да, тëтя Зара. Как и сказала ранее, я совсем не против. Могу начать хоть сейчас, — горящие предвкушением глазки сверлили родственницу.       — Сейчас или утром, это уже решай сама. Ор'дала проводит тебя до места. Только не забывай, что́ я говорила ранее. Оборотень должен быть ВСЕГДА закован! Всё! Беги, егоза! — капитанша проводила взглядом шедшую позади Ор’далы и подпрыгивавшую от нетерпения племянницу и, когда за последней закрылась дверь, перевела взгляд на старпомшу. — Надеюсь, всё будет в порядке. Уж больно девчонка рвётся „в бой“. Как бы не наделала делов.       — Нуу… её можно понять. На корабле для будущей жрицы довольно скучно. Что́ она тут видит? Циничных и прожжёных корсарок. Работниц меча, кинжала и магических заклинаний. Романтичек с больших небесных дорог. Ей же, как понимаю, уже становятся интересны мальчики, которые на корабле все на пересчëт, и чужих к своим рабам никто пускать не хочет. Да и не будут они с ней разговаривать. А тут новенький. Да ещё и оборотень, о которых ходит столько слухов и легенд. Она ведь не видела ту резню, что он учинил, а потому и страха к нему никакого не имеет. Лишь только любопытство, ну и, возможно… — Ол'харна сбилась. Замолчала.       — Ну-ну. Договаривай давай, раз уж начала́. Любопытство и?.. — Заракиль некоторое время сверлила взглядом морщинистое лицо старой орчихи и, так и не дождавшись ответа, внезапно закончила сама: — и начинающую просыпаться „хотелку“. Ты ведь этим словом хотела закончить свою речь? О! — не отвечай. Вижу-вижу, что угадала, — Заракиль пару мгновений наблюдала, как хмурится подруга, а пото́м по новой наполнила стаканы и, приглашающе подняв свой, выдала тост: — Давай выпьем за то, чтобы полоса неудач быстрее прошла, а нежданно свалившийся нам на голову оборотень принёс кучу золота на рынке. До дна! Вздрогнем! — Они ударили стакан о стакан и опрокинули обжигающую жидкость внутрь.       Самогон гномов был не обычным алкоголем. Он давал совершенно фантастический эффект при употреблении. Вначале казалось, что по горлу бежит обжигающе холодный горный ручей, а добравшись до желудка, тот начинал резко нагреваться и буквально взрывался неким фейерверком изумительно приятных ощущений. Причём голова после него оставалась ясной и светлой, добавляя лишь хорошее настроение. Правда, был и побочный эффект. Пока сидишь — всё нормально, но стоило только попытаться встать, как все рядом находящиеся заливались хохотом, ибо но́ги совершенно переставали слушаться своих хозяйку или хозяина.       — Ухх! Как и всегда, отлично зашло! — Заракиль хлопнула стакан донышком об стол и с шумом выдохнула воздух из лёгких. — И всё же, надеюсь, у малышки хватит ума не лезть к оборотню „в пасть“. Развеется немного, получит порцию новых впечатлений, а там уже и до обучения в храме рукой подать. Несколько месяцев пролетят незаметно.

