Зажившие раны на спине дают о себе знать

      Тишина ночного леса была прервана громким звоном колокольчиков, привязанных красной нитью к деревьям. Встречаясь друг с другом и ловя порывы ветра от чужих движений, хаотично звенели, как и серебро, из которого они были сделаны, что сейчас ловило на себе отблески тёмной ци. Неуспокоенную душу, наполненную злобой, заводили в ловушку два заклинателя в белых одеждах с цветными вставками: у одного красные, у другого фиолетовые. Нечисть чувствовала их силу, была сильнее, но всё же решила поиграть с детьми, дав побыть некоторое время охотниками, прежде чем они погибнут.       — А-Инь, веди его окольными путями к реке, мне нужно время на подготовку! — громкий выкрик в сторону напарника с правой стороны звучал приглушённо из-за бешенного звона колокольчиков, которые были призваны чтобы сбивать с толку тёмных существ, но в итоге сбивали только заклинателей.       — А ещё громче не мог?! Давай, оповести его о твоём плане, идиот, — сплюнул стекающую по губам кровь юноша, но всё же послушал старшего и спустя миг уже оказался вне поле видимости, скрываясь вслед за душой, словно пастушья собака, которая загоняет овцу в загон.       Уголки губ сами поднялись вверх, а глаза наполнились не прикрытой радостью. Хоть ситуация и не располагала к такому настроению. Но что поделать, забота младшего была так приятна, хоть и агрессивна. Тихо рассмеявшись, юноша двинулся к реке, перепрыгивая с дерева на дерево, как птица перелетает с ветки на ветку. Её журчание было таким тихим, но всё равно заглушило собой безумную трель, даря минуту передышки после той какофонии. Грудь, ходившая до этого ходуном от долгого преследования и разгорячённой крови в венах, что адреналином била в голову, медленно стала замедлять свои сокращения из-за успокаивающегося дыхания. Глубоко вдохнув, заклинатель выхватил из-за пояса чёрную флейту, что смотрелась несколько неуместно на фоне бело-красных одеяний, но как-то даже дополняла неряшливый образ.       Губы припали к отверстию в флейте, выдавливая из той первую звонкую ноту, что заглушила собой речку позади и усмирила серебряные артефакты, развешанные в лесу. Следом за ней последовали и другие, первое время больно бьющими по ушам, словно желая пробраться в сам разум, ослабить чужую защиту и захватить контроль над всеми слышащими существами здесь. Даже у самого обладателя этого инструмента нахмурились брови, а глаза зажмурились от столь режущего звука. Но после пары таких протяжных звуков полилась чистая мелодия. Она не была нежной, не окутывала собой всё вокруг, погружая в гипноз, нет. Эта песня была звонкой, призывающей, требуя что-то от замученного после первых нот разума слушателя. Ветер уносил эти приказы вглубь леса, желая, чтобы каждый услышал их. Тонкие белые пальцы быстро передвигались от одного отверстия к другому, то открывая, то закрывая. Ресницы дрогнули, явив за собой серые глаза с красными всполохами в глубине, вызванные ци, что из артефактов полилась к нему через эту флейту. Напряжённо вглядываясь вдаль, юноша старался завидеть знакомый силуэт младшего брата и их жертвы.       Пальцы едва заметно дрогнули, сбивая всю мелодию при взгляде на того, кого именно они всё это время преследовали и чьё лицо никак не могли рассмотреть. Это ошибка стоила ему того, что душа, явившаяся средь деревьев в паре чжанах от него, словно сбросила с себя покрывало, мешающее ей в обзоре на всё окружение, рванулась к нему, хватая за горло и окуная лицом в холодную реку. Флейта выпала из рук, отправившись по течению, безвозвратно теряясь в неизвестном направлении. Юноша только успел взмахнуть руками, наглотаться воды от неожиданности, когда его резко дёрнули, впечатав лицом в землю. Рука, сжимающая его шею, потянулась к своей собственной, пытаясь убрать от неё крепкий кнут. Оружие, переполненное светлой ци, оставляла на не физической оболочке ожоги, пробуждая в нечисти давно позабытое ощущение боли. Такое неприятное, режущее. От этого хотелось непременно избавиться и больше никогда не ощущать.       — Ну что за идиот! — фыркнул младший юноша позади их жертвы, бросив взгляд на своего старшего, который так позорно лишился одного из своих оружий. — Чему ты так удивился, что выпустил свою любимую Чэньцин? Решил пустить свои прежние чувства по течению?       — Да ну тебя, обидно вообще-то! А ты глянь на его лицо и поймёшь, в чём дело!       Младший фыркнул, закатив глаза и поймал краем взгляда белую луну, поднявшуюся из-за верхушек чёрной в ночи листвы. Намотав на запястье кнут, дёргая пленника, от чего тот упал на спину, юноша нагнулся, заглядывая в чужое бледное лицо. Глаза его широко открылись, от чего молнии, что скрывались за грозовыми тучами в его взгляде стали ещё явнее видны. Сердцебиение ускорило свой ход, но вот кровь в венах, наоборот, заледенела от узнавания их жертвы и того, кого именно они желали беспощадно изничтожить.       Эта душа уже не один десяток лет обитала в этих лесах, жестоко убивая всех ступивших в его «владения» заклинателей. По утру могли найти чужие органы, развешанных на ветвях, с которых на землю капала ярко красная кровь, не иссохшая за ночь. А могли найти кости, вбитые в землю, и если их раскопать, то можно было встретиться с широко раскрытыми глазами мертвеца, чья голова была в земле и грязи. А бывало и так, что чужое тело стало для мелких животным дорогим мясом на обед, специально разделанное при помощи пытки линчи. Плоть несчастного была тонким слоем срезана до самых мышц и лежала на земле, пока остальное растащили хищники, жадно впиваясь клыками в уже почти готовое мясо. Каждый думал, что это орудует душа какого-то безумного убийцы, что не насытился чужими смертями при жизни и пожелал больше. Но всё было куда хуже… Каждый на небесной горе знал об этом человеке и видел его портрет, нарисованный в то время, когда тот ещё не спустился с горы в мир смертных, в котором был жестоко убит из-за безумия, охватившее его.       Яньлин Даожэнь. Это был без ошибок он. Иначе быть и не могло. Тот же изгиб бровей, высокая переносица, острые, немного впалые скулы. С толку сбивала только серая кожа и огромные синяки под глазами, а также безумные глаза, не способные сфокусироваться на чём-то одном. Его взгляд хаотично перебегал с одного предмета на другой, иногда ловя лица, но он не был способным хоть что-то понять. Действуя на одних только инстинктах и злобе на заклинателей, что убили его, не дав и шанса на спасение.       — Это… — тихо начал младший, ощущая, как в горле пересохло, и ком, застрявший там, не давал сделать так нужный вдох. Всё, что сейчас волновало, было лишь лицо незнакомого им в жизни старшего. Но к нему дети прикипели всей душой из-за историй Син-гэ и нянцинь, что всё ещё помнили об этом несчастном.       — Да, — тихо подтвердил юноша, не обращая внимания на неприятно прилипшую к лицу грязь. Сейчас ему было не до этого. Рука стала шарить по земле рядом с телом, но так и не наткнулась на потерянную флейту, отчего осознание потери больно ударило по заклинателю. Брови сами надломились, выражая его обиду, но в любом случае было не до потери. Рука быстро метнулась за пазуху, доставая оттуда несколько жёлтых листов.       На кончиках пальцев появилось золотистое свечение, что обратилось в красный цвет, стоило только из ци начертить иероглиф на печати. Листки сами устремились к озлобленной душе, застывая у груди на той. Пару секунд ничего не происходило. Яньлин Даожэнь всё так же продолжал извиваться, хвататься на кнут, стараясь убрать его со своей шеи. Но после громкий свирепый выкрик прогнал птиц, что вернулись на ветви в лес после затишья. Тело забилось в конвульсиях, пока тёмная ци стала стремительно утекать в печати. Бумага чернела, словно от огня, обугливалась, но не осыпалась в пыль. Лишь красные символы ярче засияли в ночи.       