dam failure

“Мидория, пойдем со мной. Остальные свободны”. Изуку поднимает голову и моргает, испытывая прилив ... удивления? Нет, это тревога, это всегда тревога, проходящая через него. По комнате его одноклассники разражаются болтовней, собираясь и убирая вещи после последнего урока дня. Их голоса взволнованны и теплы, в то время как Изуку холоден, в его груди образуется черная дыра предчувствия, которая высасывает все тепло и счастье из его существа. После школы он должен был пойти позаниматься с Ураракой, Цую и Иидой в маленькое кафе на окраине. “Деку! Мы будем ждать тебя у ворот!” Урарака зовет его, ухмыляясь и маша рукой. Иида и Цую ждут ее, стоя у двери классной комнаты. Он выдавил из себя слабую, дрожащую улыбку в ее адрес. “Хорошо!” - отвечает он, благодаря бесчисленные неназванные божества за то, что его голос остается ровным. Урарака показывает ему большой палец и поворачивается, чтобы присоединиться к Ииде и Тсую, которые втроем выходят за дверь. Логически он понимает, что они оставляют его здесь не по собственному выбору, а потому, что Айзава призвал его остаться. Это знание не заглушает гораздо более громкую часть его самого, которая кричит ему: ты им не нужен. Он засовывает последнюю ручку в свой пенал, засовывая пенал в рюкзак и застегивает все на молнию, останавливаясь на мгновение, чтобы потуже затянуть ремни, позволяя им впиваться в ладони, позволяя давлению, тесноте и грубой текстуре ткани под мозолистыми руками заземлить его, прежде чем поднять рюкзак и закинуть его на спину, уходя от Токоями и Хагакурэ, двоих, назначенных сегодня на уборку. Айзава ничего не говорит, когда выводит Изуку из класса по коридорам. Они еще далеко не пусты, хотя занятия продолжались только в классах героев. Некоторые студенты с других факультетов все еще околачиваются поблизости, встречаются со своими друзьями с героического курса, или учатся, или убираются, или просто тусуются. Они вдвоем проходят мимо них всех, казалось бы, незамеченные и непризнанные. Его учитель останавливается за дверью, которую Изуку почти узнает. Это одна из звукоизолированных школьных комнат для совещаний, похожая на ту, в которой он и все остальные могли бы встретиться. Айзава открывает и отступает в сторону, жестом приглашая Изуку войти первым. Тишина в комнате поражает по сравнению с гулом студентов снаружи. На автомате Изуку направляется к одному из диванов, снимает рюкзак, чтобы положить его на землю, прежде чем сесть. Его руки, не задумываясь, начинают возиться с тканью своих штанов, поэтому он сдвигает их, кладет между колен, а затем сводит колени вместе, удерживая их неподвижно. Удерживая их на месте. Учителям не нравится, когда он ерзает на собраниях. Айзава закрывает дверь, щелчок раздается в тишине комнаты. Изуку наблюдает за ним краем глаза, когда мужчина подходит и садится на другой диван, прямо напротив Изуку. Он сутулится, как всегда, и Изуку чувствует, как усталый взгляд из-под полуприкрытых век тяжело останавливается на нем, покалывая кожу и заставляя тонкие волоски на затылке встать дыбом. В некоторые моменты он отчаянно завидует Хагакурэ и ее невидимости. Иногда ему просто хочется исчезнуть. Чтобы его не видели. Наблюдаемый. Он хочет, чтобы пол раскрыл его и поглотил целиком, потому что Айзава смотрит на него, не говоря ни слова, а секунды тянутся все дольше, и дольше, и дольше, хотя темп аналоговых часов не меняется, секундная стрелка отсчитывает тик-тик-тик. Просто кажется, что время тянется, как по какой-то бесконечной магистрали без поворотов, без зон отдыха, без остановок. “Нам нужно поговорить”, - говорит Айзава, наконец нарушая тишину, ломая ее своими словами, как хрупкую палочку в руках. “О твоем выпускном экзамене”. “О-о?” Изуку держит руки неподвижно, зажав их между колен, не сводя с них глаз, не сводя глаз с бледных шрамов, которые он все еще может видеть. Он не смотрит вверх. Он не думает, что сможет. “Что, э-э, как насчет этого?” спрашивает он. Поскольку его руки не двигаются, он закрывает рот, прикусывает нижнюю губу и заставляет себя замолчать. Айзава не отвечает несколько долгих-долгих мгновений, и пространство и реальность снова начинают растягиваться, истончаясь, пока не исчезнут.