Горячо. Горячее. Два альфы

      Джин был… непонятным. В смысле, он был спокойным, радушным, терпеливо показывал Тэхену свою квартиру, отвечал на вопросы, пустил в свою спальню, в гардеробную… Он был гостеприимным хозяином, и когда они добрались до кухни, показал себя еще и как первоклассный повар. Тэхен не умел готовить еду — только разогревать ее, а здесь… Джин устроил ему кулинарный мастер-класс. Зачем-то. Нет, мятный альфа был рад и даже пытался вникнуть в процесс, но у него, с каждой минутой, с каждым новым ударом ножа о разделочную доску, создавалось ощущение, что… Им не о чем поговорить. При этом, переченый альфа постоянно говорил и даже рассказывал какие-то интересные истории из своего кулинарного прошлого и гастрономического опыта, но… Это было слишком… отстраненно. Как говорить о погоде.       — Что ты делаешь?       Тэхен как в замедленной съемке повернул голову, и его рука с металлической лопаткой, которую Джин ему доверил, понадеявшись на его ответственность, замерла.       — Я… — Мятный альфа немного растеряно посмотрел на свою руку. — Мешаю.       — Да, я вижу. Ты мешаешь свинине жариться.       Джин говорил умиротворяюще тихо, его тон был мягким, вкрадчивым… Кажется, он так не говорил с ним до этого, постоянно вынужденный испытывать какие-то эмоции, сильные, не всегда приятные. Теперь он был просто гостеприимным хозяином, который захотел побаловать коллегу вкусным ужином. С одной стороны, это был прогресс, если учесть, что они ни разу еще не успели поспорить. Но с другой… Создавалось ощущение, что Джину было все равно, кто был рядом, и будь на месте Тэхена Кибом или Мичи, он бы вел себя также.       — А что не так?       Мятный альфа уважал хозяина дома и не хотел менять установленные им правила. Он пытался понять, в чем была причина, и сделать выводы. Ну, еще дождаться момента, когда перечный альфа всё-таки проявит… Хоть что-нибудь.       — Так мясо пригорит, а оно должно оставлять на сковороде свой сок, но не корочку.       Тэхен не успел среагировать, когда Джин встал позади него и взял его за ту руку, которая до этого мешала мясу жариться по правилам высокой кухни. Сердце пропустило удар, легкие пропустили вдох, Тэхен впервые в присутствии Джина ощутил себя… Перечный альфа не прижимался к нему, но при этом Тэхен спиной чувствовал его присутствие. Близкое. Обычно, альфы относятся к такому настороженно, и Джин, например, когда однажды оказывался в таком положении, неосознанно поджимал плечи… А теперь пришла очередь Тэхена. Его как будто ударили поддых, настолько это сокращение дистанции, до этого установленной между ними вежливостью, оказалось неожиданным.       — Нужно подгребать со дна. — Джин бережно, но при этом уверенно обхватил его пальцы и совершил нужное движение. — Так, корочка не успеет пригореть, мясо равномерно прожарится, а то, что останется на сковороде, можно будет использовать для соуса.       Мятный альфа слушал, но не соображал. Он теперь был реально застигнут врасплох. До этого только он пытался пробраться за личные границы Джина, испытывая на прочность его выдержку, а теперь… Он волновался. Чувствовал себя не в своей тарелке, уязвимым, но под ласковый голос перечного альфы, интонация которого отдавала сладостью и теплом… Это было приятно.       — Давай, сам.       Джин отпустил его руку, но не отошел, уперевшись в край кухонной столешницы. Он не прижимался и всё равно находился слишком близко. Волнующе интимно. Нервно, если говорить о конкуренции, и интригующе, если иметь ввиду ухаживания. Что он сделает в следующий момент? Невзначай станет ближе или сделает шаг назад?       — Получается?       Тэхен не узнал свой голос, но он ему понравился, и в этот момент мятный альфа очень хотел увидеть улыбку Джина, возможно, самодовольную.       — Продолжай.       Ожидалось, что перечный альфа отойдет, чтобы продолжить дальше делать что-то, что другому альфе было недоступно и непонятно (нужно больше смотреть кулинарных шоу), но он стоял. Следил. Терпеливо, спокойно, и Тэхен знал, что если он теперь сделает что-то не так, Джин не станет ругаться, ворчать и всё остальное, в чем он был мастер. Это был другой Джин. И этот Джин…       — Ты меня… обхаживаешь?       — Я тоже буду это есть, и хочу, чтобы мне было вкусно.       Перечный альфа сделал движение, а у мятного всё внутри перевернулось. Джин как будто случайно коснулся его спины, на мгновение прижавшись грудью — возможно, он просто переступил с ноги на ногу, но… Черт, это волновало. Волновало настолько сильно, что Тэхену захотелось вдохнуть поглубже перец, припорошенный гвоздичным сахаром. А как он говорил с ним? С булавками, но до сих пор ласково. Не язвил, не умничал — заигрывал?       — Ну-ка, посмотрим…       Он подался вперед, его грудь коснулась спины Тэхена, рука мягко легка на талию, и его красивая голова оказалась так близко, что он почти касался щекой щеки, а потом еще немного вытянул шею. Мятный альфа почувствовал его удушающую перцем пряность, которая забила нос на первом вдохе, и сразу захотелось сделать второй.       — Будет вкусно… — Голос Джина звучал отрешено, скрывая его настоящее волнение. — Наверное… — Он сделал паузу, как будто сомневался в том, что может озвучить… — Это потому что ты мешал.       Тэхен совсем перестал дышать, пока перечный альфа, прежде чем отстраниться, задержался у его щеки, а потом всего на мгновение коснулся губами острого угла его челюсти, и, чуть-чуть не добравшись до уха, соскользнул вниз, ближе к шее. Мятный альфа не успел ничего понять, но сердце, кажется, успело проникнуться, потому что куда-то заторопилось. А Джин уже отстранился и вернулся к доске, ножам, мискам, повернувшись к Тэхену спиной. Что это вообще было? Он помнил, как перечный альфа нежничал, когда они целовались при Кибоме. И сердце заколотилось еще быстрее. Неужели, он на самом деле был… таким? Трепетным и ласковым.       — Пожалуй, я всё же налью нам немного вина. — Джин теперь звучал бодрее, громче, но Тэхен слышал только его смятение. Возможно, альфа сам от себя не ожидал такой нежности и теперь пытался скрыть ее за кулинарным энтузиазмом. — Получается пока лучше, чем я вообще умею.       Тэхен мешал мясо, теперь как было положено шеф-поварам, пока Джин что-то тихо мурлыкал себе под нос, склонившись над разделочной доской.              

* * *

             — У меня нож, Дже.       — Придется тебя арестовать — у меня наручники.       Отношения выясняли альфы, а страдало сашими, которое Ким Соджун не мог нарезать как следует из-за того, что сзади его слишком крепко подпирал Ким Джехен, не желающий расцеплять руки и поднимать голову, которая слишком хорошо помещалась на чужом плече.       — Ты мне мешаешь, а это мое коронное блюдо.       Можно было подумать, что режиссер сердился и вот-вот должен был применить силу, но он слишком широко улыбался. Ну и растрепанный хвост вместе со сползшим растянутым воротом футболки и шортами не прибавляли ему свирепости — скорее наоборот. Но комиссар всё-таки отстранился. Он выпрямился во весь рост, уперся одной рукой в стол сбоку от Соджуна, а другой — стянул с его волос резинку, с самодовольной улыбкой наблюдая за рассыпавшимся по широким плечам серебром.       — Вот спасибо!       Режиссер запрокинул голову, и Джехен запустил в седой шелк пальцы, кончиками чувствительно задевая кожу, приятно царапая ее ногтями. Он впервые видел Соджуна с распущенными волосами. А до этого — впервые видел обнаженным. Единственное, что теперь повторялось из однажды пережитого — влюбленность, которая в один момент омолодила их обоих лет на сорок.       — Я не хочу есть.       Крепкие руки вновь перехватили режиссера поперек живота и прижали, но Соджун не сдавался и не собирался опускать нож, всё еще надеясь как следует нарезать жирный кусок первоклассного лосося.       — Ты прилипала.       — Эй! — Комиссар, судя по голосу, возмущался. — Это называется язык любви.       — Язык любви? Ты открываешься мне с новых сторон.       — Не обольщайся — это не я придумал. — Джехен прижался щекой к макушке Соджуна, немного ослабив хватку, но всё же не рискуя слишком сильно отдаляться. — Тэян, моя жена, так это называла, когда не могла от меня отделаться.       — Она тебя так оправдывала. — Режиссер даже не думал ревновать альфу к его бывшей жене, успев убедиться в том, что бывших супругов теперь связывали исключительно родственные чувства. — Кто бы мог подумать…       — Это ты виноват.       — Мне нравится.       Соджун сказал это тихо, на выдохе, сделав из этого необходимого уточнения сокровенное признание, и Джехен не стал спускать ему это с рук, прижавшись губами к его виску.       — Я в таких случаях начинаю готовить. Это мой язык любви, который у жутко занятых людей звучит как Ты мне так дорог, что я готов потратить свое драгоценное время на то, чтобы постоять ради тебя у плиты. — Режиссер улыбался, аккуратно расправляясь с рыбой. — Обычно, альфы таким не страдают и предпочитают рестораны.       — Мне нравится. — Джехен прикрыл глаза, пока щекой скользил по мягким волосам, то и дело касаясь их губами. — Получается, мы с тобой сейчас говорим на языке любви.       — Скоро на этом языке заговорят наши дети.       — Да, я тоже заметил. — Комиссар, судя по интонации, не имел по этому поводу возражений. — Когда собирал разбитую посуду.       — И что думаешь?       — Я не лезу в личную жизнь Тэхена, и единственное, что могу сказать — у него тот же язык любви, что и у меня. — Джехен, наверное, почувствовал, что Соджун собрался задать вполне логичный вопрос. — Так говорит его мать, а ей можно верить.       — Потому что она была жертвой не только мужа, но и сына. — Режиссер беспечно улыбался. — В этом нет ничего удивительного — дети перенимают привычки и повадки родителей. Особенно, если они им нравятся. Или они видят, что это работает.       — Джин готовит так же хорошо, как ты?       — Он готовит лучше.       — Джун.       Услышав, как кардинально в один момент сменилась интонация до этого расслабленного и абсолютно всем довольного комиссара, Соджун повернул к нему голову.       — Давай поговорим с тобой на моем языке любви.       Большой и страшный комиссар умел капризничать? Это было настолько очаровательно, что режиссер рассмеялся, а потом громко и с выражением поцеловал надувшегося альфу в щеку.       — Для этого тебе придется применить наручники.       — У тебя кинк?       Соджун вновь повернулся к Джехену, и пока один альфа был до невозможности удивлен, другой был сосредоточен. Как следователь, старательно собирающий показания.       — Нет, я почти здоров.       — Это не болезнь. — Комиссар ответил абсолютно серьезно. — Это что-то вроде… пристрастий. То, что тебе нравится. Возбуждает. Навевает фантазии…       — Это ты тоже от жены узнал?       Режиссер беззлобно ухмыльнулся, а потом всё же выпутался из рук комиссара, чтобы заняться салатом, который и составлял главный вкусовой акцент его коронного блюда.       — Нет. Это я узнал, когда искал информацию о сексе между мужчиной и мужчиной. — Джехен наблюдал за Соджуном. Как хищник, в любой момент готовый вновь взять свою невинную жертву в плен безвыходной ласки. — Честно сказать, кое-что я бы очень хотел забыть, но что-то оказалось интересным. И даже познавательным.       — Представляю, как ты сидел на работе и, нацепив очки, изучал порносайты.       Режиссер смотрел на комиссара из-за плеча, задумчиво прищурившись, как будто в этот момент пытался представить себе эту картину.       — Я не ношу очки, но если тебя это заводит…       — У меня гипертония.       — Хорошо. — Джехен кивнул. — Если это заводит твою гипертонию…       Ким Соджун смеялся так, как будто ему было двадцать, и он с широко и наивно распахнутыми глазами только вставал на путь романтических приключений. В этом было больше радости, чем веселья. Или облегчения, даже восторга. Когда ты сделал большую ставку, и она сыграла. Рискнул, и выиграл. И неважно, что будет потом — этот конкретный момент уже вошел в историю как… незабываемо счастливый.              