Младший не стал ничего предпринимать, молча соглашаясь с чужими действиями. По-хорошему им следовало избавиться от тёмного существа. Но как бы то по-детски не звучало, им хотелось поговорить с своим старшим, узнать, как же всё так вышло. Услышать его историю из уст одного из участника. Без преукрашений, к которым были склоны другие заклинатели, восхваляемые сами себя за убийство опасности для людей.       Кнут, обладающий собственным сознанием, решил, что держать душу больше смысла нет, и змеёй скользнул к запястью своего хозяина, сливаясь с другой своей часть и обращаясь в тонкий браслет, сделанный из тёмного металла, ловящим на себе серебряные блики от лунного света.       — Разве я разрешал тебе? — поинтересовался заклинатель у своего своенравного оружия. Но лишь покачал головой, решив, так же, как и Тяньцзе, держать эту душу больше не стоит. Она в любом случае сейчас очищается от тёмной ци, впадая в неистовство, но навредить никому не сможет. Сил не хватит. Они сейчас стремительно утекали из этой оболочки, заседая в талисманах и в них же исчезая. Подняв взгляд на своего старшего брата, юноша скривился, выражая брезгливость. — Умойся, всё лицо в грязи.       — И не только лицо, — сквозь силу улыбнулся Вэй Ин, даже не вставая на ноги. Просто придвинулся к берегу реки поближе, сильнее пачкая свои чистые ещё несколько минут назад одежды. Лёгкий взмах руки и вода попадает прямо в лицо, смывая всю грязь с него, но пачкая рукава и ворот одежд.       Но на большее времени не хватило. Яньлин Даожэнь согнулся лбом, касаясь грязи, издавая последний рык. Остатки тёмной ци окончательно рассеялись в талисманах, после чего те обратились в порошок, что быстро унёс ветер вверх. Стало так тихо. Казалось, что мир просто замолк на пару минут: ветер стих, прекращая виться в листве деревьев, играясь с колокольчиками. Вода позади них остановила своё движение. Луна застыла в одном положении на небе. Все живые задержали дыхание, даже их сердце остановило свой ход. Но всё это было лишь игрой разума. На деле ничего из этого не случилось.       Старший осторожно поднялся на ноги, стараясь не издавать лишний звук, что мог привлечь внимание только успокоившейся души. Но та всё равно резко подняла голову, мутным взглядом впиваясь в заклинателя напротив и словно желая узнать в нём кого-то. Но бело-красные одежды уже были в такой грязи, что только фасон можно было узнать. Растрёпанные мокрые волосы были в грязи, что оставляла тёмные комки на и без того испачкавшейся одежде. Смотря на него, во всё ещё затуманенном, словно тот находился в тумане, разуме, возник странный вопрос: А кто из них тут душа, напитанная тёмной ци? Он или этот юноша?       Но глаза напротив сияли живыми лучами солнца, проглядывающимися из-за туч. Они одними лишь эмоциями, проглядывающими в них, отметали любой вариант того, что их обладатель был каким-то озлобленным духом, желавшим всем мести.       И этот взгляд был слишком ему знаком. Слишком знакомая неряшливость. Растрёпанный, но живой вид.       — Цансэ Саньжэнь… — голос звучал хрипло, а сами губы едва оторвались друг от друга. Образ юноши сменился на девичье лицо, так хорошо знакомое ему. И пусть разум кричал о том, что это не она, глаза всё равно желали видеть облик младшей сестры, по которой он так сильно скучал. Последние мысли перед смертью Яньлин Даожэня с яркостью, сравнимой с праздничным огоньком в ночи, вновь проскользнули в его голове, плотно заседая там.       Он хочет вернуться домой.       — Нет, — затуманенный взор всё никак не мог прервать иллюзию самостоятельно, но мальчишеский голос помог ему в этом. С громким звоном видение разрушилось на мелкие осколки, такими острыми по краям впившиеся в его сердце, хоть то и отсутствовало. Умерший хотел, чтобы перед ним была его младшая сестра, но нет. Ресницы чуть дрогнули, а губы растянулись в печальную улыбку, которая спала после следующих слов. Подобно тому, как течение уносится вдаль, забирая с собой упавшие вещи. — Цансэ Саньжэнь… Мертва вот уже как один десяток лет.       — Мертва? Как это… — Яньлин Даожэнь неверующе взглянул на юношу перед собой, начиная качать головой из стороны в сторону, словно пытаясь опровергнуть эти слова. — Она не может быть мертва! Не может!       — Я сам ждал её с ночной охоты, сидя в том месте, где она со своим мужем разбили временный лагерь, — длинные ресницы скрыли собой море в непогоду, такое же серое, наполненное тоской и печалью, что спустя годы всё равно прослеживалось в юношеском взгляде, стоило только вновь вспомнить тот день. — Но они не пришли… Никогда больше не придут.       — Я-я не верю, — неприкаянная душа опустила голову, скрывая своё лицо длинными волосами.       Заклинатель за его спиной всё это время молчал, ощущая всю печаль своих старших названных братьев. Хоть сам он подобно не испытывал, ведь, по сути, ни матери, ни отца у того не было, но он помнил, как было больно, когда старшую сестру уводили в чужой дом. Её обещание забрать их он всё ещё отчётливо помнил и даже винил себя в том, что они не дождались. Но если бы они остались, то сгинули, обратив слухи по миру заклинателей в правду.       Яньлин Даожэнь больше не мог пролить слёз, чтобы оплакать потерю. Он мог лишь отрицать истину, брошенную ему в лицо, словно то была ледяная вода после долгого сна, наполненного кошмарами, но возвращающее в такой же кошмар, только уже в реальной жизни. Плечи его подрагивали, выдавая весь спектр эмоций, что тот испытывал сейчас.       — Дао-гэ, ты тоже мёртв. Не одному тебе было хреново, узнав о смерти соученика. Ей тоже наверняка было непросто принять эту новость. Но знаешь, как тут надо утешать себя? — младший, что всё это время молчал, отвернув голову от этой картины, обратил сейчас всё своё внимание на старших. Голос его звучал приглушённо, едва слышно, но всё равно был твёрд. Ветер подхватил его хвост и одежду, унося в сторону, а вместе с их движением тихо звякнул и серебряный колокольчик, висящий у него на поясе. Его звон словно привёл всех двоих в чувство, от чего те обратили на него свой взор, а сам юноша продолжил. — «Мы встретимся в следующей жизни. Главное избавиться от своих прежних чувств, чтобы душу более ничего не удерживало».       — Не обнадёживает, — грустно улыбнулся ему Яньлин Даожэнь, а после продолжил свою мысль, — встретишься ты с этим человеком или нет, зависит лишь от богов. А им плевать на нас. Они могут сыграть с тобой злую шутку, обратив близкого человека в злейшего врага, а ты и знать того не будешь. В следующей жизни тебе уже будет плевать на него, а в этой больно от его потери, — чужие глаза наполнились внутренним горем и глупой надеждой, с которой он взглянул в грозовое небо, желая отыскать поддержку среди опасных вспышек, грозящихся сжечь любого, в кого они попадут.       — Да, но это и вылечит тебя, разве нет? — хмыкнул обладатель этой небесной опасности, на деле не знал, что можно ещё сказать и как приободрить павшего духом. А потому привычные острые колкости пришли ему в помощь, а он и не стал от них отказываться. — Эту жизнь ты можешь убиваться хоть сотни лет, но это будет бессмысленно, ведь в следующей жизни вы можете быть незнакомы.       — Может тогда и вовсе не привязываться? — покачал головой мертвец, понимая, что тот юноша не сможет ему помочь морально, только если убить окончательно. А после, что-то вспомнив, добавил. — Ты говоришь совсем как Сяньси… «Вы люди, и вам свойственно привязываться, но в любом случае это вас сгубит, как кошку любопытство». Как ваши имена, юноши-заклинатели?       — Фэнлю Ваньинь, — ответил сперва младший, а после, махнув головой в сторону своего старшего, ответил за него, — Фэнлю Усянь, — сложив руки перед собой в приветственном жесте, заклинатель поклонился, продолжив. — Эти младшие ученики рады приветствовать своего шисюна Яньлин Даожэня.       Фэнлю Усянь быстро среагировал на слова брата, так же согнувшись в поклоне, а после перебивая говорившего, желая высказать своё мнение. Пока у них есть время:       — Хоть Дао-гэ и покинул небесную гору, ступив в мир смертных, но после своей смерти только здесь нашёл пристанище для своей души. Наверное, вас всё ещё можно называть нашим старшим, а потому не обижайтесь на наше обращение к вам!       — Фэнлю Усянь! — недовольно, сквозь зубы, словно прорычал Фэнлю Ваньинь, принимаясь пытаться взглядом одёрнуть своего старшего от такой непочтительности по отношению к их уже погибшему шисюну, способному в любой миг вновь обернуться наполненным тёмной ци существу, что убьёт их очень легко. Особенно, когда один отпустил флейту по течению, а меридианы второго почти опустели после столь яростного сопротивления их пленника.       Но Яньлин Даожэнь на это лишь улыбнулся, ощущая в груди, где должно быть, давно остановившееся сердце, тянущую тоску. Неужели на горе для всех он всё ещё герой, пример для подражания, в то время пока в мире у подножия горы он самое настоящее зло, недостойное жизни? Но от осознания того, что те и правда пойдут его путём, стало так страшно. Ведь он понимал, что заклинатели их просто выставят злодеями, которых убьют.       — Вот вам совет от старшего, — начал мёртвый, не успев обдумать свои слова как следует, прежде чем они сорвались с губ. Братья Фэнлю обернулись, обратив внимание на своего старшего, вынуждая его продолжить, — не спускайтесь в мир. Вашу доброту и желание помочь примут за слабость, которую используют, чтобы сломать вас, подобно сухому тонкому сучку. А сами вы все силы потратите на спасение других, поэтому не сможете вновь встать и собрать себя по кусочкам, — он замолчал на пару мгновений, словно обдумывая, как следует донести все свои эмоции, просьбу, чтобы она стала на шеях этих юношей подобно ошейнику с короткой цепью, что не позволить им спуститься с горы.       — Лучше умереть дома, в окружении близких и найти упокой, чем бродить озлобленным призраком по миру, не имея возможности вернуться не только душой, но и телом. Ведь оно будет закопано где-то под землёй и отдано на корм червям.       Братья замолчали, всматриваясь в лицо своего несчастного старшего. На нём читалась смертельная усталость и тоска, а также горе от невозможности вернуться на небесную гору. Он будет вынужден вечность скитаться по миру, если сейчас его душу не истребить, отправив на круг перерождения. Он так и не нашёл покоя. Злоба и тоска всё ещё питала его. Стоит ли отправлять человека в новую жизнь, когда он так и не простился со старой, даже если он всё равно забудет её после?       — Мы вернём вас домой, — подал голос Фэнлю Усянь через время, не в силах смотреть на чужое несчастие. Пусть он и не мог понять всего горя, ведь его первым домом стала небесная гора, а её он никогда не покидал дальше подножия, но он осознавал, как это тяжело.       — Усянь, ты идиот? — фыркнул Фэнлю Ваньинь, повернувшись к старшему. Эта глупость вывела его из себя, а поэтому тот даже не пытался сдержать свой гневный тон. — Чтобы вернуть его, надо найти тело. А как ты найдёшь тело, если оно давно уже закопано в земле и не факт, что его не расчленили, раскидав кусочки в разных кланах, чтобы уж точно никто его не собрал?!       — Он прав, — грустно улыбнулся Яньлин Даожэнь, поднимаясь на ноги. Белые разорванные одежды подхватил ветер унося в сторону, пока сам их хозяин направился в чащу леса, словно почувствовав что-то, от чего пытался скрыться. — Я не помню, где был убит, и не смогу дать ответ, где моё тело. А ты не владеешь техникой Гусу Лань «Расспрос» чтобы вынудить меня вспомнить и ответить. Так вы только время потратите в пустую.       Юноши замолчали, провожая своего старшего взглядом, пока его силуэт не спрятали собой деревья, поглощая несчастную душу во мрак, из которой ей было не суждено выбраться даже столетия спустя. Воспоминания были так обрывчаты из-за долгого пребывания под воздействием тёмной ци и беспамятстве, что даже понять, где его труп, не мог.       Прошло несколько мгновений прежде, чем старший Фэнлю Усянь подал голос:       — Отправимся с тобой в Гусу Лань. Я хочу понаблюдать за этой их техникой, чтобы разобрать примерные ноты и переделать для допроса души. Это единственный наш способ помочь Дао-гэ.       — А раньше, помнится, ты хотел отправиться туда, чтобы сбрить с одного старика бороду. Неужели мой старший наконец-то взрослеет? — хмыкнул Ваньинь, но внезапно замолк, ощущая приближение нескольких человек с другой стороны реки. Ещё немного шагов, и их можно будет услышать. Значит, надо сменить тему и уходить, чтобы те ничего не узнали. — Охота не удалась, как думаешь, наставница нас сильно отругает?       — Чего ты… А хотя ладно, — выдохнул Усянь, скорее почувствовав не приближение, а прожигающий его холодом взгляд, а поэтому решил подыграть своему младшему. — Объясним ситуацию, думаю, она поймёт. Жаль только, что я потерял свою флейту. Так и запачкался весь, — после этих слов он стал развязывать с себя пояс, устремляясь в вглубь леса, дабы побыстрее скрыться от этого неприятного внимания. — Вот за это она меня точно поругает.       — Ты идиот и бесстыдник, — фыркнул юноша, направляясь следом за своим братом, так же ощущая чужое внимание. — Кто-то обещал сестрице, что в последующие встречи будет являться в благопристойном виде, а сам будто гуй неприкаянный.       — Шиди! — плаксиво воскликнул Фэнлю Усянь, наконец-то прячась за густыми кронами деревьев. Сам лес и ночь спрятали их, словно простые заклинатели не были достойны их видеть больше нескольких мгновений. Словно они оскверняют своим взглядом этих прекрасных юношей.       — Вот! Один выглядит как гуй, а второй уж слишком чист. Видать мелкий дух леса! Наверняка они в сговоре и уже не один десяток лет убивают заклинателей, ступивших в этот лес! Нефриты Гусу Лань, прошу вас, избавьте этот мир от этих опасных существ, пока они не окрепли и не истребили весь род заклинателей! — взвился за спинами двух молодых людей парень, едва достигший двадцать. Простым людям не надо было долго обдумывать что либо, ведь для них любой неправильный объект станет опасностью.       Но два брата сразу поняли, что те заклинатели. Мечи, висевшие у них на поясе, были едва заметны из-за белых ножен, да и рассуждения о наставнице и ночной охоте явно были не зря. Скорее всего, они были неумелы и даже несколько слабы, а поэтому провалились, так и не заинтересовав здешнюю нечисть, обойдясь парой веток и листьев в волосах.       — Господин, эти люди были не гуями и не духами, это были лишь заклинатели, — подал голос старший, на чьём лице играла мягкая улыбка. Братьям потребовалось лишь несколько мгновений на размышления, после которых они пришли к единому решению. — Прошу вас успокоиться и возвращаться обратно домой. Ваша семья, наверное, переживает за вас. Не волнуйтесь, мы разберёмся с существом, обитающим в здешнем лесу.       Мужчина некоторое время недоверчиво всматривался в идеальное лицо без единого изъяна, словно его обладатель был статуей, вышедшей из-под рук какого-то небожителя-скульптура, а мягкая улыбка постоянно располагало к себе собеседника. Не увидев в чужих глазах ни капли неуверенности, он кивнул, уходя в сторону своего поселения и оставляя юношей одних.       — Возможно, флейта, которую ты подобрал у берега, принадлежит тому юноше, — подал голос старший, обернувшись к своему брату. Лицо того было бесстрастным, холодным и отстранённым, точно в этого человека забыли вдохнуть жизнь. Но для говорившего он представлялся сейчас рекой, у которой они сейчас стояли: течение обжигало своим холодом все конечности и было таким бурным, что любого тут же унесёт. Эмоции того явно переполняли, отчего старший даже удивился, растерявшись, ведь такого спектра эмоций на родном лице он никогда не видел. — Ванцзи… С тобой всё хорошо?       — Да, брат, не переживай, — коротко отозвался младший, а после перевёл тему, доставая из ножен свой меч, чтобы перенаправиться на другой берег. — Осмотрим лес, отыщем следы нечисти и убьём её.       Он ожидал характерного звука со стороны своего старшего, но не думал, что тот, вместо того, чтобы достать своё оружие, только тихо рассмеётся. Подняв на него непонимающий взгляд, хоть эту эмоцию на его лице мог рассмотреть только брат, он молча смотрел на тихо смеющегося человека.       — Ванцзи, — покачал головой тот, всё ещё стараясь сдержаться от рвущегося на волю смеха, но после, поняв, что попытка бесполезна, лишь прикрыл рот кулаком, продолжив свою мысль. — Тебя заинтересовал тот человек, но при этом флейту возвращать ты не планируешь? Я даже не знаю, как понять этот твой жест. Неужели ты так хочешь наказать его за неосмотрительность?       Тот, кого называли Ванцзи, нахмурился и, не став дожидаться своего старшего брата, вскочил на меч, устремляясь через реку в лес. Оставшийся позади человек мог только просить подождать и обещать, что над ним больше не будут так шутить. Но младший остановился только на другом берегу.       Нагнав его, молодой человек вновь извинился за эту шутку, и они вместе направились в лес. Тихий перезвон колокольчиков сопровождал их на протяжении всего обхода, но они так и не нашли следов тех заклинателей или же духа, убивающего любого здесь. Если последнее их не так сильно удивило, то первое ввергло в ступор. Они ведь решили, что те были заклинателями не высокого уровня, а следовательно, и исчезнуть так быстро не смогли.       Но те и правда пропали, словно были духами, бродящими в этом лесу и играющими роль заклинателей, дабы обманывать других. Только мягкая песнь серебряных колокольчиков на ветру напоминала об одном из них, да мокрая флейта в мешочке — о другом.       — Эти колокольчики — артефакты, чующие тёмную ци и реагирующие на неё своим звоном, — тихо сказал старший, снимая с красной нити один из обсуждаемых сейчас объектов. Искусно выполненные посредством огромных трат светлой ци они чем-то напоминали колокольчики ясности, но отличались от них своими функциями. Они не защищали от мертвецов, они их чуяли.       — Но нигде таких не делают… — дополнил мысль в голове старшего Ванцзи, взглянув на предмет в его руках.       — Да, но при этом в их изготовлении использовали много светлой ци. Возможно, сами юноши не так велики в своих свершениях, но их наставница… Она может быть сильным бродячим заклинателем. У них не было опознавательных знаков какого-либо клана или ордена.       Ночь быстро сменилась утром, а тёмное небо озарили солнечные лучи, окрашивая его в холодные оттенки голубого и розового. Всю ночь, бродя по лесу, двое братьев из Гусу Лань так и не смогли отыскать ни следа их добычи или таинственных юношей, а потому по утру уже покинули лес у подножия небесной горы. В следующую ночь они вернутся сюда снова, но не встретят ни того, ни иного. Только чёрная флейта и снятый с дерева серебряный колокольчик, так похожий на тот, что был у одно из них, напоминали им о том, что те два силуэта не были иллюзией, созданной мертвецом для поимки двух молодых людей в ловушку.