++++++++++++++++++++++++

      Аналирэль шла по пятам за широкоплечей воительницей, стараясь не оступиться и не разлить ведро с водой. Ей не терпелось поскорее увидеть того, кто поднял так много шума и сплетен, широким потоком лившихся сейчас на корабле буквально из каждой щели, из каждого угла. Оборотней она не видела никогда в жизни, да и читала о них мало, а реально достоверной информации в прочитанном было до обидного мало. Тем сильнее хотелось увидеть его само́й. Прикоснуться к тайне, что манила к себе и щекотала внутри, оставляя странное тягучее томление внизу живота и в сосках груди. Нет, она не была наивной дурочкой и догадывалась, что́ именно происходит сегодня с её телом. Странным тут было другое. До совершеннолетия ещё несколько месяцев, и буквально пару-тройку дней назад тело вообще не посылало никаких сигналов, подобных сегодняшнему, но стоило только пленнику появиться на корабле, как оно словно взбунтовалось. И этот „бунт“ очень заинтересовал девушку. Кто же там такой, что каждая клеточка буквально вибрирует в неком предвкушении. Это и есть пресловутая „хотелка“?       — Пришли. Заходи, — высоченная орчанка отворила обитую железом дверь, что практически не встречались более нигде на корабле, — смотри, только нос лучше зажми, когда попадёшь внутрь. Не понимаю, зачем ты согласилась мыть и кормить этого ублюдка. Если бы не приказ Ол'харны и Кэпа, я сама с удовольствием перерезала тварëнышу глотку. Держать возле себя такого монстра — эта работорговка или чокнутая, или… Чокнутая двукратно. Впрочем, — она резко втянула сопли из носа в горло, отхаркнула сгусток в рот и смачно выплюнула на пол зелёный сморчок, — мы сейчас ничуть не лучше неё, раз тоже решили заняться подобным идиотизмом.       Аналирэль не стала ничего отвечать на эту пламенную речь, а просто и без затей юркнула в распахнутую дверь, покрепче ухватив в одной руке фонарь, а в другой — ведро с водой, но, зацепившись носком сапожка левой ноги за одну из досок дверной рамы, чуть всё не испортила, лишь каким-то чудом сумев сохранить равновесие и пулей влетев внутрь помещения. Дверь за её спиной тут же захлопнулась, отсекая от внешнего мира и оставляя один на один с неведомым.       Посветив фонарём по сторонам, дроу отыскала пленника, что был абсолютно голым прикован к мачте корабля. Его руки завели назад вокруг круглого основания и сковали цепями. Но́ги и торс так же были перемотаны цепями в один слой, но звенья этой цепи не оставляли никаких сомнений: разорвать такое оборотню будет явно не под силу при всём желании.       Присмотревшись получше, Аналирэль ахнула. Пленник имел вид, о котором лучше всего говорит фраза: „в гроб краше кладут“. Буквально вся голова, лицо, шея, руки и частично грудь залиты кровью. Оборотень представлял собой зрелище одновременно пугающее и вызывающее отвращение. И да. Орчанка была абсолютно права. Запашок внутри стоял тот ещё. Одежда, снятая, а скорее всего, просто и без затей срезанная ножом или кинжалом, насквозь пропитанная кровью, нашлась неподалёку. В одном из углов. Для полноты картины не хватало только роя кружащихся и яростно жужжащих над ней мух.       Подойдя к пленнику на расстояние вытянутой руки, девушка прислушалась, а позже ужаснулась. Дыхание шло какими-то рывками, хрипами, из рта упавшей на грудь головы доносилось бульканье, клокотание и ещё нечто, что девушка не смогла распознать. Положив ладошку на грудь, она ощутила, что ритм сердца неимоверно рваный, медленный и вроде как затухающий. Отшатнувшись, полезла в робу послушницы, дабы мгновением позже извлечь наружу кристалл лечения. «Как знала, что пригодится», — подумала внезапно.       Вернувшись на шажок ближе к оборотню, аккуратно приложила тот на грудь напротив сердца и принялась ждать, отслеживая изменения в организме пленника на проводимое исцеление. В этот момент она даже перестала ощущать тот непонятный зуд, что будоражил тело последние несколько часов.       Секунды текли и сыпались вниз, словно песчинки в песочных часах, составляя из себя минуты. С каждой такой минутой здоровье юноши явным образом улучшалось, под конец вылившись в спокойное дыхание и здоровый сон. Проверка на слух и ладонью на груди показала полностью идеальный стук сердца и отсутствие каких бы то ни было хрипений или чего-то подобного.       