* * *

             — Честно сказать, я удивился, когда узнал, что ты любишь смотреть боевики и триллеры.       Тэхен ел с удовольствием и с удовольствием говорил с набитыми щеками, потому что уже успел смириться с тем, что вся романтика этого вечера закончилась вместе с тем, как приготовилось мясо.       — Как удивился я, когда прочитал о твоей любви к фильмам о любви.       Джин был расслаблен и ел с аппетитом. Они на самом деле собрались поужинать и побеседовать, что было приятно, но… Всё-таки мятный альфа был немного разочарован. Узнавать господина актера было увлекательно, но целоваться с ним было намного увлекателььнее.       — Хотя… — Перечный альфа отставил тарелку и взял в руки бокал с вином. — Это вполне логично, если учесть, какой у тебя образ.       — А какой у меня образ? — Тэхен смотрел на Джина с настороженностью, ожидая подвох.       — Ты секс-символ, абсолютно заслуженно, и я уже говорил о том, насколько ты привлекателен. — Перечный альфа сделал паузу, как будто для того, чтобы секс-символ мог с ним или согласиться, или же поскромничать и всё отрицать. — Герой-любовник, который любит смотреть мелодрамы, будет продаваться лучше, чем тот, который считает кино о любви наивными сказками.       — Я на самом деле люблю наивные сказки о любви, и мой образ тут совершенно не при чем.       — Я не говорил, что ты всех обманываешь и верю тебе, просто отметил тенденцию. — Джин пожал плечами, и его взгляд теперь рыскал по столу в поисках того, что еще можно было вкусно и с удовольствием положить в рот.       — А какой образ у тебя, господин Я считаю кино о любви сказками для наивных дураков?       — Тэтэ, ты зря обижаешься. — Перечный альфа с нежностью улыбался, смотря на Тэхена, который до этого сверлил его взглядом, а теперь этим же взглядом пытался расправиться с куском сочной свинины на тарелке. — Я просто профессиональный актер, который успел в чем-то преуспеть, а в чем-то — отстать.       — Ты закрытая книга, и твоя красивая обложка легко может откусить пальцы тому, кто попытается за нее заглянуть.       — Если ты не возражаешь, я использую это сравнение в своем следующем интервью. Разумеется, укажу тебя как источник. — Джин задумчиво улыбался. — Остроумно и злободневно.       — То есть, ты на самом деле считаешь романтику чушью?       Тэхен окончательно отодвинул от себя тарелку, положил локти на стол, сцепил перед собой руки, в последний момент подтянув к себе бокал. Он смотрел на Джина так, как будто теперь был комиссаром на допросе. С пристрастием.       — Я считаю, что фильмы о любви, популярные, не имеют ничего общего с романтикой. Это набор красивых клише, смотря на которые зрители думающие всегда говорят про себя Так только в кино бывает. — Джин откинулся на спинку стула. — Это неплохо. Это красиво. Это может вызывать эмоции, но, к сожалению, не у меня, потому что я знаю, как это делается.       — А может, потому что ты сухарь и циник?       — Может. — Джин вновь пожал плечами, сделав глоток вино. — Неплохо, но на мой вкус кисловато.       — А я, получается, всё же наивный дурачок?       — Тэтэ, ты принимаешь на свой счет то, что не должен — я просто высказываю свое мнение. Кино — это вкусовщина. И в этом случае все правы, но ты спросил, что думаю об этом я.       — По твоему мнению, я наивный дурачок, если верю в сказки о любви?       Тэхен не собирался сдаваться, и Джин понял это, когда задержал на нем взгляд.       — По моему мнению, ты секс-символ, который любит романтическое кино — я озвучил это ранее, но мне несложно повторить.       — А что если я тебе скажу, что я своими глазами видел такие сказки в жизни? — Теперь мятный альфа тоже откинулся на спинку стула, пока Джин смотрел на него уже с большим любопытством. — Мои родители. Они были друг у друга первыми и на данный момент единственными. Первая любовь, которая началась еще в школе, а потом дала продолжение в виде брака и нас с братом.       — Твоим родителям можно только позавидовать, пусть эта любовь и закончилась.       — Она закончилась спустя сорок лет, и они расстались родными людьми, просто перестав быть любовниками от слова любить. Я бы от такого не отказался.       Тэхен ухмыльнулся, не спуская с Джина горящий взгляд. Не испытующий, а пытающий, потому что то, что перечный альфа думал о любви и романтических отношениях с самого начала его не устраивало. Нет, не так. Расстраивало. Вызывало недоумение и желание спорить.       — Вот здесь согласен. — А Джин как будто не замечал этот взгляд и поднял бокал. — За такую сказочную любовь.       — Чувствую сарказм. — Тэхен поморщился, но всё же откликнулся на произнесенный тост.       — Я не посмею подвергать сомнению чувства твоих родителей. Просто… — Перечный альфа смотрел на дно бокала, мягко перекатывая по стенкам его рубиновое содержимое. — Такие исключения обычно только подтверждают правила.       — Скажи еще, что дело в том, что отец альфа, а мама омега, и…       — Да, пожалуй, так.       Вполне ожидаемо, поэтому мятный альфа только выдохнул в ответ на это, нервно и немного раздраженно.       — Ты любил когда-нибудь? Это болезненный опыт? Обещаю, если дело в нем, я не стану давить и извинюсь за любопытство.       — Я уже понял, что ты заботишься о моих чувствах. Спасибо. — Джин спокойно улыбался, смотря Тэхену в глаза. — Нет, я не любил. И более того, у меня не было серьезных отношений. И в этом случае, я не ставлю длительные и серьезные в один ряд.       — То есть, ты просто трахался в длительных отношениях?       — Ну да. И это было приятно всем. — Перечный альфа улыбнулся, как будто что-то вспомнил. — Если тебе интересно, я сразу говорю о том, что…       — Не веришь в любовь. Я понял.       — Если ты хочешь говорить за меня, мы можем помолчать.       От Джина повеяло раздражением, но Тэхен этого не заметил, потому что сам испытывал что-то подобное. Теперь они были на одной волне.       — Мне просто интересно, почему ты так сильно боишься влюбиться.       Услышав это, перечный альфа замер, как будто услышал несусветную глупость или же наоборот, точное попадание в суть.       — Ты либо влюбляешься, либо нет. Мне кажется, это неконтролируемый процесс, хотя… — Джин усмехнулся, и в этом чувствовалась легкая, неопасная озлобленность. — Тебе, как романтику и любителю сказок, должно быть виднее.       — Я сам не влюблялся до этого, но очень бы хотел. И я не вступаю в отношения с позицией, что буду только трахаться, без далеко идущих намерений.       — Я рад за тебя. Но не могу понять, с чего вдруг ты меня осуждаешь.       — Я?! — Тэхен так искренне изумился, что это получилось громко и неожиданно неубедительно. — Никогда. Я не могу тебя осуждать за то, что ты по каким-то причинам отказываешься любить.       — Я не отказываюсь.       Джин качал головой, пока Тэхен решительно придвинулся к столу и потянулся вперед, как будто у перечного альфы напротив вдруг резко испортился слух.       — Для того, чтобы влюбиться, нужно хоть немного открываться. Позволять себе быть таким, какой ты есть, а не тем, на кого приятно смотреть. Нет, не так. Не тем, кого ты хочешь, чтобы в тебе видели. Влюбиться тогда, когда ты так старательно прячешься за своими убеждениями, невозможно. Влюбиться — значит открыться и впустить чувство. Если ты закрытая книга с красивой обложкой, ничего не получится.       — Даже странно, что ты, такой открытый и готовый к большим и светлым чувствам, еще ни разу их не испытал. — Джин улыбался, но это смотрелось неприятно. — Может, потому что это так не работает?       — Наверное, не работает, потому что ты уже влюбился, при том, что не торопишься открываться и подпускать к своим… страницам.       Тэхен не хотел это говорить, но у него не было шанса промолчать. Он всё чувствовал, и всё это было однозначно. Так, как вел себя Джин, мог вести себя только альфа, успевший проникнуться чувствами. Может, это была не любовь еще, но что-то, что вполне могло ею стать.       — Вот как. — Джин поднялся. — В кого?       — В работу. Я успел убедиться в том, что ты первоклассный актер, и это не сарказм. — Ситуацию еще можно было спасти.       — В тебя, полагаю? Ты уверен, что я влюбился в тебя.       Нет, нельзя. Мятный альфа прикрыл глаза. Блять. Он сам виноват. Ну, конечно. Как вообще можно говорить такое вслух тому, кто уверен, что альфы могут только соперничать и, максимум, не соперничать.       — Полагаю, мне пора. — Тэхен тоже встал, и ему сразу захотелось присесть под тяжестью взгляда Джина. — Спасибо за вкусный ужин и интересную беседу. — Он повернулся, и теперь оказался к перечному альфе лицом, а тот выглядел так, как будто чего-то ждал. Судя по всему, извинений, но Тэхену не за что было извиняться. Однако, у него всё еще оставалось одно дело. — Можно я тебя обниму? Спрашиваю, потому что боюсь за свою жизнь.       Джин ничего не говорил и не двигался. Просто смотрел, и Тэхен теперь жалел о том, что не умел читать мысли. Если бы перечный альфа был против, он бы сказал об этом, поэтому Тэхен сделал к нему шаг. Как будто собирался засунуть голову в пасть льва. Еще один шаг, и теперь Тэхен подобрался ко льву вплотную. Оставалось протянуть руки, и он протянул, обхватив Джина за шею. Сильно прижимать не рисковал, а перечный альфа не торопился обнимать его в ответ. И пах резко. Наверное, так пахнет перцовый спрей, но мятный альфа не успел закашляться, потому что запах начал стремительно таять, теряя в своей удушающей концентрации. Дышать становилось проще, и с каждым вдохом… Джин сцепил руки на его пояснице, обнял неуместно для своего настроения крепко и уткнулся ему в шею.       Почему он был такой?.. Тэхен не стал задавать этот вопрос вслух и вместо этого прильнул к перечному альфе, позволив себе непозволительную близость. Это было хорошо. До этого Джин покрылся ледяной коркой, а теперь, кажется, оттаял, и эти осторожные объятия становились всё теплее. Кажется, обычная вещь — Тэхен часто обнимался и дело это честно любил, но с Джином всё было не так. Почему-то сердце стучало громче, а перец стал греть, а не раздражать, уступив место корице и гвоздике. Как будто кто-то заварил очень ароматный чай. Настолько ароматный, насколько горячий, и Тэхен наклонил голову. Губы были горячие. Опять Джин нежничал, и, наверное, его стоило за это осадить, чтобы его дела перестали расходиться со словами, но мятный альфа не мог. И дышать стало сложнее, когда руки Джина с талии спустились ниже.       Однажды Тэхен его так провоцировал, а теперь он провоцировал Тэхена, но явно не на агрессию. Это ощущалось как что-то правильное, и мятный альфа на мгновение запрокинул голову, чтобы потом посмотреть Джину в глаза. Полуприкрытые, пленительно затуманенные чем-то, что совсем не вязалось с его ледяным раздражением и жестким желанием отстоять вдруг задетую честь. Он надышался мятой. Наверное, замерз, и теперь просто стремился отогреться, сильнее прижимая к себе Тэхена.       — Ты прав насчет романтических фильмов. — Мятный альфа перешел на шепот, взволнованная срывающийся. — Но когда в жизни никакой романтики… Ничего больше не остается.       — Тебе это нужно?       Джин прошелестел это где-то рядом с губами Тэхена, а те сами собой приоткрылись, как будто прежде чем ответить, он хотел распробовать вопрос на вкус.       — Это — да.       — Наверное, ты тоже прав.       Ты всё-таки влюблен в меня? Но на этот раз мятный альфа оказался умнее, и непроизнесенный вопрос оказался на губах Джина. Такой момент нельзя было упустить. Внезапно связавшая их после спора интимность, трепет, надежда на то, что не всё можно испортить словами, если испытывать искренние стремления. Тэхен же не собирался самоутверждаться, сказав, что Джин в него влюблен. Нет. Он самоутверждался теперь, когда впивался в мягкие губы, языком убеждаясь в их сладости. В сладости поцелуя, и то, что пальцы перечного альфа сильнее сжались на его бедрах, только усиливало ощущения. Чувства. Эмоции, которые ускользали от гордого разума, жаром разливаясь по телу.       — Ты… — Джин проявил волю и оторвался от губ Тэхена, но воля тут же дала трещину, и он вновь приник к ним, коротко и пылко. — Собирался домой.       — А ты — выгнать меня.       Мятный альфа не рисковал открывать глаза, как будто боялся, что магия этого момента растает так же внезапно, как появилась.       — Есть два пути.       — Я выбираю второй.       Тэхен улыбался, и не перестал улыбаться даже тогда, когда Джин попытался стереть его глупую улыбку своими губами.       — То есть, ты подготовился?       Удивительно, как легко теперь было понимать друг друга.       — Я давно готов был уступить тебе. — Глаза пришлось открыть. — Но только если ты потом… уступишь мне.       — Не могу обещать.       Он не собирался уступать. Это было в горящем взгляде, на блестящих и от того еще более сочных губах, которые растянулись в соблазнительную ухмылку. И магия момента исчезла.       — Секс так не работает, Джинни.       Тэхен не успел расстроиться. Он уже смог узнать о том, что Ким Сокджин никогда не будет снизу и всё остальное, в чем он его уверенно убеждал.       — У меня заработает.       — Значит, ты умеешь и так?       Разумеется, все искушенные опытом альфы умели так. Хитро заискивать, ласково уговаривать, нежно настаивать и искренне обещать, что все желания будут исполнены. Желания жертвы. Сексуального хищника, который на самом деле готов был воплотить чужие фантазии, но обязательно не в ущерб своим.       — Как?       А как он смотрел… Тэхен чувствовал себя кроликом, который попал в уютные объятия змеи, но ему везло больше — он осознавал, что был в ловушке. И, главное, знал, как из нее выбраться. Но очень не хотел. Такой Джин слишком выгодно, слишком сексуально контрастировал с тем, который показывал ему квартиру и рассуждал о том, что романтика умерла, да здравствует романтика. Если бы не его упорство, упрямое недоверие, Тэхен бы не стал думать и сразу повернулся задом и спустил штаны.       — Знал бы ты… — Мятный альфа дернулся, когда рука Джина накрыла его член, и на этот раз он не собирался его травмировать — пальцы, мягко надавливая, обрисовывали под тканью очертания эрекции. Чувствительно. Невыносимо. — Хочу тебя.       — Как я тебя.       Перечный альфа дразнил, приблизившись к его губам и не давая себя поцеловать. Вынуждал сдаться, изводил и…       — Хочешь меня трахнуть?       Вместо поцелуя рот в рот, Джин выбрал его шею, бесстыдно, головокружительно медленно и потому до дрожи развратно проведя языком по коже. Был вариант пообещать, поставить на колени, кончить на его сладкие губы и засобираться домой. Тэхену этот вариант не подходил, потому что у него на Джина были далеко идущие планы.       — Очень.       — Я тоже хочу, чтобы ты… трахнул меня. — Слова давались тяжело, потому что все силы уходили на самообладание. Перечный альфа был настолько умел (вместе со своими длинными шаловливыми пальцами), насколько вкусно пах, и у Тэхена буквально подкашивались колени. — Но только если я… трахну тебя, Джинни. И никак иначе.       — Иначе.       Джин не отрывался от шеи, и мятному альфе пришлось взять его за волосы, чтобы посмотреть в глаза. Так бережно, что Джин даже не подумал оскорбиться или обидеться.       — Нет, Ким Сокджин. Дашь на дашь.       И теперь Ким Сокджин смотрел ему в глаза. В них было столько мыслей, столько эмоций, что у Тэхена, который взгляд не уводил, могла бы закружиться голова. В какой момент рука с прикрытого ширинкой члена оказалась на его щеке?       — Не дам.       Улыбка была слишком ядовитой, но от этого яда хотелось умереть. Приторно пряный и такой вкусный…       — Тогда мне нужно вызвать такси.       Интересно, они сделали шаг вперед или…?              