— “В частности, нам нужно поговорить о тебе и Бакуго”. --оснастка. “О”, - говорит он и почему-то чувствует, что его голова опускается еще ниже. Он не помнит экзамен, не полностью — он уже выбросил его из головы, оттолкнул, потому что думать об этом больно. Но, как бы он ни старался, это все еще там, по крупицам, некоторые моменты мелькают в его голове, нежелательные в моменты, когда все должно быть тихо. Вес, шлепок от удара Бакуго наотмашь, резкая и внезапная боль в том месте, где перчатка врезалась ему в лицо. Он помнит, как ударился о землю, фейерверк боли в том месте, где его плечо, локоть, бедро ударились об асфальт. Исцеляющая-Девочка ругала Всемогущего за то, что они были слишком строги к ним. У Мидории перелом скулы, сказала она. Их не ставил туда его учитель, но он не мог этого знать, не тогда, когда не видел экзамен. Теперь на его щеке расцветает воспоминание о боли. “Я просмотрел видеозапись каждого экзамена”, - продолжает Айзава, поднимая трубку, когда становится очевидным, что Изуку не будет — не может? — отвечать. “И у меня есть некоторые опасения по поводу него”. Изуку моргает, но по-прежнему не поднимает глаз. У Айзавы есть некоторые опасения. Его учителя всегда беспокоились о нем и Бакуго. Тебе нужно перестать настраивать его против себя. Оставьте его в покое, и он оставит вас в покое. Прекратите затевать с ним драки. Перестаньте лгать о том, кто их начал. Перестань втягивать его в неприятности только потому, что ты ему завидуешь. Да, у его учителей всегда были опасения. “Что… что за проб—” его голос срывается, горло перехватывает, он не может говорить, поэтому начинает снова. “Какого рода проблемы?” он спрашивает, хотя знает, что будет дальше. Тебе следовало просто сделать то, что он тебе сказал. Тебе не следовало его провоцировать. Тебе не следовало давить, и давить, и давить, пока ты не заставил его наброситься. Он не хотел. Он не… Он никогда этого не хотел. “Думаю, я неправильно истолковывал твои отношения с Бакуго с начала учебного года”, - говорит Айзава. Изуку ... хмурится, потому что это не то, чего он ожидал. Это ... это другое начало, да, но… Айзава - учитель. Возможно, он просто… Боже, Изуку не знает, что он может делать, но он знает, что будет дальше. Что всегда бывает следующим. Он знает, что всегда думают учителя. Что они всегда видят. Изуку, преследующий Бакуго, завидующий его причудам, или его интеллекту, или его популярности, или его внешности, или, или, или. Мы не можем расстаться с мертвой дружбой детства. И, возможно, они правы, насчет того, что Изуку не может отпустить, но он перестал преследовать Бакуго много лет назад. И единственное, чему он когда-либо завидовал ему, так это тому факту, что их сверстники никогда не относились к Бакуго так, будто он был чем-то меньшим, чем дерьмо на их ботинках. Затем он понимает, что Айзава больше ничего не сказал. Он наблюдал за Изуку, всегда наблюдал, его взгляд не отрывался от него все это время. Он… ждет Изуку… о чем? Спросить? Ответить? Попытаться придумать какое-то оправдание, какую-то ... что-то, чего Изуку даже не знает? “Э-э”, - он выдавливает изо рта слог, каким-то образом пропуская воздух через голосовые связки, несмотря на то, что его легкие, кажется, не хотят дышать прямо сейчас. “Ч ... как?” Айзава говорит медленно, размеренно, как будто каждое слово было подобрано вручную и тщательно изучено, прежде чем вставить его на место. “Я тут подумал, “ говорит он, - что у вас с Бакуго соперничество. Остаточное соперничество между вами двумя, перенесенное из средней школы в ЮЭЙ. Но это не то, что происходит, не так ли?” Это не вопрос. Айзава не спрашивает. Изуку не знает, что сказать дальше, потому что сценарий изменился. Учитель вызывает его поговорить, а затем спрашивает своим