Теперь, несколько успокоившись, дроу своими алыми глазками принялась обшаривать каждый сантиметр тела оборотня, и увиденное ей нравилось с каждым мгновением всё больше и больше. Единственное, что всё портило, — это засохшая кровь, что буквально коркой покрывала всю верхнюю часть тела. Ничего. Это дело поправимое. Засучив рукава, остроухая смочила в ведре принесённую тряпку и принялась за дело.       Отмыв более-менее волосы, лицо, шею, руки и грудь, она стала водить тряпкой по рельефным мышцам живота, опуская её с каждым разом всё ниже и ниже. Затем собственный рост стал помехой в дальнейшем продвижении вниз и пришлось опускаться на колени, и уже в этой позиции горящие в полумраке красноватым цветом глаза остановились на некоем органе, что так сильно привлекал юную дроу уже некоторое время. Серокожие пальчики с зажатой в них влажной тряпочкой несколько раз прошлись по члену вверх и вниз. Внезапно орган ответил на эти манипуляции, став набухать и увеличиваться в размерах, буквально приковав к себе всё внимание Аналирэль.       Словно заворожённая, она любовалась пульсирующим членом и не могла отвести от него взгляд даже на краткий миг. Собственное тело девушки ещё сильнее завибрировало, попадая буквально в такт этим пульсациям. Каждый тик исподволь вводил её в некий транс. Хотелось смотреть и смотреть, любуясь. Напряжение нарастало и под конец стало почти болезненным, невыносимым. Аналирэль вдруг ощутила нестерпимое желание прикоснуться губами к этому органу. Желание было всеобъемлющим, оно буквально подавляло волю девушки, но ей вовсе не хотелось ему сопротивляться. Наоборот, нужно было отдаться ему здесь и сейчас.       Она взяла пальчиками „тикающий“ член и принялась целовать его, ощущая себя с каждым мгновением всё более и более странно. Желание целовать внезапно трансформировалось в другое. Ей нестерпимо захотелось взять его в рот и пососать, словно леденец на палочке, купленный тётей на ярмарке, что иногда они посещали в небольших городах по обе стороны красных гор.       Противиться искушению не было ни сил, ни желания. Фиолетовые губки открылись, аккуратно пропуская головку внутрь рта, и тут же нежно обжали её со всех сторон. Девушка почувствовала, что ничего непоправимого вроде как не произошло, и, прикрыв глаза, стала нежно посасывать эту пульсирующую плоть, ощущая некое отчётливое удовлетворение. Ладонями обхватив бёдра оборотня сзади под попу, принялась скользить губами по стволу вперёд и назад, ощущая себя при этом превосходно. Ничего подобного этому ей ещё не приходилось чувствовать.       Она даже на всякий случай поблагодарила богиню, что предоставила такой хороший шанс узнать о взаимоотношениях полов чуть раньше положенного срока.       Увлёкшись процессом, не сразу поняла, что слышит посторонние звуки сверху. Оборотень начал глухо постанывать, и от этих звуков остроухой стало ещё более приятно. Удовольствие внезапно словно удвоилось, стало более ярким и чувственным.       Бёдра и живот юноши пришли в движение и стали совершать поступательные толчки навстречу рту юной дроу. Ей вдруг стало невыносимо жаль, что не может вобрать этот жезл плоти в свой рот на всю длину. Уж больно он большой… Но, если бы ей дали время на тренировки. Много времени и много-много тренировок. О, да! Да! Это было бы просто великолепно. Аналирэль уже почти буквально представляла себе, как это будет. Миг победы, миг триумфа, когда её губы прикоснутся к самому низу живота этого прекрасного самца, а его плоть будет при этом полностью у неё во рту. Ахх, какое яркое видение!       Звук сверху отвлёк от этих сочных фантазий, снова привлекая к себе внимание. Девушке захотелось буквально зарычать: настолько ей не хотелось выныривать „наружу“ из такой сладостной грëзы.       Теперь это уже был возглас удивления. Тихий, но отчётливый. Дроу открыла свои кроваво-красные очи и подняла взгляд вверх, встретившись на полпути с полностью обалдевшими жёлтыми глазами оборотня. О, великая праматерь всех дроу, как же они красивы! Зрительный контакт и одновременное посасывание его „штуки“ оказались ещё более захватывающими. Теперь она могла считывать удовольствие юноши из двух источников сразу — зрения и слуха. То, что он при этом обездвижен, ещё сильнее распаляло Аналирэль. Сейчас он только и только её! И пусть весь мир подождёт!

