Помехи

Гнёздышко. Гнёздышко в тумане. И она укрыла бы всех: мальчиков, братьев… Тут «Вингилот» качнуло и Эльвинг проснулась. Она была в человеческом теле, платье каким-то чудом умудрилось высохнуть, и Камень во сне кто-то отстегнул и положил рядом. Она зевнула, будто бы ничего не случилось. Потёрла глаза. Вообще-то чайки могут видеть сквозь туман, но сквозь этот, густой, как сливки, и почему-то тёплый, Эльвинг видеть не хотела. – Не смотри назад, – Эарендил в тумане подходил всегда неслышно, и хотелось уткнуться ему в грудь. Птицей она так и спала. – Мы уже плывём дальше. Или летим?.. А это было непонятно. Волн не слышно, «Вингилот» будто бы скользит. Как бы она сейчас была счастлива, если только бы здесь были… Не подобает быть счастливой той, что не уберегла город. И всё равно – как бы она могла быть счастлива, если бы только Элрос с Элрондом тоже были здесь. Наверное, бегали бы по палубе, а топота не слышно. Или… – Ты что? Эарендил всё время до неё дотрагивался. Поправить волосы – будто пёрышки пригладить. Обнять за плечи. Поцеловать в лоб. Подхватить, когда она пошатнётся, и тут же отступить. Будто боялся, что она исчезнет, если стиснуть. Руки у него были всё такие же сильные. – Ничего, я ничего. Всё здесь было пуховое, как чаячий пух, и туман тоже был пуховым. Она это уже думала. – Я ничего. Летим. А вот теперь он её обнял, молча и крепко. Эльвинг пыталась вспомнить запахи – пот? дерево? смола? чем-то, ведь чем-то же он пах, хоть бы и табаком? – но ничего не чувствовала, кроме солёной свежести. Вокруг всё-таки море. Вот бы обернуться чайкой, нырнуть за рыбиной – и остаться на волнах. *** – Мам! – Мам, ты нам снишься, да? – А я говорил, что получится! – А я не спорил! Она скатилась с ложа, выпала из гамака, да что за низкий потолок, да где она, как тут раскинуть крылья?! – и проснулась. Или ей показалось, что проснулась. Эарендил и глаз не открыл, будто ничего и не было. Она ударилась коленками, локтями, вскочила с пола – всё ещё казалось, что вот-вот схватят за плечо и развернут к себе, вот-вот тот рыжий схватит… – и замерла. – А я знал, что ты сможешь нас увидеть. – А ты нашла отца? – А сколько ты летела? Они были живые, её мальчики. В ночных рубахах чуть-чуть большего размера, с закатанными рукавами и без кружева, и оба босиком, и оба на одной кровати, слишком высокой – им с неё придётся прыгать, а не просто так слезать – но невредимые. У кровати стоял светильник, ровно-голубой. Это как будто в каюте распахнулось окно, но без рамы, без ставен. Эльвинг могла протянуть руку, но коснуться не могла. – Мам, а что ты молчишь? Они к ней тоже кинулись, и на миг показалось, будто сейчас так и выпадут в каюту, прямо на спящего Эарендила, тот сгребёт, не просыпаясь – но нет. Мальчики там, а она здесь. Да где это «там»? – Просто не ожидала, – выговорила очень тихо. Эарендил недавно еле прикасался, теперь и она еле говорит. Вдруг всё исчезнет? Элрос уже спрыгнул с той ужасной кровати и теперь лез обратно, навалился животом. Элронд ещё раз потрогал туман. То есть у них там нет тумана. Потрогал воздух. Эльвинг протянула руку и Элронд протянул. Но пальцы не соприкоснулись. – Мам, а когда ты прилетишь? Что сказать? «Никогда»? – Мама, мам, а Маглор говорит, ты полетела к отцу. Это правда? Расскажи! – Кто говорит? Воздух в груди как будто стал горячим. Она не плакала – сперва летела, потом спала, а потом они скользили в тумане. Не плакала, когда бежала. Когда прыгала. – Кто говорит? – Ну Маглор! Ты чего, не знаешь? Он сказал, мы у них вас подождём! Мам, а вы скоро? Мы тебе столько покажем! – Мам, а он не соврал? Её мальчишки. Иногда так спят, что одеяла потом валяются по углам, а волосы липнут к подушке. Кто их укроет там, кто им споёт? Как… как они сказали? Маглор? Эти-то споют, пожалуй! – Мам, ты чего? – Тебе не вредно столько сниться? – Ты не устала лететь? – Мам, ты что? – Ты сядь! А она только руку прижала к груди и стиснула кулак. И закивала. *** – Конечно же, – сказал Эарендил, – конечно, они живы. Как иначе. Он опирался на локоть и смотрел задумчиво – всё в ту же даль, что и раньше. Ничего не изменилось. Он очень ей рад, но он не вернулся бы. Всегда хотел вперёд. Они и плыли вперёд. – Я думала, – сказала Эльвинг, – мне казалось… А что ты скажешь сыновьям, ну что ты скажешь? Я думала, что вас могли убить? Я и сейчас боюсь, что вы в заложниках? Только вот Камень вашим надзирателям уже никто не отдаст. – Мы можем повернуть назад? – Уже не выйдет. – Тогда давай я одна. Я оставлю тебе Камень. – Мы миновали предел, помнишь? «Когда ты вернёшься, мама». Туман даже свет Камня скрадывал, хоть и не до конца – светлое пятно в белом пуху. Эльвинг парила, пока голова не закружилась, работала крыльями, пока не заныли плечи – и рухнула в море уже человеком. Её вытащили, конечно. – Не падай больше, – попросил Эарендил, пока она выжимала волосы и платье, и всё пыталась распахнуть глаза, а по лицу текло. – Я тебя не найду. Домой никак