милым, "Я-не-сержусь-я-просто-разочарован" голосом, почему он все еще подначивает Бакуго. Ему говорят прекратить это, и он соглашается, кроткий, идеальный образ раскаивающегося маленького ребенка без причуд, и его отпускают. Он не знает того, что должен знать. Итак, он просто соглашается, потому что для учителей это ... обычно самый безопасный вариант. (Не всегда, правда. Иногда, иногда он не должен соглашаться, но он никогда не может сказать, когда это потому, что это—он. Он не может сказать. Для этого нет руководства, только советы, хитрости и хаки, которые он собрал за всю свою жизнь.) “Нет, - говорит он, - Это. Это не так”. Теперь вопрос, крутящийся в голове Изуку, заключается в том ... что именно Айзава думает об этом сейчас? “Так что же это?” Спрашивает Айзава, и Изуку замирает. Его тело застывает на месте, мышцы напрягаются, дыхание останавливается. Там, где раньше были его мысли, где он мог думать словами, осталось пустое место, но теперь у него просто ничего нет. Ни единого слова не может быть найдено в его мозгу, поскольку мир истончается, снимаются слои, потому что мир сейчас не важен. “Мидория”. Рука касается его колена, большая и мозолистая, бледная и без веснушек, рядом с рукой Изуку. Толчок всего тела сотрясает его, и рука исчезает, но Айзава все еще говорит. “Дыши. Все в порядке”. Вот в чем особенность панических атак: даже когда вы полностью осознаете, что они происходят, даже когда у вас есть опыт, даже когда вы страдаете ими годами и знаете все способы справиться с ними и уменьшить их воздействие… Это как инерция. Как только они начинают движение, их трудно остановить. С ними намного легче справиться до того, как они наберут скорость, когда ты все еще контролируешь собственное тело и дыхание. Это означает, что на данный момент Изуку застрял там, в конференц-зале с Айзавой, изо всех сил пытаясь восстановить контроль над своим дыханием, черные пятна растут и гаснут в его глазах, в то время как голос его учителя появляется и гаснет, как радиочастота, которую ваша антенна едва улавливает. “Ты снова со мной?” Спрашивает Айзава, после того как Изуку восстанавливает дыхание, и все это время он был спокоен, уравновешен, уравновешенный. У Изуку и раньше случались приступы паники в присутствии учителей, и они… Все они были обучены распознавать их и помогать, а также знать, как и как не справляться с ними, но… Это первый раз, когда он действительно может вспомнить, как кто-то активно пытался помочь ему выбраться из этого. Но, боже, они всегда делают все намного хуже .... Тем не менее, он кивает, отвечая на вопрос Айзавы. В какой-то момент его руки переместились с зажатых между коленями на обхватившие руки, пальцы впились в мышцы. Они кажутся затекшими, но он ослабляет их, поднимая одну за другой и чувствуя, как кровь приливает к тем местам, где они были. Вместо того, чтобы снова опуститься на колени, они остаются стоять, защищаясь, на этот раз обхватив его грудь, вдавливая пальцы в ребра, отвлекая от сотрясения его плеч. “П-извините”. Его голос срывается и выходит едва громче шепота, поэтому он прочищает горло и пытается снова. “П-извините за... насчет этого”. “Ты извиняешься за приступ паники?” Изуку кивает. Айзава… он не звучит сердито. В его голосе нет обвинения, разочарования или такого, будто он делает ему выговор. Его голос звучит так, словно в нем нет осуждения. “Ты не обязан этого делать”, - говорит Айзава. “Приступы паники случаются”. Изуку пожимает плечами. Да, такое случается, но он все равно ... прерывал разговор. Прервал беседу. Никому не нравится, когда это происходит, особенно учителям. “Ты знаешь, что вызвало это?” Это просто: он не знает, чего от него хочет Айзава. Поэтому он кивает, не раскрывая рта и зажав губу передними зубами. “Ты скажешь мне? Тебе не обязательно, но если это то, что я сделал, я хотел бы знать, чтобы избежать повторения ”. И ... может быть, он просто устал. Может быть, потому, что он знает, к чему это в конечном итоге