* * *

             — Ты сегодня без группы поддержки? — Чон Хосок с воодушевлением оглядывался, уже наслаждаясь еще даже не начавшимся съемочным процессом, прежде чем протянуть Ким Сокджину руку. И он не сразу заметил его настроение — только после того, как задал вопрос. — А что с лицом?       — Юнги уже здесь?       Джин пожал руку, улыбнулся режиссеру, но тот уже слышал треск этой притянутой за уши улыбки, в которой не было радости — желание припрятать плохое настроение. Очевидно, они опять что-то не поделили с Ким Тэхеном, и режиссер Чон вновь начал испытывать щекочущую и игриво покусывающую его изнутри тревожность, смешанную с чувством предвкушения чего-то грандиозного.       — Да. И я рассказал ему, как хорошо вы прогрели будущих зрителей, вместе появившись на одном популярном подкасте.       Чон Хосок взял Джина под локоть и повел к специально оборудованному для актеров тенту, по дороге проверяя то, как профессионально и слажено работала съемочная группа, которая теперь активно готовила будущие кадры, планы и сцены. Технически. Творчество ляжет на плечи актеров и великолепного режиссера, которому в этот раз будет помогать сценаристка. Опаздывающая.       — Это была идея Тэхена.       — И после этого вы поссорились?       Великолепный режиссер задал этот вопрос осторожно. Он уже смирился с тем, что между этими альфами не могло быть просто, поэтому не удивлялся и почти не беспокоился — сразу готовился к оперативному реагированию.       — Я лично с ним не ссорился. — Джин сказал это сквозь зубы. — Мы с ним даже не разговаривали. После этого.       — Значит, всё в порядке?       — Нет, я отказываюсь сниматься в твоем фильме.       Перечный альфа остановился и скрестил на груди руки, повернувшись к Хосоку, а тот громко и с выражением рассмеялся. Нервно. Это было нервно, потому что это был его самый страшный кошмар. Правда, в этом случае оставалась надежда на господина Мина, который имел влияние на своего лучшего друга.       — Джин!       — О, а вот и мой бывший лучший друг.       Так, кажется, день не задался.       — Ну, Джииииин, ну перестань!       Юнги уже успел переодеться в костюм, в котором ему предстояло эффектно умереть, и не хватало только грима, устрашающего свершившимся над ним насилием. Но это будет позже, и Чон Хосок между делом прикинул, сколько времени они на него потратят.       — Всё нормально, Джин. Не переживай, Джин. Я в порядке, Джин. — Перечный альфа был в ударе и кривлялся так, как будто до этого репетировал эту сцену перед зеркалом. — А сам… ебу дал. И даже не позвонил после этого!       — Ты не любишь говорить по телефону.       Мин Юнги улыбался с такой выразительной любовью, что любое сердце, при одном только взгляде, обязательно бы дрогнуло, но не каменное сердце Ким Сокджина, который обиженно дул губы.       — С тобой. Это правда. — Он повернулся к режиссеру. — Я могу сделать так, что грим не понадобится.       — Что-то я не вижу твоего экранного…       Вот это было зря, и Юнги понял это вторым, после Хосока, когда увидел, как изменилось лицо Джина.       — Людиии… Ау…       Режиссер Чон выдохнул с облегчением, заслышав зов своей верной сценаристки, которая появилась спустя минуту, раскрасневшаяся, взъерошенная, но в строгом брючном костюме, потому что у нее была уважительная причина для опоздания.       — А что за напряжение на лицах?       Мичи с удивлением смотрела на почему-то свирепого Джина, потом на немного растерянного, но при этом не потерявшего энтузиазм Хосока, и в конце концов ее взгляд остановился на Юнги. Задержался, а потом вновь вернулся к Джину.       — Он раскаивался. И был очень занят. Настолько, что мне самой пришлось взять на себя роль его адвоката. — Альфа улыбнулась с теплом. — Рада видеть тебя, Джин.       — Взаимно.       Перечный альфа тоже улыбнулся в ответ, и пусть улыбка до сих пор не искрилась радостью, по ней можно было прочитать то, что виноватые на сегодня у Джина закончились. Наверное, он бы и на Юнги обижаться не стал, при том, что тот имел обыкновение пропадать, тем более, в преддверии выхода нового альбома, но Ким Тэхен… У Джина всё внутри гремело только из-за него, и в этом случае без сопутствующего ущерба обойтись было невозможно.       — Я люблю тебя, Джин.       Юнги знал, что это действовало безотказно, и теперь смотрел на лучшего друга с такой серьезностью и при этом преданностью, что тот сразу закатил глаза.       — И я люблю тебя, Джин.       Это был лучший момент для того, чтобы разрядить обстановку, и режиссер ради этого открыл в себе актерский талант, повторив выражение лица дымного альфы.       — А я просто встал не с той ноги.       Услышав это и по лицу Джина поняв, что он больше не был похож на грозовую тучу, вот-вот готовящуюся прорваться дождем и громом, режиссер Чон выдохнул ненужную тревожность, внутри оставив только вдохновение.       — Тогда переодевайся. Начнем работу, потому что времени у нас в обрез.       Работа. Единственное, чему Джин в любой момент готов был отдаться. Особенно теперь, когда нужно было отвлечься от одного, но очень настырного вопроса, который не мог его оставить. Неужели увлекательная история длиной в четыре с лишним года между ним и мятным альфой… закончена?