не попасть. Домой не улетишь. *** – Мам! – А мы никому не рассказали. – Мы сказали, что это наш секрет. – Маглор обычно спрашивает, что приснилось, если мы ночью просыпаемся, и в этот раз спросил! А мы сказали: «Ничего». Они уже сны хотят забрать?.. Эльвинг открыла глаза и принялась трясти Эарендила за плечо. Вчера чуть было не сели на мель – нездешнее море, а туда же… И он теперь спал очень крепко. – Мама, а что ты делаешь? Ох. Дети-то. Она всмотрелась ещё раз, внимательнее, чем в прошлую встречу, глаза уже не жгло – обычная спальня. Скомканные одеяла, как дома могли бы быть, плотные шторы на окне. Окно, наверное, маленькое – не для детей же всё это строилось! А у кровати кресло. Рядом книга, но букв не разобрать. – Почему у вас спальня одна на двоих? – А мы так захотели! – Дома так же, ты не помнишь? – А мы так и сказали – мы хотим как дома, и всё равно будем друг к другу уходить. – А эти что?.. – Маглор вздохнул и просто сделал всё как надо, а второй ничего. – Мам, мам, иди сюда! – Мам, расскажи нам! – Мам, ты им объяснишь, что если кто-то кашу не доел, то это ладно? Эльвинг на миг закрыла руками лицо. Какую кашу. – Что они вам говорят? – Чтоб не играли за едой! – И босиком нельзя! – Что с Маглором ничего страшного, он так задумался! – Чтоб книжки потом ставили на место! – Мам, ты что? Может быть, это месть такая? Не отдала Камень – а мы теперь приручим твоих сыновей? Да пусть же. Пусть дети её хоть возненавидят – если будут в порядке, если будет хорошо… Они сейчас скакали по кровати, как будто дома, будто ничего и не случилось, и где-то там, где Эльвинг уже не видела – открылась дверь. – Ой, мам, мы пойдём, а то это же секрет. – А вдруг Маглор споёт? – Да не споёт он ночью! Но никакого Маглора она не увидела. *** – Но к детям-то? – Да, к детям. – А ты видела или слышала? Эарендил и сам ведь в детстве застал падение города. – Нет, я не видела. Я бежала. Они убийцы. В этом тумане всё должно стать бледно-серым или на худой конец нежно-голубым, но у Эарендила глаза всё такие же яркие. – Убийцы тоже могут быть добры с детьми. – Ты мне не веришь? – Верю тому, что ты видишь по ночам, а не тому, чего боишься днём. – А вдруг я всё это придумала? – Ты бы не смогла. – Если бы я только могла знать!.. – Не прилетела бы?.. Иногда проще спрятать лицо на чужой груди и ничего не отвечать. Море шумит. *** – Мам, а мне можно к тебе? Вы подождёте чуть-чуть? Тоже прилечу. Вот так! Нечего её детям якшаться с убийцами. Нет, но как… через море… чтоб потом тоже ныли руки-крылья… И почему Элрос на этот раз один? Они ведь всегда снятся ей вдвоём. – С кем ты поссорился? – Со всеми! Мам, ну правда. То Маглор сначала ушёл, а с ним нельзя, то Элронд всё читает и читает, то они с Маэдросом… а я тоже хочу! – Что с Маэдросом? Вот ведь, имя как имя. Не чёрный призрак, от которого бежишь знакомыми улицами. – Маэдрос очень много может рассказать! Ну, если день хороший. А я сказал, что ничего слушать не буду, а этот сказал: ну и ладно, то есть Маэдрос же сказал, а я же просто жду, пока Маглор придёт! Мам, мам, можно я к вам? Только представила его над морем, маленькую фигурку. Только представила, как он летит вниз – и уже зажмурилась. – Мы очень далеко, сын. – Это ничего! Ты же долетела. – А как же брат? – А я его уговорю. – Но если вы улетите, – сказала с усилием, и туман будто бы сгустился в лёд, и в этой полутьме и отблесках она продолжила, – тогда что? Маглор же расстроится. – Да ну его! – Ты ещё маленький лететь. – Он тоже так говорит. Да почему какие-то певцы, кто они там ещё, какие-то воины, какие-то статуи из прошлого, – почему они вообще что-то рассказывают её детям? Почему дети их слушают? – И передай Маэдросу, – сказала, – что… Но тут её как будто волной вынесло из сна – тёмной, тёплой волной. И в следующие ночи детей не было. *** – Мы не движемся. Она так и знала. Так и подумала, что нужно будет выбирать ещё раз. – И что я скажу: мы вам больше не приснимся? – Я им и так не снюсь. Ты сама говоришь: они говорят про какую-то ерунду, не как в плену. Про кашу, про отлучки… – Что ты хочешь мне сказать? – Только про плен. Представь, сколько взаправду в нём и сколько ещё окажется. *** – Да они ведь так и сказали: папа там совсем один, а мы тут – не совсем одни. Поэтому мы вас подождём. – Они сказали, сколько ждать? – Сказали: долго. Туман не даёт дотронуться, но можно сесть на корточки, почти соприкоснуться лбами и почти коснуться пальцев. – А мы так и сказали, что ты приведёшь подмогу, что ты поэтому ушла, а Маэдрос сказал: «Сказки», а Маглор сказал, что всё так и есть, а Маэдрос просто с утра не в духе, и тот тогда ушёл. Но он потом нам показал такую карту!.. сборную. – Там можно море собирать и разбирать, и все крепости, как мозаика, как витраж, только эта деревянная, и там ещё море светлее всего. Мам, у вас там правда светло, да? – А почему папа нас не видит? – Он ведь очень устаёт. – Ну вот!.. Мам, мам, а долго – это сколько? – Я не знаю.