приведет, что, несмотря на изменение сценария, конец остается прежним… Возможно, именно поэтому он рискует и выбалтывает правду из своих уст. “Я не знаю”, и он ненавидит, насколько мелко это звучит, ненавидит, насколько мелким он себя чувствует, сидя перед кем-то, кто имеет над ним такую власть, и он сдается. “Я не знаю, чего вы хотите”. Он закусывает губу, потому что если он этого не сделает, если он каким-то образом физически не будет держать рот закрытым, то он будет говорить, и говорить, и говорить, и говорить, пока Айзава не остановит его, потому что он сказал слишком много и зашел слишком далеко, и он истощил остатки терпения мужчины своими бессмысленными оправданиями и защитой. “Что значит, ты не знаешь, чего я хочу?” Шелест ткани достигает ушей Изуку, и его глаза поднимаются, ровно настолько, чтобы увидеть, как Айзава наклоняется вперед, складку между бровями и почти незаметную напряженность вокруг рта. “Я—я, я”, и вот он снова и снова спотыкается на первом слове, едва в состоянии выдавить его изо рта. “Я не знаю, я не знаю, чего вы от меня хотите”. Слезы щиплют его глаза, и он знал, что они подступают, потому что они всегда подступают, и, как всегда, он хочет, чтобы этого не было, потому что у него уже была паническая атака перед Айзавой, и насколько ниже он может пасть? Айзава в эти моменты ничего не говорит, поэтому говорит Изуку, потому что… потому что он еще не ответил на вопрос. “Я просто — вы не— Я не могу —” Он пытается и терпит неудачу, потому что не может подобрать слова, поэтому не может расставить их по порядку, и он не знает, как... как что—нибудь сказать. Слова ускользают из его рук, как рыбы, плавают в его голове, собираясь и образуя маленькие косяки, он может видеть их, он может слышать их, но он никогда не может к ним прикоснуться, потому что каждый раз, когда он приближается, они уносятся прочь быстрее, чем он может пошевелиться. “Если бы я мог догадаться”, - говорит Айзава, делая паузу, и Изуку смотрит в сторону, на дверь, которая, конечно же, все еще закрыта. “Я бы предположил, что у вас были ожидания относительно того, как это будет происходить, какой-то сценарий, которому, как вы ожидали, вы могли бы следовать, а я сделал что-то другое. Я отошел от сценария ”. Это ... это именно то, что произошло, поэтому Изуку кивает. “Я не, я просто, я ... я не знаю. Я не знаю, почему.” “Ты больше не знаешь, чего от меня ожидать”. Изуку зажмуривает глаза, и по ним текут слезы. Сначала одна, прокладывающая дорожку по его щеке, горячая и остывающая по мере того, как она скатывается, а затем еще одна. Он пожимает плечами, как-то натянуто и мелко, потому что его плечи уже подняты, уже напряжены. “Вот чего вы можете ожидать от меня”, - говорит Айзава. “Вы можете ожидать заботы. Вы можете ожидать защиты. Вы можете ожидать помощи. Ты мой ученик, и это означает, что я собираюсь помогать тебе учиться и расти в меру своих возможностей. Когда вам нужна помощь, когда у вас есть вопросы или опасения по поводу работы в классе, или работы героя, или других одноклассников, вы можете обратиться с ними ко мне и ожидать, что я отнесусь к ним серьезно и помогу в меру своих возможностей. ” “Но учителя так не поступают”. - Это слетает с его губ, прежде чем он успевает одернуть себя, подумать об этом, и теперь, когда это вырвалось наружу, он не может этого не сказать. Он уже напряжен и подтянут, все его мышцы натянуты, и пот теперь стекает по его спине, несмотря на кондиционер в комнате. Это ползет по его позвоночнику, собирается в подмышках, стекает по шее. Он не хотел этого говорить, хотя это абсолютная правда. Несколько долгих мгновений Айзава не отвечает, и Изуку рискует поднять глаза, вглядываясь в своего учителя сквозь челку. Челюсть и кулаки мужчины сжаты, но через мгновение они расслабляются. “Они должны это делать”, - говорит он. “Учителя должны это делать”. Возможно, для других студентов. Но не для Изуку. Никогда для Изуку. Айзава продолжает, делая один глубокий вдох, затем другой. “И