++++++++++++++++++++++

      Лежать на мягкой груди было приятно. Ничего больше не беспокоило. Все тревоги и горести отошли даже не на второй план, а, как минимум, на двадцатый. Блаженствуя на этой тёплой, нежной коже, вдруг с удивлением почувствовал сначала возбуждение, а после и… проникновение. Лежать в объятиях незнакомки и… трахать её было потрясающе, да к тому же никаких попыток пресечь эти действия не предпринимались. Марево сна неохотно отпускало свою добычу, а потому до меня не сразу стало доходить, что занимаюсь сексом с незнакомкой как-то…. Толчки тела крохотные, а погружение в лоно много глубже по амплитуде. Что-то явно идёт не так! Как-то неправильно. Словно вместо лона у незнакомки внизу… РОТ! Что за фигня происходит?! Выныривать из сладостного дурмана видения совсем не хотелось, но неправильность происходящего надо прояснить. Веки нехотя и крайне медленно открылись, и моему взору предстала картина… Пха! КАКОГО ДЬЯВОЛА ТУТ ТВОРИТСЯ?!       Внизу, прямо возле ног сидела тёмная эльфиечка и сладострастно… сосала мой „болт“, и, судя по мимике на лице, это действие приносило ей неописуемое удовольствие. Такого дикого, даже, можно сказать, безумного, в хорошем смысле этого слова, желания сосать я не видел в прошлой жизни никогда и нигде — ни в своих воспоминаниях с женщинами, ни в просмотренном порно. Эта незнакомая дроу буквально пленила своим „жаром“, желанием и „жаждой“ и моего нефритового „бойца“, и — что более поразительно — моё сердце. Ну не способно сердце мужчины не ответить на такое ярчайшее проявление желания выпить из тебя всё созревшее в яичках „молочко“, при этом так явственно наслаждаясь каждым мигом перед этим самым „выпиванием“. Сдерживать удовольствие при таких вводных нереально, но стараюсь совсем уж без боя не сдаваться, выпуская наслаждение не в виде совсем уж пошлых и громких стонов, а через сжатые зубы, дробя, но получается откровенно посредственно. Наслаждение велико, и против воли из рта вырывается очередной стон, но уже чуть громче.       Видимо, услышав его, незнакомка открывает глаза, не прекращая при этом ни на мгновение двигать головой, скользя и скользя губами по разгорячённому стволу. Алые очи буквально впиваются в меня, гипнотизируя и неотрывно начав отслеживать любое изменение в глубине глаз. Снова не могу сдержаться, и предательский стон удовольствия вырывается из груди. Вижу ответную реакцию на него у платиноволосой и запоздало понимаю, что сдерживаться вовсе и не надо. Мои стоны для неё как пение ангелов. Райская музыка для острых ушек. Сдаюсь на милость победительницы и, тихонько постанывая от каждого движения губ, покорно жду, когда незнакомка приведёт меня к финалу. Вижу в красных глазах понимание и радость от принятия мной своего полного поражения. Она буквально пригвоздила мой взор к себе, наслаждаясь своей победой. Мне не зазорно проиграть ей. Такой сопернице проиграть — равносильно выиграть, ведь получишь при проигрыше в разы больше, чем при сотне выигрышей у других, менее способных соперниц.       Терпеть „пытку“ скольжения губ вдоль ствола становится уже невыносимо, и, так и не сумев разорвать зрительный контакт, начинаю изливаться в сладкий ротик девушки-дроу. Она с триумфом в глазах принимает буквально до капли всё моё „поражение“ в свой горячий и влажный ротик, ещё и пройдясь в конце плотно сжатыми губами, буквально досуха сцеживая все остатки из канала ствола.       Вместе с оргазмом вижу перед собой внезапно выскочившие строчки некоего послания. Какие-то неизвестные письмена. Как же, блядь, вовремя! Пару-тройку мгновений тупо пялюсь на них, а пото́м прямо в мозг приходит „дешифровка“: ПростизптчтоиспользовалавтёмнуювсклНадеюсьтебепонравилосьизвинениетчкНепадайдухомвсклСкоровсёизменитсятчк

И