даже если учителя в твоем прошлом не делали этого для тебя, я теперь твой учитель. Это означает, что я буду присматривать за вами. С этой целью я собираюсь вернуться к причине, по которой я изначально хотел провести эту встречу. Я расскажу тебе, что я заметил в тебе и Бакуго, и объясню, какой вывод я из этого сделал, а потом ты сможешь сказать мне, прав я или нет. Тебе это подходит?” Изуку делает один долгий вдох, задерживая его на полсекунды, прежде чем кивнуть. По крайней мере,… Теперь он немного больше знает, чего ожидать. “Начиная с выпускного экзамена, - говорит Айзава, - вы обратились к Бакуго с попытками работать вместе с ним, как того требовали параметры экзамена. Когда он впервые отмахнулся от вас, вы предприняли дальнейшие попытки поработать с ним. И в ответ на это он физически напал на вас, что привело к перелому вашей скулы. Это похоже на то, что ты помнишь?” Изуку кивает. Это ... звучит точно так же, как то, что произошло, но слышать это сухим, клиническим тоном Айзавы… Он тяжело сглатывает и делает еще один глубокий вдох, зажмурив глаза, чтобы попытаться сдержать слезы. “За это ему грозят официальные последствия. Подобное нападение на другого студента, когда вы не в паре друг против друга, является нарушением Кодекса поведения студентов UA. Просмотрев предыдущие тренировочные упражнения, я обнаружил, что это был далеко не первый инцидент. Начиная с боевых испытаний в ваш первый день, он снова и снова совершал грубые проступки по отношению к вам. Хотя происходили незначительные инциденты с участием других студентов, по большому счету, подавляющее большинство из них было совершено против вас, и у меня такое чувство, что это поведение выходит далеко за рамки просто вашего пребывания в UA. ” “Что?” Изуку вскидывает голову, когда замечает Айзаву, выражение лица мужчины, смертельную серьезность в его глазах. Он ссутулился вперед, становясь меньше, ставя себя на уровень Изуку. “Вы с ним не соперники, не так ли?” Айзава не спрашивает. “Он твой хулиган”. “Я-это, это, это не так просто”, - заикается Изуку, снова замыкаясь в себе. “Тогда объясни это мне”. Изуку делает глубокий вдох, прежде чем заговорить, а затем… Затем он закрывает рот, щелкая зубами. Айзава - это… есть ... есть шанс, думает он, что Айзава может поверить ему. Мог бы прислушаться к нему. На данный момент у него есть надежда, какой бы маленькой она ни была. Так зачем тратить его на ложь? “Это так просто”, - бормочет он, отворачиваясь, взгляд останавливается на часах, отслеживая движение секундной стрелки. “Но также ... нет”. Неожиданно его пальцы начинают постукивать по боку, пока он подбирает слова, собирает их воедино и выстраивает в некое подобие порядка. “Мы были лучшими друзьями, когда были маленькими.… а потом нас не стало. Э-э, моя, э-э, моя ... моя причуда проявилась поздно. Действительно поздно. Итак ... у него есть своя причуда, и его причуда в том, что ... это действительно круто. У него были лучшие причуды, и он был самым умным в классе, и ... он всем нравился, в дошкольном учреждении и начальной школе, все просто ... хотели быть рядом с ним ”. Плотина, когда она выходит из строя, выходит из строя вся сразу. Все, что требуется, - это малейшая трещина, малейшая слабость, малейшая незащищенность, и давление воды, которую она сдерживает, переполняет ее, разрушает и вырывается наружу, течет вниз по течению, неся за собой только разрушения. Молчание Изуку - это плотина, и теперь она рушится. “У него появилась причуда ... а у меня нет”, - продолжает Изуку. “И я ... я до сих пор не знаю, почему, я не знаю, почему он, почему я… Я не знаю, почему. Почему он решил, что это было… Я был ... что я был ... ” Он сглатывает, прикусывает внутреннюю сторону щеки, смирившись с тем, что слезы снова накапливаются и проливаются. “Я был без причуд, и ... никто ... не хотел быть рядом со мной, никто не хотел, и ... и особенно ... особенно Каччан. Они, они думали...” Он делает паузу, вдыхает, выдыхает, считая