      Что это, вашу мать, за послание такое, в „телеграфном“ стиле?! И эта приписка в конце в виде начальной буквы имени, словно мы два заговорщика. Занятно. Весьма. Но всё равно совсем не вовремя.       „Извинения“ понравились и благосклонно принимаются, но использование „в тёмную“, чтобы убить моими руками столько женщин, даже если они заслужили? Ну Х.З. Жизнь меня к такому не готовила. Как-то это слишком брутально, как по мне. Понять могу, а вот принять, пожалуй, ещё не готовтчк Тьфу, мля! Вот же зараза какая! Мгновенно привязалась, словно вирусная реклама.       Ладно, с этим позже разберусь. Тут острое ушко уже досуха член своими губами выдоила. Надо бы познакомиться и поблагодарить, чай не чужие, вроде как, уже друг другу. Да и девушка встала с колен, выпрямилась в полный рост, приблизила лицо к моему, насколько это возможно, и сверлит своими красными „фонариками“ прямо в душу. Молчу, с интересом разглядывая неожиданную и приятную во всех смыслах гостью. Она, так же молча, изучает в ответ.       По-анимешному большие глаза яркого красного цвета на отчётливо выраженном „треугольном“ лице с узким подбородком. Довольно длинные и остроконечные ушки составляют с подбородком абсолютную симметрию, располагаясь по обе стороны под углом сорок пять градусов и оканчиваясь чуть ниже самой верхней точки черепа. Прямой носик. Платиновые волосы, подстриженные полукругом, доходят до плеч. Тëмно-фиолетовый цвет губ на фоне серой кожи смотрится неимоверно „свежо“.       Ничего общего с „эльфийками“ из земных фильмов стоя́щая рядом дроу не имеет. Даже идиоту буквально с полувзгляда станет понятно, что это вовсе не человеческая женщина, по ошибке природы отрастившая себе длинные ушки. Отличие чувствуется буквально во всём облике, но, пожалуй, самая главная непохожесть заключена в некой незримой ауре, совершенно отличающейся от таковой у людей. Магия или природный магнетизм самого́ тела? Кто знает. Кто знает.       — Так и будешь молчать, незнакомая красавица?! — произношу почему-то шёпотом. — Я Без, и недавнее пробуждение было весьма, ээм… необычным. Назовём это так. Необычным, но очень приятным. Спасибо за это, но позволь всё же узнать твоё имя и почему мне было даровано такое нежное и приятное пробуждение. Насколько я помню, друзей среди дроу мне завести не удалась. Скорее наоборот. Да и эти цепи тому, кто „в теме“, говорят о многом. А я, увы, к своему несчастью, могу с полной уверенностью назвать себя одним из таких, — мне и правда было многое непонятно, и „телеграмма“ от „И“ ясности тут почти не внесла.       — Аналирэль. Так назвали меня родители. Что касаемо пробуждения — мне просто так захотелось! Никакой скрытой подоплёки тут нет. И мы не друзья! Никаких иллюзий тут быть не должно. Пока, во всяком случае, дело обстоит именно так. Мне просто был интересен новый опыт. За цепи винить тебе стоит лишь себя. Не учини ты на корабле то, что сделал, — и в этом не было бы необходимости. Все раб… длани, насколько мне известно, живут на корабле достаточно свободно. Ну, точнее, я так думаю, — в конце „спича“ в голосе девушки проскользнули явные нотки неуверенности.       — То есть доподлинно тебе это неизвестно? Разве ты с ними не общаешься? Нигде не пересекаешься? — этот момент был непонятен, как и неуверенность в голосе.       — Они редко покидают расположение своих десяток, а если и делают это, то общаются только своим кругом, — голос и интонации девушки стали приобретать нотки печали.       — Хмм. Ну ладно. Допу́стим. Но почему ты не общаешься с кем-то из них в своей деся… — я осëкся, не договорив, — то есть, в отличие от остальных, ты не входишь в десятку, я прав?       — Да, всё верно, — Девушка поморщилась. Было похоже, что тема эта не очень приятна для Аналирэль. — В десятку входят те, кто совершает абордажные вылазки на чужие корабли. Корсарки. Я же ещё возрастом для такого не гожусь, да и место на корабле уже определено. Место негласной младшей жрицы Илассы в импровизированном святилище. Правда, как жрица я не знаю, что́ надо делать, и просто каждый день поддерживаю внутри чистоту и порядок. Тётя хочет отправить меня после совершеннолетия на учёбу в храм. В Империю. Говорит, что жизнь пиратки не для меня.       — Вот как, — мне было интересно буквально всё. Любая крупица знаний об этом мире. — А сколько тебе сейчас и сколько осталось до совершеннолетия?       — Сейчас сорок девять, а осталось чуть меньше полугода.       — ЧЕГО, БЛЯ?! — упс, кажись эмоции взяли верх и я весьма громко выкрикнул это.       Мгновенно отворилась дверь, на которую до этого не обратил ни малейшего внимания, да и некогда было после пробуждения оглядываться вокруг, если честно. Внутрь ураганом ворвалась здоровенная воительница с огромным ножом наголо. Она отличалась от стоя́щей рядом дроу и цветом кожи, и ростом, и красотой. На лице и руках бугрились уродливые шрамы непонятного происхождения. Воинственно торчащие клыки, что росли из нижней челюсти, придавали и так-то не шибко красивой зеленокожей женщине совсем уж отвратный вид.       — Что́ случилось, жрица?! Хфургово отродье решило, что может повысить на тебя голос?! — угрозу, что буквально сочилась в каждом произнесëнном слове, можно было брать и вешать на доску почёта как эталон словесного запугивания. — Судя по его виду, помощь с помывкой больше не нужна, а накормить ублюдка можно и утром. Или вечером. Да, вечером, пожалуй, даже лучше. А то обгадится ещё в нашу смену. Кто за этой тварью пото́м убирать будет? — зелёная „харя“ скривилась в мерзкой ухмылке, очень радуясь „удачной“ шутке. — На этом Ваше посещение объявляю оконченным. Малыш явно очень устал, и ему нужен отдых. — Она уставилась на дроу, будто говоря: «Давай, малышка, вали уже отсюда».       — Да, Ор'дала, я как раз уже собиралась уходить, — остроухая бросила на меня последний взгляд, развернулась и, подхватив в углу кроваво-красные тряпки, бросила их в ведро, после чего вышла вместе с ним за дверь.       — Ну что, тварь — не сдох, значит?! — громадина подошла вплотную, нависнув, как скала, и, дыхнув алкогольным перегаром, продолжила: — если бы не приказ старпомы, прямо сейчас с удовольствием вытащила тебе этим кишкодëром все потроха. Разделала, как рыбу, — она сделала рукой с ножом движение, словно протыкает что-то и тянет на себя. — Твоё счастье, ублюдок, что никто из девочек не умер. Иначе, боюсь, и приказ не смог бы помочь тебе спасти свою шкуру. О, ты даже представить себе не можешь, как все злы и прямо-таки мечтают пообщаться с таким лихим парнем тет-а-тет, без лишних глаз и ушей. Особенно упорствует одна из этих тёмных. Говорит, ты ей крупно задолжал. Своей выходкой опозорил в глазах капитанши, и вместо двух рабов на три дня их десятку не досталось ни одного. Она не просто зла — она в бешенстве.       Так-то тебя всё равно везут продавать на рынок, потому следующие хозяйки подлечат, если что. А у нас останутся о тебе на память некоторые части тела. У кого уши, у кого пальцы, у кого хвост, а у кого и твой дружок. Лизать сможешь и без всего этого. Старшим скажем, что начал буйствовать и поранился, а кристаллов лечения больше нет, причём по вине этого же ублюдка, что возомнил о себе невесть что. Так что можешь радоваться, везучий сукин сын: поживёшь ещё во славу богине. Хорошо бы тебе попасть к каким-нибудь чокнутым сектанткам или ведьмам. Там быстро научат покорности. Ладно, расклады, надеюсь, уяснил. А мне пора на пост возвращаться. И да: если узнаю, что посмел перечить или как-то обидел племянницу капитанши, сама тебя на ремни порежу! Гы-гы-гы, — она развернулась и, забрав фонарь, бросила уже возле самой двери: «Сладких снов, ублюдок».