секунды, потому что еще одна паническая атака сейчас была бы просто жалкой. “Они думали, что я бесполезен, и жуткий, и странный. И когда они поняли, что Каччан был… Что… Что он был… Он был ... нацелен, он был ... что он нацелился на меня, они… ну.. он пожимает плечами. “Я был без причуд и странным, и никто этого не хотел”. “Значит, Бакуго нацелился на тебя за то, что ты якобы лишен причуд?” Спрашивает Айзава. Об этом не было предположительно, хочет возразить Изуку, но не делает этого, потому что это не часть этой истории. Вместо этого он пожимает плечами. “Я не знаю”, - шепчет он, опуская подбородок на грудь, чтобы он мог пробормотать это в пол, как молитву, которую никто не должен слышать. “Я ... не думаю, что это была единственная причина. Он… Он никогда не затыкался о том, каким я был… как я смотрел на него сверху вниз, так что… Я не знаю”. Он пожимает плечами. “Я думаю, это было частью всего этого”. “И что учителя делали по этому поводу?” Вот оно. Изуку закрывает глаза, снова пожимает плечами. “Это ... зависело от учителя”, - отвечает он, и он знает, что Айзаве, должно быть, трудно слушать, потому что он едва говорит, он может… Он едва может выдавливать слова, потому что. Потому что это… он, вероятно, не хочет этого слышать. “В основном… они проигнорировали это. Притворились бы, что не видели этого. Он… Он собирается стать героем, вы знаете, у него идеальная причуда для этого, и они ... не хотели… они не хотели лишать его шансов. Все знали, что он будет единственным учеником из нашей школы, который попадет в UA.” И, может быть, учителя просто не хотели портить послужной список своего золотого мальчика ради какого-то тупого, лишенного причуд ребенка. Айзава резко вдыхает через нос, звук привлекает внимание Изуку, когда он открывает глаза, чтобы взглянуть на своего учителя. Это выглядит… он выглядит так, словно хочет наброситься на что-то, наброситься на кого-то и разорвать его на части. “И это… происходило во время урока”. Это не звучит как вопрос, но Изуку все равно отвечает, кивая. “Ваши учителя знали, что это происходит ... и ничего с этим не сделали?” “Я ...” он отводит взгляд, на этот раз отыскивая глазами поверхность кофейного столика, прослеживая текстуру, линии, сучки в дереве. “Я имею в виду, я был… Я был без причуд. Это ... не похоже, что у меня действительно был какой-то потенциал, не такой, как у него ”. “Это неправильно. Ты бы все еще не был в моем классе, если бы у тебя не было никакого потенциала”, - отвечает Айзава, и Изуку… он почти верит ему. “Ты бы ...” - он сглатывает, поднимает голову и оглядывается на Айзаву. “Ты бы все еще так говорил, если бы я по-прежнему был без причуд?” “Героем делает не причуда”, - отвечает Айзава, не сбиваясь с ритма. “В конце концов, причуда - это всего лишь еще одно оружие в арсенале, еще один инструмент в коробке. Тебе было бы сложнее, если бы ты был без причуд? Абсолютно, без сомнения. Я уверен, ты лучше меня знаешь, почему быть без причуд сложно в нашем обществе. Но дело не в сложности, а в драйве и решительности, а этого у вас в избытке.” Героем делает не причуда. Как долго он ждал, чтобы услышать это? Он моргает, раз, другой, новая волна слез начинает скатываться по его щекам, а грудь… Не сжимается, как когда он волнуется или пытается не заплакать. Это ... Что-то было… Такое ощущение, что там образовалась дыра, внезапное пространство, где раньше было что-то болезненное, и эта дыра затягивает его внутрь, тянет вперед, пока он не сгибается пополам, обхватив себя руками и рыдая, плечи трясутся. Даже когда он плачет, кажется, что с его груди сняли тяжесть, как будто только что вскрыли ужасный болезненный абсцесс и, наконец, наконец, инфекция может быть удалена, а рана может начать заживать. “Итак, да, Мидория”, голос Айзавы звучит близко, как будто он наклонился вперед в сочувствии или солидарности, и его голос мягкий, тихий, как будто это секрет только для него. “Я бы все равно так сказал, если бы ты все еще был без причуд”.